Loe raamatut: «Врата скорби. Идем на Восток»

© А. Афанасьев, 2019.

***

 
Уж сотый день врезаются гранаты
В Малахов окровавленный курган,
И рыжие британские солдаты
Идут на штурм под хриплый барабан.
 
 
А крепость Петропавловск-на-Камчатке
Погружена в привычный мирный сон.
Хромой поручик, натянув перчатки,
С утра обходит местный гарнизон.
 
 
Седой солдат, откозыряв неловко,
Трет рукавом ленивые глаза,
И возле пушек бродит на веревке
Худая гарнизонная коза.
 
 
Ни писем, ни вестей. Как ни проси их,
Они забыли там, за семь морей,
Что здесь, на самом кончике России,
Живет поручик с ротой егерей…
 
 
Поручик, долго щурясь против света,
Смотрел на юг, на море, где вдали —
Неужто нынче будет эстафета? —
Маячили в тумане корабли.
 
 
Он взял трубу. По зыби, то зеленой,
То белой от волнения, сюда,
Построившись кильватерной колонной,
Шли к берегу британские суда.
 
 
Зачем пришли они из Альбиона?
Что нужно им? Донесся дальний гром,
И волны у подножья бастиона
Вскипели, обожженные ядром.
 
 
Полдня они палили наудачу,
Грозя весь город обратить в костер.
Держа в кармане требованье сдачи,
На бастион взошел парламентер.
 
 
Поручик, в хромоте своей увидя
Опасность для достоинства страны,
Надменно принимал британца, сидя
На лавочке у крепостной стены.
 
 
Что защищать? Заржавленные пушки,
Две улицы то в лужах, то в пыли,
Косые гарнизонные избушки,
Клочок не нужной никому земли?
 
 
Но все-таки ведь что-то есть такое,
Что жаль отдать британцу с корабля?
Он горсточку земли растер рукою:
Забытая, а все-таки земля.
 
 
Дырявые, обветренные флаги
Над крышами шумят среди ветвей…
"Нет, я не подпишу твоей бумаги,
Так и скажи Виктории своей!"
 

Константин Симонов

1939

Серия романов Врата скорби

Бремя Империи – 7 Часть 2

Ретроспектива. Федерация южноаравийских княжеств (территория современного Йемена)
Княжество Бейхан. Лето 1943 года

Патруль 22САС – перешел границу в горах Радфана, между Оманом и Южноаравийской федерацией ночью, в районе не отмеченного ни на каких картах, и не имеющего никакого имени вади – сухого русла реки, которое наполняется водой только в сезон дождей, когда распоротые острыми зубьями гор облака – низвергают на этот каменистый край набранную в океане влагу, и на короткие два – три месяца здесь можно не только выживать, но и жить. Вода – приносит долгожданный урожай неприхотливым жителям этого края – но она же приносит и страдания. Когда ревущий мутный поток воды, силы такой, что ворочает камни – рвется в долину, он сметает все на своем пути, будь то неосторожный и не знающий здешних мест путник, или целое селение. И люди, в страхе перед величием Аллаха и гневом его – падают ниц, воздевая руки к небу и прося милости.

Солдаты 22САС – тоже пали ниц, но по другой причине. Им показалось, что где-то впереди есть охотник – и им пришлось пролежать больше часа на сухих и колких камнях, пока Джеки, бывший браконьер с валлийской марки – не убедился, что впереди все чисто.

Их было четверо – раз и навсегда утвержденный состав патруля, изменений тут не бывает. Все они относились к сабельному эскадрону G, состоящему из шестидесяти человек, искушенных в альпинизме и чувствующих себя в горах как дома. Трое из четверых – были уроженцами не Империи, а ее доминионов, но это никак не мешало ни их службе, ни их дружбе. В отличие от обычных полков британской армии – двадцать второй полк особого назначения постоянно был задействован в легальных и нелегальных операциях. А как говорили в полку – когда по тебе бьет пулемет, нет никакой разницы, какого цвета будет задница у человека, пришедшего тебе на помощь – ты с радостью ее поцелуешь.

