Tasuta

Две стороны. Часть 1. Начало

Tekst
11
Arvustused
Märgi loetuks
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

Как Марчелло прикурить пытался

Рядовой первой танковой роты Владимир Марченко, или просто Марчелло особым рвением к службе, как и большинство солдат-двухгодичников, не отличался. До дембеля ему оставалось полгода, но он до сих пор ходил в рядовых. Всё ему приходилось делать «из-под палки», хотя механик-водитель он замечательный – и танком виртуозно управляет, и в двигателе отлично разбирается, но вот в остальном …

Уж очень Вова был ленив и любил поспать, а уж где поспать – неважно. Спящим его заставали во время дежурства по столовой в ванне, куда обычно чистили картошку, на крыше казармы, когда Марченко послали её красить, на посту дежурного по роте. Последний раз он умудрился заснуть на трансмиссии танка, наполовину углубившись в её недра при ремонте двигателя, где его и обнаружил командир первой танковой роты Олег Абдулов. За всё это Марчелле постоянно полагались наряды вне очереди и нравоучительные беседы офицеров, часто сопровождаемые подзатыльниками. Иногда доставалось и от сослуживцев, например, когда он заснул, будучи дежурным по роте и не успел предупредить распивающих в подсобке водку «дедушек» о пришедшем не вовремя Абдулове.

Не далее как неделю назад Марченко «выпала честь» быть часовым на складах дивизии и охранять ангар с техникой нашего танкового батальона. На приволжскую степь и зажигающий вдали огни город постепенно опускалась ночь. Собираясь на пост, Вова знал, что перед дежурством командир взвода, а затем и разводящий обыщут его на предмет сигарет-спичек и тому подобных не положенных на посту вещей. Поэтому Марчелло тщательно запрятал единственную сигарету, примотав её портянкой, а пару спичек и кусок «чиркаша» заложил за ухо головного убора. Командир взвода старший лейтенант Вадим Круглов спички всё-таки обнаружил, сигарету отыскивать было уже некогда – перед воротами ждал «Урал», на котором бойцов отвозили на складские посты.

«Ну, без спичек ты хрен закуришь, – сказал Вадим, – давай залазь быстрее!»

Рядовой Марченко перевалил своё длинное неуклюжее тело с выпиравшим животиком через задний борт «Урала», загремев автоматом по вытоптанному дощатому полу. В крытом зеленым армейским брезентом кузове на скамейках вдоль бортов сидели человек десять бойцов из других подразделений. Сам старший лейтенант залез в кабину в качестве сопровождающего. Склады находились километрах в двух от расположения части. Пока машина в сгущающихся сумерках тряслась по разбитому асфальту, Вова пытался хоть у кого-то из присутствующих выпросить спичек. Но спичек у солдат или не было, или они были запрятаны настолько глубоко, что лишний раз доставать их не хотелось.

Скрипнули тормоза остановившегося у ворот складов автомобиля. Огромную территорию, на которой находились склады дивизии, окружал бетонный забор с рядами колючей проволоки по верхнему краю. Бронетехника и автомобили воинских частей располагались в длинных, метров под сто ангарах, построенных из бетонных блоков и побеленных известкой. В стенах ангаров находились боксы с большими воротами, обитыми крашенным серой краской железом и нарисованными на них белыми порядковыми номерами. В такие ворота свободно въезжал танк или САУ. Один из ангаров принадлежал танковому батальону. В нем за опечатанными пластилиновыми печатями воротами на временной консервации стояли танки первой и второй танковой роты. Этой весной на них проводились дивизионные учения, про которые вспоминал начштаба капитан Кукушкин.

«К машине!» – раздалась команда Круглова, и бойцы посыпались из кузова в еще не улегшееся облако пыли. Какое-то время ждали разводящих, наконец появились два старших сержанта с петлицами мотострелковых войск. Строем пошли в караульное помещение. Полноватый капитан – начальник караула, начал инструктаж: «Часовому запрещается: спать, сидеть, прислоняться к чему-либо, писать, читать, петь, разговаривать, есть, пить, курить, справлять естественные потребности или иным образом отвлекаться от исполнения своих обязанностей, принимать от кого бы то ни было и передавать кому бы то ни было какие-либо предметы, вызывать своими действиями срабатывание технических средств охраны, досылать без необходимости патрон в патронник», – капитан монотонно зачитывал обязанности часового из Устава гарнизонной и караульной служб. После этого все прибывшие и готовые заступить в караул расписались в журнале инструктажа.

