– Это всё местные – копейки. Среди холопов и рядовичей самая ходовая монета, на них вы играли в корчме, копейка еще делится на полушки и четвертинки. Копейку могут чеканить все землевладеющие бояре от пятого ранга и выше, да в любом номинале, потому и веры этим монетам всё меньше. Для ускорения процесса копейка часто чеканится прямо из мотка проволоки, оттого может иметь овальную форму. Основная монета Княжества – это серебряный алтын, – тонкий палец толкнул по столу монету мутного металлического цвета. – Медь чеканят как попало, но с серебром работает только Монетный двор Старецграда и пара столбовых бояр Храбродара, приближенных ко двору.

Реверс монеты гордо указывал: «1 алтын чистого серебра 6.8 грамма», а аверс изображал достославный лик Дмитрия Ивановича Освободителя.

– Василий Дмитриевич не стал менять облик монеты, оставив полюбившиеся народу алтыны своего деда.

– Сколько копеек в алтыне?

– По мере обесценивания меди, цифра растет. Сегодня от семнадцати до двадцати пяти, в зависимости от места обмена и качества монет.

Амадей завел руку во внутренний карман и с уважением выложил на стол сверкающую серебряную палочку.

– Как ты знаешь, есть и более крупная монета. Зовется княжеская мера. Именно такими Правая Башня наполняет геройский кошель. Без понятия, откуда она сама их берет. Это даже и не монета, как видишь, а отруб чистого серебра с насечками и филигранным рисунком. Она сама не очень ходовая, но по насечкам ее легко разрубить на четыре «мерки». Такие четвертинки сегодня зовут интересным словом «рубль». В отличие от остальных монет, мера чеканится исключительно Монетным двором Старецграда. Довольно тяжелая деньга весом аж в 136 грамм, то есть, в двадцать раз больше алтына.

Княжескую меру Рэй узнал. Несколько таких палочек у него бессовестно отняли прошлой осенью. Лишь теперь стало понятно, что стандартный геройский кошель на двадцать княжеских мер, они же восемьдесят рублей, стоил скромного состояния!

– О! Хочешь покажу еще классную? – он запустил руку в карман, вынув серебряный кругляш с квадратным отверстием и нехарактерными письменами. – Купил у коробейника месяц назад, монетка из Страны Меча и Свитка!

– Где-то на востоке?

– Очень далеко на востоке! Лежит аж по ту сторону Каленого моря, которое омывает Восточный край Княжества. Из нашего захолустья до восточного побережья больше пяти тысяч верст, а до той страны еще неделя по морю.

Теперь Рэй мог посчитать, что в кармане у него ровно тридцать копеек медью, а в пересчете на серебро примерно полтора алтына – вчерашний выигрыш Сольвейг, который она оставила ему со словами: сам сии звенелки носи.

Амадей снова широко зевнул.

– Не выспался? – не без ехидства спросил Рэй. – Я тоже. У соседей такой грохот стоял.

– О-у, – смутился он, уложив руку поверх губ. – Мои извинения. Мы по привычке шумели. Но слушай, местные девчонки так хороши! Мне в нашем мире никогда не везло так, как здесь. Наверное, геройский авторитет придает нам особый иноземный шарм!

Рэй рассмеялся:

– Всё хочу спросить. Сколько я с местными ни общался, так людям даже разговаривать с героями противно. А ты, наоборот, отлично ладишь с жителями. Или у меня просто шарма нет?

Амадей ударил по столу, хихикая:

– Не принимай на свой счет, друг. Да, у героев нашего поколения посредственная репутация, но почему нас с тобой должны судить по чужим заслугам? Нужно вести себя увереннее!

Мимо прошла девушка с длинной косой цвета эбенового дерева. Знаток монет и женщин проводил ее глубокомысленным взглядом, затем заговорщически перевалился через стол:

– П-с, видишь? – понизив голос, указал он на работницу. – Между нами: они доступнее, чем кажутся. Если хочешь – только скажи, я договорюсь.

Рэй скептически глянул на друга, быстро обдумав этичность таких переговоров.

– В другой раз, – ответил он, после чего, однако, попросил об ином – научить местному письму.

