Святослав продолжал работать над портретом молодой женщины и ребёнка, лежащего у её груди. Кузьма же в эти моменты по обыкновению брал гитару и, играя, наблюдал за работой отца, удивляясь, как он может так оживлять людей. А его папа в это время восхищался тем, как сын может угадывать его настроение, вслепую извлекая из инструмента самую подходящую мелодию. Кузьма тоже по природе своей оказался художником, и каждый из них творил не по приказу, а по велению души. Творчество было просто необходимым, как для папы, так и для малыша. И свои таланты они проявляли каждый по-своему.
За этими заботами и радостями стала подходить к концу их первая зимовка в пещере. Кузьма и медвежонок за зиму изрядно подросли. Святослав же не ощущал в себе никаких изменений. Было, конечно, состояние небольшой физической усталости, на которое он почти не обращал внимания. Но усталость подкрадывающаяся незаметно, с возрастом, в очередной раз быстро исчезала от мыслей, что его жизнь в кругу дорогих ему существ полна радостных и приятных сердцу забот.
Такими, каждый по-своему изменившимися, они вышли из пещеры, решив в первую очередь заняться восстановлением сгоревшего в прошлом году дорогого им домика. За время зимовки Святославу, кроме портрета Никиты с мамой, удалось завершить и портрет Фёдора, который он делал с особой любовью. Он будет прекрасно смотреться над изголовьем могилы друга. Хорошо будет виден и в окно охотничьего домика, особенно в полдень, когда обычно на заимку приезжал Фёдор.
Портрет Святослав установил в углублении православного креста из ясеня. А чтобы портрет не повредили дожди, мужчина поместил его в углублении под кусок толстого стекла, а края, для герметичности, густо промазал сосновой смолой, смешанной с песком. Края, чтобы не плавились, аккуратно накрыл полоской берёзовой коры, положив под нее тонкий слой мха, и закрепил всё это мелкими гвоздиками. Весь секрет заключался в том, что когда солнце падало на крест, портрет начинал сверкать, и лучи светила, отражаясь от его гладкой поверхности, солнечным зайчиком устремлялись прямо в окно домика. Это было сделано и потому, что Фёдор появлялся с продуктами и вещами на пригорке, и оттуда начинал махать рукой Святославу и Кузьме, наблюдавшим за ним из окна. На этом-то месте и покоится сейчас друг, где над его могилой стоит крест, напоминающий своим ярким отсветом на нём именно в полдень об этом хорошем и добром человеке.
С большим берестяным коробом на спине, закрытым крышкой, Святослав без спешки, с интересом и любопытством оглядываясь по сторонам, наслаждаясь притягивающей красотой тайги, шёл по знакомой тропе в сторону своего пристанища. Следом за ним с двумя связанными между собой мешками, перекинутыми через плечо, вразвалку и тоже не спеша шёл Кузьма, держа в свободной руке палку, которой на ходу ворошил листья и ветки, попадавшиеся ему под ноги на пути. Мальчик невзначай обернулся назад, и взору его открылось редкое по своей необычайной, таинственной красоте небо, пробивающееся тонкими нежными струйками сквозь ветки деревьев.
– Папа, посмотри! Как красиво! – желая поделиться переполняющим его чувством, вскричал он.
Святослав, увидев поразившее взгляд необыкновенное явление, остановился, поставил короб на землю, вытащил из кармана большой блокнот и карандаш, и стал делать набросок картины. А Кузьма опустил мешки на землю, на один сел, а из другого вытащил кедровые орехи из прошлогоднего запаса и стал разламывать их скорлупу. Это он делал необычным для его возраста способом, который придумал сам: двумя небольшими плоскими дощечками, с одного конца плотно скрепленными между собой тонкой и прочной проволокой. Способ оказался прост и удобен: расположив дощечки между собой так, чтобы орехи могли раскалываться, он с небольшим усилием зажимал их, орехи раскалывались и, пожалуйста, ешь их. Пока Святослав делал набросок, Кузьма наколол орешков в запас и протянул их отцу.