Началась стандартная процедура развода по постам с неизменным «происшествий не случилось» и «пост сдал – пост принял».

По краям охраняемых ангаров стояли крытые наблюдательные вышки с прожекторами, ночью освещавшими ворота боксов. После очередного рапорта и сдаче-приеме поста Марченко полез по гулкой железной лестнице на пятиметровую высоту вышки. На землю опустилась ночь. Где-то сзади светилось зарево ночного города, не давая пробиться свету первых звезд. С вышки просматривались близлежащая территория и ангар, освещаемый фонарями и прожектором. Походив туда-сюда по тесноватому периметру часовой будки, Марчелло присел на пол и заскучал. До дембеля оставалось каких-то полгода. Он представил, как будет «отрываться», вернувшись на «гражданку» – соберется с пацанами в каком-нибудь кабаке, закажет всякой еды, водки, купит нормальных сигарет, а не какую-то «Приму» без фильтра…

Приятные размышления прервались позывом покурить. Спички! Их не было. И спросить не у кого. Вова старался отвлечь себя от желания затянуться пусть гадкой, но всё-таки сигаретой. Сначала считал количество ворот на ангаре, потом количество прожекторов и фонарей, видимых с вышки, нашел Большую Медведицу, Малую. Приблизительное количество ночных бабочек в свете прожектора он тоже посчитал. С помощью сна отвлечься также не удалось – сон не шел, и курить хотелось еще больше. Полночи Марчелло мучился от никотинового голода, придумывая всё новые отвлекающие занятия, в том числе разборка-сборка «АК-74» с закрытыми глазами и пение песен в полголоса. Но всё это время мозг лихорадочно искал способы достать огонь и прикурить единственную припрятанную сигарету. Проверяющего, который каждый час проходил мимо вышки, давно не видно – наверное, прилег где-нибудь во время обхода и заснул.

На востоке небо стало чуть светлее. Мыслей, каким образом раздобыть огонь, не приходило, то есть они были, но не было средств, с помощью которых его можно получить. После перебора всех возможных вариантов Марченко остановился на одном, как показалось ему, единственно возможном. Когда-то в одном американском «вестерне» он видел, как лихой ковбой прикуривает сигару выстрелом из пистолета… Холостые патроны в магазине автомата Марчеллы, естественно, были пересчитаны при выдаче на пост и также будут пересчитываться при сдаче оружия. Но желание поглубже вдохнуть такого ароматного, как ему сейчас казалось, табачного дыма пересилило всё.

«Ну что мне будет за один патрон, скажу, потерял или что выдали на один меньше, да совру что-нибудь, подумал он, досылая патрон в патронник. – Да и до «караулки» далеко, спят все – услышать не должны». Зажав фильтр сигареты зубами, Марченко поднес ствол автомата, направленный в сереющее небо, к самому её кончику. В предрассветной тишине, когда люди спят самым крепким сном, а ночные насекомые и тому подобная живность умолкли после ночной суеты, раздался оглушительный выстрел. Пламя полыхнуло из ствола, опалив брови и лицо рядового Марченко, полевая кепка с разодранным от выстрела козырьком взвилась ввысь, но её стремительный полет прервала крыша вышки. От неожиданности Вова шарахнулся в сторону и по стене осел в угол смотровой будки, при этом выронив свой «АК-74», загремевший вниз по лестнице. На выстрел под оглушительный лай собак и вой сирены прибежал наряд с автоматами наперевес во главе с капитаном-начкаром. Часть бойцов рассредоточилась по периметру, часть окружила вышку с валявшимися перед ней «АК-74» и кепкой с порванным надвое козырьком. Начальник караула, задыхаясь от только что совершенной «стометровки», полез вверх по шатающейся под тяжестью его грузного тела лестнице. С опаской заглянув внутрь будки, он увидел сидящего в углу Марчелло с черным от сажи лицом и полным отсутствием бровей. Изо рта Вовы торчал сигаретный фильтр от разодранной в клочья сигареты, а рядом на полу лежала автоматная гильза.

