Loe raamatut: «Перебеги меня. Современная проза»
© Александр Цыганов, 2021
ISBN 978-5-0055-2835-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Перебеги меня…
Их пару друзья называли «Димамария», потому что он – Дмитрий, а она – Мария. Иногда их называли еще «бешеной парой» – по аналогии с тем, как они «чудили», в том числе и в ВУЗе.
Познакомились они сначала на университетском форуме, так как учились на одном факультете, потом нашли общие интересы в вк, а потом встретились и в реальной жизни. Дима учился на 3 курсе, она на первом, ему было 20, а ей едва только исполнилось 18.
Инициатором первой встречи был Дмитрий. Он появился в аудитории первого курса, «выцелил» её взглядом и подошёл:
– Привет. Я Дима, с третьего. Ты «постила» мои комменты… Можешь выйти?
Она пожала плечами:
– Здравствуйте. Конечно, сейчас… – неторопливо стала вываливать на парту тетради, ручки, пеналы и прочее, – Я приготовлюсь только…
Он сразу же развернулся и вышел в коридор.
А она выкладывала свои вещи специально медленно, не поднимая глаз и вышла, когда до звонка оставалось всего пара минут:
– Здравствуйте, – произнесла она снова. Что вы хотели?
– Ну… – он развернулся от окна и оглядел её всю взглядом, – Поговорить. Во-первых, я мог бы стать Вашим куратором на проекте, – Дмитрий тоже перешёл на «Вы». Во-вторых, Ваши комментарии к моим комментариям мне понравились, – он усмехнулся, – Иногда они очень удачны. А в-третьих, мне хотелось бы просто с тобой пообщаться… – снова перешел на «Ты»… – Если не против, конечно.
Мария задумалась. Парнем Дмитрий был интересным, а еще высоким и явно не слабым. И уж точно не стеснительным, раз так смело и нагло «завалился» в их аудиторию.
На факультете о нём ходили разные слухи, но компания, с которой Дмитрий, видимо, чаще всего проводил время, была закрытой, как и группы, в которые, по правде сказать, она «стучалась». Говорили, что на слухи ему тоже абсолютно «пофиг».
– Я подумаю, хорошо? – Мария вопросительно посмотрела ему в подбородок, в глаза она ещё боялась, – Я на пару, ладно?
– Конечно! Ты же есть у меня в друзьях, если чё… А я – в друзьях у тебя. Спишемся, – сделал шаг в сторону, собираясь уходить, – Не торопись. Никогда не торопись. Нужно рассчитать всё… Ну ты иди, а то звонок сейчас. На первом курсе опаздывать вредно. – дождался, когда она зайдёт в кабинет, потом пошёл к себе.
***
Несколько дней она выжидательно молчала, а в коридоре при встречах с Димой (так она уже назвала его про себя), опускала глаза и мышкой проскальзывала мимо, стараясь не ускорять шаг и не оглянуться.
Впрочем, и он не был навязчив – спокойно говорил «Привет» и спешил дальше, по каким-то своим делам.
Примерно через неделю она отпустила в Интернет какую-то глупую шутку в комментарии под его постом. Посмеялись, после чего он ответил ей под тем же постом – очень по-деловому и серьёзно.
Дружить они стали ещё через неделю. Дима снова «накрыл» её в аудитории первого курса и вызвал в коридор «поговорить».
– Принцесса Ядвига… – едко бросила ей вслед одна из однокурсниц.
– И князь Ерёма – добавил кто-то еще.
– Завидуйте молча… – холодно обернулась она на всю свою группу, – Чем он вам не «заелся»? – и вышла, почти что хлопнув дверью.
Она снова не знала, как на него посмотреть, так как Дмитрий явно услышал весь диалог.
– Привет, «Принцесса», – он улыбался и был ничуть не обеспокоен и не шокирован, – А знаешь, в чем-то они правы. Хотя, совсем не умеют рассчитывать последствия…
– Они глупые дуры, – зло ответила она.
