Взлетная полоса

Глава 5

Кольцов пришел к Борисовым, когда гости уже сидели за столом.

Он переступил порог комнаты и не поверил глазам: за столом, рядом с Беридзе, сидела Юля. Он видел ее третий раз. И каждый раз представала перед ним совершено иной, не похожей на ту, предыдущую Руденко. На танкодроме она ему откровенно не понравилась: показалась холодной, надменной. В парке и даже в канцелярии ее лицо не покидало выражение тревоги, крайней озабоченности. Теперь она была само спокойствие. Угадывалось, что она чувствует себя как дома. И именно теперь Кольцов вдруг понял, что Юля очень красива. И уже было странно и совершенно непонятно, как и почему он не заметил этого раньше. Глаза у Юли были не просто большие, а огромные. И не холодные, а искристые, как изумруды. Зубы ровные, белоснежные, с едва просматриваемой голубизной. Волосы она распустила, и они легли ей на плечи тяжелыми, густыми прядями…

Все это Кольцов рассмотрел, пока подходил к столу. И кажется, кроме этого, никого и ничего больше на заметил. Борисов указал ему на стул рядом с приезжей гостьей. Это было самое почетное место за столом. Кольцов улыбнулся.

– Именинник не я, а ты. Сам сюда и садись, – сказал он и пристроился возле Аверочкина, напротив Юли.

Беридзе, казалось, только этого и ждал. Едва Кольцов опустился на тахту, бессменный тамада всех торжественных обедов и ужинов в роте поднялся с бокалом в руке.

– Нет еще Алексея Гавриловича. Но ждать уже совершенно невозможно, – выразил он общее мнение собравшихся. – Закуска сохнет, вино киснет – полная бесхозяйственность. А нас как раз пригласили и откушать, и выпить. Я предлагаю всем поднять бокалы!

Входная дверь тихо хлопнула. На пороге комнаты появился Чекан. Его смуглое лицо с неизменной скептической улыбкой сейчас выражало явную озабоченность. Чекан пригладил взъерошенный чуб и зашел в комнату.

– И это называется воинское товарищество! Одни жуют осетрину, другие должны стучать молотком по железу, – обратился он ко всем сразу, сказал он и выложил на стол перед именинником новенькую электробритву.

– Время сбора для всех было указано одно, – заметил Кольцов.

– Ну да, вы бы вчера еще паровоз под откос столкнули. Тогда я наверняка управился бы только к утру.

Чекан хотел что-то добавить, но его опередил Борисов. Он взял бритву и, не спуская с нее глаз, спросил:

– Я так понимаю, это мне?

– Вы просто Мессинг. Именно вам, – подтвердил Чекан. – Любите, юноша, технику, только она поможет идущему осилить дорогу, – сказал Чекан.

…Кольцов украдкой посмотрел на Юлю. Москвичка не участвовала в общих разговорах. Но по всему было видно, что компания ей по душе. Она улыбалась глазами и совсем едва заметно уголками рта. Улыбалась добро, тепло, как улыбаются взрослые, когда смотрят на шалости детей. Кольцову захотелось встретиться с ней взглядом. Но Юля не отрываясь смотрела на Чекана.

– Командир еще не сказал тост! – услыхал Кольцов голос тамады.

Кольцов знал, что рано или поздно очередь произносить тост дойдет и до него. Но ему не хотелось прерывать свои мысли о Юле. И он почти с укором посмотрел на ретивого тамаду. Но делать было нечего, поднялся.

– И скажу, – согласился он.

Гости тотчас же окружили его. Юля тоже наконец-то обратила на него внимание. Взгляд ее по-прежнему был добрым, но теперь в нем, как показалось Кольцову, просвечивалось еще и любопытство, словно москвичка оценивала его. «А может, это и действительно так? – подумал Кольцов, уловив на себе этот взгляд. – И впрямь ведь, как сказал Борисов, ей с нами работать да работать!»

