Tasuta

Судьбой приказано спастись

Tekst
Märgi loetuks
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

– Певец из Италии здесь живёт?

Тот пренебрежительно посмотрел на неё и выдавил из себя звучно:

– Здесь. А тебе до этого что?

– Я просто так спросила, – заикнулась Вероника.

– Если пришла его увидеть, то таких, как ты, желающих увидеться с ним, здесь полно, – заметил охранник и указал в сторону толпящихся недалеко от гостиницы людей.

– Значит, я его увижу? – обрадованно воскликнула она.

– Чего-чего? Ты на себя хоть иногда смотришь? Куда с таким «фейсом» попёрлась? Топай лучше отсюда! – закричал он на неё, брезгливо и оценивающе разглядывая её в шрамах лицо, а потом, замедленно произнося, добавил: – Тоже мне – красавица…

Смутившись от оскорбительной иронии, она растерянно отошла в сторону, решив уйти с этого места, но огромное внутреннее желание хоть одним глазком увидеть Джулио взяло верх, и Вероника решила всё-таки дождаться его в надежде, что вот-вот он скоро появится. Ведь не зря же около гостиницы толпится и, вероятно, давно, судя по их уставшему виду, столько людей.

В ожидании итальянского певца, Вероника снова собралась представлять себе в мыслях их встречу. Задумавшись о воображаемой встрече, она и не заметила, как к гостинице подъехал белый лимузин. Только по громким отдельным выкрикам из оживившейся внезапно группы ожидающих своего кумира поклонников, она поняла, что он прибыл, и увидела, как из лимузина вышел стройный и аккуратно одетый мужчина, на ходу поправляя пиджак. Но дальше, к сожалению, она уже ничего не смогла разглядеть, так как в одно мгновение вокруг певца образовалась плотная стена из поклонниц. Она подпрыгнула даже вверх, чтоб хоть немного получше разглядеть его, и этого «немного» было Веронике достаточно, чтобы убедиться, что это действительно он – Джулио. Она поняла это по легкому движению его головы в сторону и назад, которым Джулио привычно откинул пряди своих тёмных волнистых волос с лица. Эту его привычку она запомнила со дня их первой когда-то встречи, и которое ей так нравилось, пока они вынуждены были находиться с ним вместе в «подземелье».

Глядя со стороны на окруживших певца поклонниц, она улыбнулась и прошептала: «Я же говорила тогда тебе, что с таким красивым голосом когда-то станешь известным певцом и будешь всеми любим, а ты, не веря моим словам, всё повторял: «Какой из меня певец…» Так что, Джулио. Я была права…» Тем временем, при помощи охранников, что активно защищали его от назойливых поклонниц, почти каждая из которых хотела прикоснуться к певцу, Джулио удавалось пробираться ко входу в гостиницу. Эта неуправляемая толпа своей мощью вмиг вынесла Веронику в сторону так, что она едва удержалась на ногах, но всё же смогла немного отойти в сторону – в противном случае её просто растоптали бы. Миновав путь от машины до входа в отель и уже войдя в него, Джулио вдруг резко остановился перед ступенями входа в вестибюль и оглянулся назад. Что было причиной такого его поведения? Может, в это время в его душе какой-то внутренний голос этого потребовал? Мы не знаем. Но только, как ни парадоксально, именно в это время Вероника постаралась докричаться до него:

– Подожди, не уходи! – крикнула она ему вслед. Но в этот самый момент мимо с рёвом пронеслась машина, и голос девушки полностью потонул в уличном шуме. Оставшись наедине со своей печалью, Вероника отчаянно опустила голову, наклонив её чуточку в сторону, и, еле сдерживая слёзы, стояла и смотрела на стеклянные стену и двери гостиницы, пытаясь сквозь толстое стекло хоть как-то разглядеть уходящего Джулио. Но вот её глаза вновь ожили в радости, так как она увидела, как он остановился и резко обернулся. Взгляд его, скользнув быстро по толпе, остановился, как её показалось, на ней – казалось бы ничем неприметной из всех собравшихся здесь девушке. После неудавшейся попытки встретиться с ним, Вероника была теперь рада и тому, что среди множества людей он выделил взглядом именно её, хотя лицо её было еле заметно из-за надвинутого почти на пол-лица платка.