Дима поднял вверх указательный палец:
– Если «дуры», то уже по определению «глупые», – ему было весело, хотя Марии – совсем «не очень», – И ты тоже пока не умеешь…
***
Через месяц Дима и Мария уже «почти встречались» и Дим – так его называли друзья -познакомил её со своей «компанией».
Людей в ней было немного, но были одни только пары – не важно, парень это или девушка, две девушки или двое парней. Кто-то просто дружил, кто-то давно уже «не просто»… Возраст у всех был самый разный – от 15 и примерно до 22—24.
– Почему всегда чётное число? – однажды спросила у него испуганно и шепотом, на что он внимательно посмотрел куда-то в небо и стал объяснять…
Оказалось, что «компания» иногда проворачивает какие-нибудь «шалости», например – пробраться в лабораторию и «стырить» оттуда банки с заспиртованными лягушками или вскарабкаться на многоэтажку…
– Двоим легче, чем одному – есть, кому «подстраховать», – говорил он.
Из Марии «подстраховщик» получался пока «никакой», поэтому с ней Дима на многоэтажки не лазил, как и не прыгал с проводом с одного здание на другое. Но вот, когда она училась уже на втором курсе, а он на четвёртом – что-то у Марии стало «выходить».
Для всего факультета они уже были «официальной» парой, никто не бросал вслед ядовитых замечаний, а с мамой Марии Дима разговаривал просто как с «Тетей Леной», часто бывал у них в гостях – да и Маша часто «зависала» у него, хотя, естественно, домой он её всегда привозил до двадцати двух.
***
Самыми особыми «фишками» компании были две игры: «Стой или умри» и «Перебеги меня». Эти «игры» предназначались только для «профи» и обычным новичкам, вроде Марии, о них просто не говорили. Когда она узнала, Дима ей сразу всё рассказал:
– Суть первой – самая простая. Нужно встать на пути трамвая или автомобиля, когда твоя «пара» лежит на рельсах или путях позади тебя, – он грустно и ласково посмотрел на её руки, – Так, мы считаем, проявляются отношения, потому, что если струсишь и отпрыгнешь, твоя пара с большой вероятностью отправится на небеса, понимаешь?
Мария закивала – да, она уже понимала смысл многих игр и «шалостей»:
– А дальше? – она взяла Димкину ладонь в свои руки и легонько потёрлась об неё.
– Самое трудное – это встать на пути локомотива. Его слишком трудно остановить, он большой. У нас в группе это сделали только Жора со Светой и Стас со Степаном. Две других пары развалились, двое погибли.
– Нифига себе, – Мария отстранилась, – Это же очень страшно и опасно!
– А что «не опасно» в жизни? – Дима потряс Марию за плечо, так как она на какое-то время замерла, боясь представить…
***
– «Перебеги меня»? – Дима задумался… – для этого оба должны уметь водить автомобиль. И есть правила…
– Я почти умею, – она с самодовольством посмотрела прямо Дмитрию в глаза.
– Я знаю. – он взял в руки её лицо и поцеловал в губы… – Но есть правила… Хотя это, конечно, вообще для «адреналиновых наркоманов».
Он усмехнулся:
– «Крышу» прямо сносит. Не знал, что ты из таких «рисконавтов». – он улыбнулся.
– Ну и какие тут правила? – это было уже не просто вопросом, а и требованием на этот вопрос ответить.
Дмитрий вздохнул:
– Правила такие. Первое: нельзя проводить эту игру больше одного раза в день. Второе: нельзя проводить её в снег, дождь или ночью, или на трассе. Третье: нельзя проводить её на пешеходных переходах или на светофорах…
А суть… очень простая – один из пары садится за руль и максимально разгоняет машину… а второй – должен перебежать дорогу прямо у него под «носом». Тут нужен только расчет. И удача, конечно, потому что нет ничего хуже, чем сбить близкого тебе человека… Бежит тот, кто первый сказал «Перебеги меня».