– И скажу, – снова подтвердил Кольцов свое намерение, – хотя сразу и не очень-то придумаешь, чего пожелать нашему имениннику. Служба твоя, Федор Федорович, идет хорошо. Семья у тебя прекрасная. Друзья тебя любят. Подарки все принесли?

– Они без подарков не пускали, – за всех ответил Аверочкин.

– Правильно делали, – усмехнулся Кольцов. – Так вот, пожалуй, чего я тебе пожелаю. Уж очень спокойно ты живешь, дорогой именинник. Не по возрасту спокойно. Похоже, доволен собой сверх всякой меры. А это, на мой взгляд, одно из самых опасных заболеваний века. Вот и позволь пожелать тебе в качестве лекарства этакого беса в душу, который будил бы постоянно в тебе чувство неудовлетворенности собой, своими делами. Будил и корил: мало сделал, надо больше, лучше… Одним словом, воспылай мечтой большой и красивой. И стремись к ее осуществлению. Об академии тебе пора подумать. Высшее образование совершенно необходимо. Такое мое тебе пожелание!

– Разрешите дополнить, командир? – спросил вдруг Чекан.

– Конечно! – охотно разрешил Кольцов.

– Если не удастся получить высшее образование, достигнете, юноша, хотя бы среднего соображения. – Все засмеялись, выпили. Чекан тоже выпил, поставил рюмку на стол и уже тихо, обращаясь больше к Кольцову, проговорил: – Мечта – это прекрасно. А вы знаете, командир, о чем мечтал в детстве Леша Чекан?

– Нет, Алексей! – признался Кольцов.

– Я вам расскажу. Леша Чекан имел с детства голубую мечту – работать на Воронцовском маяке. Кем? Все равно. Какая разница. Лишь бы каждый моряк, хоть с лайнера, хоть с шаланды, куда бы он ни шел – в Одессу или из Одессы, – увидев луч маяка, мог с уверенностью сказать: «У Чекана полный порядок. Светит, как солнце. Можно спокойно двигать своим курсом». Вот о чем мечтал Чекан. А что вместо этого получилось, командир? Вместо широкого моря Чекан каждый день видит узкий танковый бокс. А вместо того чтобы взбираться на маяк, он лезет под днище танка. Но ведь это тоже надо кому-то делать. И Чекан делает.

– И очень хорошо делает, – обнял офицера Кольцов.

– А о своей мечте я и до сих пор не забываю, – прищурив глаза, продолжал Чекан. – И о вас очень часто думаю. Ведь не водить эти танки, а рассчитывать для них разные штучки мечтал командир… Неужели, думаю, у него никогда кошки на душе не скребут?

– Нет, Алексей, – усмехнулся Кольцов. – Не скребут. Все идет по плану… И рассчитывать и конструировать я обязательно буду.

– А мечта не погаснет? Жизнь, командир, как та барабулька: пока ее тащишь из воды, она пять раз перевернется.

Кольцов ничего не успел ответить зампотеху.

– Сюрприз! – громко объявил вдруг Борисов и выключил в комнате свет.

– Дети забавляются, – добродушно заметил Чекан и громко спросил: – Кого я должен целовать? Подходите сами.

– Сюрприз! – повторил Борисов.

И наступившую темноту вдруг прорезал яркий луч киноаппарата. Он уперся в пустую стенку над телевизором, и на стене замелькали кадры любительского фильма. На момент появилось озабоченное лицо Чекана, потом все видели его удаляющуюся фигуру и характерный для него, всем очень знакомый жест, когда Чекан в недоумении разводит руками. Гости с любопытством насторожились. Но уже в следующий момент все стало ясно. На стене появился камыш, заискрилась рябь речушки, показался стоявший по пояс в воде Кольцов. На берегу, неподалеку от него, сидела вислоухая собака.

– Джерик! – восторженно воскликнула жена Борисова.

– Ко мне, Джерик! – прокомментировал Борис повелительный жест Кольцова.

