– Эй ты, уважаемый! А мы ведь тоже люди, а всем в таком случае людям известно, что когда к людям заходят, в первую очередь с ними здороваются. Слышишь, это я тебе говорю, уважаемый. Подойди сюда! Хочу хорошенько на тебя посмотреть.
Кузьма молча встал и не спеша направился в сторону позвавшего его мужчины, который сидел спиной к нему, увлечённо проводя карандашом по листу бумаги, расположенному перед ним на небольшой фанерке, и изредка поглядывая на газету, лежащую рядом с ним. Встав возле этого заключённого и взглянув мельком через его плечо, Кузьма увидел на газетной странице фотографию своего папы. Вздрогнув, он неожиданно быстро схватил газету, встревоженно посмотрев на рисующего, вернулся в свой угол и сел. Все без исключения смотрели молча с удивлением на этого смельчака.
Один из заключённых за такую наглость хотел было уже наброситься на Кузьму и проучить, но недавний владелец газеты резко остановил того:
– Отставить дёргаться. Не трогай его! Я сам с ним разберусь.
Возникла затянувшаяся пауза, в течение которой мужчина не спеша подошёл к Кузьме и долго смотрел на него. Потом он потянулся рукой к заинтересовавшей парня газете, чтобы забрать её, но тот вдруг резко прижал её к груди. От такого поведения новичка мужчина начал терять терпение и, серьёзно глядя Кузьме в глаза, изучающе прищурился. Всеобщее напряжение в камере возрастало. Некоторые направились в сторону Кузьмы.
– А ну, все назад, – властно скомандовал мужчина.
Все тут же резко остановились, замерев каждый на своем месте.
– Дорогой мой гость с востока, – медленно начал мужчина, сменив вдруг гнев на милость, так как заметил, что при взгляде на фото в газете, у парня на глазах почему-то появляются слёзы. Своей беззащитной растерянностью взгляд этого парня напомнил ему взгляд его правнука-инвалида, вызвав в нём человеческую жалость. – Как это понимать? Ты забрал мою газету, на которой сфоткан человек по кличке «Художник», с кем я имею честь быть хорошо знакомым, и не хочешь мне её отдавать, – подчёркнуто вежливо выбирая слова, произнёс владелец газеты.
Кузьма поднял голову, посмотрев на мужчину и молча улыбнулся.
– Он кто тебе? Ты его знаешь? – стал допытываться ответа мужчина. – А ты его, чувствуется, знаешь, если после того, как я сказал, что его знаю, ты улыбнулся…
Кузьма, широко улыбаясь, утвердительно покачал головой.
– Не врёшь?
Кузьма быстро и многократно отрицательно замотал из стороны в сторону головой.
– Ладно, верю. И не стоит так резко болтать головой… Она отлететь от тебя невзначай сможет… Я, после такого твоего признания, хотел бы и другой вопрос задать тебе, но, если ты, как мне показалось, немой и не можешь говорить, попробуем с тобой разговаривать по-другому. Умеешь по-русски читать и писать?
Кузьма вновь утвердительно кивнул в ответ.
– Понял, умеешь. Это хорошо. Карандаш и бумагу мне быстро, – крикнул приказным тоном мужчина.– Приказ был мигом исполнен. – Значит так, дорогой мой человек, – растянуто вежливо обратился он к Кузьме, – я буду письменно спрашивать, а ты мне будешь письменно отвечать. Первый вопрос у меня такой. – Мужчина взял карандаш и большими буквами написал на бумаге: «Кто тебе этот человек, изображённый в газете?»
Кузьма в ответ коряво, но большими тоже буквами, написал: «Папа».
Прочитав это одно только единственное слово, мужчина выпрямился, расправив плечи, и с улыбкой, полной доброты и уважительной нежности, но с огромным удивлением протянул: – Вот даже как…
Сделав длинную паузу, он встал и прошёлся по камере, исподлобья поглядывая на всех в ней присутствующих. А потом вдруг громко, тоном, не терпящим неповиновения, провозгласил медленно, чётко и ясно:
– Значит так, аудитория! Моё слово такое. Кто его обидит или даже плохо на него посмотрит, будет иметь дело лично со мной. И тогда я того без объяснений моментом изничтожу! Так что мокрого даже места от него не останется.