Может быть, оттого, что девушка какой-то очень одинокой показалась Джулио средь пёстрой и улыбающейся толпы, а может, оттого, что в ней было что-то необъяснимо близкое и знакомое, её образ не выходил из его головы. «Где я мог видеть эти глаза?» – раз за разом повторял про себя Джулио, безуспешно пытаясь вспомнить это. Но в том, что со взглядом этих глаз в жизни он уже встречался, мужчина был уверен твёрдо. Не получив от самого себя ответа на мучающий его вопрос, он повернулся к своей помощнице и спросил:

– Ты заметила глаза у той, что стояла поодаль? Какой необычный взгляд был у неё. Он просто меня поразил, честно признаюсь тебе.

– Я заметила всего лишь только её слегка с дефектом лицо, – ответила та.

– По её впившемуся в меня взгляду и её губам я каким-то образом смог уловить, что она мне что-то как будто шептала, расчувствовавшись, – проговорил Джулио.

– Ты, Джулио, в жизни слишком впечатлительный. Тебе всё это, наверное, показалось, – заверила помощница.

– Может быть, – разочарованно согласился Джулио.

– Я по своему опыту жизни знаю, что от усталости человеку всякое может показаться. Да и вообще стоит ли прислушиваться ко всему тому, что выкрикивают поклонники или тихо шепчут в твой адрес, как та девушка, стоявшая за стеклом, – добавила женщина.

Его помощница Луиза, женщина по характеру от рождения – лидер, выглядела лет около сорока. Она была преданной и верной женой самого близкого для Джулио друга – преуспевающего в Италии политика. Их дружба на полном доверии друг к другу вызывала у многих их знакомых только уважение. А её помощь Винсетти была, в первую очередь, способом иметь возможность везде путешествовать. Но главной причиной покровительствовать Джулио был всё же её сильный характер, испытывающий потребность помогать излишне скромному другу прокладывать дорогу его таланту.

– Но её взгляд… – не успокаивался итальянец.

– Слушай, Джулио, а может, действительно, это тот человек, о котором ты говорил в интервью? – неожиданно поменяв своё отношение к этому вопросу, одобрительно высказалась Луиза.

– У того, я помню, было очень красивое лицо, – вспомнил Джулио. – Хотя у этой девушки тоже, за исключением шрама на лице, оно приятно… – рассуждал он.

– А ты, Джулио, хотя и самый близкий друг мне, так и не пожелал ещё рассказать эту загадочную историю с ней. А я не посмела у тебя спросить – не хотела нарушать уединение. Я ведь очень часто замечала, как ты, тоскливо сидя, иногда задумываешься. При этом у тебя появляется такой отрешённый взгляд, что, мне порой думается, что ты даже при этом забываешь, что рядом с тобой кто-то находится, – с улыбкой выразила своё недовольство Луиза. – А потревожить тебя в таком состоянии и спросить, что с тобой происходит, я не могла посметь, так как я, как женщина чувствовала, что тебе надо быть в таком состоянии только наедине с самим собой.

Она говорила, но он продолжал смотреть куда-то мимо неё… И лишь спустя только минуту, он в улыбке ответил ей:

– Спасибо тебе… Я когда-нибудь об этом расскажу, – и опять ушёл в свою задумчивость.

– Чтоб не дать тебе полностью уйти в свою тайну, я осмелюсь всё же тебя спросить: о чём ты сейчас в данный момент думаешь? – вкрадчиво поинтересовалась она.

– О том, как всё же прекрасно жить на этом свете… Особенно, когда рядом с тобой такие прекрасные помощники и проницательные женщины, – выйдя из задумчивости и улыбнувшись, ответил ей комплиментом Джулио.

– Вот так всегда – что у тебя не спроси, всегда отнекиваешься шутками. Поэтому до сих пор не удаётся жениться тебе, – заметила, подразнив его при этом языком, женщина.

