Loe raamatut: «Будде моих миров. Стихотворения»

© Александр Адельфинский, 2018

ISBN 978-5-4493-9868-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Посвящение

 
Пускай гадают иль осудят,
Но не отвечу, речь о ком:
Мой сборник посвящаю Будде,
И Будде Первому притом.
Когда мой мир перевернётся,
Желательно, в нескорый час,
Пусть он прочтёт – и улыбнётся
И вспомнит многое о нас.
 

С благодарностью.

Автор.

Александр Альфредович Адельфинский.

10 февраля 92 года

 
На зелёной волне покачался и сгинул во тьму,
А во тьме сигаретный рубин опаляет лицо,
А лицо и не ведает, сколько осталось ему,
И чертит сигарета в ночи огневое кольцо.
 
 
Огневое кольцо возникает и гаснет, а он,
Композитор полуночи, слышит, как, тихо дыша,
Не желая нарушить его удивительный сон,
Не прощаясь, уходит его молодая душа.
 
 
Но уходит не сразу, не вся, а вначале она
На орбите печали мерцает, земное любя,
Оторваться не в силах от этого дивного сна,
Зная мир наперёд и в миру отпевая себя.
 

Виноградник

 
Случится вечер, мы придём заране
Из дальних мест, пешком. По выясненью,
Кто пригласил кого и кто по почте
Отправил одинаковые письма,
Заметим, что не клеится беседа,
И сядем ждать какого-то начала.
Хозяин дверь закроет за собою,
И мы услышим, как он странно ходит.
Вот он затих, вот снова появился,
И он меж нас, в руках его корзина
С бутылями вина, и после первой
Он поведёт за дом, где виноградник
Под небом угорелым прорастает,
Весь сам в себя растёт, змеясь упруго,
Подрагивая пыльною листвою.
Вот птица с угловатым серым шумом
Клюёт его, клюёт его с налёта,
Клюёт его ещё, но виноградник
Выбрасывает ветвь, она змеится,
И птица на земле, лоза туда же…
Но мы уже ушли, и стало тихо.
Мы пьём в лесу, далече. Ветер, ветер.
Который час? – Светает. Будто поезд…
Нам ехать в полдень дальше по маршруту,
Как будто в полдень мы уйдём отсюда,
Как будто скоро мы куда уедем.
А было так: листва, и ночь, и ветер,
И мы уснём в ночи, и нам приснится
Звенящий путь по венам; виноградник
Растёт и ловит птиц, и мы влекомы
По венам виноградника за солнцем,
И не проснёмся…
 

«По золотым волнам сиреневое небо…»

 
По золотым волнам сиреневое небо
Безумно сплетает нити, зелёные нити,
Что медленно движут колокола.
В синих глубинах сна оранжевая лошадь
Выйдет из мглы, наполняющей шумом дождя,
Уходящего вверх надо мной.
На рассвете заметят, что место просторно,
Где плещется ветер по листьям.
Как сыскать океан,
Где славно ласкается утренний чёлн?
Алыми искрами души по штилю летают.
Где ты найдёшь изумрудного бога,
Усталого править тобой?
Кто успокоит усталого бога?
Призывно трубит глубина…
 

Эмигрантская

 
Я уеду в ночь, и оставит память
               порванные струны.
Я уеду вдаль, не остановить,
               не переиграть судьбу.
Что там было раньше? – Не заговорить
               ночью безлунной.
Улетит самолёт, а земля под ним
               останется в тишине.
Тишина, когда самолёт летит
               между облаками.
Дай ему, Господь, долететь в ночи
               до иных огней.
Приземлится он в аэропорту
               с гулом и дождями.
Влажный ветер, как сон,
               в новом краю
               меня овей…
 
 
Самолёт, лети домой,
Забери печаль с собой!
Я теперь навек остался,
Я с друзьями попрощался.
 
 
Ей не до меня, брошенной земле,
               да и новой тоже.
Грустный иммигрант, в мареве дождя
               я чего-то жду,
И земля тиха, новая земля,
               чем-то так похожа
На другие края, печален я,
               и я по ней иду.
Светлый новый дом, подготовь меня
               к новому отлёту.
Поживу, и вдруг позовёт апрель
               в предрассветный путь,
И, летя, душа примет доброту
               горнего полёта, —
Ей тогда всё равно,
               откуда лететь
               к солнечному дню.
 
