Loe raamatut: «1 4 4 0 0 0. Всем шизы! Я угощаю!»
В рай из нас не попадёт никто
– Привет! Давно не виделись! Как здоровье?
– Привет, тебе реально интересно? Тогда начну с анализов. Я – чист…
– …и это значит, что прямо сейчас ты сможешь встретиться с истинной леди?
– О! Ты научилась вместо «Сейчас, блдь» говорить: «Одно мгновение»?
– Представь себе! А ты? Чего ты смог добиться в этой жизни?
– Главного. Она мне стала нравиться.
Если женщина решила не давать мужчине, она не успокоится пока не даст. А если мужчина, плюсом к этому, её ещё и не хочет, то совсем не успокоится. Я и раньше не отличался особой красотой, но когда посередине минета мне промеждупрочим предложили остаться друзьями… Не буду лукавить, сначала так и подмывало уточнить, какие услуги уже включены в тариф «Дружеский» «из коробки». А потом… Потом я ненароком опустил глаза долу и внезапно осознал, такие приглашения во френдзону в моём возрасте хочется слышать куда чаще, чем поднабившие оскомину признания «Я тебя люблю». Современные свидания похожи на реверсивное фигурное катание: двое выходят на показательные выступления, обговаривают короткую и произвольную программы, не сходятся в количестве акселей и тулупов и уходят на одиночные выступления. Дружба же между мужчиной и женщиной – всегда лёгкий флирт.
– А ты бы ушла от меня к миллиардеру?
– Ну… Я об этом никогда не думала… Но… Да!..
– Ну, в принципе, я так и знал…
– Ой… Вот не надо мне тут!.. К миллиардеру от меня ты бы ушёл сам. Первым…
– Одно мгновение!..
Да уж… Вот и моё время противостоять безвозвратно ушло. Сейчас мне всё больше хочется противосидеть, а ещё чаще противолежать. Знаете то ощущение, когда хочется бросить всё и уехать в глушь, а ты и так уже там? Как было принято говорить в годы моего рождения, “Сибирь – край экзотики и романтики, край удивительной природы”. Я родом из Красноярья, рожден в семидесятые прошлого века. По нынешним временам тот ещё экзот и романтик. Да и природа моя крайне удивительна. Но каждый новый человек до сих пор ещё настойчиво врывается в мою жизнь чтобы чему-то меня научить. Ну, чему меня всё ещё можно научить? Любить? Ненавидеть? Ой, я вас умоляю. Единственное разве, что я до сих пор не умею – это технологично метать ножи.
– В смысле, «сейчас, блдь»?
– Ну… Как говорится, я – не гей, но двадцать баксов – есть двадцать баксов…
– Сучара…
– Что, дорогая? Я не расслышал. Шумно тут… Ещё и чавкает где-то…
– Скучала, говорю, по тебе милый, скучала…
– Ну, раз скучала, так скучала…
Люди, которые перестают есть, когда уже сытые, может вы ещё и пить перестаёте, когда уже пьяные? Если вы нашли человека своей мечты, значит все его мечты уже сбылись? Хватит судорожно искать себя. Сядьте, успокойтесь. Вспомните, куда вас в последний раз посылали. Скорее всего вы там и сидите. Шучу. Где вы себя в последний раз видели? Там и ищите. Только не говорите мне сейчас, что это было зеркало. Когда любишь человека, хочется, что бы он ел. А когда этого человека ещё и хочется, то чтобы ещё и пил. «Ты любишь сало? Тогда я вся твоя, малыш!»
– Как ты считаешь, между нами что-то есть?
– Нет, в данный момент мы с тобой всё ещё единое целое.
– А оргазм был?
– Был.
– И что нужно сказать?
– Спасибо.
– То-то же. Глядя на твоё лицо, я подумала было, что у тебя камни из почек пошли.
– И тебе пожалуйста, и тебе не хворать.