– Давай тогда вместе поищем мне невесту? – шутливо высказался Джулио.

– Знаешь, что мне и моему мужу в тебе нравится? – спросила Луиза, и, понимая по глазам собеседника, что ответа сейчас не услышит, подытожила: – Не знаешь… Нам в тебе нравятся две вещи… – начала было помощница.

– Ну и какие же? – в заинтересованном нетерпении перебил её Джулио.

– Первое, это то, как всегда ты легко и просто смотришь на всё происходящее вокруг. А второе – это как также легко и просто умудряешься уходить от любого вопроса, – заметила Луиза.

– А вы мне нравитесь за то, что абсолютно никогда не задаете мне лишних вопросов. Потому что вы, как самые близкие мне друзья, вы и так всё во мне происходящее понимаете. Правда? – заговорщически обратился он к помощнице.

– Правда, правда. Но кроме этого ещё мы знаем наверняка, что… – решила подсластить разговор женщина.

– Что я болтун? – шутливо перебил её Джулио.

– Нет, не угадал! Мы знаем, что ты обязательно найдёшь ту, кого ищешь, – коротко пояснила она.

– Спасибо за соучастие в сердечных делах, – снова шутливо поблагодарил свою помощницу Джулио.

– Так и передам своему мужу, что он самый лучший соучастник в делах сердечных, – поддержала его Луиза, засмеявшись.

– А если сказать честно и откровенно, я так рад, что у меня есть такие прекрасные попутчики в короткой нашей жизни человеческой, – с гордостью и немного пафосно высказался Винсетти.

– Эту заоблачную глубину признания тоже передать?

– Это особо! – воскликнул Джулио и добавил, когда они оказались за непринуждённым разговором у дверей его номера: – Вот мы и пришли.

– Извини меня, Луиза, но я хочу сейчас побыть немного один, – устало произнёс Джулио.

– Отдыхай. По пустякам тебя не буду тревожить, – понимающе произнесла она.

– Только, пожалуйста, за это на меня не обижайся, – извинительно попросил Джулио.

– Я всё понимаю… Тебе действительно надо сейчас побыть одному… Я тоже пойду отдохну немного, – успокоила Луиза тоном, исключающим даже малейший повод подумать, что она может обидеться.

Зайдя в номер, Джулио прилёг на кровать и, уставившись в потолок, постарался вновь вернуться мысленно к недавней встрече взглядами с загадочной незнакомкой. И вот, спустя минуту, перед ним опять появился образ посмотревшей недавно на него девушки, её бездонно красивые глаза и взгляд, который буквально вонзился в его сердце, и который чем-то напомнил взгляд маленькой девочки Вероники, который его тогда тоже поразил своей искренностью. «Странно, – подумал Джулио. – Я ни разу не был в России с того момента, когда страшная трагедия сблизила нас, но я по-прежнему вижу её, как наяву… Но меня волнует сейчас другое: она, если это была она, тоже вроде не жила здесь в Москве… Как же она тогда могла сейчас здесь оказаться? – рассуждал Джулио. – А если это какое-то случайное совпадение. Допустим, если это совпадение, то до странности совсем абсурдное. Ведь все наши с ней приключения происходили в Армении…»

 

От тупиковости своих умозаключений он встал, прошёлся по гостиничному номеру и… неожиданно остановился.

– Как же я мог это забыть! – вдруг воскликнул он и стал быстро ходить из угла в угол, восстанавливая в памяти события двадцатилетней с лишним давности, неоспоримо доказывающие возможность появления сейчас Вероники у стен гостиницы. «Ведь тогда, помнится, находясь под завалами, она один раз как-то, разговорившись, сказала мне, что они каждый год летом приезжали в гости к маминой сестре в Армению. Значит, выходит, что и в тот раз они тоже приезжали в гости, – рассуждал Джулио. – А так как, по её словам, по армянским традициям обязательно надо навещать всех без исключения родных, то накануне трагедии все взрослые поехали с ночевкой в гости, а она по их воле осталась дома одна. Тогда она ещё призналась мне, что если после этого землетрясения, когда их, может, спасут, не окажется ни папы, ни мамы, она не знает, что будет делать… Но я помню, что она говорила, что у неё есть родной дядя в Ленинградской области – брат её отца. Она говорила, что он хороший и надеялась, что примет её».