 
Самолёт, лети, лети,
Мою душу отпусти.
Ты не плачь, душа, зарёю
Между небом и землёю!..
 

«Самое лучшее – видеть деревья во сне…»

 
Самое лучшее – видеть деревья во сне,
Вот и качается крона, прохладен твой сон.
Может, остался твой сон, а тебя уже нет.
Самое лучшее – видеть деревья во сне.
 
 
Ты уже небо, и слёзы твои далеки —
Вот и проносятся мимо прозрачной грядой
Облак, сияюще тихих и светло немых,
День твой проносится мимо прозрачной грядой.
 
 
Это деревья внизу под тобой, а не лес.
В тихом полёте над кронами времени нет,
В тихом полёте – молчание ясных небес.
Ты продолжаешься здесь, но потерян и след.
 
 
Что бы там ни было, помни – они тебя ждут.
Только покрепче усни – и начнётся полёт,
Путь вдоль по ветру, без цели, часов и минут,
Вдаль, и услада твоя —
           в том, что тебя, кроме ветра,
           никто не ведёт…
 

«Травы майского покоя…»

 
Травы майского покоя.
В них следы твои змеятся,
Отклоняя вправо, влево
Травы майского покоя.
 
 
Ты ушёл иной тропою,
И о ней не плачет небо
После ливня грозового.
Ты ушёл иной тропою.
 
 
Был иль не был здесь бродивший
Перед тем, как затеряться
Переходом были в небыль?
Был иль не был здесь бродивший?
 
 
В этом нет судьбы и боли,
Сожаления и гнева,
Безучастия немого —
В этом нет судьбы и боли.
 
 
В травах майского покоя
Ты ушёл иной тропою.
Был иль не был здесь бродивший?
В этом нет судьбы и боли.
 

Ветер

 
Ветер
наполняет моё сознание, только о нём
я думаю в час, когда солнце давит и жжёт.
О ветр золотой, овевающий лики богов
и якоря
тех кораблей, что их подняли, чтобы уйти.
Ветер!
 
 
Ты, синеокий и ясный, влетаешь в дома,
где темно;
ты – свидетель зари, обнимающий
дрожь маяков;
ты Землю пронзишь —
и станет ясно Земле,
что взоры звёзд сошлись
на её пути.
 
 
Ветер!
Взрывы галактик, материи пульс —
ты.
Несёшься, а время тянется,
чтоб не остаться в долгу.
Мать провожает сына
и долго потом ждёт.
Ей снится, как ветер летит
над его головой.
Ветер!
 

«а рифма умерла а снег уже не таял…»

 
а рифма умерла а снег уже не таял
таила ночь огни над полем пролетал
один другой за ним садились я не видел
аэропорт а он конечно был один
и светел кислота и холод и пространство
и светел и один и хорошо земле
земля внутри пуста и холодна поверхность
а рифма умерла а ночь таит огни
земля внутри тиха и маленькая птица
летает и молчит и сядет и глядит
а птице смерти нет летает и летает
в подземных небесах и се тогда я жив
а нынче тоже я а камень камень может
и многое хотя земля внутри тиха
благодаря и се над полем над ангаром
Таила ночь огни. Земля ещё была.
И странно, как на ней и холодно, и снежно.
Летает и молчит, а стены холодны.
 

«Может, это просто в небе снилось тебе…»

 
Может, это просто в небе снилось тебе
В час, когда в далёком доме белых ветров
Кто-то, ты не помнишь кто, тебя укрывал
По утрам светлым облаком серебра.
 
 
Музыка звучала каждым утром, и ты
С нею просыпался, но за миг до того
Все аккорды повторялись эхом одним,
И ничто не сравнить со звучаньем его.
 
 
Так, спокойно и легко, проходят года,
Оставляя в памяти божественный свет,
Что когда-то просиял на юность твою,
И летит за тобою, и плачет вослед.
 
 
Может, это просто в небе снилось тебе,
Оставляя в памяти божественный свет.
Все аккорды повторялись эхом одним,
По утрам светлым облаком серебра.
 