***

Вечером того же дня герои вышли прогуляться по деревне. Они беседовали о том о сём. Сольвейг поначалу хотела остаться в корчме, ибо хозяин как раз распечатал новую бочку моченых яблок, но вскоре догнала двоих, словно решив, что не стоит оставлять бездарного героя одного.

Вечер был волшебным: солнечным и нежарким. Трое дошли до деревенской околицы: сочно-рыжий закат заливал окружающие деревню пастбища. Амадей всё щебетал об истории Княжества, о благородном роде князей Храбродарских. Дождавшись, пока он сделает паузу в своем повествовании, Рэй задал вопрос, который вынашивал еще со вчерашнего дня.

Амадей оборвался, призадумался.

– Я даже не знаю ни одного человека, который бы обладал вещами Великих Героев, – признался он. – Если сила вещей соответствует сказаниям, то они должны стоить баснословных денег! Вряд ли кто-то стал бы кичиться обладанием таковой. Наверняка все предметы где-то в частных коллекциях или во владении государства. К слову, есть молва, что монетные дворы в столице и Храбродаре выплачивают большие суммы тем, кто «сдает в безопасное бессрочное хранение предметы инородного свойства». Притом не слишком интересуясь, как человек эти предметы добыл.

– Думаешь, князь стремится изолировать эту силу для себя?

– Справедливое предположение. А почему интересуешься? Неужели собрался искать такие опасные вещи?

Рэй выдохнул, оценивая, стоит ли рассказать, поглядел на Сольвейг и, не встретив в ее глазах возражений, решил поделиться своей авантюрой по освобождению плененной лисицы.

– Скажу честно, мы ищем артефакт, способный разрушать магические печати.

– М-м, а поподробней? – прислушался Амадей.

– Что-то, что способно разрывать магическую связь между людьми, между предметами, развеивать наговоры, расторгать пакты. Слышал о чём-то подобном?

Амадей поскреб подбородок. Глаза его вдруг расширились, он ударил кулаком по ладони и с напором закивал:

– Рэй, ну ты гений! Я понял!

Рэй устремил взгляд на товарища, боясь предположить, что именно тот понял.

– Ты решил найти артефакт, который разбивает печати и заклинания… и использовать его на геройском контракте для того, чтобы вернуться домой!

У Рэя аж дыхание перехватило: подобная мысль даже неподалеку от его головы не пролетала. Даже Сольвейг устремила одеревенелый взгляд на Амадея, – так сильно на нее подействовала нежданная догадка.

– Гениально, Рэй. Нет, я не слышал о предметах с такими свойствами, но вполне допускаю их существование. Вот бы найти хоть один дневник Великих Героев! Тогда бы хоть поняли, что ищем.

– А доводилось слышать о других героях, что искали артефакты в эту эпоху?

Амадей охотно кивнул:

– Мастер копья, некий Ярослав. Мы не знакомы лично, но однажды я видел его в «Звезде Лады», корчме в городе Великий Всход, где он бахвалился на весь свет, что убил василиска. Не знаю, как здесь выглядят эти существа, но Ярослав был уверен, что может создать подлинный геройский предмет, используя части тела этого чудища. Якобы, он даже сохранил их все.

– Все? – недоверчиво переспросил Рэй.

– Ну, может, только некоторые. Я бы, например, оставил глаза. Они, говорят, обладают какой-то мистической силой. Еще мне интересна огненная железа василиска, печень. Селезенка тоже…

Разговор был интересным и продолжался, пока герои не возвратились обратно на двор. Служанка в белом сарафане с эбеновой косой поклонилась им, как-то застенчиво при этом глянув на Рэя. А может, ему это только показалось.

Они прошли внутрь, где уже стоял накрытый стол. Тут Рэй остановился и сообщил:

– Знаешь, мы завтра уедем.

Амадей, кажется, расстроился.

– Но как же наши занятия? Мы с тобой только треть знаков руницы прошли. Куда вам спешить? Оставайтесь, пока хоть не научишься уверенно читать местные тексты! Честное слово, мне не составит труда оплатить ваш постой в корчме.

***

И так с легкой и состоятельной руки Амадея потянулись счастливые дни безделия, которые, вообще-то, ох, как нужны были беглому каторжнику.