– Это ещё страшнее, – Мария вздрогнула и со свистом выдохнула.
***
Один раз Диме не повезло – перебегая дорогу перед Марией и до этого наблюдая за её (его) машиной, он не успел заметить «встречку» и воткнулся в заднюю ее дверь, как носорог, в итоге поломав руки, получив сотрясение мозга и кучу побочных ссадин и травм…
6 июня, 2021 года. Вечер. Родители Марии со вчерашнего дня на даче, «Мама Лена» отдала Диме ключи и строго велела дочери:
– Не шуметь, музыку громко не включать.
Мария тихо потягивает Димку за футболку и тихо говорит:
– Перебеги меня… – после чего начинает неуклюже тереться носом.
«Побереги меня»? – слышится ему, уже полусонному, так как он сегодня уже «бежал»…
– Что? – он тоже ткнулся лицом ей в грудь, – Поберечь тебя? Конечно… Всегда.
– Нет. Перебеги… Меня..
– Ну тебя, девушка… Два раза нельзя же. Да и поздно…
– Перебеги меня! – говорит она снова и уже трясет его за шею. – Ну же, я хочу бежать!
– Ты дура? – он равнодушно подтягивает Марию к себе и целует.
– Но не глупая. Пожалуйста… – игриво взгромождается на Димку с верху и начинает дубасить его кулачками. Он лениво отмахивается:
– Ладно. Раз я это придумал, то исключительно… Но беги быстро. Очень быстро!
– Я как всегда быстро, – она довольно вскакивает и первым делом одевает шорты и кроссовки, – Я уже давно быстрее тебя. Даже одеваюсь, «тормозлюка»…
– Угу, – он встает и тоже одевается.
***
Мария стояла на старте и ожидала Димкиного разгона. Машина тронулась и она приготовилась бежать…
Дмитрий ехал по всем правилам игры – он не мог тормозить, должен был выжать максимум – только тогда у «игры» был смысл. 120 километров, камер нет, время бежать.
И Мария побежала… Но что-то случилось не так – то ли свет фонарей и фар её ослепил, то ли она споткнулась, но Димка увидел, уже подлетая – как она оступилась, испуганные её глаза, расширенные и чёрные, где есть одни лишь зрачки…
С трудом владея рулём, добавляя газ, чтобы машину не занесло, он едва-едва не коснулся хрупкой Марии бампером и вывернул вправо.
Машину вынесло на ново-вкопанный бордюр, подбросило об него так, что диски слетели, и с размаху, почти на метр вверх, впечатало в придорожный фонарный столб, что корпус машины стал на треть меньше.
А Димка всегда одевал ремень – была у него такая фобия.
Из под капота пошёл пар, будь Дим даже в сознании – выбраться он не мог, так как мотор и торпеда целиком пережали его. А потом машина загорелась…
Рядом сразу остановились все, кто ехал – водители подбегали с огнетушителями, даже пытались залить огонь тосолом, но машина горела. И Димка горел тоже.
Мария рванулась вперёд, но её остановил какой-то в возрасте мужчина из красной машины:
– Женщинам не надо туда… – сказал он спокойно и строго, – Потушим, но Вы ничего хорошего не увидите. Как Вас зовут?
– Мария, – ответила она, еще не вполне понимая, что происходит, но всем своим женским сердцем чувствуя, как уходит, или ушло время, – Что же делать, это мой парень, мой, мой…
– Ясно, идём, – он силком взял её под руку и отвёл к подъехавшей скорой, – Вот вам, ребята, работа …а там уже всё…
Пожар потушили. На похоронах все из компании странно смотрели на Марию, а на кресте было латунью выложено: «Дмитрий Борисович Ив, 12.03.1998 – 6.06.2021»…
Неудержимый Понч
Когда в сентябре учительница представила классу нового ученика и сказала:
– Ребята, знакомьтесь, это Толя Рысаков, ваш новый одноклассник, – с задних парт тут же удивлённо донеслось:
– Это же Пончик! – кое-где захихикали.
