– Не дашь посмотреть? – растерянно обратился к читающему Валентин.
– Пожалуйста, возьмите, я уже прочитал её, – вежливо предложил мужчина.
– Спасибо, – поблагодарил его Валентин и, еле удерживая газету в дрожащих от волнения руках, быстро скользнул взглядом по строчкам публикации на завершающей странице и долго потом вглядывался в изображение на газетном фото. После долгого молчания Валентин неожиданно схватился за сердце, тихо выговорив: «Как так… Свят…сынок». Сказав это, он пошатнулся и начал медленно падать, но подоспевшая к этому моменту Вероника, успела подхватить его. Расстегнув ему ворот рубашки, девушка попросила рядом стоящего человека вызвать «скорую помощь». К счастью, «скорая» подъехала быстро и Валентина увезли в больницу.
Вероника снова осталась одна наедине со своими мыслями о том, что же делать дальше. Она была безмерно благодарна судьбе за мимолётное, но такое важное для неё знакомство с Валентином Николаевичем. Этот отзывчивый человек укрепил её надежду на долгожданную встречу с Джулио и она безоговорочно поверила, что обязательно увидится с Джулио. Мысленно она уже представляла это свидание двоих после долгой разлуки и слышала их слова друг другу…
«Если скажет: «Я так долго тебя искал», то я обниму его и скажу в ответ: «Я была всегда уверена, что ты не забыл своего первого зрителя», – наивно мечтала Вероника. «А, не дай бог, он посмотрит на моё изменившееся лицо и оттолкнёт. Что тогда?» – испуганно предположила Вероника, но, своевременно вспомнив слова Валентина: «Если он тебя, Вероника, никогда не забывал и помнит тебя такой же, какая была, то, я уверен, что ничего в твоём лице плохого не заметит», – она успокоилась.
Прогуливаясь неподалёку от вокзала с мыслями о предстоящей встрече, она оказалась около тумбы с афишами и остановилась возле неё, вглядываясь в фото Джулио и приговаривая шёпотом при этом: «Как же всё-таки несправедливо всё устроено в жизни. Вот он рядом со мной, а я сделать ничего не могу, чтоб хоть какое-нибудь на меня обратил внимание». Она ещё долго стояла у афиши, глядя с улыбкой на портрет итальянского певца и нежно поглаживая его лицо кончиками своих тонких пальцев, а потом в задумчивости побрела в город.
Очутившись далеко от вокзала, и, не заметив, как наступил вечер, Вероника почувствовала усталость. Ноги буквально подкашивались. Хотелось присесть прямо здесь, где стояла, но, разглядев среди многоэтажек невдалеке детскую площадку, девушка решила, что там ей будет удобнее отдохнуть, тем более, что в глубине площадки около песочницы оказалась спрятанная за нависшими ветками кустарника скамейка. Девушка присела на неё, как ей думалось, ненадолго, но, усталость взяла своё, и, удобно облокотившись на спинку сидения, путешественница заснула крепким сном. Так, под нависшими ветвями, она и проспала до утра. К счастью, всё обошлось без неприятностей, но впредь она сама себе пообещала, что на улице ночевать больше не будет. А если и окажется в такой же ситуации, то переночует на вокзале. Посидев ещё недолго в своих раздумьях о безопасности ночёвок, она встала и направилась опять в сторону гостиницы, где проживал Джулио.
На этот раз при входе в гостиницу дежурил другой парень, который по взгляду показался ей добрым. Смело подойдя к нему, Вероника спросила, показывая кивком головы в сторону афиши:
– А где этот певец, который здесь живёт, будет петь?
Охранник, оглядев её и позёвывая, протянул:
– О ком это ты?
– О том, который к нам из Италии приехал, – постаралась аккуратно, чтобы не вызвать у того злости, пояснить Вероника.
– А, ты про Винсетти? – догадался охранник.
– Ага, про него,– радостно подтвердила Вероника и подошла к охраннику поближе.
– Там же на афише всё написано.
– Я ничего там до конца так и не поняла, когда читала, – смутилась Вероника.
