– Будь я на месте Башни, я бы и в Алекто заложил механизм самоуничтожения… хм, – понял Рэй, – она хотела поселиться в моей душе, а после отказа сообщила, что продолжит искать сильную, но опустошенную душу. Значит, она и сама понимает свою неполноценную природу. Ей для выживания нужен носитель. Правда, таковым теперь может стать кто угодно, в одной Бересте целая куча опустошенных страдальцев.

– Но ты отказался обменять ее на меня, – Сольвейг поднялась на ноги и с ухмылкой прибавила: – Вот это зря! Вы, борцы за мораль, отлично бы друг друга дополнили.

– Борьба за справедливость не имеет ничего общего с казнью преступников.

– Герою, конечно, виднее. Ну и? Это мы пофантазировали. Думаешь, так и было с этой Алекто?

– Просто одно довольно мерзкое предположение, – покачал головой Рэй. – Но я выясню.

IV

Юное лето: разноцвет месяц

Северо-Восточный край

Выпад! Посох со свистом рассекает пространство, раздается деревянный треск! Противник избегает атаки, пытается приблизиться, но Ярослав моментально возвращает древко, угрожая деревянным наконечником даже на короткой дистанции.

Противники хищно переступали по зеленому лугу залежного поля. Копейщик в коричневых штанах и свободной рубахе-покоснице пребывал в превосходной форме: долговяз, строен и мускулист. Второй, что орудовал кинжалами, – сухопарый, коротко стриженный паренек в тёмно-серой рубахе. Взгляд пустой, вовсе не соответствующий напряженности сражения.

Несколько отвлекающих покачиваний, и деревянный посох, имитирующий копье, опять бросается в атаку! Тихомир скрещивает два деревянных кинжала, сводя удар в сторону, и, придерживая древко правым кинжалом, сразу же атакует левым. Но копейщик перехватывает атакующую руку противника, рывком вытягивает на себя, захватывает воротник и легко перебрасывает щуплого парня через плечо!

Тихомир гулко шмякнулся наземь. Победа за Ярославом. Оба решительно кивнули. Ярослав, не выпуская его руку, помог подняться.

Копейщик мастерски и непринужденно вращает длинное «копье» одной рукой. Теперь вместо выпадов размашистые режущие атаки. Несколько раз их оружие звонко сталкивается.

Свист копья – неловкое уклонение. Копейщик пользуется мгновением слабости, подхватывая копье и совершая финальный выпад! Идеальный удар направляется точно в центр корпуса.

Долю секунды копейщик колеблется: не стоит ли сбавить силу? Пусть тренировочное копье имеет безопасный наконечник, такой удар придется болезненно. Однако поддаваться – значит не уважать соперника. Удар летит с полной силой!.. Но тут ловкий боец взмывает над землей и совершает умопомрачительный финт ногами. Его сапог оказывается точно поверх летящего копья, а Ярослав лишь ловит взглядом скользкую ухмылку. Бам! Копье, направленное ногой Тихомира, со всей вложенной в удар силой утыкается в землю – руки копейщика безвольно одергивает следом за оружием. Неуловимый шаг следопыта – и оба кинжала по очереди касаются шеи, имитируя смертельные ранения. Тихомир уже за спиной.

– Красиво подловил, гад, – признал копейщик, потирая поцарапанную шею. Он сорвал ленту с золотистых волос, готовясь к перерыву. «Тук-тук-тук-тук», – приятно стучало в груди. – Фуф, Тишка! И где ты такой прыти понабрался? Да если б не мой талант, ты б меня как девочку обкручивал.

Молчаливый оппонент, улыбаясь, развел руками.

– О, гляди, кто это там? – указал Ярослав обратной стороной тренировочного копья на бредущего вдали лапотника в разодранной косоворотке – до странности знакомого.

Акробат, к тому же востроглазый, вгляделся и сразу опознал цель. Он убрал деревянные кинжалы под мышку и языком жестов удивленно показал по буквам: «Р-э-й».

***

Герой и его подруга шагали мимо колосящихся зеленых полей. Рэй вскинул ладонь козырьком: Умира, деревня под солнцем, лежала на просторной солнечной равнине, такой яркой, что больно было смотреть в эту сочную, желто-зеленую даль, со всех сторон окруженную полями.