Святослав, поблагодарил сына за угощение, бросил несколько орешков в рот и сказал:
– Всё остальное краска дополнит. Мне главное сейчас – зафиксировать увиденное вживую. Кузьма переводил взгляд с неба на папин набросок и обратно, и удивлённо качал головой. Святослав, заметив такую заинтересованность сына, улыбнулся и, подмигнув ему, продолжил работу.
Вдруг над тайгой пронёсся пронзительный свист низколетящего самолёта. Поглядев наверх, Кузьма, засмеялся и начал по-детски, звуком и руками изображать полёт самолёта, подошёл к отцу и стал кружиться возле него. Папа, решив поддержать его хорошее настроение, тоже встал в позу самолёта и начал изображать полёт, плавно двигаясь по кругу, рассекая руками, словно крыльями, воздух, издавая при этом характерные для летящего самолёта звуки и громко хохоча вместе с Кузьмой. Наигравшись и насмеявшись, они с хорошим настроением стали собираться домой.
Позже, когда Кузьма повзрослел, Святослав рассказал ему всю правду о том, как он нашёл Кузьму висевшим совсем младенцем на дереве. Узнав, что давным-давно он упал с самолёта вместе со своей мамой, Кузьма часто забирался на дерево в надежде, что она не умерла и, смотря в небо, надеялся на чудо, веря, что однажды оттуда к нему явится мама. После таких мыслей он тихо плакал, но Святослав не только не отговаривал его сидеть на деревьях, но, напротив создавал любые обстоятельства, чтобы он мог лишний раз туда залезать. Например, просил посмотреть, красива ли тайга с высоты дерева. И, к радости Святослава, увиденная красота замещала мысли о маме. Это своеобразная психотерапия привела к тому, что детская психика с годами окрепла.
Пока зимовщики пробрались к своему домику и начали заниматься его обустройством, оставшийся один в пещере Никита-Уво очнулся от долгого сна. Прислушался и, не услышав знакомых голосов, приподнялся и осмотрелся. В пещере ничего не изменилось. Возле него на привычном месте лежала еда, стояла миска с отваром… но даже своим, до сих пор замутненным сознанием хозяин почувствовал, что его пещера пуста. Он больше не ощущал присутствия здесь спасенных им людей, не улавливал сигналов сознания маленького Кусс-мы, ставшего ему другом.
В большое сердце «снежного человека» ударила тревога: он до сих пор считал себя ответственным за жизни «небесных гостей», знал, что только эта ответственность помогла ему вернуться из сумрачного небытия. А маленького, смешного и ласкового музыканта Никита успел по-настоящему полюбить. Звуки струн его невиданного инструмента лечили его душу, наполняли жизнь добротой и смыслом. И вот теперь все это исчезло…
Большой человек встал на ноги, что далось ему с большим трудом, и неуверенной походкой медленно пошел осматривать своё жилище. В пещере он знал каждый камешек, каждую трещину в полу и стенах. Изменения, которые внесли гости, Уво видел сразу, но они не вызвали в нем раздражения или неприятия. Главное, что мама лежала рядом. Немного смущал запах зверя, но в нем не чувствовалось опасности. Все было аккуратно прибрано, а что некоторые вещи, например, посуда, находились не на своем привычном месте, то это было легко исправить. Или оставить, как есть – если «небесным гостям» так удобно. Ведь это они выходили его, они ухаживали и кормили, когда сознание уплывало, а тело было совсем беспомощным.
С некоторой опаской и беспокойством Никита посмотрел в сторону, где у стены стояли его скульптуры, где в его сознании жила мама. Вот тут он не потерпел бы беспорядка, самовольных изменений или, тем более, исчезновения изваяний. Но всё было на месте, добавились только сидения из принесенных сверху сухих стволов. Никита присел на один из них, задумался и вдруг стал ощущать в атмосфере помещения некие изменения. Но они не были негативными, скорее – родственными, созвучными его сердцу. Если бы он смог объяснить это человеческими словами, то сказал бы, что в гроте витал дух творчества. Это ощущение заполняло всё помещение, и Никита буквально купался в нем, впервые поняв и почувствовав, что есть кто-то, кроме него, кто способен выражать свои чувства через созидание, через сотворение прекрасного своими руками.