Днем герои занимались грамматикой. Письменность Княжества представляла собой рунический алфавит, каждая руна содержала от двух до шести штрихов, языковые правила оказались незамысловаты. Амадей показал себя отличным наставником, а Рэй, и в собственной жизни владевший несколькими языками, за пару дней заучил символы. Дело оставалось за практикой.

Нашлось время и для физических экзерциций. Дважды в день он бегал трусцой по деревне и окрестностям, чтобы укрепить форму и выносливость.

«Раз, два, три, четыре», – отмахивая руками, он по дюжине раз мог пробежать самую длинную улицу деревни. Это, надо сказать, немало забавляло местных: носиться без дела, по их мнению, было выраженным признаком слабой головы.

Герои потихоньку осваивали и верховую езду. Амадей сам заверял, что без лошади в Княжестве никуда. Он всё хотел купить себе лошадь, но никакая не подходила ему по норову, да и ездил он так себе.

Однажды в кладовой попалось на глаза древко охотничьего лука – хозяин повел плечом, разрешив взять даром. Тем же днем будущий стрелок купил две тетивы из перекрученных волокон льна и пеньки. Во время похода с Настей он опозорился как лучник, и теперь решил наверстать упущенное. Тренировка на заднем дворе хозяйского дома стала привычным делом: уже скоро он вспомнил уроки сторожа-северянина из Бересты, приноровился держать стрелу, а иногда и попадать по расставленным мишеням.

Ел как не в себя, восстанавливая потерянные в порубе килограммы. Обильные, хотя и не слишком разнообразные трапезы тому способствовали.

Дни сменяли друг друга. Сольвейг почти никогда не оставалась в комнате на ночь. Всякий раз героя подмывало расспросить ее о Великих Героях, с которыми, по ее же словам, та была близко знакома. Однако стоило подвести разговор к теме, как девчонка съезжала с интересующей материи или попросту уходила из светлицы.

– Соль, как считаешь, то, о чём сказал Амадей, реально? – спросил как-то Рэй.

– То, что среди вещей Великих Героев есть предмет, способный разрушать печати, это наверняка. Первые герои сражались долго, а потому среди их вещей можно найти многое, от оружия до бытовых мелочей. А вот насчет того, чтобы применить такую вещь к геройскому контракту, я бы поостереглась.

– Думаешь, не получится?

– Думаю, не стоит тратить силы на рассуждения об этом. Во-первых, как я понимаю, ваши контракты хранятся в Правой Башне, которая плавает где-то вне этого измерения. И нет, мне не известно, чтобы первые герои хоть раз возвратились туда. Во-вторых, как знать, что произойдет, если контракт окажется уничтожен? Воротишься ль ты в свой мир… – она приподняла голову, посмотрев холодно, – или умрешь?

– Справедливое опасение.

– Так что? – любуясь луной в окне, спросила Сольвейг. – Выяснил, какая тут форма монархии?

– Из того, что рассказал Амадей, больше всего походит на феодальную монархию. Основной источник доходов государства – земля, точнее, труд мирян на ней. Общество стратифицировано на феодалов – бояр, которые подчинены главному феодалу – князю, и условно свободных крестьян, работающих на земле. В то же время ветви власти…

– Ого, вот как? – удивилась она совершенно неискренне. – А какие еще бывают формы?

Рэй в деталях поведал об абсолютной монархии, а когда перешел к сословно-представительной, заметил, что подруга, привалившись на оконную раму, уж и задремала на прохладном ветерке.

***

Всякий день находилась какая-нибудь задача, которую следовало сделать: перерисовать из дневника Амадея карту прилегающих земель, сходить на торг, поупражняться в письме, чтении, стрельбе, верховой езде. Рэй довольно сдружился с Амадеем, который тоже наслаждался компанией, какой не удавалось сыскать среди местных. Они беседовали о политике и экономике, о культуре и обычаях местных земель, делились интересными историями и мнениями. Донельзя начитанный Амадей немало поведал о государственном устройстве и юстициарной системе Княжества.

– Ай! Тс… – шикнул Рэй, порезавшись опасной бритвой.