А потом, широко улыбаясь, он подошёл к Кузьме и, обняв его по-отцовски за плечи, сказал:
– Парень, поверь мне, что теперь тебя здесь никто не тронет. Твой папа и уважаемый так же мной Валентин Николаевич на зоне не раз меня выручали, так что я по жизни их должник. Ко всему ещё прочему, твой отец терпеливо меня рисовать учил. На днях я узнал, что он опять на нарах оказался. Вот мне и захотелось с газеты его портрет нарисовать. На зоне он меня, как и многих, изобразил таким, каким я был в молодости, за что спасибо ему огромное. Твой папа – хороший художник с большой буквы… А так же добрый по жизни мужик, – поведал мужчина и неожиданно спросил: – Ты с ним долго в тайге был?
Парень внимательно посмотрел на своего «защитника», но вместо ответа всего лишь молча улыбнулся. Не добившись ответа, мужчина тоже улыбнулся и, хлопнув его слегка по плечу, произнёс:
– Всё ясно… Ты в осторожности своей вылитый отец. Обо всём подробно и молча одними глазами можешь рассказать. Извини за такое сравнение с юмором с твоим папой. Обещаю, что больше не буду мучить тебя вопросами и допытываться правды. Потому что вижу, что ты не врёшь. Я и без этого теперь поверил, что он – твой папа, хотя вы и разных с ним национальностей. И скажу, почему я тебе верю. Просто, дело в том, что ты – как и твой папа, а также уважаемый мной Валентин Николаевич, который однажды спас меня – когда говоришь с кем-либо даже взглядом, то голос от сердца идет и без всякой там фальши. Сколько на зоне я их знал, они никогда мне не лгали, глядя мне в глаза… Не туманили мне глаза. И поэтому я по твоим зрачкам вижу, что ты тоже честно на меня смотришь – прямо и открыто, с влажными от жизненных страданий глазами, отчего я даже своё отражение вижу, как в зеркале, в них. Понимаешь, не многие так смотрят. В основном все начинают напускать туман сразу себе на глаза, надеясь таким образом скрыть ложь. Нагло глядя при этом тебе в глаза, они клянутся многократно в честности. Хорошо, что ты берёшь пример в честности от своего папы и моего на зоне спасителя – Николаича. А хотя, может, это всё у тебя в крови ещё с рождения было. Кстати, вот ты когда так улыбаешься, сразу, глядя на тебя, жить начинает хотеться. Так что, наш дорогой друг – китаец, живи в наших апартаментах спокойно, сколько тебе хочется, и ничего не бойся. А в ответ на это улыбайся побольше, чтобы у нас от твоей улыбки жить постоянно хотелось здесь. Тебя, наверное, удивило, что я тебя китайцем назвал. Видимо, попал «в точку». Понимаешь, у меня один знакомый был, и он по-национальности китаец. Вы как-то и чем-то по лицу очень похожи с ним. Тот тоже, как и ты, всегда улыбался, но не так красиво, как ты. Вот почему я догадался, что ты китаец, – объяснил мужчина и, перейдя на другой лад, решил завершить основную часть разговора наиболее доверительно:
– И посему, после нашего знакомства и после моей торжественной речи, я и всё остальное в этих покоях здешнее местное население остаёмся с добрыми намерениями к тебе и приступаем к более тесной дружбе между нами: просим, так сказать, к нашему шалашу, как говорят у нас на Руси.
Он улыбнулся своей гостеприимной улыбкой всем присутствующим в камере, как бы приглашая всех к столу, отчего все пришли в хорошее настроение.