Дальнейшая демонстрация фильма проходила под непрерывный смех и шутки гостей. Содержание фильма сводилось к тому, как Кольцов обучал Джерика подавать с воды убитую дичь. Кольцов дал понюхать Джерику убитую утку и бросил дичь в воду. Джерик вопросительно посмотрел на Кольцова. Кольцов, показывая на утку, что-то объяснял Джерику. Джерик ответил лаем. Кольцов сам полез в воду. Сам взял утку в зубы и поплыл с ней к берегу. Джерику, очевидно, это очень понравилось. Теперь он лаял с двойным восторгом. Заканчивался фильм эпизодом, где Кольцов сидел на берегу и курил, а Джерик признательно лизал ему плечо и ухо.

Смеялись все. А больше всех сам Кольцов. Юле тоже очень понравился фильм. Кольцов пригласил Юлю на танец и успокоенно проговорил:

– Ну, я очень рад, что у вас настроение поднялось.

Юля танцевала легко, непринужденно.

– Не хотите выйти на балкон? – спросил Кольцов.

– Пойдемте.

– А состояние ваше мне очень понятно, – сказал Сергей. – Мне тут часто приходится всякие испытания проводить. Начальство помнит, что я с физфака, и все приборные новинки, как правило, мне сплавляет. А результаты испытаний самые неожиданные зачастую получаются. И люди с самым разным настроением от нас уезжают. Так что вас я хорошо понимаю…

– Да нет, теперь-то не так все страшно, – задумчиво сказала Юля. – Я ведь думала, с пустыми руками возвращаться придется. А теперь хоть ваши записи…

– Не в них дело, Юлия Александровна, – сказал Кольцов.

– Для меня именно в них, – подтвердила Юля.

– Не понимаю вас. Прибор не получился!

– Вы хотите, чтобы мы безропотно приняли вашу оценку? – улыбнулась Юля. – Так, Сергей Дмитриевич, не бывает. Какие бы неполадки в системе ни обнаружились, сама по себе она – новое слово. И вы не можете с этим не согласиться. Кстати, судя по вашим записям, вы конструируете свой прибор?

– Скорее всего, принципиальную схему, – уточнил Кольцов.

– Кому-нибудь показывали ее?

– Нет…

– Я, правда, не все там поняла, но вы, кажется, строите ее на принципе использования излучений объекта?

– Именно, – подтвердил Кольцов.

– Вам этот принцип кажется перспективней?

– Вне всякого сомнения. На этом принципе уже сегодня можно создать прибор, который будет действовать исключительно избирательно. Современный бой быстротечен, маневрен, динамичен. У командира машины нет времени выискивать цели и определять их значимость. За него это должна делать техника. А он должен лишь задать ей направление: эта опушка, та низина…

– Идея эта известна, – сказала Юля.

– На открытие не претендую. Озабочен конкретным ее воплощением.

– Есть и воплощение.

– Но совсем в иной среде, – заметил Кольцов.

– Правильно, – согласилась Юля. – В однородной среде. В воде, в воздухе. И это неслучайно. Там все иначе. А как вы, допустим, отличите среди избранных объектов уже уничтоженный танк от действующего?

– И у того и у другого есть свои конкретные опознавательные признаки. Дешифратор в них разберется.

– Это очень сложно, – задумчиво ответила Юля.

– А до луны лететь было проще?

– В некотором смысле проще.

– Я понимаю, о чем вы говорите. Но если об этом не думать уже сегодня, и завтра эта задача будет казаться почти невыполнимой.

– А вот ваши конкретные замечания по «Сове» мне очень понравились, – несколько изменила направление разговора Юля. – Вы проницательны.