– А..! Бывает… Но учти, на его концерты билеты очень дорогие. Дешевые вряд ли остались: их давным-давно все уже раскупили. Боюсь, что ты не попадёшь на его концерт. По тебе же видно, что больших денег у тебя нет.
– Нет… Но я заработаю, – уверенно сказала девушка.
– Где ты заработаешь? – удивился охранник.
– Не знаю, – опустив глаза, произнесла опечаленная «работница».
– Тогда чего говоришь, что заработаешь, – пожурил охранник.
– А вы знаете, где можно заработать? – осмелилась спросить Вероника.
– Знаю, – обнадёжил охранник и поинтересовался: – А ты что, в Москве в первый раз?
– Да, в первый, – призналась Вероника.
– Это и видно с первого взгляда. На всё смотришь младенческими глазами, – заметил парень.
– А что – это так заметно?
– Ещё как. Ты только не обижайся на меня, что так говорю с тобой. Это потому, что сам, когда в Москву впервые из деревни приехал, тоже, как и ты, на все кругом как баран на новые ворота глазел. Так что, не переживай – ты не одна такая, а с работой постараюсь помочь, а вот с жильём, извини, не могу. Скажи спасибо, что тебе такой я попался – деревенский. На такую работу просто так с деревни не попадёшь – своих городских хватает – платят ведь здесь очень хорошо. А городские с такими, как мы с тобой, не очень то любят любезничать по душам. А знаешь, я ведь не хотел сам работать на этом месте.
– А тогда зачем работаете? – удивилась Вероника.
– Слушай, давай по-простому разговаривать. Говори мне «ты»,– улыбнулся охранник.
– Ну, хорошо. А, правда, зачем работа-ешь, если не хотелось? – повторила, перейдя с некоторой заминкой на «ты», Вероника.
– Это меня Фёдор Михалыч заставил пахать здесь у него в гостинице, чтоб в деревне не спивался. Понимаешь, там от безработицы раньше очень многие пили. Сейчас, конечно, и работёнка стала в селе появляться, и пить стали поменьше.
– А кто он тебе, этот Фёдор Михайлович, что силком заставляет тебя работать, – заинтересованно стала допытываться Вероника.
– Фёдор Михайлович – заместитель директора этой гостиницы. Он родом из нашей деревни. Так вот, как-то на Рождество он приехал к себе на родину, ну и пришёл к нам навестить мою мать, наверное, до этого уже успевшую пожаловаться на меня, что я постоянно по деревне пьяный от самогонки шатаюсь без продыху почти каждый день. И вот, однажды утром он меня разбудил и так отдубасил, что вмиг протрезвел. «Даю тебе, – говорит, – два часа на сборы и поедешь со мной».
Услышав это, Вероника удивленно проговорила:
– Ну и ну… А, вообще, он кто тебе, этот заместитель директора?
– Никто… – бросил охранник.
– Как никто? – удивилась Вероника.
– Понимаешь, Афган, он и есть всегда Афган. Это слово всегда звучало и сейчас звучит, как особая мужская дружба и верность, – сделав паузу, по-философски ответил охранник и продолжил: – Этот Фёдор Михайлович воевал когда-то с моим отцом в Афганистане – они из одной деревни призывались в армию вместе и воевали там вместе. И оттуда вернулись тоже вместе. Папа скоро женился. Родился я. А потом, спустя несколько лет он умер. А когда Фёдор Михайлович приехал и узнал о нашей жизни без папы – стал нам помогать. Ну, а узнав о моей, как я тебе уже сказал, пьянке, тут же решил, таким образом, прибрать к себе. Кстати, он многих своих родных с годами к себе пристраивал, ведь деревенские – большие трудяги. Уже позже он как-то в разговоре мне признался, что во время войны в Афгане, однажды мой отец на себе вытащил Фёдора Михайловича почти полуживого чуть ли не из плена. Поэтому я ему всегда теперь, как родной, – завершил рассказ парень, и по-детски похвастался: – Вот, кстати, он мне подарил для личного пользования мобильный телефон, хотя у нас у каждого на работе есть рация.