Итак, в патруле, как и положено – был разведчик, он был вооружен кинжалом системы Сакса-Ферберна, девятимиллиметровым бесшумным пистолетом Велрод под германский патрон Парабеллум и такого же калибра автоматом СТЭН. Последний – был разработан в самом начале сороковых по спецзаданию военного министерства, которое на тот момент предполагало, что вторая мировая война начнется в течение ближайшего года. Напряжение тогда было так велико, что двадцать второго июня сорок первого года был дан условный сигнал Тайфун: война неизбежна и начнется в течение следующих двадцати четырех часов. Однако, война так и не началась, а военные – вдруг обнаружили, что примитивный, состоящий их одних только железяк СТЭН¹ по своих характеристикам даже лучше, чем БСА, отличавшийся шикарным деревянным ложем. Так – британская армия получила вполне конкурентоспособный пистолет-пулемет, отличающийся вполне сносными характеристиками при низко цене и трудоемкости изготовления. Почти сразу же после этого – британские инженеры разработали и его бесшумную модификацию, основываясь на североамериканском бесшумном варианте Томпсона. Автомат получил название «СТЭН – конструкция Пэчетт» и стал одним из краеугольных камней, на которых закладывался фундамент действительно эффективных специальных подразделений. Ведь без бесшумного оружия спецподразделение – не более чем отлично подготовленная пехота. Кроме этого – Джеки нес подзорную трубу Дрейка и второй малый полевой комплект санитара. В отличие от обычных пехотных подразделений – патруль САС всегда нес не один санитарный комплект – а два, что было вполне понятно и оправдано, учитывая специфику их действий.

Вторым – шел, осторожно пробуя каждый камень, перед тем как на него встать пулеметчик патруля по имени Роберт. Этот парень – родился и вырос не в самой метрополии, и даже не в доминионе, а в месте под названием Родезия. Как известно – это было единственное государство в мире, которое было основано как частная коммерческая компания человеком по имени Сесил Дж. Родс, магнатом, горнодобытчиком и человеком, свято верящим в британскую имперскую мощь. Когда в начале двадцать второго года имперская мощь Британии пошатнулась под ударами Рейха и Российской Империи – на юге Африканского континента генерал Хайнц Герцог поднял вооруженный мятеж. Сигналом к вооруженному мятежу послужил разожженный на Столовой горе над Кейптауном огромный костер, а поводом – принесенная торговым кораблем Сахара весть о том, что экспедиционная армия Китченера – разбита в сражении под Багдадом, а ее главнокомандующий, барон Китченер Хартумский – убит. Восставшие буры – моментально припомнили англичанам всю жестокость англо-бурской войны, начав их уничтожать с чисто европейской методичностью и африканской жестокостью. Германская армия уже переправилась на континент, севернее – творил чудеса полковник Фон Леттов-Форбек, впервые собрав черную армию под командованием белых офицеров. Так начинался исход – британцы были изгнаны из Южной Африки навсегда и поселились севернее, в Родезии. Родезии – удалось избежать германской колонизации только потому, что юридически она никогда не входила в состав Британской Империи а была частной собственностью – и поэтому не могла считаться призом или военным трофеем. Немцы, скрипя зубами согласились – и так на карте африканского континента появилось еще одно государство, убежище британцев, не входящее в Империю, но тем не менее населенное людьми, которые любили и помнили ее. Понимая, что страна со всех сторон окружена недружелюбными государствами, и не получит помощи в случае германского или бурского нападения – родезийцы добились немалого в цивилизовании и привлечении на свою сторону чернокожих, в силах самообороны Родезии даже служили чернокожие офицеры. Опыт фон Леттов-Форбека не был забыт – он был применен врагами, в то время как сами германцы и буры проводили на своей части африканского континента чисто тевтонскую, жестокую и беспощадную политику колонизации, отчего немало чернокожих бежали в ту же Родезию… Роберт родился на ферме близ Хараре. Ему было не привыкать выдерживать долгие переходы по местности, где не найдешь и капли воды, он привык спать на земле как собака, определять стороны света и время по солнцу, читать следы животных и иметь дело с непокорными, часто опасными племенами. Сильный и выносливый, Роберт нес богемский пулемет ZB26, континентальный аналог британского БРЭН² переделанным под тевтонскую пулеметную ленту. Если начнутся большие неприятности – он должен был, по обстоятельствам, либо поддержать пулеметным огнем Джеки и пробить коридор, либо прикрывать отход остальных, пока это возможно. И дать выйти на позицию снайперу.