– А по-моему, они видны даже слепому. Вы сказали, что «Сова» – новое слово. С точки зрения технического решения. Увеличив многократно чувствительность прибора, вы намного увеличили дальность его действия, да и обзор тоже. Но при этом уже сейчас почти полностью исчерпали все возможности положенного в его основу принципа! – горячо продолжал Кольцов. – Вы не выжмете из прожектора больше ни одного люма. Уж это точно. Значит, конец наращиванию и разрешающей способности «Совы». А за счет чего же тогда собираетесь пробить туман? Или махнете на него рукой? Дескать, ребята в танках сидят молодые, глазастые, разглядят, что надо, и без прибора…

– Ну зачем уж вы так? – мягко проговорила Юля. – Да и принцип наш тоже хороните рано. Мы как раз над прожектором трудимся. Кое-что в запасе у нас еще есть…

– Тешите себя надеждами! – усмехнулся Кольцов. – А зря. Говорю вам это как физик. Мои доводы обоснованы расчетами. В тетрадке они есть все.

– Вы хотите, чтобы я их показала в КБ? – спросила Юля.

– Это уж ваше дело. Я вам говорю о них.

– Тогда я покажу, – глядя в темноту, решила Юля. – Представляю, какую это вызовет бурю. Вы разрешите мне взять вашу тетрадку с собой?

– Пожалуйста, – согласился Кольцов. – Мне она не нужна. Я почти все помню наизусть.

Юля невольно подумала, что в КБ вот так бескорыстно делиться своими мыслями наверняка не стал бы никто. И уж, конечно, никогда так не поступил бы Игорь. Он даже ей, жене, старался не выдавать свои мысли. А если как руководитель работы и ставил ее в известность относительно своих намерений или каких-нибудь конструкторских находок, то не иначе как в присутствии кого-либо из руководителей бюро. В начале их совместной жизни Юле казалось это странным, даже обижало. Потом она поняла, что в его духовной жизни для нее кое-что является запретным. И вдруг она встретилась с такой откровенностью, с такой необычайной для ее представлений о людях щедростью!..

На балкон вышла Лиза – жена Борисова.

– Что же вы нас бросили? – обиженно спросила она.

Юля с укором взглянула на Кольцова.

– Простите. Заговорились. Да мне, наверное, вообще уже пора домой, – сказала она и, взяв Лизу под руку, пошла с балкона. – А у вас мне очень понравилось…

Глава 6

В Москву Ачкасов и Юля прибыли утром. Генерала на вокзале ожидала машина. Ачкасов усадил в машину Юлю, коротко сказал водителю:

– В министерство.

– А мня в КБ, – попросила Юля.

– А что уж вам так спешить? Отдохнули бы…

– Ждут…

– В таком случае передайте отцу, что я тоже сегодня буду. Удивительно упорно не дается нам эта система. Чувствую, что идем правильно. И ходим где-то около. Вот-вот… а результатов пока нет.

– Вы уже смотрели записи Кольцова? – спросила Юля.

– Командира роты, испытателя?

– Да.

– С очень большим интересом. И если не возражаете, еще немного задержу их у себя. Он, бесспорно, мыслящий человек.

На широкой набережной генерал вылез из машины.

Юля назвала водителю адрес и удобно откинулась на спинку сиденья. Она надеялась появиться в лаборатории раньше всех. Но уже в холле третьего этажа встретила своих коллег майоров-инженеров Остапа Зарубу и Олега Окунева. Рослый, не по годам тучный, рыжеволосый, с маленькими синими, как васильки, глазами на круглом веснушчатом лице, Заруба казался неповоротливым и грубым рядом с худощавым, проворным Окуневым. Зарубу нельзя было назвать талантливым. Звезд с неба он не хватал. Но это не мешало ему занимать среди других сотрудников лаборатории особое положение. Во всяком случае, у руководства он был на особом счету, ибо обладал большой усидчивостью и упорством. В противоположность ему Окунев был человеком одаренным. С фантазией. Но совершенно не способным доводить начатое дело до конца.

Увидев Юлю, офицеры направились ей навстречу.

– Похоже, прямо с поезда? – пробасил Заруба.

Юля пожала им руки.

– Угадал. Здравствуйте, друзья.

Они прошли в лабораторию.

– Молодец. Тебя ждут тут как манну небесную, – похвалил Юлю Заруба. – Рассказывай, как съездила?