Он уже помылся в бане, однако, решив разобраться с колючей бородой, накинул на себя полотенце и вернулся в парную. Непривычный способ бритья этим инструментом еще ни разу не дался ему бескровно.

– Сольвейг такая милая девушка, – невзначай сказал Амадей через открытую дверь между парной и предбанником.

– В котором месте? Язва, а не девушка, – ответил Рэй, силясь разглядеть расплывчатое отражение в полированном листе железа.

– Хочешь сказать, вы с ней не в отношениях? – удивился тот.

– Да упаси Светлые боги. А что, заинтересован? Не советую.

– Просто интересно, кто она такая, – уже накинув на себя банное платье, Амадей вошел в остывшую парную и выхватил бритву из рук неумелого цирюльника. – Поверни-ка голову.

– Да я и сам могу…

– Что можешь, изрезать себе лицо? Я уже привык к опасным бритвам, а ты и держишь неправильно, смотри, вот такой угол должен быть. Что до Сольвейг, спрашиваю потому, что… если честно, меня тревожит ее поведение. Ты знал, что каждую ночь она уходит из светлицы? – легко проводя лезвием по щеке Рэя, спросил он. – И, представь себе, не по деревне она гуляет, а ближайшим угорам и лесам! Чтобы гулять ночью по лесу, – опасливо понизил он голос, – нужно самому быть опаснее того, что водится ночью в лесу. Будь я суеверным лапотником, уже заподозрил бы в ней страшную колдунью.

Рэй вовсе не знал, что ответить: лисьи повадки у кого угодно вызовут подозрения.

– Бродячая травница, да? Что-то я ни одной травинки в ее руках не видел. С чего бы ей помогать незнакомому беглецу? Опасно и, уж прости, выгоды никакой.

Рэй оценил прозорливость Амадея, поняв, что их с Сольвейг история и правда слабовата.

– У нас… сложные отношения. Но я не думаю, что она желает мне зла. В общем, помнишь, я задавал вопрос о предметах Великих Героев? Скажем так, мы с ней временно работаем в этом направлении.

– Ты ей веришь – только это я и хотел услышать, – стирая о полотенце стружку с лезвия, ответил Амадей. – Ни тебе, ни Сольвейг не нужно передо мной отчитываться, вы мои гости. Просто волнуюсь за товарища. Местная нечисть крайне хитра и зачастую смертельно опасна, одурачить какого-нибудь лапотника ей раз плюнуть. Ты просто будь начеку. И не бойся сказать, если понадобится помощь, – завершая с бритьем, прибавил он.

– Спасибо, Амадей. Ты даже не представляешь, как нас выручил.

***

Под вечер мерные стоны уже привычным образом донеслись из-за стены.

– Завтра хотим пойти на окраину деревни, чтобы пострелять из лука, – сообщил Рэй, параллельно записывая те же слова руническим шрифтом на восковой дощечке. – Амадей говорит, там упражняются местные охотники и даже есть соломенные мишени. Пойдешь с нами?

Сольвейг сидела, скрестив руки, по виду, как и всегда, чем-то недовольная. Демонстративное молчание осталось ответом. Он отложил стилус – острую палочку для письма по воску – и подошел к ней.

– Соль, опять собака твою тень перебежала? Что не так? – Рэй коснулся ее плеча, но та сразу отстранилась.

– Ты пьян!

– Вовсе не… – опешил он и тут же признался: – Ну мы с Амадеем взяли травяного из той корчмы. Да выпили-то всего по паре кружек.

– Какие ценители. А вчера была наливка на черемухе из Срединного края. А позавчера – миндальная из Южного?

Тут она устало выдохнула и взглянула-таки на героя.

– В общем-то, мне всё равно, можешь пить сколько хочешь. Только у меня, как и других зверей, острый нюх на спирт, так что не приближайся, пожалуйста, в таком состоянии.

Рэй, сжав губы, вернулся на кровать и снова взял дощечку.

– Знаешь, у меня неплохо получается.

– Нравится письмо?

– Письменность интуитивна. Приходится напрягаться, чтобы припомнить чертеж каждой руны, но я уже могу написать почти любое предложение.

– Коли так, может, напишешь о том, как долго ты собираешься оставаться в Стяготе? Ведь ты, кажется, шел в Умиру, чтобы найти настоящих героев? – сказала она, особенно подчеркнув «настоящих». – Но, похоже, решил остаться с этим повесой.