Снайпер патруля шел третьим. Его звали Спайк, и он был британцем, тоже почти не видевшим и не знавшим Британии. Спайк родился в семье капитана тридцать девятого полка Гарвальских стрелков, относившегося к Бенгальской Индийской армии. Гарвалы – были небольшим народом, жившим в труднодоступных местах на восточной границе Индостанского субконтинента, как и положено – мужчины служили в армии. Все гарвалы – были великолепными охотниками и стрелками, они с одинаковым фатализмом относились к перспективе как потерять свою жизнь, так и чужую. Вооружены там были все, потому что опасность подстерегала на каждом шагу – от ядовитой змеи до тигра – людоеда, который мог украсть ребенка даже со двора. Спайк – с пяти лет носил оружие, с детства играл с местной ребятней, совершал вылазки в смертельно опасные джунгли – за что получал потом солидную трепку от родителей. Так получалось что, несмотря на официально декларируемый «британский радж» – особой дистанции между пацанами не было, и каждый учил других тому, что знал сам. Таким он и явился на рекрутерский пункт – восемнадцатилетний опытный следопыт – убийца, способный укрыться и выжить в джунглях, в покрытых лесом горах, ювелирным выстрелом уложить тигра из пехотной винтовки, знающий четыре местных диалекта, которые мало кто мог понимать. Из Бенгалии же – у Спайка осталась привычка к чрезвычайно мощному личному оружию – он носил не револьвер, а двуствольную нарезную переломку – хаудах³, которую заряжал тем же патроном, что и его снайперскую винтовку. Двадцать патронов – он нес на поясном кожаном ремне, и еще шестьдесят – в рюкзаке за спиной. В качестве запасного оружия у него так же был гуркхский кукри – которым он орудовал с поразительной ловкостью.

Винтовка у Спайка была необычная. В 22САС – британское оружие использовалось ограниченно, а снайперы и вовсе подбирали себе оружие индивидуально, патроны под него готовили в полковых мастерских на основе североамериканских матриц и станков для переснаряжения патронов. Снайперы, хоть организационно и входили в состав эскадронов – но тренировались все вместе и отдельно от остальных – их работа принципиально отличается от работы простого пехотинца на поле боя. Снайперы САС – испытали многие патроны, ища оптимальную, а возможно еще и лучшую замену британской снайперской винтовке сорок второго номера и ее патрону – тяжелому пулеметному. Выбирая между стандартным германским пулеметным патроном 7,92 Mauser и применяемым в итальянских станковых пулеметах 8*59 Breda – Сайк остановился, в конце концов, на третьем патроне. Это был малоизвестный 8 Brenneke, представлявший собой германский патрон для дальних охот. Восьмимиллиметровую пулю, типичный калибр для станковых пулеметов того времени – германский изобретатель Вильгельм Бреннеке поместил в переобжатую гильзу штуцерного патрона 9*62 brenneke. Получившийся патрон не был принят на армейское вооружение, он выпускался коммерческими фирмами, что повышало его качество. И если выбирать между 8 Danish Krag, 8 Breda⁴ и этим патроном – то лучшим был этот, он позволял, с соответствующего качества винтовкой – уверенно стрелять на сакральную дистанцию в одну тысячу ярдов – дистанцию, к которой строевые армейские снайперы только примеривались.