– А тебе идёт эта форма, – проникшись к охраннику симпатией, сделала комплимент Вероника.
– Она мне самому тоже нравится,– широко улыбнулся охранник и решительно добавил: – Ну что, звоню по поводу работы. А как тебя представить?
– Вероника, – обрадовалась девушка.
– Ну раз так, я – Лёша. Вот и познакомились. А сейчас я отойду в сторону, позвоню Люсе, и она всё устроит. В этом я уверен. Кстати, она тоже из нашей деревни, и тоже сама доброта – девка-то.
Отойдя в сторону и с минуту поговорив по телефону, он, довольный, улыбнулся и подозвал Веронику поближе.
– Возьмут?! – взволнованно спросила она.
– Значит так, сейчас вот по тому служебному коридору доходишь до конца, повернёшь налево, заходишь там на кухню и спрашиваешь Люсю – она старшая посудомойка. Скажешь «от Лёши» и считай, что ты уже работаешь, – деловито объяснил охранник. – Иди, а то, боюсь, ругать будут, что долго с посторонними разговариваю.
Глава 7
Зарисовки из городской жизни
В очередной раз убираясь в комнате Егора, Валя заправляла кровать. Подтыкая под матрац простыню, она ненароком задела за какую-то газету и уронила её на пол. Женщина подняла её и, развернув, обнаружила там лист с рисунком-портретом какого-то молодого парня. Рассматривая рисунок, она заметила, что выполнен он был довольно искусно. В это время в комнату вошёл Егор.
– Извини, пожалуйста, что с утра не успел даже постель накрыть по-человечески. Надо было съездить к одному человеку, а то уже около недели отлеживаюсь после ранения, а одно дело, очень важное, так и осталось недоделанным, – сказал мужчина, чувствуя себя немного виноватым перед Валентином, просьбу которого он обещал выполнить во что бы это ни стало.
– Егор, что это за газета? И чей это в ней портрет?
Егор осторожно взял в руки газету и прошёлся, глядя на портрет, по комнате, а потом резко повернулся к Валентине и спросил:
– Ты что, не узнаёшь этого человека?
Валя недоуменно ответила:
– Нет, хотя, если внимательно всмотреться в глаза, они чем-то напоминают папины. Когда он однажды после одного срока к нам приезжал, выглядел очень исхудалым и глаза были болезненно впалыми. Тогда я была маленькая, и это было давно, но они всё равно тогда мне запомнились и похожи чем-то на глаза человека на этом рисунке.
Егор старался, не перебивая, внимательно её слушать. В какой-то момент, почувствовав совершенно неожиданно для себя прилив нежности, он подошёл и осторожно приобнял женщину за плечо. От этого она удивленно на него посмотрела и опустила глаза.
– Я тебя такой и представлял… – Валя с ещё большим удивлением посмотрела на Егора. – И ещё я знаю – ты своего отца почти не видела, и я вижу, что очень по нему скучаешь и любишь его. Я не могу молчать, лучше скажу прямо. Это портрет твоего отца. Здесь ему около двадцати лет. Тебя тогда, наверное, и в помине не было. Раз так вышло, то я ещё одну тебе скажу вещь. Я с твоим папой в одной колонии сидел. Перед тем, как мне освободиться, он очень просил тебя найти и передать этот его портрет и вот эту помощь. – Егор вытащил из сумки целлофановый пакет, развернул его и вывалил кучей на стол несколько пачек денег. – Твой папа меня постоянно там, на зоне, оберегал. А этот свой портрет он особо всегда хранил. Когда незадолго до моего освобождения он заболел, он подозвал меня к себе в каптёрку и попросил найти тебя, чтобы передать тебе некоторую помощь. При наших с ним беседах он часто о тебе говорил и пытался представить, как ты сейчас выглядишь. А я по его рассказам о тебе легко смог представить как ты выглядишь…
– Да-а… – только и смогла произнести Валентина. – А откуда это у него оказалось столько денег? – изумилась она.