И все же тревога не отпускала «снежного человека». Он понимал, что люди ушли наверх по собственной воле, а не спасаясь от какой-то опасности. Наверное, их вела какая-то неизвестная ему, Уво, необходимость. Но он уже знал, как гости могут быть беззащитны перед дикой природой, понимал, что в любой момент им может потребоваться помощь. И именно он, и только он, сможет её оказать, как уже было в битве с волками.
Понять, каким путем ушли люди, не составило никакого труда. Никита знал про «запасной выход», хотя пользовался им нечасто – слишком узок был лаз для его огромной фигуры. Но в нынешних обстоятельствах на это можно было не обращать внимания. Во-первых, за время болезни он изрядно похудел, во-вторых, и это стало главным, только пройдя по следам гостей можно было определить, куда они ушли.
Преодолевая слабость, Уво протиснулся через длинный тоннель. От свежего воздуха закружилась голова, но он сумел преодолеть этот момент. На земле были явственно видны следы двух человек и маленького медведя, и Никита, не раздумывая, двинулся по натоптанной тропе.
…В один из весенних дней, во время восстановления охотничьего домика, Святослав, обтёсывал бревно для нового сруба и наблюдал за Кузьмой. Тот с усердием и с огромным старанием, по-детски увлечённо ему помогал. Вероятно, он полагал, что труд сделает его сильным и большим – как медвежонка. Киса за зиму сильно окреп, но мальчик не мог знать, что медведи и люди взрослеют и растут по-разному, и поэтому изо всех сил тянулся за своим мохнатым другом. Работать Кузьма любил молча, по взгляду отца быстро соображал, что и как нужно делать. Впрочем, и сам Святослав был в работе немногословен, и это качество их, в дополнение ко многому другому, сближало их ещё теснее. Закончив, наконец, дела, отец предложил мальчику отдохнуть и поиграть с медвежонком, который крутился возле них.
Вновь взявшись за работу, Святослав с тревогой услышал невдалеке шум вертолётных винтов. Похоже, машина опускалась совсем рядом. Окликнув Кузьму и не получив ответа, мужчина не на шутку забеспокоился. Ему стало тревожно и от того, что не доносится и рычание медведя, которое было слышно, даже если дети далеко. Быстро схватив лежавшее рядом ружьё, он бросился в сторону, откуда ещё слышался шум моторов. Дорогу его размашистому бегу преграждали заросли разных кустов, отчего его путь оказался нелёгким. Мужчине понадобилось более получаса, чтобы преодолеть, казалось бы, совсем небольшое расстояние. По мере приближения к месту посадки, он стал улавливать незнакомые голоса. Он стал двигаться тише, крадучись, а подойдя к незнакомцам ближе, вскинул ружьё. И увидел страшную для себя картину.
В сотне метрах находились его дети, пытающиеся выбраться из опутавшей их сети. А рядом с ними стояли двое мужиков неприятной наружности и о чём-то тихо переговаривались. От испуга Святослав чуть не потерял осторожность, был готов немедленно броситься на помощь, но за мгновение до этого почувствовал сильный удар по затылку, сразу сбивший его с ног. В то же самое время, один из тех, кто наблюдал за ребёнком и медведем побежал в его сторону. Другой собрался было тоже, но заметил, как мальчик быстро перебирает пальцами по сетке, стараясь выйти из неё.
– У-у, гадёныш, вылезти хочешь? – прошипел сквозь зубы мужик, подойдя к нему, и уже собрался было ногой ударить малыша ногой, но почему-то передумал и, вместо этого, поднял пистолет и выстрелил вверх, от удовольствия хохоча с самым омерзительным видом.