– Просто не верится, что такие огромные площади обрабатываются вручную, – щурясь, сказал Рэй.

– Пашут, конечно, на волах или лошадьми, но сев и жатва выполняются голыми руками. На жаре да под тучами гнуса это адский труд. Не знаю, для чего люди так убиваются на земле. По мне, жить в лесу куда приятнее.

– Не замечал я, чтобы ты за столом хлебом брезговала. В лесу колосья не вырастишь.

– Точно! – шлепнула она по ладони. – Была б я человеком, выращивала бы одни лишь яблоки. Твердые, сочные, ароматные!

Рэй посмеялся:

– Думаю, это тоже немалый труд. Да и в этом регионе лето для них слишком короткое – получатся мелкие и кислые. Ячмень – куда более подходящая культура.

– Тогда просто отправилась бы на юг, где яблоки выросли б большими и сладкими.

– Это тебе, вольному духу, легко уйти с насиженного места. Людям тяжело расставиться с домом, где они родились, – рассудительно произнес Рэй, но тут же одернул себя, ведь тема дома была почему-то для подруги не из приятных.

Та смерила его взглядом, но смолчала.

– Соль, ты скрыла от Амадея сведения о себе. А если мы всё же найдем Ярослава и Настю, можно рассказать о тебе?

– К Амадею у меня с самого начала не было доверия. В целом, мне без разницы, что ты будешь говорить обо мне другим героям – я не стану оспаривать твоих слов.

– Я бы не хотел им врать, но если есть причина, по которой для тебя это важно…

– Опять ты нюни развел? Бесишь.

Они уже подходили к первым жилым домам, как откуда-то прискакала, заходясь лаем, белая в рыжих яблоках собака. И не требовалось большого внимания, чтобы заметить, что пес лает именно на Сольвейг. Та презренно глядела на зверька, что вкладывался в заливистый, сермяжный лай.

Рэй с почтением относился к собачьему племени, и оно обычно отвечало ему взаимностью. Он присел на корточки – пес перестал лаять и с любопытством присмотрелся приятному человеку. Принюхавшись друг к другу, оба дурашливо уселись на земле.

– Тс-с, не лай. Кто тут такой красивый сторожит? – трепля свисающие уши и горячую, косматую шею, приговаривал Рэй. – Ты сторожишь деревню? Как тебя зовут, собак?

Пес уж весь ластился к герою, взволнованно виляя коротким хвостом. Спустя полминуты человек превратился в лучшего друга: пес упал на землю, предоставив в распоряжение живот. Рэй исправно почесывал.

– Ах ты ласкушник, вы посмотрите него, разлегся. Ах ты лохматый прилюбочёсец.

– Еще оближи его… – с ледяным презрением бросила Сольвейг.

– Дружище, дадим лисе пройти? – теребя загривок, спросил Рэй.

Пес замер настороженно. Стоило Сольвейг сделать шаг, как тот поднялся, вздыбил спину и разразился угрожающим лаем. Сольвейг устало выдохнула:

– Знаешь, мне в этом человеческом обиталище ведь так и так нечего делать? Я живу в твоем сердце, так что не могу далеко отойти, а крыша над головой мне ни к чему. Ступай один, а когда снова соберешься заплутать в лесу, твой компаньон-убийца будет тут как тут, – произнесла она, скрывая толику обиды – или так показалось Рэю.

– Что ты такое говоришь? В лесу собралась ночевать?

– Это не единственная шавка в деревне, судя по запаху, их тут полно, – сморщив носик, отвернулась она. – Так и будет лай с утра до ночи.

– Это истинная причина? – ни на грамм не веря, спросил Рэй. – Соль, перестань, разве есть в этом необходимость? Это же просто пес.

– А я – просто лиса, – оттянув указательным пальцем верхнюю губу, она продемонстрировала нечеловечески длинный клык.

***

Рэй шагал по пустынной солнечной улице. Рыжий пес ступал рядом, словно бы показывая как они тут, в Умире, живут. Избы почти не отличались от тех, что стояли в Стяготе, только угоры вокруг деревни были совсем чистыми: сплошь злаки и другие посевы. Впереди поджидали две фигуры. Первая – высокий атлет, что опирается на длинный деревянный посох, второй – худосочный паренек среднего роста.