– Только, уважаемый гость, не обессудь за такое скромное угощение, как говорится, чего Бог послал. Что смотришь? – заметив робкий взгляд парня, обратился он к Кузьме. – Вливайся, давай, скорее к нам и садись живо с нами, попотчуем тебя. А там, как говорят у нас в Одессе, далее «будем посмотреть», как тебе затем помочь уют создать. Видно, что устал ты очень в этой непредсказуемой земной людской жизни, хотя и виду не подаёшь, что у тебя на самом деле на душе творится. Думаю, тебе и ему – твоему папе – в тайге, ой, как доставалось, потому что тайга – это суровый и очень опасный край. Я от души рад за Художника, что у него такой сын вырос. И ещё раз поэтому повторяю, живи здесь в полном комфорте и знай, что мы тебя даже пальцем не тронем, – после этого он снова по-отечески приобнял парня и, ободряюще похлопав его по плечу, добавил: – Такие, как ты… В наше время редкость…
Довольный таким приёмом, Кузьма улыбнулся и, окинув всех благодарным взглядом, для поддержки дружеской атмосферы громко и звучно вдруг зарычал по-медвежьи. Заключенные вначале оторопели, но, увидев, что парень радостно засмеялся, тоже развеселились, и каждый на свой лад попытался изобразить рычащего медведя.
Глава 16
В год страшного землетрясения
Выписываясь с больницы, Вероника поблагодарила доктора, переоделась, сменив больничный халат на свою повседневную одежду, и по коридору направилась к выходу. Проходя мимо стоящего в фойе телевизора и услышав в новостях сообщение о каком-то задержанном маньяке, она решила остановиться, чтобы дослушать новость. Увидев на экране фото предполагаемого маньяка, Вероника была сильно удивлена, узнав в нём того самого парня, который помог ей освободиться от насильников-маньяков, и которого она впервые увидела в вагоне товарного состава. Далее в новостном сюжете сообщалось о том, что в ближайшее время состоится открытое судебное заседание по делу этого маньяка. Такое сообщение показалось для Вероники очень странным – она недоумевала, как может всё быть так перевёрнуто с ног на голову в работе правоохранительных и судебных органов. От такой несправедливости на её глазах даже навернулись слёзы и, опустив уныло голову, она медленно пошла дальше по коридору к выходу.
Оказавшись на улице, она шла по тротуару и вспоминала недавние, случившиеся с ней по дороге через кладбище, события, после которых она чудом осталась жива благодаря именно тому молодому человеку, которого сейчас принимают за маньяка. Восстановив в памяти все подробности той ужасной ночи, она вдруг осознала, что является, вероятно, единственной свидетельницей произошедшего там. Поняв, что только она может рассказать на суде всю правду о событиях на кладбище и указать приметы настоящих преступников, Вероника решила, что непременно должна помочь своему спасителю не стать жертвой несправедливого обвинения. И только тогда, выполнив свой гражданский долг, она сможет с чистой совестью вернуться в дом дяди и начать жизнь с «чистого листа», раз не повезло встретиться с Джулио.
Погружённая в свои размышления, Вероника и не заметила, как оказалась совсем рядом с магазином бытовой техники и электроники. Через большие стеклянные витрины хорошо просматривалось завораживающее мерцание цветных изящных светильников внутри магазина, которое так и манило девушку войти внутрь. Остановившись у ближайшего от входа прилавка, она услышала за спиной голос и, затаив дыхание, прислушалась. Этот голос, неожиданно ею услышанный, она никогда не спутала бы ни с каким другим. Она с волнением развернулась и быстро пошла на звук голоса, оказавшись вскоре в отделе телевизоров, где на всех телевизионных экранах одновременно она увидела лицо Джулио, взгляд которого был направлен как будто только на неё. Остановившись у одного из экранов и закрыв глаза, она опустила голову и стала слушать его пение – смотреть на Джулио у неё просто не было сил.
Слушая пение Джулио, она унеслась мыслями в события почти двадцатилетней давности, когда после землетрясения в Армении по воле судьбы они оказались вдвоём в полуразрушенном подвале, изолированными не на одну неделю от всего мира. Именно там Джулио впервые попробовал петь.