Винтовка у Спайка была заказная. Обычная для наемников, солдат удачи и солдат небольших армий винтовка из Угерского Брода в Богемии, ручной работы, с тяжелым, холодной ковки стволом и полуспортивным ложем, она весила семнадцать британских фунтов в снаряженном состоянии цейссовским десятикратным прицелом. Но Спайк, привыкший продираться через джунгли с тяжелым кукри в одной руке и штуцером в другой – носил ее как перышко, не позволяя никому постороннему к ней прикасаться, даже в базовом лагере. На переходе – он постоянно держал в руках хаудах и настороженно осматривался по сторонам. Еще одним его «бзиком» было то, что он постоянно носил кожаную куртку толстой буйволовой кожи с наполовину обрезанными рукавами. Тоже индийская привычка – спасет и от змеи, и хоть немного ослабит хватку тигра, который способен разорвать человека пополам.

Четвертым – шел парень, которого называли Чен. Он был британцем и у него было другое имя – но все звали его Чен, потому что он родился в далеком Гонконге в семье офицера британской королевской полиции Гонконга – была, кстати и китайская королевская полиция Гонконга. Гонконг – совсем не то место, где белый чувствует себя в безопасности, тем более сын полицейского. В некоторых местах нож в бок можно было получить даже без предварительного выяснения отношений – поэтому Чен обладал поразительным чутьем на разные неприятности. В полк – его и еще нескольких парней из британской общины Гонконга привел капитан полиции Уильям Эверт Ферберн⁵, тренировавший САС и первым в мире – профессионально изучивший и описавший тактику уличных боев. Чен – должен был «прикрывать на шесть», он нес русский пистолет-пулемет Дегтярева с барабанными магазинами, еще один Велрод, только под патрон 320 Браунинг и кинжал Ферберна-Сайкса. Обычно он нес рацию армейского образца – но в этом задании рацию они с собой не взяли. Смысла в ней не было, сообщать они никому ничего не собирались, и на чью помощь в случае неприятностей – не рассчитывали. Как и обычно – они были один за всех и против всего мира.

Обычно – бойцы САС перемещались только по ночам, а днем отсиживались в укрытиях, которые они называли «нора» или «гнездо» – но тут, с наступлением рассвета они не остановились. Они выбились из графика, им надо было выйти на исходную точку вовремя, даже если придется идти весь день. Информация была верной, получена от местного информатора, мотивацию которой британский агент хорошо понимал: личная ненависть и корысть. Но если выстрел не прозвучит – тогда информатор решит, что его обманули, и, скорее всего, откажется сотрудничать дальше, а то и убьет куратора. Такие случаи тоже бывали.

Идти было трудно. Местность – напоминала расческу: горные хребты, перемежающиеся ущельями, террасы, наполненные землей, на которых трудились местные феллахи. Можно было сорваться, можно было потревожить осыпь, могла укусить змея, большинство которых здесь были смертельно ядовиты. Цивилизация сюда – придет нескоро, если когда-нибудь вообще придет. Они шли молча. Местные феллахи если и видели незнакомцев – то покорно склонялись дальше к земле. Никаких патрулей тут не было, по крайней мере, они на них не натыкались. Воинское искусство местных было весьма примитивным. Местные признавали набег, налет, штурм, они могли виртуозно ограбить караван и тут же рассыпаться на мелкие группы, уйти в разных направлениях с награбленным. Но они не понимали необходимости постоянного наблюдения за местностью, патрулирования, выставления постоянных постов. Посты если и были то церемониальные – идиоты с саблями…

И вот, перевалив за один хребет – они увидели цель. Снятую фотографической камерой с дальнего морского разведчика, она представляла собой великолепный по местным меркам дворец, искусно построенный на самой вершине горы, к которой нельзя было никак подобраться. Постройка была такова, что стены, казалось – вырастают прямо из неприютных, местных скал. К строению – шла узкая (едва пройдет машина) дорога, перекрыть которую проще простого. Если у атакующих нет авиационной поддержки, а у обороняющихся есть пулеметы – то оборонять эту крепость можно пока не кончатся еда или патроны. По местным меркам – неприступная крепость.