– Ты прав, это действительно он, – проветривая расстегнутую до живота рубаху, с развальцей сказал блондин своему подручному. – Наш горе-заклинатель!

Рэй приближался к последователям боевых искусств, наспех перевязывая на поясе веревку, которая держала косоворотку, давеча рассеченную пополам сударыней Алекто.

– Да не верю! – бойко крикнул копейщик, затем оставил деревянное копье оруженосцу и накинулся на застывшего в нерешительности героя, захватив шею. – Сбежал-таки, подлец! Подожди, а за тобой погони там нет? А то – я тебя не знаю.

– Думаю, никто из Бересты меня не преследует. А я вас видел на том поле! Тренировались? – высвобождаясь из захвата, спросил восторженно Рэй. Изучение боевых искусств было тем, чем, в его представлении, среди всего прочего, должны заниматься герои. Кстати, странно, что Амадей этим геройским занятием совсем не увлекался.

– Рыжик! – воскликнул Ярослав, и четырехлапый изменник тут же бросился к другому герою. Получив ласки и от этого человека, Рыжик вспомнил, что у него еще есть дела и умчался вверх по улице. – Ну не верится, – взглянул Ярослав на Рэя. Тишка, узнаешь ли ты этого бродягу? – нарочито спросил Ярослав, опираясь локтем на плечо Рэя.

Тихомир, простая душа, не поняв саркастичный характер вопроса, спокойно показал жест, раскрыв от груди правую ладонь: «Да». Копейщик отстранился от Рэя, скрестив руки на груди:

– Скажи, – продолжая пристально глядеть на Рэя, опять адресовался к следопыту, – а ведь это из-за него нам так и не заплатили за работу, ради которой мы протопали сотню верст аж до северного лагеря?

Тихомир, не меняясь в лице, снова показал знак: «Да».

– Может, нужно было больше тренироваться? – укоризненно возвратил Рэй. – Тогда, глядишь, и зверь бы вас врасплох не застал.

– Сказал человек, что вернулся с той охоты без штанов! – хохотнул копейщик. – А с рубахой-то что, бедолага? – дернув подвязанные веревкой полы рубахи, спросил Ярослав.

– Долгая история, – отмахнулся беглец, всё же не в силах скрыть радость на лице. Видеть этих двоих сейчас, вне трудового лагеря, казалось удивительным достижением!

– Ничего не знаю, – пожал плечами копейщик, – за тобой должок за сорванный заказ.

– Кто кому должен? – нахмурился Рэй. – Из-за твоей сомнительной репутации меня в порубе чуть не прикончили той же ночью! Может, если б ты одолел зверя, еще бы исправил представление о себе.

– Ты-то будешь учишь меня геройской этике? Зэк.

Тихомир постучал по плечу Ярослава и показал серию жестов.

– М-м, да, ты прав. Рэй, пойдем! Журавлика обрадуем.

– А она… – вдруг затаил он дыхание, – Настя здесь, в Умире?

– Куда она денется. Ей, – затих на секунду Ярослав, – нелегко пришлось. Знал бы ты, каких усилий стоило отговорить ее вернуться за тобой, сволота! – ткнул он в плечо.

Рэй аж остановился на месте:

– Настя хотела вернуться?

– А чего ты ожидал от достойного героя, каким она бесспорно является? Она враз потеряла двух дорогих друзей, а тебя, пусть малознакомого, но товарища по ремеслу, пришлось оставить в порубе на потеху судьбе. Насте было очень одиноко, я вернулся в Умиру через несколько дней, но на нее всё еще было больно смотреть. А потом, вообрази, не сказав ни слова, она перекинула через плечо рюкзак и ножны, собрала все деньги и двинула обратно в Бересту!

В груди затеснило. «Мы ведь едва были знакомы!» – думал Рэй.

– Ладно, в общем, скажу один раз, – Ярослав придал лицу строгое выражение и произнес неожиданно тихо: – Прости меня.

Рэй воззрился теперь на копейщика, ибо это уже ни в какие ворота: Ярослав – убийца василиска просит прощения!

– Не лично перед тобой извиняюсь. Просто не так должны поступать герои. Я тоже должен был пойти с ней. Точнее, с самого начала не должен был уходить из Бересты один. Если ты и правда герой, в чём, если честно, я так и не уверен, мы обязаны были уйти оттуда вместе.