– Не останавливайся, пой! – попросила тогда Вероника. – У тебя очень красивый голос!
– Я никогда ещё не пел в жизни, и он у меня был совсем другой, – удивляясь сам как будто новому тембру своего голоса, ответил тогда итальянец.
– Вот и хорошо, что ещё не пел, а начал петь лишь только сейчас и как раз для меня. Пой… А я буду твоим самым первым и, обещаю, самым верным зрителем…
День за днём находясь под завалами, в перерывах между разговорами о будущем Джулио пел для Вероники, тем самым успокаивая её – свою единственную тогда преданную зрительницу. Вначале это была просто песня о любви, потом, вспоминая свои любимые стихи, он читал их наизусть, по ходу придумывая мелодию к ним. Прерывая на время пение, Джулио, расчувствовавшись от стихотворного текста, говорил:
– Вероника, только твоя забота помогает затягиваться моей ране, а мне – выздоравливать. Я никогда не забуду, что ты для меня делаешь. И когда мы отсюда выберемся…
– Я бы тоже хотела отсюда выбраться, – подхватывала Вероника, – и тогда бы я тебе призналась, что только твоё присутствие со мной и твоё пение помогли выжить. Но никто нас и никогда, к сожалению, отсюда не вытащит, пока мы сами не попытаемся это сделать.
– Жаль, что нога моя пока меня не слушается, и я не могу без боли двигаться. Тебе же одной не по силам будет освободить нас отсюда, – посетовал Джулио.
– Ты очень помогаешь мне своим пением. А это для меня сейчас самая лучшая поддержка. Так что вдвоём с тобой как-нибудь да справимся. А пока спой для меня ещё, пожалуйста, – попросила Вероника. – Это мне поможет думать, как нам отсюда выбираться.
И Джулио вновь запел песню о первой любви, как гимн сопротивления пребыванию под завалами, которая на его родном итальянском языке звучала особенно трогательно и проникновенно.
Вероника никогда не забывала слова этой песни, принадлежащие перу известного русского поэта Николая Огарёва, произведения которого так нравились Джулио. Стихотворение о первой любви Огарёва настолько тронуло итальянца, что он перевёл его на итальянский язык, а в процессе перевода родилась и мелодия. Первая попытка положить слова любимого стихотворения на музыку оказалась удачной и, находясь под завалами, он стал сочинять мелодии для других известных ему стихотворений. Получившиеся песни очень нравились Веронике и успокаивали её. Зачастую он слышал, как она, слушая их, тихонько всхлипывала в темноте. Иногда она не до конца понимала текст песни в силу своего ещё совсем юного возраста, но на вопрос Джулио: «Понравилось ли?» она неизменно отвечала: «Да». Ей нравился даже его итальянский акцент, когда он пел на русском языке. Джулио так мило и немного смешно произносил некоторые слова, что девочка в шутку иногда даже передразнивала его. Такая признательность Вероники по отношению к Джулио объяснялась одной причиной – он был для неё тем человеком, с кем не было страшно находиться в жутком мраке заваленного подвала. Окажись она там одна, её психика долго не выдержала бы, и она погибла бы от страха и бессилия .
Когда девочка в очередной раз засыпала, убаюканная его песней, его каждый раз преследовала одна и та мысль – неужели в его жизни должна была случиться такая страшная трагедия, чтобы он запел? Именно его пение стало спасением для обоих в сложившейся ситуации, так как укрепляло их веру в будущее. Слова песен помогли им пережить страшное время нахождения под завалами, а для Вероники стали спасательным кругом в моменты душевных тревог, когда после унёсшей жизни её родителей трагедии девушка жила в течение долгого времени у своего дяди.