Анализируя все вновь всплывшие в памяти события, он поразился одному своему выводу – как могла тогда ещё маленькая девочка разложить наперёд как будто по полочкам свою жизнь. «И если идти по этой логике, – сказал сам себе Джулио, – то она, значит, переехала жить к своему дяде. А повзрослев, наверное, и узнав, что я в качестве певца еду в Россию, она захотела меня увидеть…и, вероятно, о многом со мной поговорить».

Завершив все свои рассуждения, он буквально распластался в кресле, воскликнув:

– Боже!.. Это была она…

«Надо найти её, может ещё не ушла», – скомандовал он себе и, тут же, покинув почти бегом номер, стремительно спустился в холл, где долго и внимательно осматривался кругом, заглядывая в каждый закуток помещения, в надежде увидеть Веронику. Затем так же внимательно осмотрел и площадку перед входом в здание. Убедившись, наконец, что поиски тщетны и её нигде нет, итальянец, удручённо вернувшись в свой номер, снова прилёг и, нещадно ругая себя, произнёс:

– Какой же я глупец. Почему сразу к ней не подошёл?

Опечаленный своим поступком, он встал и медленно подошёл к окну. С высокого этажа через окно почти во всю стену хорошо просматривалось, как по улице в своём привычном ритме двигался людской поток. Джулио поймал себя на мысли с горькой улыбкой досады, что среди огромного потока людей, может быть, идёт сейчас где-то и Вероника.

Как мы знаем, у многих впечатлительных людей, зачастую радостное состояние души в течение суток неоднократно может сменяться тревогой, переходящей затем в апатию. В этот момент все светлые планы в одно мгновение рушатся, а в душе поселяется совершенно противоположное состоянием какого-то страха. А вдруг… Это «а вдруг» начинает сковывать человека, преобразовывая все действия в нерешительные. От этого он пугливо начинает искать любые спасительные нотки в хоть какую-то веру на будущее. И с Джулио в этот момент стало происходить то же самое. Радостное состояние ожидания сменилось тревожным «а вдруг».

«А вдруг, это была обычная поклонница? – спросил Джулио сам себя, но тут же, отгоняя от себя такую мысль, сам себе решительно возразил: – Нет, это не обыкновенная поклонница была. Они смотрят на меня обычно как на певца, а эта девушка смотрела на меня совсем по-другому – не как на певца: она смотрела на меня с какой-то душевной нежностью, как смотрят обычно на близкого человека. В этом её полном детского отчаяния что-то потерять взгляде было столько тепла. Так что, Джулио, – успокаивал он себя, – не паникуй и окончательно уверуй в то, что это она – Вероника была. Но в связи с этим возникает вопрос: где теперь мне её искать? Не ходить же целыми сутками по улицам, спрашивая у каждого встречного: «Не вы ли спасли меня много лет тому назад?»

Рассуждая так и глядя в окно, Джулио при всём своем желании вряд ли смог разглядеть Веронику, которая в это время шла как раз по улице, в сторону которой был направлен его взгляд, и тихо шептала себе с досадной ноткой в голосе:

– Я так с тобой и не поговорила. Решил, наверное, меня избегнуть, потому что я ведь теперь некрасивая. Рада хоть, что увидела тебя, а ты поглядел на меня. Тётю Катю обрадую тем, что видела знаменитость из Италии. А ещё тем, какой элегантный он с виду и как он всем нравится.