Рассказ Китайца про ковбоя Марчелло сопровождался незатихающим хохотом. Больше всех закатывался Щербаков. «Кто в армии служил, тот в цирке не смеётся, Саня, – сказал Сенчин, хлонув Сашку по плечу. – Тут знаешь сколько таких клоунов есть? И не сосчитать!»

Постепенно разговоры лейтенантов становились всё громче, а смех всё сильнее. Курили уже не выходя на улицу, стряхивая пепел в опустевшую консервную банку. Баранкин лёжа под простыней, читал какую-то книжку, а потом повернулся набок и заснул, видимо, привыкший к таким шумным вечерам. Тушенка и килька были съедены, остатки «Yupi» вскоре тоже кончились, и водку стали запивать разбавленной заваркой, наливая её из солдатской фляжки. Под конец веселья в дверях показался злой майор Шугалов в тапочках и в кителе на голое тело.

– Встать! Смирно! – вскочив, скомандовал Сенчин. За ним с мест повставали остальные лейтенанты, пытаясь принять строевую стойку.

– Вы что, вообще охерели совсем, мля? Два часа ночи, мля! – с порога заорал Шугалов на попытавшихся вскочить по стойке «смирно» офицеров. – Для вас что, команды «отбой» не существует? Заканчивайте свой балаган, и всем спать! Хороший пример вы подаете молодым лейтенантам, – Шугалов сверкнул взглядом в сторону Щербакова. Развернувшись, майор громко хлопнул дверью, оставив лейтенантов стоять в нелепых позах.

– Короче, пацаны, давайте, правда, спать, – Китаец с сожалением посмотрел на пустые бутылки. – Чего вы так орали-то? Я в роту пошел.

Сенчин удалился, оставшиеся офицеры стали укладываться спать, предварительно заставив дежурного убрать остатки «пиршества». Голова Щербакова кружилась от сигаретного дыма и выпитого на голодный желудок. Не раздеваясь, Сашка повалился на ранее принесённый матрас и практически сразу заснул.

 

2 день службы (среда)

Казалось, что он только что сомкнул глаза, а его уже толкал в бок невыспавшийся Вася Баранкин: «Саня, подъем. На построение». Тошнота подкатывала к горлу, на голову словно надели тяжелую солдатскую каску. Доковыляв до рукомойника, Сашка наскоро умылся. Остальные лейтенанты ушли, и в комнате остался только Вася, запихивающий в свой полевой планшет какие-то конспекты. Кое-как приведя себя в порядок и накинув пустой планшет через плечо, Щербаков вышел из общежития и направился за бодро шагающим Баранкиным в сторону плаца. Утренняя прохлада приятно освежала лицо, но во рту господствовал июльский полдень и нестерпимо хотелось пить. На плац со строевыми песнями направлялись воинские подразделения, грохоча сапогами по остывшему за ночь асфальту.

Сенчин, с несколько помятым от вечерних посиделок лицом, уже прохаживался у построенной повзводно танковой роты.

– Почему опаздываем? В строй бегом-марш, – издалека заорал он.

Щербаков с Баранкиным прибавили шагу. Баранкин с ходу занял своё место в строю. Щербаков остановился перед строем, растерянно соображая, куда же ему приткнуться.

– Вот твоё место, а это первый танковый взвод, – Китаец за руку поставил Сашку на полагающееся ему место, отодвинув одного бойца в глубь строя. Тем временем плац окончательно заполнился солдатами и их командирами. Со стороны офицерского общежития, на ходу поправляя фуражку, быстрым шагом приближался Шугалов.

– Батальо-о-о-н! Равняйсь! Смирно! – дежурный по батальону капитан, печатая шаг, двинулся к майору Шугалову. Шугалов также строевым шагом направился к молодому усатому капитану. В полной тишине, нарушаемой только щебетом утренних птиц, они остановились в двух шагах друг напротив друга.