Рэй помедлил с ответом.

– Думаю, ты достойный герой, – взглянув в глаза, сказал он. – Ты правильно сделал, что остановил Настю. Не хватало, чтобы героев обвинили в содействии преступникам. Она бы подвергла себя огромной опасности, если бы помогла мне.

– Так я и сказал ей! – горячо ответил Ярослав, но быстро успокоился. – Хорошо, что ты понимаешь.

***

Герои прошли через деревню, что не заняло много времени, хоть Умира и была по меньшей мере вдвое крупнее Стяготы. Поднявшись на солнечный пригорок, они оказались в богатом конехозяйстве, состоящем из двух длиннющих денников, десятка хозяйских построек и изб. Трое подошли к деннику. На входе им наперерез выбежал высокий, плечистый конюх с крупными кудрями, в льняной белой рубахе, расстегнутой по всей длине.

– Ку-уда?! – зычно протянул он, загородив путь своею широкой и красивой личностью. – А-а ну-у, лошадь-мясо-колбаса, куда крутим колеса́? К лошадям хозяйским не велено!

– Да мы не к лошадям, – отмахнулся Ярослав.

– А че надо-ть? – спросил он, уперев руки в бока. – Пошто горазды, геройские? А, Яр-Ярыч? Всех коловё́ртышей вокруг бани переловил?

– В бане у вас живет вострушка. Никаких коловёртышей там не было, да вострушка их бы и не пустила.

– И-ишь ты, вострушка, – недоверчиво хмыкнул конюх. – Так изловил?

– Я, Сенька, что-то не помню, чтобы ты мне деньги за работу платил, – ответил Яр-Ярыч. – Кто платил – тому и спрос. Я уже хозяину твоему отчитался. Напарница у тебя где?

– Таисья-то? По воду ушла, – недовольно ответил конюх.

Рэй прыснул над тем, как изменилось имя отважной воительницы Анастасии Журавлика в деревне.

– А потом лошадей пойдет обкатывать – она нынче вожатая. Робим мы. А вы, геройские, коль без дела заявились, уходьте, ага!

И тут в дальнем конце денника нарисовался невысокий, тонкий силуэт. Девушка опустила коромысло, поставив на землю две кадки с водой, стянула тряпичные перчатки, приглядевшись к группе у входа. Ярослав вскинул руку. Та замерла, будто бы в нерешительности. Из-за яркого солнца снаружи невозможно было разглядеть ее лица, однако Рэй уже тут тревожно набрал воздуха. Было б из-за чего вздыхать, чай не давнюю любовь встретил, знакомы-то были пару дней, а до того странное чувство зашевелилось в душе. Пусть и пару дней, но казалось, что этой вот встречи он ждал всю жизнь. Рэй, демонстрируя спокойствие, тоже поднял руку в знак приветствия.

Девушка долго шагала по длинному деннику мимо лошадиных голов – не спеша. И когда беглец уже подумал, что лишь для него встреча оказалась столь волнительной, Настя вдруг подбежала, и крепкие руки обхватили шею! Ее горячее тело оказалось совсем близко, ненароком он вдохнул теплый аромат ее волос.

– Я тебе говорил? – гордо сказал Ярослав. – Если он и правда герой, то уж сам найдет, как из поруба выбраться! А теперь-то уж, во, мы этого бегуна выдадим, – и выставил дулю.

Настя разжала руки, отшагнула, очаровательно смутилась. Затем, широко улыбнувшись, снова взглянула на Рэя, жмурясь от яркого солнца, которое играло на ее веснушчатом носу и серых глазах – тех самых, цвета летнего дождя. А была ненаглядная в похожей светлой сорочке и обтягивающих брюках. Одежда во многом была похожа на наряд Ярослава – геройский антураж тут такой, что ли?

– Привет, – сказал Рэй, сдерживая улыбку, – Таисья.

Ярослав усмехнулся над исковерканным деревенским именем, Рэй тоже, но сразу получил втык по плечу. И даже Тихомир впервые за всё время изобразил какую-то эмоцию на лице.