Рассуждая так, она подошла к автобусной остановке, уже было смирившись, что «ни с чем» надо будет вскоре покинуть этот неприветливый для неё город. Но в дороге желание увидеть Джулио вновь в ней проснулось. «Уехать всегда успею, – думала она, подъезжая уже к вокзалу.– Ладно, будь, что будет, остаюсь. Надо только узнать, сколько стоит билет на случай, если скоро надо будет отсюда уезжать, а то денег совсем мало», – решила Вероника и через узкий проход направилась в сторону стенда расписания поездов. Плотный людской поток, направляющийся, видимо, с только что прибывшего пассажирского поезда, вынудил её прижаться к стене, невольно разглядывая проходящих мимо пассажиров, которые, к её радости, быстро мимо неё прошли. В конце этого «хвоста» она заметила пожилого человека, который не спеша шёл, праздно улыбаясь и постоянно оглядываясь по сторонам со старым чемоданчиком в руках. Таким поведением старик вызывал подозрение, и поэтому к нему подошёл сотрудник милиции. После проверки документов, сняв фуражку, он раскланялся в знак уважения к сотруднику правопорядка и направился в сторону буфета, мельком взглянув на Веронику, отчего она резко отвела от пожилого человека глаза. Заметив, что девушка напугана, пожилой мужчина, проживший долгую и не простую жизнь, заметил и другое в её взгляде: отчаянность и обиду, что проявилось во влажности её наивных, доверчивых глаз, блестящих от освещения в зале вокзала. По-отцовски ему как-то вдруг стало жалко девушку и, не глядя на неё, пожилой мужчина направился в её сторону. А чтобы не напугать её своим присутствием рядом, он вытащил из кармана деньги и подошёл к ней под предлогом разменять их на мелочь. Она разменяла ему с какой-то совсем детской улыбкой, отчего он поблагодарил её и спокойно продолжил:

– Ты только не пугайся меня, что подошёл. Понимаешь, ты очень похожа на мою дочь. Вот и подошёл, заметив по твоим влажным глазам, что они вот-вот заплачут. Как будто у слёз хочешь спросить, что делать и куда идти, – обратился старик к Веронике.

– Да, я и вправду об этом немного думала, – еле слышно подтвердила она его слова. – А что, это по мне видно?

– Видеть не видно, а душой чуется. Понимаешь, у тебя от слёз глаза, я заметил, как у ребёнка красные. Почти все дети, как известно, растерянно всегда смотрят вокруг и плачут всегда, как будто потеряли кого-то или ценное что-то, – пояснил он.

– Вы угадали, – с грустью промолвила Вероника.

– Как тебя зовут хоть, – решил спросить пожилой мужчина.

– Меня? Вероника, – ответила девушка.

– А я – Валентин Николаевич… Для тебя просто – дядя Валентин. Хочешь поесть, – учтиво предложил он.

– Не знаю…

– Ну, ты давай пока думай, а я схожу чего-нибудь куплю вон в том буфете.

– Спасибо! – засмущавшись, согласилась Вероника.

Не прошло и десяти минут, за которые Вероника, вытащив из кармана деньги, стала их считать на случай, если понадобиться ей самой рассчитываться за еду, Валентин вернулся с полной сеткой еды: бутербродов, булочек, печенья, плиток шоколада, колбасой, нарезанной ломтиками, хлебом и лимонадом с соками. Всё это «богатство» буквально вываливалось из рук Валентина.

– Можно я хлеба возьму? – спросила девушка.

– Вероника, хлебом одним сыт не будешь… Бери, что хочется и не стесняйся. Мы всё это должны с тобой съесть, раз я целый, так сказать, «воз» приволок с буфета.

Последние слова Валентина немного рассмешили девушку и она совсем по-детски засмеялась. Мужчина предложил присесть на свободные сидения и продолжил:

– И ещё у меня есть к тебе одно предложение. За многие годы моего пребывания на «курорте» у меня накопились лишние деньги, – сказал Валентин и, достав из потайного кармана несколько купюр, решительно протянул их девушке. – Не обижай меня старика, не откажись принять такую помощь, пригодятся. Бери, не отказывайся. Как говорят в народе: дают – бери, бьют – беги. Ну, насчёт, конечно, бега, шутка. Я тебе это даю, как внучке. Ты очень характером похожа на мою дочку – она тоже стеснительная в жизни и беззащитная.

– Вы меня совсем не знаете, а деньги даёте, – удивлённо заметила девушка.

– Дело, понимаешь ли, вовсе не в деньгах, Вероника.