– Смотри, прихлопну, гадина! – пригрозил он и снова замахнулся ногой на Кузьму.
Ребёнок испуганно смотрел на него и ждал, когда тот ударит, и уже было съёжился в комок, прикрыв глаза. Приоткрыв их, он заметил спускающуюся с дерева змею, которая направлялась в его сторону. Он в страхе опять закрыл глаза, ожидая укуса змеи, а когда приоткрыл, то заметил, что змеи возле него не было и удара от мужчины тоже не последовало. К его удивлению он увидел, как мужик медленно начал падать, а от него в сторону дерева стала уползать та самая змея, которая минуту назад направлялась к нему. Мальчик смотрел ей вслед и не понимал, почему всё так произошло. Может быть, шум и громкие голоса потревожили её, гревшуюся на ветке? Почему тогда змея укусила мужика, а не Кузьму, хотя именно мальчик первым был на её пути?
Кузьма не знал, что разгадка кроется в средстве, которым мазал его отец перед каждым выходом в тайгу. Это был настой травы буквица, который, как и табачный, делается для отпугивания змей. Змеи обладают слабым обонянием, и табачный настой помогает мало. А вот листья буквицы, измельченные и правильно высушенные, приобретают свойства и запах, способные отгонять змей. Этот специфический запах же от настоя буквицы эффективен в пределах более одного метра.
Увидев, что обидчик лежит на земле без движения, Кузьма осторожно и тихо вылез наружу через дыру в сетке и притаился за пригорком. Оттуда он увидел, как первый из мужчин подскочил к упавшему и, удостоверившись, что тот мёртв, сразу направился к своему компаньону. Незаметно добравшись до мёртвого и заметив на его поясе красивую «игрушку», мальчик с интересом стал её рассматривать, перекладывая из одной руки в другую и нажимая на все выступающие её части. Ещё никогда он в жизни не видел такую железку. Это был пистолет, который неожиданно выстрелил после того, как мальчик нечаянно нажал на спуск. От его грохота у него мигом глаза закрылись. Выстрел пришёлся в мужчину, стоявшего рядом с Кузьмой. Услышав выстрел, другой мужик быстро направился к Кузьме, вырвал из его рук опасную игрушку и, отошёл назад, в сторону убитого. Удостоверившись, что тот мёртв и озлобившись, он собрался уже выстрелить в Кузьму. Палец уже побелел на спусковой скобе, но вдруг и лицо бандита стало не менее белым, а ствол быстро пополз вверх, так как внезапно, откуда ни возьмись появилась между ними фигура огромного волосатого чудовища. Раздался выстрел, и пуля, предназначенная для мальчика попала внезапному спасителю в грудь. Стрелявший собрался выпустить в него вторую пулю – в голову, но, к счастью этого выстрела не произошло, так как к этому времени пришедший в себя Святослав, выискав момент, быстро нажал на курок своего ружья. Он напугался того, что тот вторым выстрелом с очень близкого расстояния мог бы убить Никиту.
Увидев, как мужик корчится в агонии, малыш вскочил и быстро подбежал к нему. В ярости набросившись на него, мальчик вцепился в его шею своими ручонками, словно зверь, и стал его душить. В этот момент он весь трясся и злобно, как медведь, ревел. На этот звук отозвался Киса, окончательно запутавшийся в сетях.
Святослав, услышав нечеловеческий животный рёв, приподнялся и, увидев сына в таком состоянии бешенства, стал ползти к нему, приговаривая: «Сынок, сынок…». Но Кузьма его не слышал. Он в бешеной ярости продолжал добивать своего врага. В нём проснулся инстинкт хищника, который с этого момента всегда будет сопровождать его в минуты опасности.
Когда Святослав, наконец, дополз до ребёнка, он обратил внимание на то, что пальцы мальчика намертво вонзились в шею мужика. Но стоило только отцу дотронуться до малыша, как тот вмиг разжал их. Чтобы окончательно привести Кузьму в нормальное состояние, Святослав ласково потрогал личико малыша и нежно прижал сына к себе.