– Я всё хотела, – несмело сдавливая ладони, начала Настя, – хотела попросить у тебя прощения, что оставила тебя в том страшном месте. Хотела что-то сделать, но знаешь…

Герой отмахнулся – он и с самого начала не думал ни на кого обижаться, а уж за эти серые глаза всё готов был простить.

– Сбежать оказалось парой пустяков. Я даже не заметил, как оказался снаружи, – ничуть не соврал Рэй.

Настя кликнула коневода Сеньку, у которого из-под панамы выпадали кудри такие золотые, что сияли на солнце, точно подлинное золото, и сообщила, что отойдет ненадолго с друзьями.

«Друзьями», – повторил про себя Рэй, и опять это теплое чувство тронуло сердце. Господи, неужто планида и правда лицом повернулась?

***

Они расположились на склоне, поросшем короткой, сочной травой, которую шумно и с аппетитом щипали лошади, что паслись тут на свободном выгуле. Настя предложила друзьям дорогой пшеничный хлеб с сычужным сыром, а Тихомир по команде Ярослава вынул из сумки еще немного ржаного хлеба, соленого мяса да крынку подкисшего молока.

– Голодный, поди, герой? Больше двух сотен верст пробежал! – шлепнув по плечу, сказал Ярослав, отчего-то уж очень веселый.

– Вообще-то, я уже немало оправился, – ответил Рэй и рассказал о встрече с Амадеем – героем, на пару с которым он очутился в этом мире.

Оказалось, что друзья с Амадеем незнакомы и даже никогда не слышали о таковом. Что, учитывая, какую тихую жизнь тот вел, не смутило Рэя.

– А как ты всё-таки удрал из поруба? – прозвучал вопрос, которого он, конечно, ожидал.

Не найдя причин скрывать, он рассказал как есть:

– Я встретил девушку, что помогла мне. Точнее, буквально вытащила из заключения. Она же помогла добраться до Стяготы. Мы провели там несколько недель вместе с Амадеем, а затем пришли с ней в Умиру. И, как бы вам объяснить… она не совсем обычная.

– А-а, подружку завел? Вот это очень правильно! – одобрил Ярослав. – И само собой! Зазноба, она разве совсем обычная бывает?

– И где она? – хмуро спросила Настя.

– А ее… сейчас здесь нет, – глупо ответил Рэй, и повисла странная пауза.

– Но ты только что сказал, что она пришла вместе с тобой.

– Сольвейг не очень любит людные места, – попытался объяснить Рэй. «Не очень любит героев, пожалуй, было бы точнее».

Ярослав обдумал противоречивые пояснения беглеца, поскреб гладкий подбородок, затем переглянулся с Настей. Чуть откашлялся и очень тактично задал другой вопрос:

– Рэй, просто для понимания, другие люди, ну, кроме тебя, м-м, тоже могут видеть эту Сольвейг?

Рэй аж поперхнулся молоком и возмущенно упер руку в колено:

– А ведь ты уверен в том, что я вконец спятил на лесоповале, да?

Мастер копья красноречиво повел плечом, откусывая хлеб с ломтем солонины. А вот Рэй не на шутку задумался: «А если правда?» Но тут в уме всплыла ехидная ухмылка Сольвейг и сомнения в здравости рассудка отступили.

– Знаешь, вы бы поладили! Издеваться над людьми вам обоим доставляет удовольствие, – ответил он. После чего в подробностях рассказал, что с ним приключилось: охота, незавершенный ритуал, побоище в порубе, а затем встреча с девушкой с глазами ярко-коричневого цвета.

– О-бо-жди! – вскинул ладонь Ярослав, потом дал себе пару секунд переварить не очень-то складный рассказ горе-заклинателя. – То есть ты, кроме того, что сорвал всем охоту, лишил меня гонорара, еще и приручил эту зверюгу?

– «Приручил» будет большой натяжкой. Но, как и я говорил, та оказалась духом. И теперь она, надеюсь, временно, поселилась в моем сердце. Ну, так она сама выражается.

– Так выходит, работу-то мы выполнили! – ударил Ярослав по колену. – Зверя в лагере больше нет! Вот гад этот судья, шесть рублей серебром зажал!