– Товарищ майор, сводный батальон на общую утреннюю поверку построен. Командир второй мотострелковой роты капитан Стасенко! – отрапортовал дежурный.

– Здравствуйте, товарищи! – громкий голос Шугалова прокатился над плацем и больно ударил по ушам Щербакова.

– Здравия желаем, товарищ майор! – хор сотен голосов грянул в утреннем воздухе и унесся в степную даль.

По команде командиры подразделений вышли на середину плаца. Пока они получали нагоняи и задачи на предстоящий день от майора Шугалова, Щербаков топтался на своём месте. Солдаты не обращали особого внимания на Сашку и вели себя довольно развязно, пользуясь временным отсутствием Сенчина и полным безразличием к происходящему Баранкина. Сенчин как раз в это время «получал» от Шугалова за вечерний сабантуй.

Наконец прозвучала команда «по местам» и офицеры вновь встали в строй к своим ротам. «Равняйсь», «смирно» – командиры ставили дневные задачи своим подразделениям. Сенчин опять приказал Щербакову выйти из строя.

– Повторяю, приказы командира первого танкового взвода лейтенанта Щербакова выполнять! Считайте, что это я приказал! Гаджибабаев, поможешь лейтенанту Щербакову во всём разобраться. – Так, – продолжил Игорь, – сегодня первый танковый взвод отправляется в «парк» на ремонт техники. Продолжаем ремонт 173-го и 174-го танков. Второй взвод с лейтенантом Баранкиным – полигон, ангар номер «3», разборка-сборка НСВТ, затем, после обеда, «парк» – обслуживание 175-го и 176-го. Третий взвод со мной – ремонт казармы танковой роты. – Вопросы, – Сенчин оглядел танковую роту, стоявшую перед ним по стойке смирно.

– Никак нет, товарищ старший лейтенант, – дружным хором ответили бойцы.

Игорь еще раз окинул взглядом роту. – Сейчас все идут в столовую, далее по запланированным местам.

Сводный батальон поротно стал расходиться с плаца, строевым шагом направляясь в сторону столовой. Летняя солдатская столовая находилась ближе к танковому полигону за узенькой речушкой Анисовкой, огибавшей территорию воинской части. Весной она разливалась и в столовую можно было попасть, только делая большой крюк, километра в полтора, через большой железный мост. Сейчас же через неё перебросили временный деревянный мостик, и до столовой теперь метров пятьсот напрямую. Танковая рота шла по протоптанной солдатскими сапогами дороге, поднимая степную пыль и распугивая кузнечиков. Солнце начинало припекать. Открытое пространство сменилось редкими деревцами, сквозь которые показались небольшие кирпичные домики с нарисованными на них синей масляной краской номерами.

– А это что за сооружения? – Сашка обратился к огромному Гаджибабаеву.

– Здесь солдаты и офицеры живут, когда зимой на учения приезжают, а летом – в палатках, – ответил Бабай, меряя двухметровыми шагами землю.

Рота вышла на разбитую грузовиками колею. Потянуло запахом подгоревшей гречневой каши. Сквозь заросли диких яблонь показался высокий навес летней столовой, рядом с ней толпилось множество солдат-пехотинцев, добравшихся сюда раньше танкистов. К стойке, за которой стояли несколько солдат в белых халатах, выстроилась большая галдящая очередь бойцов с котелками. У каждого «повара» была своя обязанность – двое выгребали огромным черпаком порции гречневой каши с тушенкой из такой же огромной кастрюли и накладывали их в протянутые котелки, третий наливал в крышку котелка чай, четвертый подавал пару кусков нарезанного хлеба. Получив свою порцию, солдаты рассаживались за широкие деревянные столы, стоящие под навесом, некоторые завтракали, сидя на траве, расположившись поодаль. Щербаков, скромно дождавшись своей очереди, получил свой первый армейский завтрак на белой тарелке с надписью «Общепит» и полусладкий чай светло-коричневого цвета в побитой эмалированной кружке. Усевшись за пустующий стол в углу, он долго вертел в руке погнутую алюминиевую ложку, на которой было нацарапано «ДМБ-92». «Когда же мой ДМБ? – борясь с тошнотой, подумал Сашка о своём «дембеле». – Еще два года. Два!». Поковырявшись в пригорелой каше, он отодвинул тарелку и стал пить разбавленный чай, заедая его подветрившим хлебом. Время завтрака подходило к концу. Запоздавшие к началу завтрака бойцы по-быстрому доедали свою кашу, запивая чаем. Большинство уже давно разлеглось под корявыми яблоньками и кустами терновника, покуривая дешевую «Приму» или просто задремав.