– А в чём тогда? – спросила Вероника, вновь удивлённо вскинув брови.

– Понимаешь, любые деньги, приходя к тебе, стараются улизнуть тут же от тебя. А память, особенно, если она к тому же ещё и добрая, сама находит покой и не собирается уже никогда от кого-либо уходить. Как увидел твои глаза, меня сразу в прошлое мигом вернуло. После долгого отсутствия в этом «обществе», словно как по волшебству передо мной появилась ты, напомнившая мне мою дочь. От этого у меня настроение очень хорошее стало. Как будто сквозь года она опять рядом со мной оказалась и, надеюсь, теперь надолго, – признался Валентин.

– Вы к ней едете, своей дочке?

– Да, к ней. Если, конечно, узнает и признает, – с ноткой грусти в голосе промолвил Валентин.

– Вы же сами говорите, что она очень на меня похожа. Я бы, например, узнала и, конечно же, признала. Значит, она тоже вас признает. От таких, как вы, грех отказываться, – попыталась поддержать его Вероника.

– Она свою самую цветущую жизнь прожила, можно сказать, почти всю без меня. Меня совесть за это как будто сводит внутри в калачик. От этого я немного побаиваюсь с ней встречи, – посетовал он.

– Дядя Валентин, вы зря так тревожитесь. Я уверена – она вас очень любит и с нетерпением ждёт.

– Но мы же очень долго с ней не виделись, – возразил Валентин.

– Когда любят, ждать могут, я думаю, сколько угодно, – заметила девушка и, опустив голову, заплакала.

– Чего это ты так вдруг заплакала? – удивился Валентин.

– Не знаю… Может, оттого, как ваша дочь скоро обрадуется, – призналась Вероника.

Не в силах видеть девичьи слёзы и готовый с отцовской заботой помочь ей, мужчина спросил:

– У тебя что-то случилось в жизни? – заметив, что девушка никак не решается ответить, он сказал: – Первому встречному, конечно, я никогда не советую душу до конца открывать. Это может обернуться в будущем бедой. Но мне можешь. Я ведь откровенно говорить с тобой первый начал. Поэтому и ты можешь быть со мной без боязни.

– Я не знаю, как мне теперь быть дальше… – выдохнула, наконец, Вероника.

– Во-первых, не держи это долго в себе… – постарался для начала успокоить Веронику Валентин. – А, во-вторых, запомни, что из любой ситуации можно выпутаться. Ну, а так как теперь у тебя есть я, который всегда умудрялся выпутываться из таких даже жизненных «капканов», когда одна нога была в могиле, затягивая за собой вторую. Так что, не стесняйся, говори, вдвоём что-нибудь, да, придумаем, – с уверенностью пообещал он.

– Я ведь не всегда была такой. Раньше у меня лицо было как у всех: гладкое и приятное глазу, и не было стыда появляться на людях. А после одного случая со мной в детстве на меня все стали смотреть с брезгливостью. Мне от этих взглядов неприязни ко мне становилось иногда так неловко, что даже от этого часто не хотелось жить… – начала свою историю Вероника.

– Ты знаешь, Вероника, я, ой, как много людей в жизни повидал и больше, конечно, встречал хороших. От этих встреч я сделал для себя один вывод: каждый всегда находил себе пару по любви, не глядя при этом ни на какие недостатки во внешности – любят в основном не за человеческий фасад, а за душу внутри. И я могу тебя заверить, что ты встретишь такого человека, который не будет обращать никакого внимания на все недостатки твоего милого лица. И ещё не забывай, что это теперь легко можно исправить. Сейчас медицина на такой высоте, что в момент твоему лицу вернут прежнюю твою красоту, после которой ты снова станешь красивой и привлекательной. Я тебя сейчас не только успокаиваю. Я хочу, чтобы ты всем сердцем поверила только в хорошее и никогда больше не мучилась при этом, как бы тяжело не было тебе временами, – словно чеканя каждое слово, произнёс Валентин, извинившись, что прервал её о себе рассказ.