– Всё кончено, все уже кончено! – успокаивал, убаюкивал он ребёнка.
Когда на лице у Кузьмы появилась первая улыбка, малыш посмотрел на своего отца и они вдвоём поспешили к своему спасителю, который стоял недалеко от них, шатаясь и схватившись за грудь. Затем, постонав, он неожиданно упал на землю. Святослав бросился к Никите, а Кузьме кивком указал идти к медвежонку, чтоб его освободить из сетей. Осмотрев Никиту, Святослав обрадовался, что гигант был жив, но пуля, выпущенная из пистолета почти в упор, сделала свое чёрное дело. Святослава пробил озноб, когда он осознал, что она предназначалась его сыну…
Помочь Никите на месте он не мог: ранение было сквозным. Единственное, что он смог сделать сейчас – оторвать кусок материи от своей рубашки и попросить Кузьму намочить эту ткань его детской уриной, чтобы закрыть входное отверстие от пули и хоть чуточку остановить кровь. А дальше, когда им удастся добраться до пещеры, оставалась одна надежда – на целебные свойства воды и глины, которые уже спасали жизнь и ему, и сыну.
Путь до пещеры, куда нужно было как-то доставить Уво, был неблизким. «Хорошо, что вертолёт, привезший «гостей», успел улететь до начала перестрелки, увёз подальше остальных гастролёров…», – с облегчением подумал Святослав, вглядываясь в чистое небо. И хорошо, что деревья в этом месте росли очень густо и не давали возможности увидеть с вертолёта, что происходило здесь, внизу. «Если б заметили, то не миновать бы беды», – произнёс для себя Святослав. Хотя, может быть, находящихся в вертолёте мало беспокоило, что происходит внизу и они уже думали о высадке в другом месте.
Перенести тяжёлое тело было задачей непростой. Сам идти Никита не мог – рана была серьезной, плюс слабость от перенесённой болезни. В таком состоянии он бредил о чём-то невнятно, лишь изредка можно было разобрать: «Кусс-ма-а… Кусс-ма-а». Мальчик все время был рядом и держал гиганта за руку, в то время, как Святослав искал что-нибудь подходящее для перемещения раненого. К счастью, Святослав заметил невдалеке что-то, похожее на брезент. Подойдя ближе, он увидел, что этот кусок брезента сильно изношен и в нескольких местах порван. «Наверное его выбросили с вертолёта, как ненужный хлам», – подумал Святослав, с улыбкой мысленно поблагодарил за этот ко времени подарок и поспешил обратно к Никите. Он кивком головы попросил Кузьму помочь ему осторожно перекатить тело Никиты на брезент и, взявшись за его концы двумя руками, попробовал сдвинуть его с места. Ноша оказалась не слишком тяжёлой, так как брезент хорошо скользил по поверхности земли, к тому же рядом были два хороших помощника: с одной стороны Кузьма своими не возрасту крепкими и цепкими ручками, а с другой – медвежонок, зубами вцепившись в край брезента, как могли, тащили своего спасителя.
Стоит ли рассказывать, с каким трудом они добрались до пещеры. Тут возникли новые трудности: через «парадный вход» под водопадом перенести огромное бессознательное тело Уво не было никакой возможности, слишком велика была опасность сорваться вместе с ним в бурлящий поток. Так что снова пришлось воспользоваться узким тоннелем. Здесь неожиданно пригодилось умение Кузьмы разговаривать с Кисой «по-медвежьи». Ему как-то удалось объяснить медвежонку, что от него требуется, и теперь тот полз впереди, сильными лапами срывая наиболее острые углы и в меру сил расширяя проход. Работал Киса, как маленький экскаватор, и только благодаря этому удалось протянуть через лаз Никиту. Кузьма полз вслед за медвежонком и убирал с пути небольшие обломки камней, чтобы папе легче было тащить раненого гиганта. Святослав же, попеременно упираясь ногами о выступы в стенках лаза, тянул брезент за собой.