Гаджибабаев зычным голосом согнал первый взвод в одно место, помогая некоторым пинками. Построив всех семерых бойцов, он доложил подошедшему Щербакову о готовности следовать в автопарк.

«Ты пока командуй, – сказал Сашка, – я просто посмотрю как-что, а то я это лет пять назад проходил».

Бабай привычно скомандовал «равняйсь-смирно» и строем повел взвод в направлении «парка», который находился в километре от столовой. Солдаты сначала шли по пыльному проселку, затем, чтобы сократить путь, свернули в степь, напрямую шагая по кустикам полыни и подминая хвосты степного ковыля. Слева впереди высились белые ангары автопарка. Вдали, правее, стояли еще какие-то ангары, за ними располагалось огромное многокилометровое пространство полигона для огневых стрельб.

– А это что за ангары? – кивнул в сторону виднеющихся вдалеке ангаров идущий сзади строя Щербаков.

– Они пустые. У нас там занятия на полигоне проходят. Иногда там технику ставят, когда учения идут, – ответил молчаливый Гаджибабаев.

Наконец подошли к забору из колючей проволоки, огораживающему территорию автопарка. Основные ворота располагались на другом конце «парка», до них было еще минимум метров двести, запасные же были закрыты, поэтому бойцы поочерёдно пролезли в заранее проделанный проём в «колючке». Метрах в десяти от забора находилось четыре железных столба с навесом из пробитого в нескольких местах шифера. Под навесом, дававшим живительную тень, стоял танк Т-72 с приоткрытой крышкой моторно-трансмиссионного отделения и сушившейся на ней парой армейских портянок. На башне «семьдесят двойки» белел номер «174». Широкие гусеницы покрывал слой грязи и ржавчины, а откуда-то снизу доносился храп и торчали чьи-то босые ноги.

– Иванов, сука, опять спишь? – старший сержант Гаджибабаев пнул торчащую ногу своим пыльным сапогом. Через мгновенье из-под танка выполз заспанный солдат со стриженной «под расческу» головой и запачканными мазутом щеками.

– Тебя сюда спать поставили или технику охранять? – Бабай отвесил увесистый подзатыльник Иванову.

– Да я только залез, у меня ключ гаечный упал под танк, – начал оправдываться рядовой.

– Я тебе щас этот ключ в жопу засуну, – Бабай повторно отвесил подзатыльник. – Так, все по рабочим местам, – он окинул взглядом остальных солдат.

Трое остались у «174-го», остальные пошли в сторону видневшегося вдали «173-го». Щербаков никуда не пошел – сил и желания куда-либо идти не осталось. Кряхтя, он забрался на башню «семьдесят второго», заглянул в чернеющее отверстие открытого командирского люка. Оттуда пахнуло запахом солярки и машинного масла, тошнота опять подступила к горлу. Пересев на ящик ЗИП с нанесенными на нём большими белыми цифрами «174», Сашка стал рассматривать окрестности.

Территория автопарка представляла собой большой прямоугольник, огороженный бетонными столбами с натянутой между ними рядами колючей проволоки. В длину он тянулся почти на двести метров. По всей его левой стороне протянулся ряд ангаров, подсобных помещений, выбеленных известкой, склад ГСМ со стоящим рядом КрАЗом-топливозаправщиком. За постройками высился забор из колючей проволоки, сквозь которую проглядывали желто-зеленые камыши петляющей по степи речки. Где-то вдалеке виднелись двухэтажное здание КПП и большие металлические ворота для въезда в автопарк. Справа по периметру стояли ряды бронетехники – десяток БТР-ов, штук тридцать БМП, дюжина гусеничных тягачей в различном техническом состоянии. Перед каждым висела желтая табличка с красной каёмкой и черным порядковым номером. На некоторых машинах копошились маленькие фигурки солдат, занимающихся ремонтом техники. Метрах в ста зеленели еще около двадцати танков, принадлежащих различным воинским соединениям, составлявшим сводный батальон. На одном из танков сидел охраняющий их танкист-срочник.