Не успел Рэй найтись с ответом, как девичьи стоны за стенкой прозвучали громче, а за ними раздался победный возглас Амадея.

– Как кролики, честно слово, – цыкнула Сольвейг. – И опять другая девица?

– Амадей времени не теряет, – с завистью отметил Рэй, выписывая руны на дощечке под светом вощеной лучины.

– Вестимо, и тебе сегодня кое-что перепадет, – недовольно произнесла Сольвейг.

– О чём это ты? – подняв голову, спросил Рэй, но тут в дверь учтиво постучали.

Он откликнулся и лишь затем подумал, кто бы это мог быть? Амадей-то слышно, какой занятой.

Вошла та самая служанка, с красивыми эбеновыми волосами; о ней-то намедни и говорил Амадей. Она, не произнося ни слова, взглянула на Рэя, затем украдкой на Сольвейг, застенчиво провела ладонью по пышной пряди. Стройное молодое тело скрывал лишь короткий сарафан, ткань которого оказалась столь тонка, что пропускала даже слабый свет единственной в комнате лучинки; в блеске огня соблазнительно вырисовывался просвет бедер.

– Я пошла, – закатив глаза, сказала Сольвейг, и быстро хлопнула дверью.

Девушка проводила ее взглядом, затем несмело перешла светлицу – ноги ее были босы, а волосы распущены – это уже выдавало самые откровенные намерения. Она взобралась на кровать к герою, заставив отложить письмо, придвинулась ближе, взяв его за руку.

Он открыл было рот, но горячий пальчик лег на его губы, обрывая глупый вопрос.

Ее большие голубые глаза поблескивали на фоне матово-черных волос. Она коснулась его шеи, опустила горячую руку на грудь, под которой волнительно сердце стучало. Аромат девичьей кожи очаровывал сильнее приворотного зелья да был так близок, что наслаждаться им можно было до упоения.

То ли явь, то ли сон. Как давно Рэй не испытывал этих чувств! Герой придвинулся тоже: не спеша, позволяя обоим привыкнуть друг к другу, и до сих пор не веря, что появление девушки и права устроил Амадей. Вот же язык без костей!

И одолело им желание, ради которого забываются геройские миссии, мировые угрозы и артефакты былых времен.

Он тронул ее бархатное плечо. Видя желание в ее глазах, он медленно, едва касаясь, потянул полоску ткани в сторону, и сарафан послушно спал, открыв смуглую кожу. Она освободила завязки на его рубахе, которую он тут же откинул на пол, и ладони нежными лепестками коснулись его кожи. Он опустил руку, ведя по ее шее, ключице, груди.

Девушка выдохнула, улыбнулась, Рэй приподнялся, обнимая тонкую талию – прикосновения электризуют, сколь совершенна близость тел. Он коснулся ее подбородка, завел руку на затылок, вдыхая волнительный аромат. Придвинулся ближе и почти уже коснулся ее губ, когда та слегка вздрогнула.

Герой чуть отстранился, а после вновь вгляделся в ее светлые глаза, заметный румянец играл на ее щеках столь притягательно.

– Ты мне очень понравился, – сказала она, но почему-то это прозвучало виновато.

– Да, ты мне тоже, – ответил он.

Девушка опустила взгляд, задумчиво дотронулась своих губ указательным пальцем, затем сама прильнула, прижалась к его шее. Заглянула в глаза. Но, когда меж их губами опять осталось незримое расстояние, снова замерла. Рэй смотрел в ответ, проявляя истинно геройскую выдержку.

***

Он толкнул дверь терема, выходя наружу, и ночное небо приветствовало пышным звездным ковром, который пересекала от края до края блеклая розовая туманность. Вид небесной чаши был чарующе прекрасным. «Отринь мирское!» – словно бы говорило это сильное и спокойное небо, с которого и впрямь могли бы сейчас смотреть Белые Боги. К чему тревоги, к чему страсти и желания, когда можно просто созерцать?

Невесомый теплый ветер бесшабашно гулял по дремлющей округе.