 

– Постараюсь… – пообещала Вероника и продолжила: – Я надеялась, что он, один мой давний знакомый, посмотрит на меня, как на прежнюю, с красивым лицом. Но он на меня посмотрел так, что постеснялся, что я была когда-то его знакомой, а теперь стала некрасивой. Наверное, увидев меня, он специально от меня отвернулся и ушёл, делая вид, что меня не знает… А я ведь ждала, что он меня обязательно вспомнит, подойдёт и скажет мне что-то хорошее, – с глубоким сожалением промолвила Вероника.

– Кто он?

– Тот, который на людей смотрит с городских афиш – Джулио Винсетти, – пояснила девушка.

– А, это тот итальянский певец, о ком так много говорят. Я на вокзале даже видел его по телевизору. А когда шёл с поезда, то увидел его уже у театральной кассы с его фотографии на стенде. Ну что могу по этому лицу сказать? Приятный во всём – это факт. Какие у тебя, оказывается, знакомые есть. Да, это похвально.

– Когда про него услышала по радио, я вначале подумала, что это другой Джулио Винсетти, но когда услышала его голос и увидела, затем, его привычку откидывать волосы с лица, то окончательно тогда поняла – это он. Так откидывать волосы легким движением головы в сторону и назад умеет только он. У него и голос тот же остался. И этот голос я тоже ни с каким другим не спутаю. Он мне слышится часто даже во сне, – откинувшись на спинку сидения и на секунду прикрыв глаза, доверительно призналась она.

– Так ты что, из-за него что ли плачешь? – стал уточнять Валентин.

– Да, из-за него. Обидно, что меня побрезговал признать. Он ведь такой некрасивой меня не видел.

– Не знаю… Не знаю. Это, мне кажется, слишком на него не похоже. Глаза у него, видишь ли, живые и какие-то ласковые, – охарактеризовал Валентин Винсетти, нисколько не сомневаясь в своих словах. – Поэтому повремени немного в такими выводами.

– Хотя, может быть, вы и правы. Он ведь меня очень давно не видел. Мне тогда было всего-то только около тринадцати лет. Знаете, когда он меня тогда перед тем землетрясением впервые увидел, сказал мне, глядя ласково в глаза: «Ты очень красивая!»

– Перед каким землетрясением? – удивился Валентин.

– Перед тем, которое было, если помните, в Армении более двадцати лет назад.

– Ах, вот оно что.

– Понимаете, дядя Валентин, не успев даже он это до конца сказать, как вдруг такое началось… Мы еле даже успели схватиться друг за друга. А потом, как камни, полетели вниз и потом как будто в какую-то провалились пропасть. И тишина… когда же стали приходить в себя, то первым делом я почувствовала, что всё тело от ушибов словно жгло и всё кругом болело. А когда совсем уже пришла в себя, со страха оглядываясь вокруг, увидела его, лежащего со мной рядом. А вслед за мной и он начал приходить в себя и, улыбнувшись, меня приобнял. Так как у него болели спина и нога, отчего он с трудом мог шевелиться, мы были вынуждены долго находиться друг у друга в объятиях. К тому же ещё мы были зажаты мусором с обеих сторон. Чтобы не было скучно лежать, он начал петь на итальянском языке. Мы так, наверное, были нужны тогда друг другу.

– А после того, как ты выжила чудом в этом страшном землетрясении, у тебя кто-нибудь из родных остался? – сочувственно поинтересовался Валентин.

– Один человек – мой дядя, узнав о землетрясении, меня нашёл и сразу к себе забрал – в Ленинградскую область. Но недавно и он умер. После его ухода у меня теперь родных ни-ко-го. После смерти дяди думать в страхе стала – как мне теперь быть. Подруг настоящих почему-то мне так и не удалось, по сей день, найти, а с парнями дружить не умела, да и не хотела. Мне все эти годы после того землетрясения нравился только один единственный человек – Джулио. Хотя он и был немного старше меня, я к нему за тот короткий период очень привязалась. Может, это у меня детская любовь? Не знаю. Но я всегда о нем думала, а особенно, когда мне бывало очень тяжело на душе и очень одиноко – это мне так помогало, словами не передать. Под завалами мы тогда с ним на русском языке всё время говорили. Его научила этому одна пожилая эмигрантка из России, которая тоже жила в Италии.