На 173-м угадывалось какое-то движение. Через непродолжительное время усилиями двух солдат массивную крышку трансмиссии танка «173», стоящего между двух других танков, подняли, установили фиксирующий её стопор, и теперь солдат и что они там делают, за крышкой не было видно.

– А чего в этом танке ремонтируют? – обратился Щербаков к Бабаю.

– Да там что-то с топливным насосом, и топливные фильтры нужно чистить.

– А с теми тремя?

– Там со сцеплением что-то и тоже фильтры, – ответил немногословный старший сержант.

– Ну ты покомандуешь взводом пока за меня? А то я не знаю толком, что мне делать, – Щербаков опять обратился к Бабаю.

– Да, конечно, товарищ лейтенант, – Гаджибабаев, неспешно отхлебнув из фляжки чая без сахара, направился в сторону трех стоящих поодаль танков. Трое других солдат, переодетых в старую, запачканную мазутом и солидолом форму, копались в недрах 174-го. Достав металлические фильтры, они стали промывать их соляркой в жестяных ёмкостях. Затем, открутив какие-то лючки на днище танка, бойцы все вместе забрались под него, о чем-то переговариваясь и гремя инструментами. Чем они там занимаются, для Щербакова оставалось загадкой, так как сил спуститься вниз уже никаких. Периодически солдаты залазили по нагревшейся броне к Щербакову, чтобы «стрельнуть» у него сигарету. Помаявшись от безделья, Сашка стал рыться в одном из дюралюминиевых ящиков, укрепленных по бокам башни. Среди каких-то железок и шлангов он нашел замасленную инструкцию по ремонту и обслуживанию танка Т-72. Схемы и чертежи танковых агрегатов особого интереса не вызывали. Щербакову было скучно и тоскливо одному. Поговорить из офицеров не с кем, с солдатами разговаривать тоже не хотелось. Нехотя полистав страницы, часть из которых кто-то выдрал, Щербаков отложил книжку и задремал. Солдаты под танком тоже затихли. Тень навеса немного спасала от жаркого июльского ветра.

Проснулся Сашка от громкого мата старшего сержанта Гаджибабаева, пинками выгонявшего из-под танка заспанных солдат. Наступило время обеда. Собрав всех, Бабай повел танкистов строем в столовую. Сзади, проклиная свою судьбу, плелся полусонный Щербаков. Путь опять пролегал по степи под палящим во всю мочь июльским солнцем. Стрекот кузнечиков заглушался строевой песней, только вместо «Танкисты – отечества сыны» солдаты, не обращая внимания на Сашку, пели «Всяко разно – это не заразно» из «Отпетых мошенников».

Вновь показалась крыша летней столовой, стал доноситься гул сотен солдатских голосов, прибывших на обед. Александр опять отстоял в очереди вместе с солдатами, получив порцию горохового супа на первое, макароны с жареной рыбой хек на второе, пару кусков черного хлеба и обжигающий кисель. Похлебав суп и поковырявшись в рыбе, Щербаков, обливаясь потом, выпил не успевший остыть на жаре кисель. Знакомых офицеров нигде не было видно. Сев в одиночестве под кустом, он закурил сигарету, предаваясь невеселым раздумьям: «Сейчас бы дома под вентилятором видик смотрел или читал любимого Стивена Кинга. Да и на работе хорошо – отработал, и домой отдыхать, а здесь вечером опять в это дурацкое общежитие, где нет даже радио (приёмник жадного Баранкина не в счёт)». С такими грустными мыслями Александр вернулся в парк вместе с пообедавшими танкистами, которые опять забрались под танк, имитируя бурную ремонтную деятельность. Вскоре подтянулись солдаты второго танкового взвода под командованием сержанта – Баранкин в парке так и не появился.