– Как ты сказал, Сольвейг? – вдруг спросила Настя. – Необычное имя для этих мест. Отдает далеким севером. Я ведь даже где-то его слышала. Вроде встречается в паре историй, связанных с… – она щелкнула пальцами, вспоминая, – Яр, помнишь нам с тобой коробейник рассказывал былину про первых героев? Про Елену и Александра. Как звали того странного героя с черным луком?

– А-а, Горицвет! – уточнил Ярослав, скептически вскинув брови. – Он считается Великим Героем, но почти ничего не известно о том, чем он занимался всю эпоху.

Настя кивнула:

– В отличие от Велимира, Елены, Астры и других, он, по всей видимости, не самый выдающийся персонаж.

– Не самый выдающийся, – хмыкнув, передразнил Ярослав. – Есть убедительное мнение, что Горицвет предал героев! Как раз перейдя на сторону… того, против чего они сражались.

Рэй больно прикусил щеку, ощутив поверх сыра привкус крови. «Алекто-видящая-грехи, что так внимательно смотрела на Сольвейг! Рыжая ничего не хочет рассказывать о былых временах, уж не с того ли?»

– Рэй? – убрав платиновую прядь за ухо, позвала Настя. – Да это же так, к слову пришлось, ты чего побледнел? Я же только вот о чём, ты сказал, что спасшая тебя девушка, она наполовину дух. Вот это тебя не беспокоит?

Рэй пожал плечами, уточнив, в чём может быть причина беспокойства?

– Со здешней нечистью не до шуток, – ткнул бутербродом Ярослав. – Это я вострушку вон за баней оставил, поскольку она не вредитель и даже более опасную нечисть отваживает. Но поди разбери, что у нее в башке! Одному лешему известно, как навные твари живут и о чём думают, а уж обхитрить такого простака, как ты, им только на разминку. Ты сказал, она поселилась в твоем сердце. Это, блин, мне кажется, не шутки. Не боишься, что она тобой, ну, питается?

– До сих пор не боялся!.. – отчаянно запивая кислым молоком застрявший в горле сыр, ответил Рэй.

***

Крупа, пареные овощи, навоз, дым, человеческий пот и гадкий запах псины – всё это нес вечерний ветерок, что веял со стороны деревни. Сольвейг гуляла по окрестным полям, когда на прилесок уже опустились крепкие сумерки, наконец-то прогнав ржавчину летнего заката, отсветы которого, казалось, забрались даже под ее хламиду. Небо темнело, скатываясь в ночь, и она уже собиралась отправиться в лес, чтобы подыскать удобное место для сна.

Душонка ее героя всё еще была блеклой и невзрачной, однако после того как попавший под руку Амадей на протяжении трех недель откармливал беглеца, свечку его души уже не задуть случайным ветерком. Всё-таки в здоровом теле и душа крепче сидит. Духом, следует признать, ее герой и так был неслаб, так что теперь часть сил смогла восстановить и она. Сольвейг была уверена, что теперь-то ни тощий ырка, что скитается ночами по полям, ни неша, вон, затаившийся в колючем кустарнике, ни залетный горемыка уже не представляют для нее угрозы. Она сжала ладонь, чувствуя, что, коль обернется лисой, своей истинной формой, сможет потягаться силами и с шишкуном. Проверять последнее предположение ей, однако, не хотелось – уж очень ловкие гады.

«Всё-таки вовремя мы уехали из Стяготы», – подумалось ей. Амадей явно подозревал о ней нехорошее, хоть и не подавал виду. Поди, наговорил Рэю всяких своих подозрений. А Рэй, на зло, сдружился с этим повесой. И вот как этому доверчивому чурбану объяснишь, что ее-то лисьи чувства прямо дыбом вставали, стоило ей оказаться поблизости от этого Амадея. Снаружи – белый красавчик с гладким лицом и зелеными глазами-миндаликами, точно свежая листва. А как в них поглядишь, так мороз и смертный ужас за душу хватают! Хотелось бы надеяться, что это чудище сюда не заявится. И чего ему, вообще, Рэй так приглянулся? И денег не жалел, и прям с утра до ночи не отходил от него!

И тут Сольвейг задумалась странной мыслью, не бог весть откуда взявшейся: «Хм, а Рэй вот – тоже красавчик?» С какой такой радости эта Настя так по нему истосковалась, что аж на шее у него повисла? В груди отчего-то затеснило. Нет, вовсе не ревновала она, было тут другое, впрочем, совсем непростое, о чём в двух словах не расскажешь.