Смысл всех пословиц и поговорок раскрывается только, когда добавляешь к ним в конце «чтобы выжить». Без труда не вытащишь и рыбку из пруда, чтобы выжить. Не так страшен чёрт, как его малюют, чтобы выжить. Сучка не захочет, кобель не вскочит, чтобы выжить. Я за всю жизнь ничего не ломал себе, кроме жизни. Муж и жена – одна сатана. Естественно, чтобы выж… Мужское хи-хи способно увеличиваться лишь в два раза, когда печень – в три, а зрачок – в четырнадцать. Ну и как вам эта жизнь? Всем шизы! Я угощаю!
– А куда мы с тобой поедем?
– В смысле и когда?
– Ну, когда в следующий раз мы сильно с тобой поругаемся, я скажу тебе: «Собирай все свои вещи и сваливай». Ты заберешь с собой меня, и мы куда-то поедем.
– А ты не замечала, старая песня «Вот милый мой уехал, не вернётся, оставил только карточку свою» в наши дни звучит уже не так печально?
Некоторые люди просто не умеют сходить с ума, и от этого у них ужасно скучные жизни. Это мужчинам поворачиваться задом почему-то невежливо. А женщины, женщины благовоспитанны со всех сторон. Немного передружили сегодня? Ничего, столько же недодружите запото́м. Не разговаривайте, вы отвлекаетесь. «И я слышал число запечатлённых: запечатлённых было сто сорок четыре тысячи», – пророчит Книга Откровения. Кто-то связывает это число с особой группой «спасшихся», тех, кто под руководством сына божьего примет участие в истреблении злых уже как «духовные личности». Эй, вы, все кто читает мои эссе, а тем более я, который их пишет. В рай из нас не попадёт никто.
– Так мы с тобой больше не увидимся?
– Мне кажется это плохая, очень плохая идея, которая ничем хорошим не закончится. Поэтому, давай, конечно!
– Тогда посоветуй, что мне взять у тебя на память, чтобы ты вновь и вновь не выходил у меня из головы?
– Ну… Как бы… Это…
– Опять?!..
– Не опять. Снова…
Один – сорок четыре – три ноля. В рай из нас не попадёт никто.
Попустилище
Сто лет в обед, дорогой читатель. Ты как здесь? Давненечко не виделись. Добро пожаловать взад через дверь назад.
Понимаю, ты был бы рад не слышать и не видеть меня столько же и даже ещё на полстолько же больше, но фарш назад не провернуть, и что бесспорно, то, по обыкновению, бесполезно.
В твоей голове снова я – тот самый писатель, который ни разу не давал интервью воображаемому журналисту, я – тот самый мужчина, который без замешательства ходит в магазины с жёниным списком покупок, оставив дома телефон. Да, я существую. Также как раньше, злоупотребляю исключительно кофе, но в последнее время не прочь перейти и на какао. Что у меня нового? В последнее время, начал бояться спать. Как посплю, так сразу паническая атака, нужно идти на работу. И да, я сам себе журналист.
Я всё также предпочитаю не искать в потёмках котёнков. Мне проще за дверью пошуршать сухим кормом, сами выбегут. Этим я до сих пор время от времени и занимаюсь, и, да, я – эксклюзив. Уже хотя бы уже потому, что мейнстрим – это всегда мейнстрём, местами и мейнкун, а себя я уже ни капли не боюсь, хотя иногда и опасаюсь за своих близких. Потому, что все мы живём в реальном мире, где лучшая моральная поддержка может исходить только от людей, которые хотят тебя трахнуть. Вся беда в том, что понимаем мы это только, когда уже становится слишком поздно. И да, я отвечаю за свои слова.
Как и прежде, я не придерживаюсь правила ста сорока слов, по чьему-то нелепому убеждению являющихся пределом человеческого восприятия зараз. И краткость, по-моему, если и является сестрой таланта, то исключительно лишь сводной и по матери. Возможно, я слишком хорошо думаю, но давай поспорим, и ты, и я, мы можем гораздо больше.