 

Сидя на башне танка и наблюдая за неспешной работой солдат, Щербаков, достав из нагрудного кармана свои очки, заметил высокого майора, ходившего по территории автопарка. Сначала его фигура с безукоризненной выправкой маячила возле склада ГСМ, затем он появился у подразделения, ремонтирующего БМП, теперь его усатое лицо и красную повязку с надписью «Дежурный по парку» можно разглядеть без очков. На вид ему около сорока, и форма на нем сидит идеально. Постояв около копошащихся около БРДМ солдат и о чем-то поговорив с командовавшим ими лейтенантом, он четким шагом, больше напоминающим строевую ходьбу, направился в сторону Щербакова. Лейтенант поспешил слезть с танка и, одернув свою форму, стал по стойке смирно рядом с грязно-зеленым бортом.

– Товарищ майор, первый танковый взвод третьей танковый роты занимается обслуживанием и ремонтом техники. Командир первого танкового взвода лейтенант Щербаков.

– Вижу, что «занимается», – с сарказмом произнес майор, – а чем именно занимается?

– Ну, ремонтом, – неуверенно сказал Сашка.

– Лейтенант, во-первых, они тут у тебя херней занимаются, а не ремонтом, а во-вторых, чем конкретно они должны заниматься? Что ремонтировать и обслуживать?

– Товарищ майор, – начал оправдываться Щербаков, – я тут всего второй день служу, а последний раз учил всё это в институте лет пять назад…

– А я двадцать лет назад всё учил! – перебил его майор. – Всё помню! Понаберут по объявлению! – повысил голос усатый. – Сиди тогда и читай инструкцию!

Развернувшись, майор зашагал в сторону КПП, оставив застывшего около танка Щербакова и замерших на трансмиссии и под танком солдат.

К вечеру, устав от периодических перекуров у забора с колючей проволокой перед табличкой «Курение на территории автопарка строго запрещено!» и листания инструкции по обслуживанию танка, Щербаков с радостью направился к столовой на ужин вместе с выспавшимися за день бойцами. Гороховое пюре с котлетой и чай, в котором сейчас чувствовалось присутствие сахара, он проглотил с бо́льшим аппетитом.

К казармам подходили, когда на востоке показались первые звезды, а нежно-розовый закат обещал, что день завтра опять будет жарким. Щербаков докуривал последнюю сигарету – за день всю пачку «расстреляли» солдаты. Зайдя в общежитие, Сашка увидел спящего на кровати Баранкина. Александр, не снимая ботинок, повалился на свою кровать и пролежал так до вечерней поверки, с обидой вспоминая наоравшего на него в автопарке майора.

На вечернем построении Сашка уже уверенно стал на своё место. Процедура поверки снова повторилась. Шугалов, по обыкновению, надавал «нагоняев» некоторым офицерам, Сенчин поставил очередные задачи на вечер и следующий день, после чего все дружно разошлись по своим подразделениям. За день форма Сашки пропиталась потом и степной пылью, хотелось помыться.

– А где тут искупаться можно? – спросил Щербаков у Баранкина.

– Душ по коридору и направо.

Сашка, отыскав в своей сумке полотенце и «мыльно-рыльные», отправился в душ. В небольшом помещении, обложенном дешевым желтоватым кафелем, находилось несколько открытых кабинок с торчащими из стены душевыми трубами. Раздевшись, Александр повернул красный кран, но оттуда полилась обжигающе ледяная вода. Отскочив, он ждал, когда холодная вода сольется, однако брызги, отлетавшие от кафельного пола, оставались студёными. Под колющими струями воды он закрутил красный кран и открыл синий, из него хлынули такие же ледяные струи. В конце концов, кое-как помывшись холодной водой и постирав нижнее белье, Щербаков возвратился на свою койку. А как хорошо было дома – сколько хочешь лежи в горячей ванне. Сашка даже умывался раньше только тёплой водой, подолгу стоя перед раковиной и грея руки под теплыми струями.

– У вас что, горячей воды вообще нет? – он снова обратился к Васе Баранкину.