Добравшись до места, Никиту положили на его привычное место. После кратковременного отдыха, Святослав принялся за необходимые уже процедуры с водой и глиной, которые он доставлял из целебных источников прямо к Никите, чтобы не тревожить его лишними перемещениями. Но, к сожалению, в этот раз такого лечения было недостаточно. Возможно, высшие силы решили, что Никита-Уво, «снежный человек» и «ужас тайги», выполнил свое предназначение на Земле…
Поняв, что все их усилия тщетны, и хозяин пещеры даже не приходит в сознание, Святослав и Кузьма сели возле огромного тела и с грустью запели свою любимую «Надежду». Кузьма, как обычно, аккомпанировал. Эта светлая песня стала своеобразным реквиемом Уво, прожившему непростую жизнь отверженного людьми, но так и не ставшему чудовищем существу.
От их пения Никита, находясь то ли в полусне, то ли без сознания, неожиданно встрепенулся и, громко произнеся слово «ма-ма», начал медленно подниматься и пошатываясь двигаться в сторону Святослава, Кузьмы и медвежонка. Люди, и даже зверь, испугались, услышав прозвучавшее как из могилы слово «мама». Оно было почти криком и в пещере прозвучало оглушительно громко. А когда же огромное волосатое существо, словно какой-то великан-призрак, медленно надвигаясь на них, подошло совсем близко, они все от испуга словно окаменели. Ведь до этого Уво даже не шевелился и почти не дышал, а тут – словно и не болел вовсе. Его движения были словно у человека–«лунатика» – медленными, пугающими своей осторожностью.
Подойдя вплотную и внимательно оглядев их, Уво стал медленно отворачиваться от них и так же медленно прохаживаться вокруг, осматривая пещеру изнутри, словно прощаясь со своим жилищем навсегда.
Побродив по пещере, он подошёл к скульптурам своей матери, посмотрел на её останки, лежащие недалеко от них, затем опять направился в сторону своих гостей и улыбнулся. Протянув свою руку к голове Святослава и гладя его по волосам, произнёс медленно: «У-во… У-во…». Затем то же самое проделал и с Кузьмой, произнеся: «Кусс-ма-а… Кусс-ма-а…». Потом посмотрел в сторону медвежонка, отчего тот стал, рыча, медленно пятится назад. Такое поведение часто бывает у всех животных, когда они видят нестандартное поведение знакомых им существ. Но словно гипнотическая сила его тут же смирила, отчего он опустил свою мордочку. А Никита, поглаживая его шерсть на загривке, неожиданно зарычал по-медвежьи. Услышав это, понимающий язык медведя Кузьма улыбнулся и понял, что он хотел сказать: на медвежьем это звучало как «Хороший». «Ух ты! Не только я на этом языке могу говорить».
Никита, быстро взглянув на гитару, которую Кузьма держал в руках, неожиданно выхватил её, словно топор, и стал бить по струнам своими огромными ручищами. Потом так же неожиданно вложил её обратно в руки Кузьмы и произнёс громко, обратившись к нему: «Гонг-гонг… Дзын-дзын-дзын…». Кузьма вопросительно повернул голову в строну отца. Поняв его взгляд, Святослав быстро проговорил: «Он, наверное, просит тебя на ней играть». В ответ Кузьма удивлённо произнёс: «А что играть, папа?». Но не услышав ответа от папы, он посмотрел на Никиту и, заметив его добродушный взгляд, словно под гипнозом, прошёлся по струнам и, заиграв, вопросительно посмотрел на Никиту. Тот, сделав паузу после начала игры Кузьмы, начал голосом изображать звуки ветра, шелест листьев, хруст веток, голоса зверей птиц и шума тайги – словно ее дыхание. А также стал издавать звуки грома.
Видавший в жизни многое Святослав был поражён. Воспроизводить звуки самой жизни в тайге – это просто было немыслимо для его понимания. Как может это на вид дикое существо так идеально и мелодично копировать эти звуки? Особенно его поразили звуки рокота грома, после которых казалось, что пещера вот-вот взорвётся. Грохот был до того оглушительным, что хотелось закрыть уши и больше этого никогда не слышать.