Знаешь, я должен тебе признаться. Всё это время мне очень не хватало тебя, твоих воскликов: «Бред!», «Набор слов!» и «Как мне это развидеть?» Нет, я всё также считаю, что писатель пишет, в первую очередь, для себя. Что если в закоулки его творчества случайно и попадётся неслучайный читатель, которому вся эта самопись оказывается близка, то наступает всем щастье. Но, счастье есть, оно не может не есть, тем более что «такое бывает раз в жизни, и то не у каждого, поздравляю».
Несмотря ни на что, я до сих пор не разуверился, что для автора критически важна абсолютно любая читательская реакция на выстраданный и опубликованный им текст. Ведь мимо того, что пофиг так и проходит мимо, а то, что тебе не пофиг – заслуживает уважения априори. Я всё так же крайне дорожу своей независимостью в творчестве. В том числе тем, что от творчества в моей жизни ровным счетом ничего не зависит, следовательно в нём я могу быть предельно честен. Исключительно перед собой. Деньги существуют для того, чтобы тратить их на женщин. Любовь, конечно же, есть наше всё. Но, согласись, с любовью же оно… лучше. Так что, если кто тратит деньги на себя, значит женщина – это он. Право на честность – отец-сперматозоид и мать-яйцеклетка всех прав.
Да, я достиг своего дна, и далее на ощупь. Но, недавно оказалось, что и я не так уж окончательно безнадёжен. Разбирая архивы, наткнулся в черновиках на стиш, стихотворениями я свои поэтические экзерсисы предпочитаю не называть:
Анима, привлекая сны, лелеет грёзы.
Анимус, приближая день, во снах смиряет ад.
Полет души, от удивленья слёзы,
Прозрачный белой шлюмбергеры аромат…
В сочельник правит мир в уютном тихом царстве,
Молочный лён струится светом звёзд.
Загадывай, желай, не разделяя властвуй,
Сочельник тих, пусть будет всё всерьёз!
Волхвы проходят новый круг
Для православных, видит Бог.
Под снега скрип, под песни вьюг
Несут благую весть в порог:
«Пусть правит мир, царит уют,
Пусть будет счастья полон дом.
Пусть ангелы для Вас поют:
«С Христовым Светлым Рождеством!»
И знаешь, дорогой читатель, мне так захотелось его доработать и опубликовать! Прямо аж до цыпок, до мурашек и дрожи. Теперь этот стиш читаешь и ты. Обратно для меня это значит, что и я пока что не без шансов. Конечно, бывает обидно, что мы не можем постоянно быть с тобой вместе, ведь каждый из нас – лишь плод больной фантазии другого. Тёмные мы с тобой или светлые личности – зависит исключительно от освещения. Только я, в отличии от тебя, всё чаще ловлю себя на мысли, что писать мне, по сути, вскоре станет и не о чем. Менторствовать или ловить хайп на злободневе – не в моих правилах. Морализаторствовать и учить тебя жизни – да кто я такой? Аффирмировать и мотивировать? Да вот кто бы взял и отмотивировал меня. Вот честно. Я уже давно аморально готов. Хоть в хвост, хоть в гриву. А там, при должном подходе, согласен даже и на аффилиацию. «А раз так…», – внезапно подумалось мне. И тут меня попустило.
Так что, велкам бэк, дорогой читатель. Сто лет в обед! Добро пожаловать в моё попустилище взад через дверь назад! Ведь ничто человеческое нам с тобой не чуждо. Я, к примеру, пролистал уже пятьдесят семь страниц на сайте восемнадцать плюс и не нашёл там никого красивее тебя. Кстати, у тебя же ведь тоже есть моя кукла вуду? Не сочти за труд, помассируй ей спинку тоже.
– Привет, что делаешь?
– Привет. Чем может заниматься порядочная замужняя женщина в десять часов вечера?! Сижу, жру!
– Начался сезон клубники сосливками?