После того, как они ценой неимоверных усилий выбрались из-под завалов, её, полуживую, нашли и отправили незамедлительно в больницу, где девочка постепенно выздоравливала и скоро смогла встать на ноги, но на её красивом лице навсегда остались метки, напоминающие о страшном событии в её жизни – несколько неглубоких шрамов, образовавшихся, вероятно, от ран, полученных во время стремительного падения вниз при обвале здания. В момент, когда она впервые увидела в зеркале отражение своего обезображенного лица, ей не хотелось жить. Только слова и мелодии песен Джулио, которые она постоянно себе напевала, и надежда когда-нибудь вновь увидеть этого доброго и порядочного человека, который примет её такой, какая она есть, в чём она ни капельки не сомневалась, удерживали Веронику в этом мире.
Вот и сейчас, когда Вероника стояла перед экраном телевизора и слушала песню в исполнении Джулио, к ней вернулось состояние незыблемой уверенности в том, что он обязательно найдёт её, так нуждающуюся в душевной поддержке.
Песня завершилась и Вероника собралась уже уходить, но услышала, как диктор сказал, что известный певец Джулио Винсетти, впервые находящийся в России с гастролями, проходящими с непредвиденным аншлагом, вероятно, продлит свои гастроли, так как российский зритель, по его мнению, очень доброжелательный и чуткий. А кроме того, есть и другая… личная причина – именно в этой стране живёт та девушка, благодаря которой он выжил однажды в сложной ситуации и стал певцом. В заключении диктор сказал, что певец никогда не забывал и никогда не забудет свою спасительницу Веронику и полон надежды найти её, чтоб не расставаться с ней никогда.
Окрылённая этой радостной новостью, Вероника еле сдерживала слёзы – Джулио помнит её и ищет встречи с ней – значит, всё не зря… Но внезапная радость быстро сменилась грустью – Вероника понимала, что шансы на их встречу ничтожно малы даже без учёта огромной разницы в их социальных статусах на сегодняшний день.
Она вышла из магазина и, не замечая вокруг ничего и никого, побрела по улице. Ноги сами привели её к временному месту работы – гостинице. Люся, завидев Веронику, радостно обняла её. Решив, что Вероника переживает из-за долгого отсутствия на работе, Люся постаралась быстрее успокоить её, сказав, что она оповестила начальство об её отсутствии по причине болезни. Сочувственно улыбнувшись, Люся предложила Веронике пожить пока у неё, так как её муж на несколько дней уехал в командировку. Вероника с радостью согласилась. По пути домой после работы и за их совместным ужином Вероника подробно рассказала Люсе о своих злоключениях и о чудесном спасении от гибели в руках маньяков благодаря парню, которого сейчас ошибочно принимают за преступника, и попросила подругу помочь узнать где и когда состоится суд над ним. Пораженная до глубины души историей Вероники, Люся пообещала как можно скорее найти информацию о суде.
В то время, когда подруги разговаривали о своих радостях и заботах, Джулио в сопровождении своей верной помощницы Луизы направлялся в сторону аэропорта. Машина, в которой они ехали, пройдя некоторую часть пути почему-то вдруг неожиданно притормозила у обочины. Водитель, выйдя из машины и разобравшись в причине поломки, заверил Джулио и Луизу, что справится с поломкой буквально за десять минут и пообещал, что в аэропорт они прибудут без опоздания.