– А ты знаешь, – развела руками Юля, – я вернулась, можно сказать, ни с чем.

– Как! Это что-то новенькое в нашей практике, – не поверил Окунев. – Ты действительно не шутишь?

– Честное слово! – поклялась Юля. – Кое-что, конечно, есть. Но многое не в нашу пользу.

– Ты хочешь сказать, что мы срезались? – допытывался Окунев.

– Во всяком случае, того эффекта, которого мы ожидали от усовершенствования конструкции, не получилось.

– Так! – не удержавшись, воскликнул Окунев, и глаза у него загорелись недобрым огоньком. – Я же предупреждал…

– А что там опять? Что не вытанцовывается? – явно недовольно спросил Заруба.

– По-прежнему нет точных показаний дальномера. По-прежнему мешает работе туман… – начала перечислять Юля.

– Конечно! Да вы хоть пять раз ее модернизируйте, он будет мешать! – запальчиво воскликнул Окунев. – Не захотели тогда прислушаться к моему предложению! Вот и результат!

– Подожди, не тарахти! – остановил его Заруба. – Что значит нет показаний дальномера? Мы же установили в приборе шкалу расстояний. А что показывают контрольные замеры?

– Их-то я и не привезла, – призналась Юля.

– Как же так?

– Очень просто. Танкисты сломали на последнем заезде измеритель, и вся работа пошла насмарку, – объяснила Юля.

– Да тебя тут сырую без соли съедят! И первый – твой муж. Чтоб меня украли! – в сердцах выпалил Заруба.

О муже Юля уже подумала и – в который раз! – представила себе, как у Игоря вздернутся плечи, на лице появится выражение недоумения, а возможно, и удивления, он произнесет свое излюбленное «Не понимаю!», а потом разразится потоком тирад по поводу «совершенно очевидной безответственности испытателей», – и глаза ее невольно сощурились. Она взглянула на Зарубу и очень сдержанно проговорила:

– Конечно, это все нелепо, но что я могла поделать?

– Ты, наверное, ничего, – согласился Заруба. – А Ачкасов? А Бочкарев? Да они душу могли из них вытряхнуть!

В лабораторию один за другим стали собираться сотрудники. Пришел Резцов, Пахомов. Появилась разносчица чертежей хорошенькая Ирочка Власова. Увидев Юлю, она сразу же бросилась к ней, чмокнула в щеку, весело защебетала:

– Бонжур! Бонжур! Как ты чудесно загорела! Там была хорошая погода?

«Все было», – хотела ответить Юля и неожиданно увидела в дверях лаборатории отца. Генерал Кулешов, попыхивая дымом неизменной сигары, неторопливо вошел в помещение, кивком головы кому-то ответил на приветствие и увидел Юлю. И обрадовался:

– А, вы уже вернулись!

– Я только что с поезда, – ответила Юля.

– Что значит «я»? Ты приехала одна? – удивился Кулешов.

– С Владимиром Георгиевичем.

– Как, он тоже был там? – еще больше удивился Кулешов.

– Два дня.

– И вы даже не соизволили мне позвонить? А почему задерживается Бочкарев? Он что, собирается там зимовать? – засыпал Юлю вопросами Кулешов и взял ее под руку. – А ну-ка, пожалуйста, ко мне!

Так, под руку с отцом, она дошла до двери его кабинета и, уже открывая ее, подумала: «А они, кажется, правда ждут меня с нетерпением». Но заговорила с отцом совершенно о другом:

– Как мама?

– В полной панике. Врачи не разрешают ей ехать на Золотые пески. А ты на самом деле прямо с поезда?

– Буквально.

– А почему не предупредила? Я бы послал машину.

– Владимир Георгиевич дал свою. Кстати, он просил передать тебе привет и сообщить, что сегодня же будет в КБ.

– Вот как? Впрочем, сейчас ты мне все расскажешь поподробней.