В отличие от Святослава, Кузьма спокойно стоял и, завороженно улыбаясь свойственной ему красивой улыбкой, продолжал играть. Видимо, мальчик, как исключительно музыкальный человек, смог уловить во всех звуках Никиты мелодичность. Никита улыбнулся, поглядев на Кузьму, а затем, продолжая проникновенно изображать звуки природы, направился в сторону могилы своей матери. Не спеша лёг на своё место рядом с ней, и вдруг резко затих. Кузьма тоже перестал играть. В пещере наступила мёртвая тишина, где спустя некоторое время еле слышно прозвучали слова Никиты: «Ма-ма… Ма-ма…». И после этого он, повернув голову в сторону своих гостей, с трудом улыбнулся, попробовал приподняться, словно хотел с добром попрощаться с ними, но неожиданно обессилел, и его большая голова упала на землю.
До глубины души пораженный увиденным, Святослав долго стоял без движения. Потом тихо направился к замершему Никите, и, потрогав его, убедился, что хозяин пещеры умер. Теперь – окончательно. Постояв некоторое время над телом, он неожиданно для себя почувствовал, как из глаз закапали слёзы. Вытирая их, Свят почувствовал, что к нему подошли Кузьма и медвежонок. Обняв их, он тихо прошептал, в большей степени для себя: «Никита, как само явление природы, через свои звуки признался, наверное, что мелодии природы познаются только истинными её детьми. И он – тот, кто удостоился чести стать частью самой природы».
Похоронив Никиту вместе с его мамой по-христианскому обряду, мужчина, мальчик и медвежонок покинули подземное жилище, чтобы скоро опять вернуться сюда…
Интерлюдия к I части
В прекрасно сложённом молодом человеке, который стоял на пороге охотничьего домика, было сложно узнать того малыша Кузьму, которому двадцать с лишним лет назад пришлось вместе с отцом налаживать таёжный быт. Выпавших на его долю испытаний хватило бы для героической биографии взрослого человека, но Кузьма отнюдь не считал себя героем, – он просто жил в предложенных судьбой обстоятельствах, а преодоление трудностей считал нормой такой жизни.
Два прошедших десятилетия не изменили главного: Кузьма по-прежнему очень любил своего отца и своего единственного близкого друга Кису, ставшего взрослым, крупным бурым медведем. Верность их друг другу стала со временем только крепче.
Жизнь в тайге текла в устоявшемся и размеренном ритме. Весной и летом отец с сыном жили, в основном, в охотничьем домике. Кузьма часто пропадал в своём любимом месте – в дупле старого дуба, когда-то обустроенном для него. Здесь он чувствовал себя, как дома, – в уюте и безопасности, так как, во-первых, дупло располагалось высоко, и взбираться туда можно было только по верёвочной лестнице, а во-вторых, было совершенно незаметным. Для большего комфорта Святослав хорошо утеплил его изнутри на случай холодов. Старый дуб был удобен для ребёнка ещё и тем, что был недоступен не только для зверей, но и для случайно заблудившихся в тайге незнакомцев.
Это уединенное место служило для Кузьмы своеобразным учебным классом, где единственным учебником был Уголовный кодекс, найденный когда-то Святославом на месте авиакатастрофы и несколько газет, привезённых когда-то Фёдором. За много лет парень перечитал всё это несчетное количество раз, и, тренируя память, запомнил наизусть почти все статьи кодекса, не говоря уже о газетных.
Однажды в разговоре с отцом Кузьма поведал тому своё сокровенное желание – помогать людям, которых, как и его папу, хватают и сажают в тюрьму. Святослав выслушал сына со всей серьезностью и похвалил его за столь благородные намерения. Затем, абсолютно без иронии в адрес законов, которые нерадивые служители Фемиды часто нарушают в своих интересах, постарался объяснить сыну, что тот, собственно, ничего не изобрел.