– Валя, я ничего не знаю. Я всего лишь взялся выполнить его просьбу. Тогда в каптёрке он шёпотом мне сказал, чтобы я на кладбище отыскал могилу твоей матери… «Там в неглубокой ямке лежит слиток золота, – сказал он. – Это золото ты потом у одного моего знакомого в городе переведёшь на деньги, а деньги передашь моей дочурке…». Он так и сказал – дочурке. Но всё это мне удалось выполнить не сразу. И, я думаю, что вряд ли исполнилась бы эта просьба Валентина, если бы… Когда я с кладбища шёл с золотом, меня ограбили, оглушив сзади, после чего я ничего не помнил больше, что было там на самом деле потом. А когда пришёл в себя, перед собой я увидел лицо какого-то китайского парня. Я его увидел, когда он меня немного в чувство приводил. Наверное, этот китаец меня тогда сюда и притащил, а затем, к моей радости, и слиток принёс сюда же, – тихо и внятно произнося каждое слово, объяснял Егор Валентине.
– Опять этот китаец! – тихо сама себе произнесла Валя.
– Я всю правду тебе сказал без всякой утайки. Поверь мне, а! Этот портрет твоего отца в молодости, где он действительно изображён как будто на фотографии, нарисовал его друг – один художник, который сидел до меня с ним на зоне. К сожалению, я его не застал. Этот художник, по словам твоего папы, до отсидки иконы рисовал, вернее реставрировал. А писать портреты людей так, как они выглядели много лет тому назад, начиная с детских лет и до юной зрелости – это было его любимое увлечение. Знаешь, сколько у нас было желающих. Почти у каждого на зоне было желание посмотреть на себя молодого. Иногда он, на удивление всем, мог даже нарисовать молодыми отца или мать осужденного, опираясь лишь на подробное словесное описание их внешности и характера, – увлечённо продолжал рассказывать Егор про необычный дар художника. – Но художник соглашался рисовать их портреты только в том случае, если тот утверждал, что по внешности он похож на своих родителей. Если бы ты знала, как за это его на зоне ценили и уважали. Некоторые, получив такие портреты своих мам и пап в молодости, клялись, что на свободе вернуться в свои родительские дома и там начнут жить по-новому. Так что, он на зоне не только портреты писал, а можно сказать, наши души спасал.
Часто вспоминая о своём друге-художнике, Валентин, твой папа, говорил, что он наделён свыше даром видеть сквозь во время. Так как для того, чтобы нарисовать такой портрет, одной фантазии мало; надо уметь перемещаться мысленно назад в прошлое. Один из заключённых, по словам твоего папы, увидев свой портрет, даже разрыдался, хотя это на зоне не принято при всех делать. Дело в том, что на портрете он был изображён в том единственном свитере, который ему когда-то подарила мать на день его рождения. Об этом художнике Валентин лишнего больше ничего не говорил, но я-то чувствовал, что он что-то не договаривал – я в этом уверен. Представляешь, Валя, всегда при разговоре об этом человеке на твоего отца накатывала слеза. Видимо, он его сильно любил и, по словам многих старожилов, он его на зоне опекал, как сына. Однажды у него в каптёрке он показал мне портрет того художника. Кстати, его портрет очень похож на человека с фотографии в газете, которая недавно вышла. Я так подробно рассказывал об этом художнике, потому что Валентин Николаевич никому, кроме меня, о нём никогда ничего не рассказывал, потому что, как он один раз в шутку выразился, «вы оба очень похожи тем, что в случае чего можете оказаться голыми по доброте своей душевной, так как готовы отдать последнюю свою рубашку». Как и того художника, он меня тоже опекал на зоне, за что я очень ему благодарен. В последнее время он слишком по тебе скучал, – завершая свой рассказ, сказал Егор и неожиданно предположил:
– А, знаешь, Валентина, я не удивлюсь, что он, может быть, смог попасть под амнистию, которая была ко Дню победы… и есть у меня надежда, что вы скоро увидитесь.
– Ты правда так думаешь? – неуверенно спросила Валентина.
– Я бы, Валя, очень этого хотел.