Чтобы скоротать вынужденное свободное время, Джулио вышел из машины и огляделся вокруг. Невдалеке виднелись поле и лес, а рядом с трассой он заметил повсюду стройматериалы и большие железобетонные блоки. Видимо, скоро здесь должна была начаться стройка. Как ни странно, певец не стал любоваться вызывающей восхищение красотой природы. Поле, лес, меняющиеся цветочные пригорки в солнечных лучах – весь этот приятный взгляду ландшафт приносил, конечно, ему успокоение, но Джулио выбрал для созерцания менее приятный «ландшафт» – он направился прямо к будущей стройке, как будто что-то в его душе руководило его поведением, пытаясь возвратить в прошлое. И действительно, когда его взгляд задержался на лежащих «п»-образных бетонных блоках, его лицо стало очень серьезным – он отчётливо представил себе тот день, когда, находясь уже долгое время под завалами, они с Вероникой были уже на пределе истощения и жажды, такая же «п»-образной формы конструкция указала им путь к спасению…
В одну из вылазок в лабиринты подземелья Вероника случайно наткнулась на какой-то холодильник. С огромным трудом девочка смогла открыть его и, к огромной радости обоих, нашла там бутылку с водой, немного сыра, несколько кусочков колбасы и, как ни странно, полбуханки чёрного хлеба в целлофановой обёртке. Когда вода и всё съестное закончились, Вероника в отчаянии толкнула этот холодильник ногой. Возможно, до этого момента он служил опорой для некоторых балок, потому что сразу же после того, как холодильник чуть сдвинулся с места от удара, произошёл небольшой обвал, и со всех сторон на них начали падать обломки бетонных конструкций, к счастью, небольшие. Но даже маленький обломок арматуры, смог так сильно ударить итальянца по ноге, что на некоторое время он потерял сознание от боли. Когда же обвал закончился и Джулио пришёл в себя, Вероника перевязывала раны на его плече и ноге, отрывая куски материала от подола своего платья. Спустя некоторое время Джулио уснул, а Вероника приподнявшись, чтобы осмотреться кругом, заметила поодаль какой-то неясный свет, шедший из-под балки, через которую проходила какая-то большая труба. Услышав, что Джулио застонал во сне, она лёгким своим прикосновением решила его разбудить, чтобы поделиться радостью:
– Джулио, ура… Мы скоро выйдем…
– Как мы отсюда сможем выбраться, если кругом одни стены и завалы, а я не могу двигать ни рукой, ни ногой… – тихо произнёс итальянец, с сожалением вздохнув.
Приблизившись к тому месту, откуда брезжил еле различимый свет, девочка внимательно осмотрелась кругом и обрадованно воскликнула: «Вот и выход!», заметив, что между стеной и трубой, в проёме блока похожем на букву «п», есть пространство. Труба шла очень близко к одной из стенок, что и обрадовало Веронику, которая сообразила, что у другой стенки зазор побольше, а это значит, что с другой стороны трубы есть небольшой проход. Хорошо, что они с Джулио оба худенькие, а это значит, что у них есть небольшой шанс выползти кое-как наружу. Сачала она попробовала пролезть сама, но ей помешали земляные оползни, и девочка осторожно начала их разгребать. Джулио, услышав, как она работает, решил попробовать подползти поближе, чтобы помочь ей. Заметив намерение итальянца, Вероника остановила его.
– Сейчас ты можешь помочь мне только одним – спой, пожалуйста, мою любимую песню, – попросила его Вероника. – От этого мне будет намного легче разгребать проход.
И он запел. Вероника работала, а он пел. Такое распределение обязанностей в данной для них ситуации было, наверное, самым правильным. Когда Вероника очень уставала, то подползала к нему, ложилась рядом и засыпала. А потом снова вставала и бралась за работу. А Джулио опять начинал петь. Так как оба они были очень слабы от истощения, то совместный труд по спасению самих себя затянулся надолго. Но в один из дней все подготовительные работы были наконец-то закончены – оставалось только суметь выбраться отсюда.
– Нам сейчас предстоит пробираться через этот проход наружу. Главное, нужно двигаться очень осторожно, и тогда уже скоро мы будем на свободе, – уверенно сказала Вероника.
– А, может, ты выберешься одна, а когда будешь наверху, позовёшь кого-нибудь на помощь. Потом и я наверх полезу. А так я как-то побаиваюсь… Вдруг я стану тебе обузой… – несмело попытался воспротивился Джулио.
– Без тебя, Джулио, я даже с места не тронусь, – заупрямилась Вероника.
– Боюсь, что здесь может всё скоро обвалится, и ты погибнешь. Как тогда мне потом без тебя быть…
– Ничего со мной не произойдёт… Потому что теперь мы с тобой как две половинки ножниц, скреплённые вместе, созданы друг для друга, – клятвенно заверил её Джулио.
– Значит, ты никогда меня не забудешь? – наивно спросила девочка.