Бойцы САС залегли. Спайк – убрал хаудах и начал распаковывать винтовку. Джеки – прицепился альпинистской веревкой и начал спускаться вниз. Можно было спуститься и без нее – но САСовцы без потребности старались не рисковать. Просто все они видели, что бывает с проигравшими.

Место для лежки – Джеки нашел пятьюдесятью футами ниже. Обычный для скальной гряды балкончик, на котором едва хватает места двоим. Но зато там был валун, фута в три – который их прикроет, если дело пойдет совсем хреново. Джеки издал крик какой-то птицы – и по веревке – начал спускаться же сам снайпер. Двое остались наверху, они вытащат и прикроют, когда все начнется…

Оказавшись на балкончике – снайпер снял свою куртку. Скатал ее в тугой сверток, связал пригодившимся поясным ремнем – и подложил под ложе винтовки. Затем – начал собирать карманный измеритель силы ветра – а Джеки разложил подзорную трубу и уставился на крепость. Для точного определения расстояния – лучше всего было использовать «портативный» дальномер Барра-Страуда, который входил в принадлежность расчета станкового пулемета – но он весил двенадцать фунтов и тащить его на себе через горы – было делом для четверых непосильным. Так что расстояние Джеки, штатный наводчик Спайка, определил посредством треугольника с делениями, нанесенными на линзу подзорной трубы. Угольник был рассчитан ровно на шесть футов, рост взрослого европейского солдата. Но здесь надо было брать поправку, пять с половиной, если не меньше.

Тем временем снайпер – с помощью карманного метеорологического анемометра – замерил силу ветра. Ущелье – место для стрельбы крайне коварное, оно как аэродинамическая труба, порывы могут быть сильными и неожиданными, а хуже того – разными по силе по центру ущелья и у склонов. Но стрелять, не зная ветра, было еще хуже.

– Семьсот пятьдесят… – пробормотал Джеки.

– Ты уверен?

– Плюс – минус тридцать.

Немало.

Снайпер, воспользовавшись карманным морским барометром, замерил давление. О высоте над уровнем море – а она тоже влияет на точность выстрела – они знали заранее. Снайперская школа САС – рождалась на стрельбище в Бизли и в унылых шотландских горах, снайперы много общались с профессиональными спортсменами и перенимали многие приемы, навыки и оборудование у них. Свою роль играло и то, что полковником был шотландец, шотландский гайлендер, сам в роду имевший браконьеров и мятежников. Во всей метрополии – искусство точной стрельбы на дальние расстояния было развито лишь в Шотландии и считалось уделом браконьеров. В самой Англии – так не стреляли, она была просто слишком плотно заселена, вот почему оружием джентльмена считалось гладкоствольное ружье, а на кабанов охотились даже с револьвером. Снайперское искусство – пришло в Европу из САСШ, где оно сильно развилось во время покорения Дикого запада и истребления бизонов, военные впервые столкнулись с ним во времена Англо-бурской войны. Как всегда – англичане переняли новинку последними – методы примененные бурами считались «бесчестными» и недостойными армии. Что ж, в начале двадцатых – Великобританию разгромили и честно и бесчестно – но разгромили. А некоторые аристократы – стрелки, и шотландцы, подобные Дэвиду Стерлингу – развивали снайпинг в метрополии на голом энтузиазме⁶.