– Фу, как не грамотно! "Со сливками" пишется раздельно!
– Может быть, может быть. Хотя не уверен, что мы говорим об одном и том же. Сосливки – такие сосливки!..
Пожалуйста.
Хоопонопоно
«А я всё чаще замечаю, что очень скоро нахер всех пошлю…", – внезапно пропел в моей голове кот Матроскин под не строящую семиструнную гитару производства ленинградского завода имени Луначарского. «Самое страшное не то, что мы взрослые, а то, что взрослые это мы», – задумчиво глядя в окно, срезонировал в ответ пёс Шарик. – «Матроскин, ты не видел моё ружьё?» «Это то, которое родители дяди Фёдора из Сочи посылкой прислали?» «Нет. Настоящее. То, с которым я на шапку почтальона Печкина ходил?» «Тоже мне, охотничек, бобёр тебе в лапы. Впрочем, посмотри на чердаке». «Ага, спасибо. А то пора мне уже по окраинам нашего с тобой Простоквашино прошвырнуться, ой, пора» … «А спонсор сегодняшнего дня – нож в спине», – прервал неспешный диалог голос переквалифицировавшейся в телевизионные дикторы мамы Дяди Фёдора. – «Нож в спине: ибо нефиг было доверять всем подряд, наивный ты идиот».
В жизни периодически должны случаться такие ситуации, когда тебе обязательно нужно получить то, что ты хочешь, чтобы понять, что оно тебе и нахер не нужно. Придумано не нами. Откуда знаю? Ну, скажем, я уже не в том возрасте, чтобы быть не в том возрасте. Знаю, что если мне говорят «пошли», то не обязательно пошлить, достаточно просто послать. А то, бывает, столько намолчишь, что и рот уже открывать опасно.
– Ой, а кто это у нас тут такой никакой?
– Это я, твой…
– Какой ты мой, если ты сам не свой?
– Ну, я прямо даже и не знаю, что сказать…
– Скажи, как есть.
– Ешь ртом.
Господи, дай мне терпения. Немедленно!
«Тук-тук-тук!» «Кто-там?» «Это я, почтальон Печкин. Принёс посылку для вашего мальчика. Только я её вам не отдам, потому что у вас ограниченности мировосприятия, обусловленной догматическим мышлением нету». «Это сорока пятисантиметровый фаллоимитатор из Китая, извращенец ты гребаный. Сидение для твоего велосипеда следующим отправлением придёт». «Нет, я не Байрон, я другой…» «Это ты, Игорь Иванович, сейчас на что мне тут намекаешь?» «Желудок у алкоголика меньше напёрстка…", – вновь зазвучал на фоне голос мамы дяди Фёдора Риммы Безотчества, – «А сил для игр и роста алкоголику нужно много. Поэтому попысать просто необходимо вашему алкоголику. Ваш алкиска сходил б попысать». Всё! Хватит. Все в сад, все в сад! На хер! К тёткам! В глушь!
Действительно, надоело уже, просыпаясь каждое утро, первым делом паниковать, что там, за поворотом на девять утра. Смертельно устал каждый день, грудью срывая финишную ленту на восемнадцать ноль-ноль, продолжать бежать дальше, пока сон не разлучит нас. Куда, спрашиваете? Не скажу. Вам главное – бороться и искать, мне главное – найти и перепрятать. Я вас приручил, я вас и экзепюри, говорите? Глупенькие вы, я же сейчас делаю для вас самое сексуальное, я снимаю с вас ответственность. Обещаю, когда мне будут приносить кофе в постель, никогда не спрошу: «Кто вы?» и «Что вы здесь делаете?» Я хочу стоять перед выбором, сидеть перед выбором, лежать перед выбором, даже спать перед выбором, справедливо полагая, что жизнь, как заведено, всё расставит по своим местам. И это я не только о способе уборки.
– Сейчас будет секс.
– Мне нужно раздеться?
– Нет, тебе нужно уйти.