А в это самое время Кузьма, ничего не подозревающий о том, что именно он стал главным «виновником» того, что Егору всё же удалось выполнить обещание, данное Валентину, проснулся после ночёвки на дереве, почувствовав необъяснимую лёгкость и хорошее настроение, как у хорошо выспавшегося человека. И, хотя ночёвка на ветвях дерева вряд ли может обеспечить полноценный сон – для уставшего до крайней степени человека любой отдых играет важную роль.
Кузьма не спеша слез с дерева, оглянулся по сторонам и, высоко подняв голову, пошёл, не ведая куда, надеясь, что под нежными лучами солнца его организм согреется после ночного прохладного «уюта», и счастливая случайность подскажет страждущему посланцу судьбы, что ему делать дальше и куда идти.
Услышав вдалеке еле уловимые голоса, парень направился в их сторону. Вскоре он увидел поляну, где по полю с ровной травой бегали какие-то ребята. Приблизившись к ним, парень остановился и завороженно стал наблюдать: мальчишки гурьбой бегали по полю за каким-то чёрным пузырем, пиная его ногами, каждый пытаясь при этом отобрать этот пузырь друг у друга при помощи только ног. Такого Кузьма не видел ещё никогда. «Почему они берут мяч только ногами? Удобнее ведь руками его забирать», – с улыбкой подумал он. Такие «муки» несообразительных мальчишек его настолько развеселили, что он даже в голос рассмеялся. Заметив удивлённый взгляд незнакомца и услышав его хохот, один из мальчишек – с виду самый крепкий – направился к Кузьме.
– Эй ты, чего гогочешь? – крикнул он на ходу. – Пацаны, глядите, как он ржёт.
– Может, он так изъявляет желание в воротах постоять, – предположил другой, с густой рыжей шевелюрой.
– Пусть лучше в «защите» постоит, – добавил третий. – Эй, играть хочешь? – обратился он к Кузьме, но ответа не последовало.
– Раз лыбится, значит, хочет, – решил крепыш.
– А может, он чокнутый? – поставил «диагноз» ещё один подоспевший к ним футболист.
– Кто бы говорил… Да ты сам, хуже самого дебила, с тупой всегда рожей носишься по полю, словно баран, – огрызнулся пацан.
– Ладно, хватит дерзить, давайте лучше дальше играть, – нарочито строго выкрикнул крепыш, видимо, и самый старший из них. – А он пока пусть освоится, глядя на нас.
Рыжий, взяв Кузьму за руку, подвёл его к линии защиты, и игра продолжилась. Глядя на то, как ребята опять дружно стали бегать за пузырём, Кузьма тоже влился в их беготню, но не так, как это делали ребята, а наоборот – когда мяч катился к нему, он тут же начинал убегать в сторону от мяча.
– Он, что, псих что ли? Наверное, мяча боится, – высказал догадку крепыш и обратился вдогонку к Кузьме, – Эй, ты, куда так убегаешь от мяча? Он же тебя не съест…
– Точно больной какой-то. Ещё секунда и я умру от хохота. Эй, давай, теперь беги к нам, – крикнул рыжий мальчишка и рукой махнул незнакомцу, предлагая подбежать к нему. – Ты что, с Луны свалился или с неба к нам сюда упал? – обратился он к быстро прибежавшему к ним Кузьме.
В ответ на это Кузьма улыбнулся и утвердительно кивнул головой.
– Если все, кто падают с неба, такие футболисты, то тогда с тобой все ясно. А может, ты сбежал из дурдома с неба? На своей этой Луне ты так разбушевался, что тебя решили вмиг скинуть на Землю, – не унимались игроки.
– Да что вы к нему привязались, может, он вратарь отменный. Будешь вратарём? – тут же предложил Кузьме один из мальчишек.
Не дождавшись от новичка ответа, его отвели к воротам, показав, как надо стоять в них, как ходить от одного столба до другого и как держать руки. Усвоив задание, Кузьма стал чётко делать так, как его научили – ходить по периметру ворот, поглядывая на играющих на поле.