И потому – в процессе обучении и подготовки снайпер выпускал из своего оружия две – три тысячи пуль в самых разных условиях, обязательно записывая результаты в блокнот. Потом они обобщались и выводились исходные данные конкретно для этой винтовки. Поправки при стрельбе на разные расстояния, поправки при ветре, поправки на атмосферное давление, на высоту над уровнем моря, на перепал высот между положением стрелка и положением цели. Даже эффект Магнуса – эффект смещения средней точки попадания пули под действием вращения земли, который до этого вообще не учитывался при стрельбе из винтовки. Тогда – снайпинг еще не был развит, военное министерство требовало оружие, способное накрывать огнем как можно большие площади, а не производить один – единственный точный выстрел в цель. И лишь энтузиасты – североамериканские морские пехотинцы и гражданские стрелки, группирующиеся около фирмы Винчестер с ее замечательными винтовками с «бычьими» стволами. Русские казаки – пластуны с винтовками Мосина – Нагана, федоровками и более современными переделанными под точную стрельбу ПТР Дегтярева образца 1941 года со смещенным импульсом отдачи. Энтузиасты британской индийской армии, перенимающие опыт пуштунских стрелков – охотников, экспериментирующие с новыми патронами и переделанными под точную стрельбу штуцерами. Бывшие шотландские браконьеры. Германские переселенцы в Африке, отряды Опладена. Французские иностранные легионеры, собирающие под свои знамена мерзавцев со всего мира отдавая предпочтение тем, кто умеет точно стрелять и не ценит ни свою жизнь, ни чужую. Итальянские горные стрелки – берсальери. Богемские охотники на крупного зверя в Африке, заказывающие фирме из Угерского брода все новые и новые винтовки. Карпатские и альпийские горные стрелки. Наемники. Все они тратили деньги, и свои и казенные, переснаряжали патроны, испытывали все новые и новые – от станковых пулеметов, от штуцеров для охоты на крупного зверя, от противотанковых ружей, которыми нельзя теперь было подбить ни один танк. Все они – экспериментировали, по возможности делились результатами, издавали собственные печатные издания, подобные североамериканскому Accuracy shooting, обращались в военные министерства, показывали, доказывали, разъясняли. Оставались непонятными. Тогда еще они были париями, войны не начинались и не заканчивались одним – единственным точным выстрелом. Это придет позднее.

– Справа башня. Ориентир Башня. Один часовой.

– Есть.

– Галерея. Крытая, примерно сто футов. Часовых нет.

– Есть.

– Слева башня. Три противника, пулеметный расчет. Пулемет типа Виккерс⁷.

– Подробнее.

– Трое, в местной военной форме. На одном противосолнечные очки. Наблюдение не ведут. Пулемет в безопасном положении.

– Винтовки?

– Не наблюдаю.

Пулемет – это все же проблема, особенно станковый. Им придется взбираться наверх, с той позиции они – как на ладони, мать их. А этот пулемет – если уроды догадались, что его нужно время от времени чистить и смазывать – опасная штука, тарахтит и тарахтит. И какая-нибудь пуля может и в цель попасть.

– Наведи.

– Внимание на галерею. Работа – по появлении целей.

– Понял…

Снайпер двинул затвор вперед, запирая его – и замер в готовности.

А примерно в это же самое время, когда дальний разведывательный патруль 22САС вышел на позицию – только что вернувшийся из Санкт-Петербурга князь Самед собрал мудрецов – Рашидов, чтобы объявить им свою княжескую волю.

Нет, не проходите мимо, ибо это важнее, чем вы думаете. Казалось бы ничего необычного – глава вассального государства съездил в столицу, чтобы лично увидеть сюзерена и принести ему положенные знаки внимания и уважения. Но это нормально сейчас, когда от Адена до Санкт-Петербурга – несколько часов лета на комфортабельном авиалайнере. Тогда – само это путешествие было безумием намного более тяжким делом, чем хадж в Мекку, которая, кстати, была совсем рядом, но по пути в Мекку паломников грабили.