– Такая профессия, Кузьма, существует, и называется она адвокат.
Затем поведал, что дело это очень непростое, и чтобы овладеть им, приобрести профессию, надо обязательно учиться в университете. А если нет желания покидать лес, то можно учиться и заочно. Но это сложнее, и уровень образования заметно ниже.
Сделав паузу, Святослав улыбнулся и, обняв сына, добавил:
– Но чтобы учиться в университете, хоть очно, хоть заочно, вначале нужно школу закончить, – добавил он.
– А что это такое – школа, университет? – услышав незнакомые слова, наивно спросил Кузьма.
– Школа, сын – это такой большой дом, где дети все вместе делают почти то же самое, что и ты делал со мной, когда учился читать и писать. Но, чтобы обрести хорошие знания, занятий со мной, к сожалению, слишком мало. Там ты обязательно будешь изучать предмет, называемый – история, где будешь больше узнавать о жизни во многих странах, в том числе узнаешь больше о России и Китае.
Святослав уже не однажды рассказывал Кузьме о России и Китае, но тот пока не мог сообразить, что это за страны и где они находятся. Однако главное он понял – его папа родился в одном месте, а он – в другом. Впрочем, Кузьма пока не стал допытываться, как это может быть.
– В школе, – продолжил отец, – изучают математику – для того, чтобы уметь считать, географию и биологию – чтобы знать, что нас окружает и из чего все состоит на земле, физику и химию – чтобы знать, как всё в природе взаимодействует, и ещё кое-какие другие предметы. Кроме этого, в школе ты узнал бы о других языках и, возможно, научился бы на них говорить. Научился бы и рисовать, чертить, красиво читать стихи. Вот всему этому и обучают в школе, и не один человек, а много-много учителей, и не одного только ребёнка, а сразу много мальчишек и девчонок. И длится эта учёба не один год, а целых десять лет.
– А университет, – добавил Святослав, – это тоже учебное заведение, но на ступень выше, и там изучают уже специальные предметы, получают профессиональные знания по выбранной профессии. Там нужно учиться еще пять-шесть лет.
– Это, папа, всё мне, конечно, нравится. Но, как и где я тогда буду жить? Тебя, Кису и тайгу я никогда не оставлю, – заявил, позёвывая, Кузьма.
– Вот в этом-то и вся сложность… Но ничего, сыночек, что-нибудь, да придумаем, – приободрил сына Святослав, обещая себе, что сделает все, чтобы их мечты сбылись…
Так, почти изо дня в день, разговаривая о будущем, они засыпали с надеждой, что всё у них получится. Святослав хорошо знал внешний мир и знал, что многое там решают деньги. Это давало ему основания думать, что их разговоры об учебе – не пустые мечты, ведь средства у них были, и немалые. Но отец никогда не говорил с сыном о сундуке с сокровищами, который надёжно спрятал. Только один раз обмолвился, что когда тот будет учиться, то просто так никто туда-сюда возить его не будет. Для этого пришлось объяснить Кузьме, что такое деньги, и для чего люди их придумали. Но твердо сказал, что его сын может об этом не тревожиться, у отца есть кое-какие припасы. Главное, что он должен делать – это хорошо учиться.
Но в один далеко не прекрасный день вся их, хоть и непростая, но налаженная и размеренная таежная жизнь, все мечты и планы на будущее рухнули. И случилось это именно из-за спрятанного Станиславом сундука с сокровищами. Оказывается, на них много лет охотились «чёрные» кладоискатели, именно их десант удалось когда-то отбить таёжникам, за что поплатился жизнью «снежный человек» Никита-Уво.
А вместе с новым визитом алчных искателей сокровищ к Святославу прилетел и привет из прошлого.
В один из дней Кузьма с медведем ушли на заготовку орехов. Тайга богата кедром, на котором они созревают в большом количестве. По своим свойствам кедровые орехи считаются одними из самых полезных и питательных для организма продуктов, и в рационе Святослава и Кузьмы они составляли немалую часть.