Осень

 
Мягко ложится город
                                 в жёлтую тишину,
Небом уходят листья
                                 в лиственную страну.
В лиственной той стране
                                       ветер сейчас,
Садится солнце,
                         в лиственной той стране
                                       вечер без нас
В тихих безлюдных снах.
                                       Ты поймёшь,
Что за дождь стремится вверх над тобой, —
Это листву зовёт лунный свет голубой.
 
 
Может быть, ты спросишь, что за
Это бредни, я не знаю,
Просто так напела осень мне.
Осень, листья выгорают,
Золотятся, улетают
В жёлтом и оранжевом огне.
 
 
Осень сквозь сердце вьётся,
Год не вернуть назад.
Что же поёт, смеётся
Радостный листопад?
Всё потому, что он
                              скоро пройдёт,
Его планета
                  в небе висит и ждёт,
Скоро ль её
                  первый коснётся лист,
                                                     а за ним —
Мильон отыгравших июнь грозовой,
Жаркий июль и август
                                   роскошно-прекрасный.
 
 
Смотришь ты печально
                                     в синеву,
                                     но, знаешь,
                                     не печалься —
Пепла в сердце нет, перегорел.
Листьям станет лучше
                                   на планете листьев,
                                   не прощайся,
Ветер вымел день и улетел.
Так печально и прозрачно
                                          улетает жизнь
                                          куда-то,
Улетает, медленно кружась.
Ты пройдёшь по кромке
                                       листопада,
                                       по огню заката,
На рассвете плача и смеясь.
 
 
Эти ноты мне навеял
                                 бриз над морем,
                                 он играет
В вихревых пространствах облаков.
Ты пройдёшь по кромке
                                      листопада,
                                      по огню заката,
По реке огня
                     Без берегов!..
 

Эжени

 
Солнце зайдёт через десять минут по моим.
Голову – вверх, посмотри, что за птицы летят
                                             к тёплым краям.
Я не знал,
                что так радостно плыть за тобой.
Кем ты была тогда?
                               Я назову тебя
                                                     Эжени.
Эжени! Два дельфина, один горизонт.
Переплывают радиоокеан
                                          умерших звёзд.
Переселение ветра —
                                   это тоже надежда.
У дальнего берега мы разлетимся навзрыд.
Эжени!
Вечная слава, спасибо богам за судьбу.
Боги, наверное, поняли нас, ведь они
                                   стали морем,
А оно
         примет всякого, кто позовёт,
Не боится и верит в него,
В море свой взгляд
                               опрокинет.
Как огонь,
                животворный и добрый огонь, —
Добрые крики восторга и курс на судьбу,
                            прямо в лоно.
Прямо в ночь
                     уплывают дельфины любви,
Оставляя созвездие Псов
                     далеко позади,
                     оставляя…
Эжени!..
 

«Голоса звучат во тьме небес…»

 
Голоса звучат во тьме небес.
Дай Бог,
             чтобы ты
                           услышал и проник,
Чтобы твой
                  ветром прошитый
                                               лес
К этим небесам
                         приник.
 
 
Будет всё – волненье и покой,
Краткий мир и долгая борьба.
Не жалей в ночи, что ты такой,
Какова твоя судьба.
 
 
Может ли? – я тебя с тобой примирю
Лишь на миг, только ты не горюй.
Нам ведь прожить, вероятно, много лет.
Надо много бед, чтобы излучать свет.
 
 
О мой друг, я вижу, ты устал,
И я, значит, нам с тобою в мир идти.
Ты опять во сне поймёшь Христа
И пройдёшь его пути.
 
 
А когда с тобой Он станет говорить
О тебе святые звёздные слова,
Улыбнёшься ты: «Не может быть
Эта
     синева!..»
 
 
Может ли? – я
                       тебя с тобой
                                           примирю…
 

Жёлтый сигнал

 
Чисто – это без имени, только она —
Мяч упругий зелёного эха из рук.
Окна, синея чёрным, касались дна,
Им разлетались стёкла, ломая звук.
 