– Никогда… Ты теперь стала для меня очень дорога, – прямо глядя ей в глаза, ответил Джулио.
– Без тебя я не буду отсюда выбираться. Раненого оставлять одного грешно. Поэтому будем выползать отсюда вместе, – твёрдо сказала Вероника. Расстелив рядом с Джулио найденный в подвале кусок какой-то мешковины, она помогла ему перекатиться на материю и потащила, крепко ухватившись за её концы, за собой. Джулио тоже помогал ей передвигаться, цепляясь здоровой рукой за трубу и подтягивая себя. После долгой и упорной борьбы за своё спасение они, наконец, смогли выбраться из-под завалов наружу, где их встретила тихая и ясная… ночь с множеством ярких звёзд, мерцающих на чёрном бархате небосклона. Джулио лежал и, глядя на них, тяжело дышал не в силах поверить в их с Вероникой спасение. Почувствовав слабость, почти на грани обморока он еле слышно произнёс:
– Пить…
– Потерпи немного… Я сейчас тебе принесу. Здесь совсем недалеко есть ручеёк… Потерпи немножко, – попросила его Вероника и отправилась за живительной влагой.
Итальянец, силясь приподняться на локти, хотел ей что-то сказать вслед, но, потеряв сознание, упал, скатившись в неглубокую ямку, расположенную рядом. Блуждая некоторое время в темноте, девочка смогла, наконец, найти воду, но от истощения и усталости тоже провалилась в беспамятство, упав без сил прямо у источника с живительной влагой…
Очнулись они уже будучи далеко друг от друга – в разных больницах – и с тех пор больше, к сожалению, не виделись.
Уход в воспоминания очень растрогал Джулио. Он долго стоял в печальной задумчивости, горько сожалея о том, что после того радостного высвобождения из подземного «плена» потерял Веронику. А ведь только благодаря ей он сейчас живёт и здравствует… «Я, не найдя её, отсюда не уеду…» – тихо произнёс он сам себе. Но эти слова, сказанные вроде бы совсем тихо, услышала Луиза… Она как раз оказалась рядом с ним.
– Терять совсем незнакомых, но сердцу очень дорогих тебе людей всегда тяжело, – легко коснувшись его плеча, сочувственно произнесла она.
– Ты очень правильно поняла моё состояние. Луиза, я хотел бы попросить тебя после Армении… – начал было Джулио.
– … как можно скорее вернуться в Россию и находиться здесь так долго, насколько только это будет возможно, – буквально прочитав его мысли, сформулировала его просьбу помощница.
– Да. До той поры, пока…
– Пока не найдёшь её? – опять опередила его Луиза.
– Да, – подтвердил Джулио.
К этому моменту неполадки автомобиля, ставшие причиной воспоминаний Джулио, были устранены, и его движение в направлении аэропорта продолжилось.
Все эти долгие годы живя у себя на родине, итальянец никогда не забывал о русской девочке, ставшей для него словно родным человеком после пережитой вместе трагедии. С каждым годом воспоминания о ней всё больше не давали ему покоя. За время вынужденного пребывания вдвоём под завалами они стали близкими друг другу людьми. Находясь там, они не говорили о своих отношениях, но чувствовали, что между ними возникла какая-то особая душевная привязанность. Веронике было всего тринадцать, и Джулио, будучи намного старше её по возрасту, воспринимал её тогда, как свою дочь. Девочка же видела в этом взрослом человеке надёжную опору в сложившейся, казалось бы, безысходной ситуации, и потому в минуты безудержного страха она по-детски прижималась к нему в поиске утешения и защиты.
Каждый раз вспоминая о пережитом вместе в годы долгой разлуки, каждый из них чувствовал какую-то необъяснимую душевную связь между ними, которая никогда не терялась. После разлуки с Вероникой Джулио всегда ощущал в душе какую-то необъяснимую пустоту, которую ничто не могло заполнить, и чувство одиночества никогда не покидало его, хотя всё кругом для него складывалось радужно. Вероника же, взрослея, стала осознавать, что присутствующая в ней с момента их необычного знакомства детская привязанность к Джулио стала незаметно перерастать в какую-то особую любовь к нему.