Рэй окинул себя гостиничной пуховой шалью и сразу заметил Сольвейг, что сидела тут на лавке, закинув ногу на ногу, тоже любуясь луной. И с чего-то так тепло стало на душе. «Хорошо, что в лес не убежала», – подумал он.

Она повернула голову, с секунду посмотрела на Рэя с безразличие, но после, будто вспомнив о своей несносной натуре, улыбнулась острыми зубками и скорчила ехидную рожицу:

– Быстро ты!

– Не издевайся, – буркнул герой, подходя к лавке. – Я ничего не делал.

– Это ее оценка?

– Вот же ты язва! – подтолкнув ее бедром, он плюхнулся на лавку.

Сольвейг вернула взгляд на звездное небо.

– Красиво, правда? Летнее небо всё-таки сильно отличается от зимнего.

– Зимой я не особо вглядывался в небеса, да и когда? Почти всю зиму было пасмурно, а работали мы с зари до зари. Но… да, – пригляделся он, поддаваясь романтичному настрою, – сегодня и правда очень ясная ночь.

– Так что случилось, герой? – спросила Сольвейг. – Меч не поднялся али пещера не нашлась? – смакуя, издевалась она.

Рэй с силой выдохнул, и вдруг, сам того не ожидая, тихо и серьезно спросил:

– Сольвейг… что не так с Амадеем?

Улыбка сразу исчезла с ее лица. Она перевела взгляд на звезды и бесстрастно заявила:

– Он врет.

– Что?! – воскликнул Рэй, но тут же продолжил шепотом: – Я так и знал! Как ты поняла? Как-то всё нечисто казалось с самого начала.

– Да, именно с самого начала, – с порицанием отметила девушка. – Что, однако, не мешало тебе три недели к ряду кутить и наслаждаться его компанией.

– Кто бы говорил. Всякий ужин за троих уплетаешь, а уж яблоки от тебя скоро сами убегать станут! – Рэй прижал кулак к губам, размышляя: – Вроде он хороший парень. Пожалуй, даже слишком. Опять же в деревне его любят, чего не сказать об остальных героях. Но какое-то чувство скребет, не понимаю.

– Конечно, куда тебе понять, кровь-то до сих пор не в голове.

Герой нахмурился, закрыв бедра шалью.

– Всё издеваешься? Ну же, мудрая лиса, просвети.

– Всегда б ты был столь учтив к моей величественной природе. Я сама точно не знаю, но почти уверена, что дело в его таланте. Если таки узнаешь, какой…

– О-у, ребята! – раздалось вдруг наверху.

Оба разом подняли головы. На коротком балкончике комнаты второго этажа, потягиваясь, стоял Амадей, и ясная лунная ночь не скрывала его стройной наготы. Удивился:

– Рэй, а ты… чего так быстро?

Соль прыснула, исподтишка глядя на неудачливого напарника.

– Да не быстро. В смысле, не делал я ничего, – убеждая и Сольвейг, и Амадея, и зачем-то даже себя, ответил он. – Просто н-настроение сегодня не то.

Амадей задумчиво помолчал, рассматривая почти полный диск луны.

– Настроение?

Затем опустил голову и понимающе ответил:

– А, ясно! Да не заморачивайся, меч не направился, делов-то? Это ж у любого воина бывает. Особенно если давно сражений не было! Ты вот что, может, с другой получится?

Теперь Сольвейг и вовсе зажала рот, держась от того, чтобы не рассмеяться в голос.

– Оно ж как? Против воли-то не подымешь. И вот это ты правильно сказал – настрой нужен, – будто нарочно продолжал Амадей.

Рэй только мучительно простонал, скрыв лицо ладонями.

***

Утреннее солнце свербело глаза, отчего глубокий, спокойный сон медленно таял. Амадею этот миг особенно нравился, когда еще не проснулся, но потихоньку начинаешь себя ощущать. Сейчас перед глазами помелькают яркие картинки – как правило бессмысленные, но очень интересные сны. Амадей полежал без движения минуту, затем потянулся, напрягая все мышцы разом, и, в сладкой истоме, еще ненадолго провалился в забытье.