 
Двор, и квадратный, и серый, пустой проём,
Слепые окна этажных сырых квартир.
Ходим по гулкой клетке и окна бьём.
В Господе переселенье в нижний мир.
 
 
В двадцать один-пятнадцать свет потускнел.
Где-то считало радио от двухсот.
Я оглядел здание, там звенел
Воздух, касаясь пыли остылых сот.
 
 
Двое сидели вне, а после ушли,
Двое сидели обнявшись, а как ещё,
Они и я увидели – центр земли
Становится ал на нечет, багров на чёт.
 
 
Горела внизу трава, я улетал,
Низко над ней паря и вдыхая дым.
Слева дрожал на чёрном жёлтый сигнал,
Дым ел глаза и делал его двойным.
 
 
Вот уже веет водой, и это река.
Бетонная площадь берега освещена.
Стоят автобусы немо, бока в бока.
Бог мой, эта осень тягостна и длинна.
 
 
Я вхожу на контроль в сияющий грот,
Там, в глубине, врата и дорога вниз,
Мы последние, скоро закроют вход,
За нами сойдутся стены, падёт карниз.
 
 
Бог мой, твои ночи ветрены и длинны!..
 

В это время железный динамик оглушительно резко щёлкнул и объявил. Небо стремительно светлело и часто-часто пульсировало.

«Может быть, на исходе ночи…»

 
Может быть, на исходе ночи,
В час, когда длится на небе усталом
                                                          тишина,
Может быть, на исходе ночи
Захочешь вернуться, но это скольженье —
Уже не касаясь поверхности моря,
Уже на отлёте.
Становится меньше
                               земля подо мной.
 

«Электричка, кукушка, гризетка…»

 
Электричка, кукушка, гризетка,
Продымлённая дымом окраин,
Наконец в темноту уезжает,
Электричка, кукушка, гризетка.
А вокруг беспощадное поле
Недреманной померкнувшей тверди
Ожидает крушенья и смерти,
И молчит беспощадное поле.
Стенки тонкие, плоть ненадёжна,
Полотно – колея водяная.
У кукушки судьба ледяная,
Окна чёрные, плоть ненадёжна.
 
 
В поле гадина ходит, и свищет,
И щекочет своей темнотою,
Нехорошей дрянной темнотою —
Это гадина ходит и свищет.
Электричка во мраке заметна
И мерцает в ружейном прицеле —
Это гадина метит без цели,
Ведь электричка во мраке заметна.
Эту тягу и место для пули
Объясняют и цифры билета,
И давленье вагонного света.
Это время и место для пули.
 
 
И воет, воет электричка железная,
Про остановки на пути забывая.
Она усталая, ночная, живая,
Она холодная, чужая, железная!
Электричка, кукушка, гризетка,
Продымлённая дымом окраин,
Полуночную жуть пробегает,
Электричка, кукушка, гризетка.
И костры разложили и греются
В ожидании верной делёжки
Дети голубя, волка и кошки,
Они и ждут, и грядут, и надеются!..
 

«Я до слёз полюбил тебя, знаешь? И, может быть…»

 
Я до слёз полюбил тебя, знаешь? И, может быть,
                                             скоро,
Как покину и сгину, оставив притихшую
                                             землю, —
Посмотри, это палые листья в полёте
                                             кружатся,
Это я посетил тебя после нелепой
                                             разлуки.
 
 
Я искал тебя долго с наивною жаждой
                                            вернуться,
Я искал тебя долго по карте земной
                                            и небесной,
Отказавшись от жизни, что ангелы мне
                                            обещали,
Жизни новой, вдали от тебя, на далёкой
                                            планете.
 
 
Ты глядишь сквозь меня, ты проходишь,
                                            того и не зная, —
Это я, а не ветер, тебя овеваю
                                            прохладой.
Это я, а не солнечный луч, по утрам
                                            согреваю.
Это я, а не сон, отираю слезу твою
                                            нежно.
 
 
Ты не плачь, не горюй, будет сон твой
                                            прозрачен и тонок.
Позабыть – не предать, я хочу тебе только
                                            благого.
Ты не верь в эти бредни, что я говорю тебе
                                            ночью.
Это фазы луны, и усталость, и память,
                                            не больше.
 