В этот момент к полю подъехал джип. Из него самоуверенной походкой вышел мужчина средних лет с обритой головой, в кроссовках и в тренировочном костюме, куртка которого была расстёгнута до середины обнажённой груди, среди густой растительности которой сверкала массивная золотая цепь. Следом за ним из машины выскочила крупной породы собака. Остановившись на краю поля, мужик снял куртку, разлёгся на травке и стал загорать. Собака сначала послушно стояла возле хозяина, но потом, заметив юных футболистов, помчалась в их сторону. А уже через несколько секунд животное вцепилось в штанину одного из пацанов, отчего тот рукой замахнулся на собаку. Освободив ногу из её пасти, он побежал дальше играть. Собака бросилась следом за ним. Мальчишка на этот раз тоже решил попытаться отмахнуться от пса, но зверь в ответ только разозлился и набросился на ребёнка, повалив того на землю и начав кусать. От жгучей боли и страха мальчик начал плакать.
От такой непредвиденной развязки событий ребята настолько растерялись, что, остолбенев, только смотрели на товарища, не в состоянии ничем ему помочь. Заметив это и напугавшись за мальчика, Кузьма, не раздумывая, быстро подбежал к собаке, схватил её двумя руками: одной в районе шеи, другой – за хребет, и стал трясти, держа животное перед собой на весу. Собака сначала с визгом заскулила, а потом неожиданно и быстро умолкла, опустив свою морду вниз.
На практике таёжной жизни Кузьма убедился, что любой зверь становится безопасен, если лишить его опоры под лапами. В таком положении воля его сломлена и подчинена воле человека. Зверю остаётся только повиноваться силе, что оторвала его от земли. Завершением такого «перевоспитания» является взгляд человека в глаза зверю – долгий и неприятный для животного.
Со своим другом Кисой Кузьма часто играючи проделывал этот трюк, когда тот был совсем маленьким. Поднимет зверёныша, бывало, над землей и шутливо приговаривает: «Вот, не будешь меня слушаться – не буду тебе другом». Медвежонок начнёт недовольно рычать, а Кузьма улыбнётся, опустит его на землю и в очередной раз ответит на его дружескую медвежью воркотню: «Ну, раз ты согласен, то и я согласен – тоже буду тебя слушаться. А значит, мы с тобой неразлучные друзья».
…Все игроки с удивлением смотрели на Кузьму и не могли понять, как этот спокойный с виду парень с добрыми глазами смог без труда справиться, словно с котёнком, с таким огромным псом. Встряхнув собаку, Кузьма с силой отбросил её в сторону, встал на четвереньки и, уставившись псу в глаза, начал громко по-медвежьи рычать. От такого устрашающего рыка собака, задрожав всем телом, отбежала к хозяину, ища защиты, но тот начал бить её намордником и натравливать на Кузьму: «Цезарь, фас! Бери его!» Пёс, распластавшись всем телом по земле, не трогался с места, и мужик, разозлившись, стал хлестать свою собаку изо всех сил. Увидев такую сцену, Кузьма подошёл и с ненавистью в глазах резко вырвал из рук мужика ошейник и замахнулся им на самого мужика. Тот, испугавшись, начал ретироваться к своей машине. Кузьма же кинул со злостью ошейник вдогонку хозяину собаки и по-звериному зарычал.
Не успел Кузьма вернуться к ребятам, как заметил, что невдалеке показалась милицейская машина. По уже известным нам причинам, появление людей в форме Кузьма воспринимал, как опасность, и поэтому сразу бросился наутёк.
– Что здесь происходит? – спросили подъехавшие блюстители правопорядка.
Быстро пришедший в себя хозяин собаки отреагировал моментально:
– Что происходит, спрашиваете? – завопил он. – Да вот псих какой-то на меня набрасывался. Уголовник, наверное. И собаку мою покалечил, а она у меня домашняя. На ребят озлобился чего-то тоже…
– Да что ты все врёшь и не краснеешь даже! – возмущённо загалдели мальчишки, а старший, эмоционально подкрепляя свой рассказ жестами, пояснил: – Товарищ дядя милиционер, не слушайте его. Его собака одного из нас очень сильно покусала, а когда этот «инопланетянин» отогнал от него его собаку и зарычал на неё, как настоящий медведь, то этот вот потом стал науськивать свою собаку на «инопланетянина».