– А твои родители во время этой страшной трагедии где были? –осторожно спросил Валентин.

– Они все в гостях у других наших родных были, а я осталась в доме одна, так как у меня было плохое настроение… А, если честно признаться, дядя Валентин, я не хотела пропустить интересный фильм по телевизору… Все родные, как оказалось потом, погибли под завалами

– Выходит, что этот итальянец у тебя теперь единственный близкий человек остался.

– Я бы о нём ничего не узнала, если бы не радио. Когда я его случайно включила –услышала песню о первой любви, которую он в самый первый раз мне запел. И когда о нём немного коротко сказали, я так хотела его увидеть, что сразу попросила у соседки тёти Кати денег. И вот приехала сюда в Москву – его увидеть. Но хотеть – одно, а увидеть никак не выходит. Вот поэтому я стояла и плакала, и тут вы ко мне подошли. Так что теперь у меня, кроме Джулио, вы близкий человек мне и тётя Катя, которая после смерти дяди меня особенно жалеет.

– Ты такая… доверчивая, Вероника, словно ребёнок. И в этом ты сродни моей дочери.

– Нет, дядя Валентин, я не доверчивая, и никому бы никогда об этом не рассказала. Вы – первый, кому я осмелилась об этом говорить. Видите ли, если на вас посмотреть с первого раза, то вы почему-то кажетесь каким-то очень суровым, но стоит к вам подойти близко, вы сразу становитесь мягким и к вам как-то прислониться отчего-то быстро хочется. И сразу начинаю понимать, что вы никогда не посмеете обидеть таких, как я, – объяснила Вероника и добавила: – Об этом ваши глаза говорят.

– Выходит, что, оказывается, ты очень в людях хорошо разбираешься?

– Нет, совсем не разбираюсь. Всё совсем просто. Когда я стою рядом с человеком и мне сразу же хочется от него быстро отойти – значит, он злой. А вот возле вас мне не только стоять очень хочется, но и очень о многом появляется желание поговорить, и даже о чём-то личном.

– Спасибо тебе за такие добрые обо мне слова, – поблагодарил Валентин. – Я, Вероника, так разучился слышать такое в свой адрес, что даже жар пошёл по телу.

– От хороших слов, наверное, отвыкают только в тюрьме.

– Ты хочешь сказать…? – удивлённо промолвил Валентин.

– Не хочу… Боюсь вас обидеть, – ответила Вероника.

– Ты, Вероника, не по возрасту, оказывается, очень мудрая девочка. И ещё, я тебе скажу, что тебе должно скоро повезти в жизни. Это я вижу, как ясный день. И вот тогда это сбудется, когда увидишь того, кого любишь, и он тебе скажет, что только тебя он искал и долго очень. Тогда ты, наверное, будешь самой счастливой на свете, – предсказывал ей Валентин. – И тогда, вспомнив мои слова, скажешь: – Ай, да дядя Валентин… Ты как в воду глядел, экий дед!

Услышав такое «пророчество» Валентина, Вероника засмеялась:

– Вы – большой фантазёр, дядя Валентин, – а потом вдруг с печалью в голосе проговорила: – Конечно, хочется в это поверить, но я как-то начинаю разувериваться…

– Верить во что-то нужно всегда до конца, – сказал Валентин и неожиданно предложил: – Ну что, поехали к нам с дочкой домой в гости? Только для начала давай оставшуюся еду положим в мой «сундук». Нехорошо пропадать добру. Это ведь нелёгкий людской труд. Правда?

– Да, правда, дядя Валентин, – согласилась Вероника и, собрав остатки снеди в сумку, словно близкие родственники, размеренными шагами они направились к выходу. Проходя мимо мужчины, который читал газету, держа её перед собой на весу, стоя у киоска с прессой, Валентин внезапно остановился. Его словно током ударило. Пожилой мужчина, словно загипнотизированный, смотрел на разворот последней страницы газеты с крупным фотопортретом на ней.