Первым делом надо понять всю сложность этого маршрута. Князь Самед первым делом был вынужден добираться до Адена – а сделать это не так то просто, ибо княжество его – самое далекое от Адена, федеральной столицы, и дорога до Адена – отнюдь не проста и не безопасна. Муртазаки – только и ждали путешественников на таких вот горных дорогах, а пропустить княжеский караван, в котором наверняка немало золота и в обозе и на руках – они не могли. Пришлось идти на хитрость – князь отправился один, всего с двумя спутниками и под видом не слишком богатого торговца скотом, гонящего стадо на базар, на продажу. Если бы кто-то увидел его в таком виде – это могло навсегда подорвать его намус – авторитет, и стать прологом к мятежу племен или к дворцовому перевороту. Князь должен быть князем во всем, в каждом своем проявлении, иначе он не князь.

Добравшись до Адена, князю Самеду пришлось сесть на самолет. Это для нас сейчас – сесть на самолет не означает ничего особенного. Даже безденежный студиозус – иногда может себе позволить билет – перед самым вылетом нераспроданные продаются за половину и даже за треть цены. А князь Савмед родился и вырос там, где диковиной была машина, а основным средством передвижения был осел, паланкин, который несли рабы, да собственные ноги. Для воспитанного в традиционализме и страхе перед Аллахом мужчины средних лет сесть на самолет – означало переступить через себя, через все свои представления о мире, о допустимом и недопустимом. В качестве аргументов – радикальные муллы нередко говорили, что тот, кто летает по небу – бросает вызов самому Аллаху и для мусульманина сесть в самолет – означает бросить вызов Аллаху. Но князь Самед все-таки сел в самолет – большой, четырехдвигательный Сикорский – и с ужасом, закрыв глаза, ждал конца полета.

Затем – ему пришлось пережить две пересадки – в Неджде и в Багдаде. В Неджде – местный правитель относился к нему вовсе даже недружелюбно, равно как и ко многим другим – он втайне мечтал собрать все земли Аравии в одно государство, и князь Самед, как человек авторитетный – был одной из помех на пути. А помехи здесь устраняли при первой возможности, любым способом и любой ценой – и если для этого потребуется, скажем, сбить самолет – то никого и ничего не остановит.

Наконец – он прибыл на землю Империи – его самолет приземлился в Севастополе и там, прямо на поле – его ожидал кортеж машин из гаража ЕИВ. Длинные белые Руссо-Балты, которые могут разгоняться до ста пятидесяти в час. Это было еще страшнее – на горных дорогах князь Самед закрывал глаза и молился Аллаху, ему казалось, что они вот – вот канут в бездну. Но они благополучно прибыли в Ливадию, где князь Самед удостоился Высочайшего внимания. С ним обошлись со всем уважением, даже большим, чем то, которое полагалось оказывать правителю крохотного вассального княжества. Князь Самед пробыл в Ливадии несколько дней, он принимал с ЕИВ малый военно-морской парад в Севастополе по случаю приезда высокого гостя, побывал на борту авианосца Пересвет и линкора Рюрик, побывал на заводе, который строил военные корабли и круизные лайнеры, потом – на заводе, на котором выпускали молоко – и даже имел честь снять пробу с продукции. Пробу снял и сам Государь, выразив Высочайшее одобрение, и изволил расписаться в книге почетных гостей. Для араба – молоко имеет особое значение, это привилегия только богатых и очень богатых людей, способных прокормить корову. Обычно – арабы едят не само молоко – на жаре оно быстро скисает – а кефир с зеленью, кислый соленый самодельный сыр, или местное лакомство – соленые катышки из сухого, скисшего молока. Вообще, арабские национальные блюда за редким исключением кажутся очень солеными – это для того, чтобы компенсировать потерю солей организма с потом под жарким солнцем. Молоко так же добавляют – если оно есть – в лепешки, в тесто. Арабы боготворят молоко, в исламе – есть специальное ду‘а, мольба Аллаху, которое следует произнести, если на столе есть молоко. Для князя – было настоящим потрясением попасть туда, где есть огромные емкости с молоком, где молоко продают в лавках, где молоко является повседневной пищей даже для незнатных людей. Русские знали это, и потому визит на молочный завод не был случаен, как и все остальное.