Думается, любой из нас согласится с тем, что в жизни часто бывает так, что люди, побывавшие вместе в какой-либо трудной ситуации на грани жизни и смерти, после положительного её исхода будто роднятся между собой. Между ними возникает особая дружба, особая верность друг другу, а порой даже – любовь, и иногда очень крепкая.
Став известным певцом, Джулио часто признавался сам себе, что обязан отчасти своей популярностью именно ей, Веронике. Находясь на сцене, он всегда мысленно чувствовал её рядом с собой и пел в первую очередь для неё, вкладывая в песню всю свою душу и любовь. Такая особенная и искренняя манера его исполнения очень нравилась зрителями и принималась ими с благодарностью. Зрители воспринимали слова песен, как обращение к каждому из них лично, как будто певец во время пения разговаривал с каждым из сидящих в зале по отдельности. Это вселяло в людей веру в добро, красоту и совершенство душевной чистоты человека. Зрителя не обманешь, и, чувствуя неподдельную искренность исполнителя, благодарный зритель платил ему взаимной любовью и преданностью в ответ на этот душевный разговор с ним через песню.
Перед поездкой в Россию что-то подсказывало Джулио, что он обязательно встретит здесь Веронику. Каждый год в дату той ужасной стихийной катастрофы, которая соединила их сердца, и сразу же разлучила их, он приходил в церковь, ставил свечу и долго смотрел на неё, любуясь игрой пламени. Чувствуя неугасающую духовную привязанность к спасшей его девочке, он ни на миг не переставал надеяться на их встречу. Затем, как правило, он долго гулял в одиночестве в своём любимом парке, напевая про себя те самые мелодии, с которых началась его «карьера» певца, и неустанно благодаря своего первого зрителя – Веронику. К вечеру он, как обычно, шёл в гости к родным или к близким знакомым и засиживался там допоздна, оставаясь иногда даже ночевать у них. Может быть, эта его не по возрасту наивная сентиментальность многих удивит, но таков уж он был. Его внутренняя порядочность и верность своим принципам были чертами характера, которые воспитали в нём его отец и мать, за что он был очень им благодарен.
Глава 17
Тюремное свидание
Был прекрасный солнечный день и настроение у четырех мужчин, идущих по улице, тоже было прекрасным. Валентин Николаевич, Святослав, Ку Шанюан и адвокат Кирилл шли на свидание к Кузьме.
Здесь у читателя может возникнуть вполне справедливый вопрос: «Как так могло произойти?» Совсем недавно Святослав был в заключении, а сейчас вдруг ни с того ни с сего «шагает» на свободе.
Всё дело в том, что сроки рассмотрения дела Святослава значительно сократились, так как в него вмешались представители сразу двух государств. Российским правоохранительным органам было предложено рассмотреть это дело значительно быстрее и тщательнее, дабы у китайской стороны не возникло сомнений в справедливости российского суда. В итоге по делу было вынесено решение о его закрытии по истечении срока давности.
Своё действие возымел и отзыв матерью Святослава своего заявления, так как она больше не имела к сыну никаких претензий, а заявление было написано ею сгоряча – сразу после случайной трагической смерти мужа. Но решающим фактором, повлиявшим на решение суда, стало постановление Комиссии по вопросам помилования при Президенте Российской Федерации, в составе которой был хороший знакомый Кирилла, который и смог убедить большинство членов комиссии, что заключённый достоин помилования.
Как полномочный представитель Китая в судьбу Святослава вмешался и Ку Шанюан. По просьбе Кирилла он обратился к руководству Китая с письменной просьбой посодействовать в освобождении российского гражданина, подробно описав в ней благородный поступок Святослава, который спас от верной гибели китайского мальчика и воспитал его достойным сыном китайского и русского народов, породнив таким необычным образом граждан двух государств.