Кабинет у Кулешова был богато обставлен старинной мебелью, преимущественно красного дерева. Сам Кулешов сидел за массивным резным полированным столом. Посетителей усаживал в глубокие, мягкие кресла за небольшой столик. Вдоль глухой стены кабинета выстроились, как близнецы, три книжных шкафа. На окнах висели тяжелые гардины. В левом заднем углу стояли часы. В правом – телевизор с широким экраном. Мебель эту Кулешов собирал многие годы. Ни за что не пожелал с ней расстаться даже тогда, когда стало известно, что со временем КБ переедет из старинного особняка в новое помещение.

Зайдя в кабинет, Александр Петрович первым делом распахнул окно и снял фуражку. Потом открыл бутылку боржома, налил в стакан себе, Юле, жестом предложил ей выпить и, отхлебнув несколько глотков сам, сел в кресло за маленький столик.

Юля ожидала, что отец в первую очередь начнет расспрашивать ее о результатах испытаний. Но генерал не спешил с этим вопросом и заинтересовался совершенно иным.

– Так, говоришь, Владимир Георгиевич обещал приехать? А когда? – начал он разговор.

– Время не уточнял.

– Очевидно, раньше второй половины дня не выберется, – решил Кулешов. – Ну а что еще он говорил? Хвалил нас? Ругал?

– Не было ни того ни другого. Интересовался кое-какими подробностями. А в одной из последних бесед спросил: сами-то мы довольны этой работой?

– Ну и что ты ответила?

– Сказала, что в эту систему вложены три года напряженного труда. Что в конце концов заказ министра мы выполнили в срок.

– Не то, Юля, – неодобрительно покачал головой Кулешов. – Сколько мы возимся с этой штукой, ему отлично известно и без тебя. Надо было обратить его внимание на то, что мы применили в системе ряд оригинальных конструкторских решений. Вот что очень важно!

– Это он и сам отметил…

– Сам? Что же ты тогда молчишь? – взметнул брови Кулешов. – Ведь именно об этом я тебя и спрашиваю. Уж раз он что-то отметил, это неспроста. Это очень важно. Ачкасов не последний человек в министерстве. С его мнением считаются.

Сказав это, Кулешов откинулся на спинку кресла и, похлопав себя по карманам тужурки, достал спички. Потом протянул руку к коробке, стоявшей на его большом столе, вытащил из нее сигару, взял ножницы, обрезал у сигары кончик и закурил. Все это он проделал не торопясь, степенно, с выражением глубокой задумчивости на лице. Юля пристальнее вгляделась в лицо отца, и ей вдруг почему-то стало жаль его. То ли потому, что сегодня она особенно ясно увидела набрякшие у него под глазами мешочки, заметила, как еще ниже сползли его щеки, глубже залегли борозды над переносицей и весь он стал почему-то очень похож на нахохлившегося воробья. То ли потому, что он, вместо того чтобы решать сейчас действительно серьезные и важные вопросы, связанные с ее командировкой, занимается выяснением самой, как ей показалось, настоящей ерунды.

– Ну а еще что? С чем еще приехала? – прервал неожиданно мысли Юли Кулешов.

– Еще? – Юля решила сразу начать с главного. – Система, отец, по-прежнему нуждается в серьезной доработке.

Кулешов выпустил из рта густое облако дыма.

– В серьезной? – переспросил он.

– Именно так.

– Чье это мнение?

– Испытателей.

– И только?

– Мое. – И, видя, что Кулешов оставил ее добавление без всякого внимания, добавила: – Ачкасова.

– Он так и сказал?

– Почти. Сказал, что идем мы правильно. Но ходим пока что где-то около.

Кулешов срезал с сигары пепел о край пепельницы.

– Все карточки замечаний я привезла с собой. Тебе будет интересно просмотреть их.

– Очень, – согласился Кулешов.

– Они здесь, со мной.

– Сдай в отдел. Пусть их зарегистрируют и доложат мне. Я не только просмотрю, я их изучу. А недоделки, дочка, найти можно во всем.

– Ты так спокойно об этом говоришь, будто ждал неудачи! – откровенно заметила Юля.