Ветерок вновь пролетел мимо, донеся знакомый запах. Тонкий свист вдали подтвердил предположение. «И куда этот чурбан побрел на ночь глядя?!»

***

Герой тихонько позвал ее по имени, шагая через бескрайнее поле, шелестящее густыми колосьями ячменя, точно шкурой неведомого зверя.

– Собака я тебе, что ли – на свист меня подзывать? – огрызнулась Сольвейг, тенью возникнув из полумрака. Она сразу схватила героя за запястье, волоча назад, к деревне.

– Прости, – улыбнулся он, радуясь тому, что всё-таки видит ее перед собой овеществленной. Девушка-лиса оставалась столь таинственной, что предположение Ярослава о не совсем здоровом рассудке героя оставило в том глубокие сомнения.

– Знаешь, как опасно ходить ночью по засеянному полю? Велес сбережет, лишь полуночницу тут встретишь. Эта на неделю вперед набьет голову кошмарами, но отпустит, – с показной строгостью отчитывала Сольвейг, а краешком глаза пыталась разглядеть: красавчик или нет? – Но то – полуночница. А вот ырка и живьем задрать может!

– Но ты ведь рядом.

– Ха, зря надеешься, что спасать побегу! А ырка так и вовсе вмиг брюхо располосует, и премудрая лиса не поспеет. А… – остановилась она, недоверчиво глянув на героя, – чем пахнет?

Тот протянул отрезок ткани, внутри которого был собран небольшой ужин.

– Яблоки еще не созрели, а маринованных не нашел. Но, вот, собрал тебе кое-что.

– Ну ты точно меня за собаку держишь. Я и сама могу прокормиться. И к сведению, я терпеть не могу приготовленное мясо.

– И с каких это пор?

– С таких.

– У Амадея уплетала, что на тебя по два котелка готовили!

– Бесишь.

– Да что не так? Для тебя ведь старался.

– А я просила? Нечего со мной носиться, постарше тебя буду.

Они вышли из черного поля, ступив на дорогу под затянутым рваными тучками небом. Лисица толкнула его в спину, велев уматывать. «Нет, – твердо решила она, – не красавчик».

Герой тоскливо глянул на белый узелок, оставшийся в руках:

– Спокойной ночи, Соль. Завтра снова зайду.

– Угрожаешь мне? – усмехнулась она, шагнув назад и растворившись среди мрачных колосьев.

Герой направился к черным избам засыпающей деревни. Сегодня он останется ночевать у Ярослава, который за сдержанную плату гостит в доме одинокой старушки. Той сталось без разницы, герои они или нет, до тех пор, пока исправно вносят плату за постой. Рэй держал узелок на одном пальце, перекинув через плечо, то и дело поправляя непослушную рваную рубаху, которая никак не держалась.

«Завтра поищу нормальную одежду. Или просто эту зашить?» – выдохнул он, желая отвлечься от последнего разговора. После встречи с Алекто, которая порешила едва явившегося героя, у Рэя были деньги на то, чтобы исправить внешний вид – целых пять серебряных палочек. По двадцать-то алтынов за каждую, почитай, сотня выходит. Однако растрачивать геройский кошель, полученный ценой жизни товарища, настроения не было вовсе. И Рэй решил, что воспользуется им тогда, когда деньги потребуются именно для ремесла, а не привольной жизни.

А вот от того, как Сольвейг только что несправедливо его прогнала, прямо тоска схватила за душу. Отчего-то оказалось обидным, что несмотря на путь, который они проделали вместе, та оставалась всё так же далека. «Впрочем, быть привязанной к бездарному герою, наверное, та еще скука», – подумал он, решив не беспокоить лисицу без надобности.

Он прошел битой глиняной дорогой мимо еще нескольких домиков, приметив вдалеке тот, в котором квартировал Ярослав. Там же были брошены рюкзак с дневником и лук.

Проходя мимо следующей избы, он остановил взгляд на забавном тощем деревце: без листьев, ветки совсем редкие, но длинные. Оно склонилось низко над избой, в оконце которой блестела одинокая лучина. Казалось, долговязые ветви дерева так и опираются на крышу. Подпнув камушек, Рэй снова с тоской выдохнул.