– Ты отказываешься от секса со мной? Как тебе не стыдно?!
– Ну… К примеру, вот так. И вот так, и вот эдак тоже ещё…
– Красивое…
– Насильно милф не будешь.
Ой, цветёт калина, ой, течёт ручей. Сволочь я, скотина, ой, не помню, чей.
Что я буду делать без вас? Да что угодно! К примеру, займусь хоопонопоно. Говорят, помогает удалить, нейтрализовать и стереть деструктивные программы, которых вы заложили в меня до бениной матери. Ладно, шучу, шучу. Я буду жить. Просто жить. Жить, учиться и бороться, как завещал великий тот, кто придумал противопоставлять мещански-интеллигентски-крестьянский брак без любви пролетарскому браку с любовью. Мои оч. умелые ручки будут и дальше писать мои оч. удачные эссе. А вы о них будете узнавать только из отражения в витринах книжных магазинов. Я даже буду стараться учиться жить с них. Вспомню, что не бытие определяет сознание, а сознание бытие. Может быть. Надеюсь, вы помните, я, в отличие от многих, не утратил способности к обучению.
Буду есть абрикосы с деревьев и черешню с рынка. Буду гулять по набережной и курить на спасательской вышке. Приваживать бродячих котов специально купленным по такому поводу сухим шуршащим кормом и собак холодцовыми куриными лапками… Бывает же так, человек – сука, а сиськи хорошие, прямо жалко сразу сиськи, да. Буду… Просто буду. И мой ангел-хранитель, хотя и растолстеет немного, но отчетливо будет вздыхать за моей спиной. С облегчением. А я? Я чё? Я ничё. Другие вон чё, и ничё. А я чуть чё и сразу вон чё! Я теперь более не ясновидящий, я – простой жопочующий. Кстати, не знаете, сколько мне дадут в ломбарде за эту логическую цепочку?
– Ты добрался? Где ты сейчас?
– Я там, где никогда не бывает снега…
– Бали? Карибы?
– Бери выше.
– Гавайи? Крым?
– Нет, на канализационном люке стою.
– А ты представь, что я сейчас вся голая, ко всему готовая, лежу перед тобой на кровати…
– Ну…
– Чего “ну”?
– Представил.
– И чего ты сейчас хочешь больше всего?
– Чего я хочу?! Я хочу проснуться в возрасте двенадцати лет, пойти с друзьями к речке, ловить ящерок… Алло! Алло!
Спасибо, и Вас!
Жуска́
Жуска́ – навязчивый разговор внутри головы, который человек прокручивает вновь и вновь.
Сегодня мне приснилось, приснилось, что я – сыр. Всю ночь бегал и искал масло. Вот так прямо носился из угла в угол и кричал: «Где моё масло? Я хочу в нём кататься!»
Во мне идёт постоянная борьба добра со злом. И в то время, пока они борются, всё время побеждает придурь. Вообще, бытует мнение, что добро, зло и говно не просто так среднего рода, но я стараюсь себя не накручивать. Херня это все. Хотя, если из дискриминанта не извлекается квадратный корень, я грущу, я – гуманитарий. Иногда, со словами «совет да любовь молодым», выдаю себя за другого. И действительно, почему мужчины жаждут от женщин поцелуя с разбега сразу же в тот момент, когда сами предпочитают прятаться за деревьями?
– Ты так вкусно пахнешь…
– Спасибо, это корвалол.
– Смотри, много не пей.
– Не многонепейкай мне тут!
Говорят, жуска́ появляется от неудовлетворённости исходом какого-то разговора, спора, некоей ситуации. В свое оправдание могу лишь сказать, что всегда приятно поговорить с умным человеком, а в удовольствии себе отказывать нельзя. Вот так встанешь себе утром, и сразу очень хочется власти, секса, денег, славы и вселенского могущества. К обеду отпускает. Возраст берёт своё, да и предновогодних планов никогда ненадолго не хватает. Ещё и это масло…
Многие могут смотреть на горящий костёр часами. Я – хранитель домашнего ничега. У меня пока получается только глазами. Если бы передо мной вновь стоял выбор жениться или устроиться на высокооплачиваемую работу, я бы, в первую очередь, поинтересовался, на какой оклад, ибо муж на четыре минуты заслуживает большего, хотя бы из-за своей патологической честности.