Повернув голову, он сдул пушинку с волос девушки, что спала рядом. С любовью прошелся взглядом по ее тонкой шее, опустился к талии, задержал взгляд на венериных ямочках, неторопливо поднялся по изгибу бедер и скатился по длинным ножкам.

Как и всегда, он проснулся без каких-либо одежд. Герой умыл лицо водой из шайки подле кровати, вынул из комода чистое исподнее, свежую льняную тунику западного кроя в талию, натянул тёмно-коричневые замшевые штаны и завершил наряд своим летним бежевым кафтаном с золотыми вставками.

«Рэй выразил желание пострелять из лука вместе с охотниками сегодня в полдень. Похоже, он неравнодушен к этому оружию, – раздумывал Амадей. – Не будет ли слишком навязчиво с моей стороны взять и подарить ему какой-нибудь красивый лук? Он ведь, моралист, наотрез отказался даже от того, чтобы я купил ему хорошую одежду. Каких усилий стоило уговорить на новые лапти и косоворотку! Хотя… как же, найдешь в этой дыре хорошую вещь», – скривился он.

Расчесывая волосы перед мутным листом железа, он обдумывал: «Отправить какого-нибудь лапотника до Умиры? Авось, сыщет чего у тамошних мастеров. Да что, Умира – такой же медвежий угол, как и Стягота. Тогда уж сразу в Сяв отправлять, но это дней десять займет».

Герой уж собирался выйти из светлицы, как вдруг просветлел и щелкнул пальцами: пришла идея – перекусить после тренировки на свежем воздухе.

«Попрошу, чтобы собрали нам корзинку снеди в дорогу, да сделали с начинкой меж двумя ломтиками хлеба, чтобы как в нашем мире! Рэй такое точно оценит. Лишь бы у хозяина остались еще моченые яблоки, милашка Сольвейг их обожает».

Амадей умильно улыбнулся, но в следующую же секунду улыбка исчезла: «Знать бы, кто это чертовка такая. Если холоп, что следил за ней ночью, не врет, то вурдалака, нечаянно забредшего ночью на деревенское пастбище, она пришибла одним ударом. Хороша травница».

Задумчивый, он толкнул щеколду и вышел из светлицы. Мрачный свет, что всегда царил в этом коридоре, неохотно проникая через северное слюдяное окно, внезапно оказался сокрыт. Шестым чувством он ощутил опасность и закрылся руками!

Ладонь будто огнем ожгло! Кровь хлестнула, окропив свежую одежду, а по руке молнией пробила дрожь. Другой рукой он в последний миг перехватил острие тонкого кинжала, что стремился точно в сердце!

Девушка с волнистыми русыми волосами, в руках которой было оружие, дралась столь отчаянно, что на голубых ее глазах выбились слезы. Вновь и вновь она пыталась поразить ненавистную цель. Как же ей страшно! Сердце выбивается из груди, но главное – не смотреть ему в глаза. Если не смотреть, то все получится! Она ждала у входа в светлицу с первых петухов, отчего ее ладонь уверенно свыклась с деревянной рукоятью стилета, купленного у кузнеца днями ранее.

Ей удалось повалить его на пол! Лезвие стилета блеснуло в фаланге от глаза. Так близко. Ей почти удалось всех спасти! В отчаянии она снова вознесла оружие, однако удар в подбородок отбросил ее навзничь!

Но уже нельзя сдаваться, после всего, что он сделал! Оба успевают подняться, он кричит ей что-то, и от его голоса дикие колдовские искорки пляшут перед глазами. «Не поддамся. Но только не смотреть». Закрыв глаза, она бросается в последнюю атаку, ибо не вправе упускать этот призрачный шанс, когда наконец-то сыскала лазейку в череде его приказов, которым невозможно противиться. Пусть ей самой не выжить, но если она заберет и его…

Однако теперь, когда атака была лишена внезапности, он легко перехватил кинжал, вывернув ее запястье. Резкий удар в живот оборвал дыхание! Он толкнул ее в стену, ухватил за волосы и с силой ударил о бревенчатый угол! Девушка упала на доски, облитые тёмными брызгами, каплями и разводами. Амадей снова произнес слова – бесноватые огоньки сплясали перед глазами, вызывая резкую головную боль.