– А что с вами делал тот, как это его, инопланетянин ваш? – решил уточнить милиционер.
– Как что? Он с нами играл в футбол, – хором ответили мальчишки.
Выслушав ребят, милиционер подошёл к хозяину собаки и назидательно заметил: – Ну что, молодой человек, не хорошо геройствовать, обижая малышей.
– Я их не обижал, собака сама на них напала, – попытался оправдаться мужчина.
– Значит так, ты со своим псом поедешь с нами в отделение милиции. А что касается вас, ребята, тоже придётся с нами поехать. Только не все, а тот, кто пострадал, и тот, кто из вас старший. Всем в машине не поместиться, – заявил милиционер.
– А нам зачем в милицию? – удивились дети.
– Вы же хотите, чтобы этого человека наказали? – пояснил страж порядка.
– Хотим! Дядя милиционер, вы бы посмотрели на него чуть пораньше. От испуга он был белый как мел и дрожал как студень, – начали сыпать фактами мальчишки, попеременно перебивая друг друга.
– Понятно. Ну что, садитесь в машину, а того, который убежал, нам уже не поймать. Да он нам и не очень-то нужен, раз он с вами просто в футбол играл. Только одного понять не могу: чего он нас так испугался? – недоумевал милиционер.
– Дядя милиционер, он нам говорил, что с Луны… с неба упал. И, наверное, когда падал, нервы повредил и поэтому пугливый стал, – глубокомысленно предположил пострадавший мальчишка.
– Ты, профессор медицины – невролог, давай быстрее садись в машину, а то от твоей лекции по неврологии все тут станем больными и пугливыми, – сказал милиционер и аккуратно помог тому залезть в машину.
Убежав от милиционеров, Кузьма долго бродил по городу, пытаясь понять: почему одни люди ходят и ездят мимо, не обращая на него никакого внимания, а другие – в странных одеждах своих и красивых шапках – появляются вдруг, откуда ни возьмись, и начинают к нему приставать?
Неторопливо шагая по улице мимо одного из зданий, Кузьма, к своей радости, услышал музыку. Она звучала почти со всех окон – прерывисто, отдельными нотами и в исполнении разных инструментов, среди которых он без труда уловил звук гитарных струн. Подойдя ко входу здания, он увидел сбоку от двери дощечку с надписью «Музыкальное училище». Потянув на себя за ручку входную стеклянную дверь, он понял, что она не заперта и зашёл внутрь. Проходя мимо вахтера, Кузьма улыбнулся, заметив, как тот махнул ему рукой, как бы предлагая поторопиться, раз уж опоздал.
Оказавшись внутри здания, парень, оглядываясь по сторонам, тихо бродил по гулким пустынным коридорам мимо многочисленных дверей, изредка встречая кого-либо. Заметив, как одна девушка открыла одну из дверей и скрылась из виду, Кузьма решил последовать за ней. Увидев его близко от себя, девушка засмущалась, невнятно что-то забормотала и замахала на него руками. Повинуясь её требованиям, Кузьма попятился назад, но, споткнувшись о порог, грохнулся на пол. Проходивший мимо молодой человек засмеялся: «Ты что, с ума сошёл? Или от любви к ней голову совсем потерял и побрёл вместе с ней в женский туалет?» Кузьма, улыбаясь в ответ, встал и пошёл дальше.
В самом конце коридора он, наконец, увидел приоткрытую дверь. Осторожно войдя через неё в какое-то помещение, он осмотрелся, и глаза его радостно заблестели – в углу на стойках стояли несколько гитар. Кузьма с нежностью взял один из инструментов, сел на стул, пальцами пробежался по струнам и начал наигрывать тихо мелодию песни «С чего начинается Родина?». Он играл с улыбкой на лице, уносясь душой в тайгу и мысленно любуясь её красотой. Увлечённый игрой и воспоминаниями о своих прогулках с папой и с другом Кисой по тайге, он даже и не заметил, как несколько девушек остановились у двери, слушая его игру и удивлённо глядя на него. Кроме своей необычной игры, он поразил их и своим видом – в нём всё было странно: одежда, обувь, лицо и манера держаться.