– Можешь кинуть мне денег на карту?
– На карту? А налом можно?
– Аналом? Аналом можно. Мементо море.
– В смысле?
– В смысле, один момент.
Мысль пришла и ушла, не застав никого, тоска. Когда девочка симулирует, женщина заставляет переделывать всё по совести. Как будто выдала тебе кубики «в», «а», «г», «о», и «н», а ты из них случайно «вагон» и собрал. Нет, дружок, так не пойдёт, перетряхивай.
Я долго странствовал по этой жизни, много думал, изучал труды философов, интересовался алхимиками и учился у авантюристов. Я прошёл очень извилистый жизненный путь. Мне поздно уже петь Бон Джови. И всё ради того, чтобы сейчас со всей ответственностью сказать вам: «Кря!» Кря, по моим данным – такое же всеобъемлющее слово, как и «дык», а «дык» – это вам совсем не ёклмн и опрст с боку. Хотя и не без этого. Согласитесь, достаточно странно, ища в женщине женское начало, случайно наткнуться на конец. Женское начало, мужское молчало. Достаточно только иметь счастье, как и оно перед тобой в долгу не останется.
– Слушай, а если, всё-таки, не на карту? А если я сорвусь и приеду, ты меня приютишь?
– Заранее предупреждаю, это будет жопа.
– Ох! А ты… находчивый!..
– Сам поражаюсь.
– Мне?
– Себе. Тому, какой я могу быть тупой и умный одновременно.
Кто настолько мнительный, что не доверяет даже стиральной машине, кто, после стирки, вынув из неё вещи, всё равно дополнительно прокручивает барабан, чтобы проверить эту профурсетку на предмет затыренного носка – тот я. Я – сильный независимый мужчина, вынужденный строить из себя чихуахуа, чтобы находящаяся рядом со мной женщина чувствовала себя женщиной. У кого верх мечтаний – стать тем самым «бывшим», которому звонят исключительно по пьяни? Ибо, если женщина вас полюбила, то это не ваша заслуга. Это – её эксперимент.
– Мадам изменяет своему мужу?
– Нет…
– Ну, пожалуйста!..
Как известно, самые опасные люди не обделены долготерпением. Когда они психуют, сжигают не мосты и корабли, а как минимум, порты и поселения. Они не выламывают двери, за которыми их никто не ждёт. Они знают, именно там их бог прячет от них же их разочарование. На самом деле, не тот, кто стучит пальцами по столу – нервный, тот, кого это раздражает. Там, где страшно, там всегда зона роста. Мне страшно внутри самого себя, но и наружу прорываться я как-то уже не горю. Я терплю самого себя. Вот, разговоры внутри своей головы сотый раз по одному кругу сам с собой прокручиваю. И пока это так, я обречен расти. Вверх, ввысь, вглубь. Да что там! Расти? И вширь тоже! Если меня никто не понимает, значит ли это, что я – искусство? И если искусство – это действительно я, то должен ли я принадлежать народу? Хотя, и что «художник должен быть голодным и недотраханным поэт» тоже никто не отменял. Ну, кто ещё хочет комиссарского тела? Быть в адеквате, поверьте, куда важнее, чем в потоке, в ресурсе или в моменте. Так что, уверяю, я – сыр, я в вашей жизни ещё обязательно мелькну.
– Ну… А если за деньги?
– Охрана!!!
– Мадам, умоляю, давайте переспим! Мне очень деньги нужны, мне так на масло… не хватает…
Мысль пришла и ушла, не застав никого.
Жуска́…