 
Знаешь, я полюбил тебя так, что, похоже,
                                            останусь
На земле, где мы вместе когда-то бродили
                                            живыми —
Я и ты. Это палые листья парят,
                                            не касаясь,
Это капли дождя, а не слёзы,
                                            небесные слёзы.
 

Пепел

Растаешь, как снег на ветвях.

Небо войдёт в тебя.

Молчание и синева.

 
Пепел от снега почти неотличим этой весной.
Я иду аллеей, плывущей никуда.
Этот сон, листьев звон медью стен,
Я совершенно спокоен.
Новый день, светотень, полубред,
Но боли нет.
Я – король, я жду прилива
У моря, над ним звезда была.
Море выпьет всю обиду,
И не разлетится мир.
Море выпьет всю обиду,
И не разлетится
В гомоне галактик
Грешный и наивный мир.
 
 
Это как радиомаяки —
Тот, который рядом, и тот, который там.
В море падает дождь или снег,
И тени нет.
Снег ночной над гулким морем.
Ты вспомнишь, как в жизни до тебя
Ты вдыхал чужие звёзды —
И не повторится миг.
Ты ловил на небе звёзды.
В море отразились
Небеса ночные,
А тебе и что с того.
 
 
Поймаешь себя на мелодии,
В разных воплощеньях, что он напел тебе.
Что с того, что войдёшь или нет
Ты в новый снег.
Или кто-нибудь, такой похожий,
Но только уже совсем не ты,
Пеплом белым растворится:
Мелодия продлится,
И прилив начнётся,
Только не вернёшься ты.
И не разлетится
В гомоне галактик
Грешный и наивный мир.
 
 
Может быть, в этот миг
Эхо, оставив берег реки,
Летит над водой в тишине.
 

«В пять утра, когда наша казарма спала…»

 
В пять утра, когда наша казарма спала,
Полоумный дневальный пошёл покурить в туалет.
Он увидел сквозь марево льда и стекла —
Почему-то светает, и вида привычного нет.
Он окно продышал и увидел тогда:
Территория части исчезла, и нету следа,
Только лёд метров двести, а дальше вода
Океана, а дальше восходит седая звезда.
Не Солнце, а звезда!
Звезда.
 
 
Спи, тебе во сне темно.
Спи, пускай в твоё окно
Светит солнце неземное,
Воду леденит оно.
Скоро всё приметишь сам,
Дашь названье небесам,
Только им не надо этого,
А это нужно только нам.
 
 
Дома – нет, океаны порожних миров
Ненамеренно нам выделяют чужие места.
Там чужие восходы, там роза ветров,
А она, как земная, печальна, свежа и чиста.
Вот казарма земных иль небесных солдат,
В неприкаянном сне незаметно уходит стройбат
В Альтаир.
И сияет планета, несущая нас
На воде в этот ранний, освеченный холодом, час.
 
 
Спи, тебе во сне темно.
Спи, пускай в твоё окно
Светит солнце неземное,
Воду леденит оно.
Спи, пока твой Бог не спит,
Ты летишь, и Он летит,
Отставая в небе дивном
От замедленных орбит.
На Земле проснётся мать,
Станет с неба сына ждать.
Не волнуйся, мы сегодня
Вышли Бога провожать.
 

«Беспамятство спасительно и явно…»

 
Беспамятство спасительно и явно,
Как яблоко в немых метаньях света.
Оно роняет в воду, и стрекозы
Слетаются и крестят торопливо
Плывущего цикадным белым звоном,
Скользящего меж почвой и корнями,
Весенним ветром сорванного с кроны,
Забытого легко, и слава Богу.
Хоть мир манит, но небо побеждает
Пространной синевой и постоянством,
Там ветер, трепет крыл и птичий гомон,
Слепящая механика полёта.
И длится полдень. Знаешь, я смертельно
Устал от утомительной привычки
К усталости. Неволя ледяная
Иль миру не известная свобода
Прейдут, сольются, истончатся, канут,
Останется пейзаж, пребудет воздух.
А мне так жаль живых и уходящих
Тогда, сейчас, и завтра, и вовеки.
Мне жаль тебя, рисующего воду,
Дорогу по водам и путь на небо.
 