Она пытается отползти, сопротивляясь головокружению. Стилет! Попался под ладонь. Она хватает эту блеклую надежду, поднимается на колени… и его глаза цвета лесной зелени предстают перед ней.

– Не двигайся, пожалуйста, – сорвалось с его губ.

Слезы вмиг застлали ее глаза, ручьями покатились по щекам. «Нет-нет-нет!» – кричит она в душе. Кинжал в руках, а его сердце так близко! Но уже совершенно недосягаемо. Стоя на коленях, она уже не в силах не подчиниться этому колдовству. Не после того, как посмотрела в эти глаза.

Амадей стряхнул рассеченную ладонь, рассыпав по полу пригоршню алых брызг, затем небрежно стер капельку крови, что вдруг выкатилась из носа – последнее немало его огорчило.

– Дрянь.

Он поднял руку кверху, чтобы замедлить кровотечение, быстро вернулся в комнату, где, пользуясь лоханью, промыл порез – вода вмиг налилась густым багрянцем. Он смотал льняное полотенце поверх раны, и белая ткань сразу пошла алыми яблоками.

Герой убедился, что туника его, как и летний кафтан, безнадежно испорчены следами крови. Вышел в коридор. Тут, всё еще удерживая стилет перед собой, недвижимо, лишь чуть подрагивая, стояла на коленях эта молодая служанка в белом сарафане, который также рассекали гротескные алые разводы.

Он обошел ее спереди. Ярко-красный поток сходил с ее лба через лицо, смешиваясь со слезами. Дрожь колотила тело, и только его непреложный приказ удерживал от истерики. Он цыкнул, качая головой:

– Быстро же ты сломалась. Или опять я ошибся?

Он выдохнул, глядя на тонкий, сочащийся кровью стилет в ее руках. Присел перед ней и здоровой ладонью нежно коснулся ее подбородка, встретив взгляд.

– Пожалуйста, вонзи этот кинжал себе в горло, как только я отвернусь.

Герой поднялся, уходя прочь.

Звук упавшего тела за спиной.

И тут он столкнулся взглядом с другой служанкой с эбеновыми волосами! Именно она должна была составить Рэю компанию этой ночью. Амадей покривился, смеряя ее взглядом:

– Бесполезность. Мужика возбудить не можешь, – проговорил он неслышно. – Мария! Видела сегодня Сольвейг? Нет? Хорошо, эта девчонка любит гулять по ночам, не дай бог увидит этот бардак. Приберись тут живо! Потом постели половики, чтобы крови не было видно, да побыстрее, пока наши гости не проснулись.

Служанка и глазом не повела при виде тела, вокруг которого ширилось черное, блестящее озеро. Она двинулась за ведрами, щеткой и речным песком, чтобы почище отмыть все половицы. Он заметил секундное сопротивление в ее движении, как и восковую табличку, которую она сжимала в руках.

– Стоять. Это что?

Та замерла.

– Гости. Их в светлице уже нет. Они, вестимо, покинули двор еще до зари.

Не успела она закончить, как кулак треснул о стену, отчего льняная повязка на нём стала сплошь бурого цвета.

– Почему?! – раскрыв глаза, заорал он. – Почему ты мне не сказала?! Почему не разбудила?!

– Мне такого велено не было.

– Бесполезность, – скалясь, он до дрожи сжал больную ладонь, а кровь снова пошла носом.

Он стер щекотный ручеек рукавом, снося противный запах в пазухах, шмыгнул. Вырвал восковую табличку из ее рук, вглядевшись в неуверенные, но стройные линии местной письменности: «Амадей! Слов не найти, чтобы выразить благодарность за твое гостеприимство. Может статься, что твоя своевременная поддержка спасла мне жизнь. Мы искренне наслаждались компанией, и верим, что ты найдешь силы простить наш бесцеремонный уход. Обещаю, что в следующий раз угощения будут за мой счет. Твой друг Рэй. Спасибо от Сольвейг за яблоки».

Ноги его вдруг ослабли, колени ударились о пол. Порезанная ладонь, сквозь полотенце, прочертила кляксу по стене.

– Так они… и правда уехали. Почему же? – подняв к служанке взгляд, вопросил он. – Ведь я так старался. Разве я что-то сделал неправильно? Разве…