На фоне такой завораживающей мелодии, из другого конца коридора послышался стук каблуков, становившийся по мере приближения всё громче и отчётливее. Но это ни в коей мере не мешало проникновенному распространению музыкальных аккордов по периметру класса и примыкающей к нему части коридора…
Преподавательница игры на гитаре, шедшая к своему классу, ещё издалека заметила группу учениц, затаив дыхание слушающих чью-то игру, хотя их было довольно сложно чем-то удивить. Войдя незаметно в класс, она увидела странного парня, сидевшего в углу у окна и увлечённо играющего на гитаре. Окинув взглядом этого парня, педагог обратила внимание на его гораздо большего размера одежду, как будто снятую с чужого плеча, и необычную для играющего на гитаре позу: сняв обувь и упираясь ногами в батарею, он сидел, ссутулившись и облокотившись на спинку стула и прижимая к себе, как будто обнимая, гитару. При этом глаза его были совсем закрыты, а голова немного запрокинута назад. Никто и предположить не мог, что для него играть вслепую на гитаре в такой позе – обычное дело: в пещере, где кругом темень, держать гитару у груди возможно лишь опершись спиной о стену и согнув ноги.
Опытного педагога поразила его особенная манера щипков по струнам, и вызвало невольную улыбку то, как парень бил по струнам правой рукой, касаясь струн словно ребёнок, впервые исследующий неизвестный предмет. Но за этими хаотичными, по-детски дергающими, касаниями струн, следовали сразу же очень мягкие щипки. Педагог отметила также его особенный способ браться левой рукой за гриф часто не снизу, а сверху, пробегаясь ей по ладам быстро, как по клавишам пианино, в то время, как правая рука, что для неё было поразительно, касалась струн только большим пальцем.
Проводя по струнам кончиками ногтей своеобразным своей корявостью способом и роняя пальцы сверху вниз, а потом как будто ковшом подтягивая их кверху, парень точно попадал на струны, чётко извлекая звук, что особенно важно при быстром темпе игры. Педагог с удовлетворением заметила, что ногти на правой его руке выглядели аккуратными, а значит, он следит за ногтями, как и все гитаристы, тщательно и аккуратно обрабатывая их пилочкой. Могла ли она знать, что этот парень и в помине не слыхивал ни о каких пилочках. Конечно, учась играть в детстве на гитаре, Кузьма задумывался о состоянии ногтей и нашёл свой способ поддерживать их в нужном состоянии: он обтачивал ногти на шляпках гвоздей или на шершавых камешках до такой длины, чтобы ими можно было цеплять струны без труда, но и не сломать случайно во время лазания по деревьям, причинив тем самым себе боль.
Педагог по своему опыту знала, что отступать от строгих приемов классической игры на гитаре и касаться струн таким способом может позволить себе только очень опытный мастер, отчего она в недоумении подумала: «Где паренёк мог этому научиться, ведь его манера игры не только не соответствует никаким общепринятым правилам игры на гитаре, но даже кажется абсурдной и нелепой, как будто он впервые держит инструмент в своих руках».
Но выводы – выводами, а чувства – чувствами. Музыка, которая лилась из инструмента под пальцами этого странного парня, вызывала в женщине искреннее восхищение. Его грубые и мозолистые руки, покрытые многочисленными ранами, синяками и царапинами, как-то по-особенному нежно держали гитару и с какой-то диковатой лаской дёргали струны; а слегка дрожащие, видимо, от внутреннего напряжения пальцы превращали тем самым игру парня на инструменте в завораживающее зрелище. Он и гитара были словно единое целое, а издаваемая ими музыка рассказывала о таком одиночестве и тоске, что никого не могла оставить равнодушным.
Парень продолжал играть, уже открыв глаза и глядя куда-то перед собой, но по-прежнему никого и ничего не замечая вокруг. Он еле заметно улыбался, но за этой улыбкой прятались горечь и тоска, а слезы на его щеках и слегка вздрагивающий подбородок выдавали едва сдерживаемый плач.