«В мире бесконечно открытых пространств…»

 
В мире бесконечно открытых пространств
И столь же закрытых душ
Я не ропщу, но печален.
 
 
Небо, где незримо ты отражён,
Рябит, и двоишься ты
Меж ним и землёй.
 
 
Было: мы читали с тобой слова
Забытых розовых звёзд,
Расположенных по-другому.
 
 
Помнишь? Шелестела иная листва,
Собиралась гроза, а зной
Сгущался в пыли дорог.
 
 
Помнишь? Задрожала земная твердь,
И над городом вдруг поднялись,
Заметались кругами птицы.
 
 
Воды. Волны пахли озоном, травой
И чернели день ото дня.
Берега становились меньше.
 
 
Камни. Поутру находили мы
Валуны из глубин морских,
Принесённые штормом к рассвету.
 
 
Вечер. Отступило море, штормя,
Собирали в корзины дети
Гадов морских на ветру.
 
 
Ночью. Тишина разбудила город.
Замолчали цикады, больше
Мы не слышали их никогда.
 
 
Помнишь? Разошлись облака, а там,
В синеве и сиянии дня,
Нависала планета чужая.
 
 
В мире бесконечно открытых пространств
И столь же закрытых душ
Замирали наши сердца.
 
 
Помнишь? Вот тогда-то поняли мы
Одиночество наше сполна,
Незаслуженность боли.
 
 
После наступила, как ночь, немота,
И привычная наша жизнь
Отчуждалась от нас.
 
 
Видишь? Мир спокоен, и льётся дождь,
Как тогда, но тогда он шёл
С вулканическим пеплом.
 

Трёхстишия

 
***
Тихо беседуют
Старый дом и тёмная ночь.
Тёмная ночь!
 
 
***
Это птицы меня разбудили
Сквозь приоткрытую дверь.
Какое студёное утро!
 
 
***
Неужели опять
Вполоборота лицо?
Предутренний сон…
 
 
***
Откуда оно,
Это видение моря
Белым осенним днём?
 
 
***
Тоска, – безмолвно промолвишь,
Забыв, как цвели деревья
Твоей отлетевшей весной.
 
 
***
Здесь, далеко от дома,
Навевает печаль
Сон о завтрашнем дне.
 
 
***
Снова тревожит птиц
Алый закатный ветер
Жизни, скользящей влёт.
 
 
***
Звуки дрожащей ночи.
Ведал ли ты о том,
Что станешь таким, как сейчас?
 
 
***
Молод, но стар. Когда же
Вспомню, куда впадают
Улица и трамвай?
 
 
***
Ждали целую зиму,
Когда же прольётся дождь
В самом зените печали.
 
 
***
Растаешь, как снег на ветвях.
Небо войдёт в тебя.
Молчание и синева.
 
 
***
Может быть, в этот миг
Эхо, покинув берег реки,
Летит над водой в тишине.
 
 
***
Полдень и снег. Звезда
Падает из облаков.
Как далеко!
 
 
***
Пусть успокоит тебя
Немое паденье дождя
Утром в тяжёлый снег.
 
 
***
Я всё ещё здесь, – но небо,
И облако в пустоте,
И птицы летают…
 
 
***
Старый ствол айвы
Под жёлтым осенним солнцем.
Скоро пойдут дожди.
 
 
***
Гулкий осенний вечер
Застал меня в поле. Бездна
Криком уток отозвалась.
 
 
***
С моря на город, клубясь,
Мчится туман ледяной.
Холод моей свободы.
 
 
***
Сюда, в долину меж гор,
Тёплый ветер несёт
Бури южных морей.
 
 
***
Во тьме светлячок.
Близко ли, далеко, —
Где он блеснёт сейчас?
 
 
***
Как хорошо остаются
Летние травы – и травы
В миг и после ухода…
 
 
***
…И ушла.
Листьев тени
Мечутся на ветру.
 
 
***
Всё уже сказано мной,
Но продолжается утро
Гулом дневных светил.
 
 
***
Зимний день ледяной.
Где и когда повторится
Птичий морозный гомон?
 
 
***
В море седой травы
Выпит росой
Потерянный гром.