Русским было не привыкать воевать с дикарями – но они не хотели войны. Сорок лет, потом и кровью они покоряли Кавказ, не щадя ни себя ни врагов – но закончилось все тем, что лидер кавказского восстания Шамиль окончил свои дни не на виселице, не под саблей палача – а живя в России, далеко от своих гор. А его сын – стал генералом царской армии⁸. Когда князь узнал про это, он удивился и даже не поверил: прощать врага, сорок лет воевавшего против тебя было непростительной и опасной слабостью. Лично он – казнил бы и его и весь его род, чтобы не осталось никого, кто мог бы мстить. Британцы в таких случаях расстреливали людей из пушек, вырезали целые народы из нового оружия – пулеметов, шейх слышал о битве при Омдурмане. Но он поверил в это. Потому что увидел в свите Белого Царя бывших своих хозяев – беев Османской Империи. Все они – носили военную форму, какая положена у Белого Царя, и получали всё положенное им уважение. Значит – решил князь – добровольно войти в состав России не значит потерять свою жизнь, свою честь и свой народ. Османы противостояли русским и проиграли войну с ними – но прошло тридцать лет, и вот, они были в свите Белого Царя на тех же правах, что и другие. Никто из них не стал рабами: кто был господином, дворянином, беем – тот им и остался. Более того: Белый царь оставил им и их веру, ислам, вервь, за которую держались их народы: в положенное время все они шли и выстроенную у дворца Белого Царя мечеть и вставали на намаз, и сам князь Самед вставал вместе с ними. Значит – решил князь – союз с Россией не только возможен, но и выгоден. Потому что он даст народам Аравии мир и спокойствие, избавив от истребительных войн друг против друга, которые они вели, несмотря на то, что Коран запрещает правоверному поднимать руку на другого правоверного. Было бы неплохо, если бы существовал судья, к которому можно было прийти за решением, и который не был бы запутан в те многосотлетние дрязги, которые заставляли племена и народы Аравии с озверением истреблять друг друга. И было бы неплохо, если бы когда-нибудь даже самый последний феллах в его владениях – мог бы наесться досыта…

Князь принял решение. Теперь – оставалось только убедить в этом княжескую знать, мудрецов и наиболее авторитетных имамов.

Несмотря на то, что князь был суверенным правителем в своих владениях, и мог казнить кого угодно даже без суда – его неограниченная власть была призрачной. Любое княжество здесь – представляло собой сеть населенных пунктов, разбросанных по горам, каждое из которых представляло собой укрепленный опорный пункт, готовый к осаде. Люди не знали про своего князя, они знали про амира, про бея, который правил в их кишлаке и не более того. Многие люди – вообще всю жизнь не выходили из своего селения дальше, чем к соседям, в соседнее селение, и то было понятно – дороги кишели муртазаками, разбойниками. Грабили даже тех, кто отправлялся на намаз в Мекку – хотя сами муртазаки считали себя правоверными. Амиры и беи – на словах подчинялись. Но все понимали суть их взаимоотношений: князь был некоей уравновешивающей фигурой и их представителем при взаимоотношениях с соседними княжествами и высшими силами – например, русскими и англизами. Князь мог ущемить интересы кого-то конкретно (и то это потом припомнят), но не пойти против интересов большинства. Если так произойдет – то его свергнут и, скорее всего, убьют – если он не сподобится вовремя бежать. Здесь не знают жалости. Промышленности здесь нет, только местные кустари и торговцы, а земля суха и дает мало плодов. Да и берег далеко, на контрабанде, рыбной ловле, торговле и пиратстве не проживешь. Поэтому, феодалы собирают немного дани с феллахов – и еще меньше отдают князю, что не позволяет ему держать сильное наемное войско. Вдобавок рядом – есть и другие князья, к которым можно обратиться, если не нравится свой. Те не упустят шанса.