Герой бы так и прошел мимо, если б в эту секунду, в ответ на цокнувшую в ночной тиши гальку, дерево вдруг не разогнулось, не распрямилось во всю высоту! Ствол так и взмыл в воздух, отпрянув от дома. Сердце словно инеем прихватило. Герой остолбенел, пытаясь опознать черное существо, почти неразличимое на фоне предночного неба. Стоило чудищу повернуть голову, как тело будто пробрало электрическим током: высоко над крышей светилась тусклыми фонарями пара круглых, тёмно-желтых глаз!

Столкнувшись с ними, зрение героя содрогнулось; в ушах зазвенело; какая-то потусторонняя сила против воли заставила отвернуться от жутких немигающих зениц. Из глотки чудища вывалился не рык, а звонкое постукивание сухих деревяшек, которым заклало уши! Сердце зашлось, ноги ослабли и попятились сами собой, независимо от хозяина.

– Со… – хотел выкрикнуть он, однако остановил себя.

Высоченная, до смерти худая человекоподобная структура, собранная из длинных балок, развернулась и подняла колено. В один шаг чудище перешагнуло улицу, и немигающие желтые кругляши вытаращились на героя.

Оно склонило голову почти к земле, рассматривая крошечного человека под ногами, а раскрыв пасть, опять оглушило ритмичным деревянным перестуком, в котором, будто для пущего страху, почти угадывались какие-то слова. От странного звука голова окончательно завертелась, виски затокали прямо в мозг, герой оказался на земле, обронив белый узелок. Не то что бежать, а лишь распрямлять легкие давалось с трудом.

Секунды тянулись. Неестественно тихие для существа такого размера шаги раздались совсем рядом. Дунул морозный ветерок. И Рэй понял, что вновь может двигаться и, к добру ли, к худу ли, всё еще жив. Руки и ноги онемели от павшего морозного воздуха. Он осмотрел улицу, однако худой гигант, при своем колоссальном размере, попросту растворился в полумраке!

Он положил ледяные руки на лицо, приходя в себя. «Может, я правда чокнулся?» – подумал он, но в эту же секунду заметил, что белого узелка, сготовленного для Сольвейг, нигде нет! Другому лиху достался ужин.

***

– Тс-с! Не ори, – раздраженно прошипел Ярослав, запирая входную дверь избы и выталкивая героя наружу. – Бабку разбудишь – час ворчать будет.

– А во дворе нельзя поговорить? – неспокойно озирнулся Рэй на тёмную улицу, куда беспардонно выпроваживал копейщик.

– Под окнами у бабки? Нельзя. Э-эх, – застегнув штаны и накинув рубаху, выдохнул Ярослав. – Хотел я обождать с этим денек, но, похоже, не судьба тебе отдохнуть. Короче, Рэй, – Ярослав поглядел на свою мозолистую ладонь, сжал ее в кулак и продолжил: – Есть работа. Настоящая, геройская. Платят мало, на двоих выйдет и того меньше, но учитывая твое положение, – он глянул на распоротую пополам рубаху приятеля, – в общем, если хочешь, заказом поделюсь. И не думай, не стану тебя наживкой ставить, я и в тот раз не собирался, если что. Но и ты – чтоб никакого колдовства больше!

– Ты… с ним драться собрался? – спросил Рэй, изображая не слишком сильное удивление. – Он же под четыре сажени выстой, как дерево.

Ярослав, опершись спиной на ворота ограды, с каким-то особенным удовлетворением смотрел в ответ.

– Яр, я ведь не шучу, он руками на крышу дома опирался, и прямо в окно заглядывал! – борясь с колючими мурашками, объяснял Рэй.

– Что, хорошо было в порубе, когда тебя с утра до ночи солдаты стерегут? Добро пожаловать в реальный мир!

На благородном лице Ярослава не было и следа сомнений, только решительность и неколебимая вера в свои силы. Звезды сверкали над их головами, и копейщик указал на блестящий полумесяц:

– У страха глаза велики, да оба слепы. На небо посмотри. Это под вечер тучки ходили, а сейчас прояснилось. Если хоть небольшая луна светит, жердяй уж и не явится. Не нравится ему ясное небо, только по ночному сумраку и может бродить.