Кулешов покачал головой.

– Неудачи не может быть, – проговорил он. – Могут быть лишь отдельные недоработки. И вот их я не исключал никогда. Электроника – дело сложное. Проторенных путей в ней нет. Наращивать не с чего. Модернизировать нечего. Каждый узел, каждую деталь приходится создавать заново. Но разве можно при этом все абсолютно предусмотреть? Все предвидеть? Ошибки, недочеты, промахи в нашей работе неизбежны отчасти и потому, что на протяжении целого ряда лет, когда в мире уже существовала атомная бомба и электронно-вычислительные машины, мы упорно в угоду чьему-то непониманию объективных законов технического прогресса, или, я бы сказал, попросту невежеству, повторяю, упорно продолжали щелкать на счетах. Ты знаешь, о чем я говорю. И знаешь, что теперь мы предпринимаем гигантские усилия, чтобы наверстать упущенное. Но пока мы его наверстываем, ошибки, к сожалению, еще будут совершаться там, где по времени их уже и не должно быть. Вот что я имел в виду, дочка, когда говорил, что не исключал недоработок в нашей системе. Посмотрим, что они собой представляют. Давай контрольные замеры.

– Я не привезла замеров, отец…

– Не понимаю, – поднял глаза на Юлю Кулешов.

– Во время испытаний был сломан прибор и уничтожена лента с записью. Мне удалось привезти лишь записи командира роты.

Кулешов медленно поднялся из-за стола и так же медленно подошел к Юле. Теперь он уже совсем не был похож на воробья. Лицо его, казалось, окаменело. Юля рассказала ему все, что произошло на танкодроме. Кулешов слушал молча. Но когда Юля снова упомянула о записях Кольцова, Александр Петрович взорвался.

– Нюни вы там распустили, милая! – расхаживая по кабинету, сердито крикнул он. – При чем тут его записи? Кому они нужны? Что он, этот твой капитан, понимает?

– Он в прямом смысле побывал с нашим прибором в огне, – попыталась заступиться за Кольцова Юля.

Но Кулешов и слышать ничего не хотел.

– А кто просил его туда лезть? – гремел его бас.

Юля промолчала.

– А завтра он в воду сорвется. Скажет, что и под водой «Сова» ничего не видит. А ты все будешь слушать? Да где это видано: три года ученый коллектив бьется над важнейшей научной проблемой, воплощает ее в конце концов в жизнь, а командир роты одним махом, видите ли, решает, что это никуда не годиться! Да ты бы лучше спросила его: а вы, любезный товарищ капитан, все ручки у прибора как надо крутите, разобрались вы в нем?

– Ну, это ты напрасно. Он образованный человек. И замечания его очень серьезны, – решительно заговорила Юля.

– Да с простой газовой зажигалкой еще полмира обращаться не научились. А ты хочешь, чтобы за день, за два вошли в контакт со сложнейшим прибором. Навыки для этого нужны. На-вы-ки! А их вырабатывать надо.

– Он представил обоснования, – упрямо возразила Юля.

– А я их в вычислительную машину не заложу, – категорически отрезал Кулешов. – Мне лента нужна. Показатели. Цифры. За-ме-ры! Да ты просто не имела права уезжать оттуда без контрольных показаний! Черт с ним, с прибором! Мы через два дня выслали бы тебе новый измеритель.

– Не я принимала решение. Бочкарев дал такую команду, – объяснила Юля.

– Тоже блеснул сообразительностью! Надо было сюда позвонить, а тебе дать другую работу. Что за нужда раскатывать взад-вперед? Ведь не за свой счет, – не мог успокоиться Кулешов. – Ну как, на основании каких данных прикажешь мне вести дальнейшую доработку? Что необходимо менять в схеме? Какие усиливать узлы? Одним словом, голубушка, собирайся-ка снова в командировку! Как новый измеритель подготовят, так и отправляйся. И сиди там до тех пор, пока все не выяснишь до конца. Представляю, как всему этому обрадуется Игорь…