– Вообще. Осенью будет, а сейчас котельная не работает. Солдаты раз в неделю моются в бане или в речке купаются, если разрешат. А недавно у одного «бэтэров» нашли. Где он их подцепил – непонятно.

– А кто такие «бэтэры»? – спросил Александр у Васи.

– Ну, они такие маленькие, сидят и смотрят, – выпучив глаза, неопределенно пояснил Баранкин.

Щербаков не чаял, когда же закончится этот вечер, но вечер только начинался.

– Ну что, Саша, нужно обмыть твой первый день службы в армии, – появившись в дверном проеме офицерского общежития, сказал старший лейтенант Сенчин. – Давай тащи выпить, а мы тут пока закусь сообразим.

После отбоя Сашка, уже самостоятельно, отправился за водкой к домику с зелеными воротами. Та же бабулька, привычно поворчав, выдала Щербакову в приоткрытую щель калитки две бутылки «Столичной» (чтобы два раза не ходить) и две пачки «Winston». Проторенной тропинкой он пошел назад в общежитие.

Импровизированный стол украшала скромная закуска, мало чем отличавшаяся от вчерашней. На краю те же четыре мутноватых граненых стакана и железная эмалированная кружка. Лейтенанты Звонарев, Иващенко и старлей Сенчин сидели на своих местах в предвкушении вечера. Баранкин, по обыкновению, закрылся каким-то журналом в углу на кровати, предварительно проиграв бой за свой радиоприемник. Началось всё опять с торжественного тоста Китайца, посвященного Щербакову.

– Ну чё, Саша, рассказывай, как день прошел, – Сенчин подцепил погнутой ложкой кусок говяжьей тушенки.

Щербаков вкратце рассказал о своём первом дне службы.

– Саня, солдат надо гонять! Знаешь армейскую пословицу – «Что ни отдых, то активный, что ни праздник, то спортивный». А они у тебя весь день балду пинали. Я еще Бабаю втык дам! Начни с малого – со «слонов».

– С каких слонов?

Остальные офицеры дружно заржали.

– «Слоны», это солдаты, которые прослужили шесть месяцев. С дедами тебе сейчас сложновато будет. Они уже полтора года, минимум, прослужили – всё знают, на любой случай «отмазку» найдут. Но их тоже гонять надо, а то на шею сядут, потом не сгонишь. Да и «черпаки» по году отслужили, тоже «не лыком шиты». А на «слонах» и «духах» проще всего навыки командования отрабатывать.

Далее посиделки продолжились в обычном режиме – с рассказами различных солдатских историй и армейских баек и поглощением «Столичной». Полвторого ночи, когда вся компания азартно резалась «в дурака», в дверях появился Олег Евгеньевич Шугалов и разогнал всех по койкам, пообещав, что сегодняшний банкет был последним.

Наутро Щербаков проснулся (вернее, его разбудил Баранкин) с больной головой и общим измочаленным состоянием организма.

Как потом выяснил Сашка, на территории военного полигона досуг младшего офицерского состава состоял из распития алкогольных напитков (если имелась возможность их достать), игры в карты или сна. Трата денег на газеты или журналы считалась «бессмысленным расточительством» и без того небольшой зарплаты, поэтому основная её часть уходила на водку, пиво и сигареты. Что такое телевизор, Щербаков вспоминал, как что-то далекое и нереальное. За день офицеры так уставали, по жаре отмеряя огромные расстояния между объектами, что сил на какие-то интеллектуальные занятия уже не оставалось. Из новых знакомых исключение составлял лишь Вася Баранкин, любивший что-нибудь почитать перед отбоем. Еще удивил Щербакова тот факт, что несмотря на употребление алкоголя и ночные посиделки, боеспособность подразделений при этом не страдала никоим образом – подъем в шесть утра, задачи ставятся и выполняются, занятия, стрельбы и работы проводятся в полном объеме. Этот факт не раз подтверждался и в будущем. Более культурные мероприятия каждый офицер осуществлял по-своему, когда удавалось вырваться на выходной в город. Старшие офицеры проявляли себя не так активно в алкогольных делах, во всяком случае, шума из их крыла не доносилось и на их работоспособности это также не сказывалось.