Действительно, комплекция у Анатолия была такова, что называть его «по фамилии» – «Рысаком» – никому бы и в голову не пришло.
По крайней мере, прозвище «Пончик» – хоть и было обидным, но не было таким злым, как «Толстяк», как его обзывали в первом классе другой школы.
Причём и мать и отец у Анатолия были «нормальными», даже худыми, а у него …еще в детском саду выявили артериальную гипертонию и атеросклероз, которые и привели к появлению избыточного веса.
Больше других он не ел, столько же спал, столько же гулял, но даже овощные диеты и всякое «таблеточное» лечение не помогали.
***
В новой школе над ним сначала посмеивались, на что он не особо обращал внимания, потом перестали – учился он неплохо, наравне со всеми убирался в классе и не был злым.
Только учитель физкультуры, Виталий Николаевич, поначалу невзлюбил Анатолия, подозревая в том ленивую и бездарную личность. Однажды он оставил Рысакова в спортзале после урока, и хмурый «Пончик» вернулся в класс, когда все уже сходили в столовую, поели и сидели на своих местах.
Тут он удивил всех, а многих даже напугал. Открыв дверь кабинета, не останавливаясь, на ходу срывая с плеча портфель, подошёл к окну, в два движения распахнул его, вскочил на подоконник и выпрыгнул…
Кабинет находился на втором этаже. Все рванули к окнам, кто-то взвизгнул.
– Всё нормально, ребят, – помахал рукой из большого сугроба весёлый Анатолий, – Я допрыгнул! А говорили, что не смогу!
***
На самом деле и с физкультурой у него получалось неплохо – к чужим воротам он летел с мячом как небольшой таран, изредка «бросаясь» из стороны в сторону, пугая своих и «вражеских» игроков. Пожалуй, только вратарь, Вовка Хорьков, его не боялся. Хорь был маленьким и быстрым, легко уводил у Пончика мячи или в прыжке ловил их своими цепкими, как у обезьяны, руками. Конечно, иногда и его «Пончик» сносил и отбрасывал, но, как настоящий вратарь, Хорь падений не боялся.
В начале третьего класса Анатолий записался в секцию лёгкой атлетики…
– Толя… – отоваривал его совершенно изменивший своё отношение Виталий Николаевич, – у нас в школе нет никаких технических легкоатлетических видов… никакого метания ядра, а только бег и прыжки.
– Ну и что!? – взглянул на учителя Анатолий, – Мне же нравится.
В итоге его всё же удалось уговорить пойти на секцию борьбы, где из-за особой весовой категории в спарринги Пончика ставили только со старшеклассниками. Те и сократили его длинное прозвище «Пончик» до короткого и звучного «Понч».
***
В 7 классе он пять всех удивил, тем, что вызвался участвовать в межрайонной эстафете. Виталий Николаевич вздохнул, но всё же включил Понча в состав команды, поставив на самый короткий и лёгкий этап, всего в 150 метров. Понч прибежал к следующему этапу первым, и больше никто уже не сомневался в его спортивных и атлетических способностях. Подтягивался и приседал он на рекорд школы, легко делал «колесо» и сальто – вперёд и назад…
– Откуда, Толя? – поражённо восклицал физрук.
– Тренировался, – смущенно отворачивался Анатолий.
Его самостоятельные и клубные занятия спортом ничуть не мешали учёбе – и в пятом и в шестом классе он уже был отличником по всем предметам, кроме музыки:
– Толя, – сокрушённо вздыхала учительница, – Ты во время концерта хора лучше не пой, а просто открывай рот или шепчи слова песни про себя, у тебя получается какой-то кошачий рёв…
Но Анатолий так не мог, он предпочёл смотреть на выступление хора своего класса из зала и хлопал громче всех.
***
– Я поражаюсь такому упорству, – говорила классная руководительница родителям Рысакова. – Может быть, это и упрямство, но оно до такой степени бескорыстно, что совершенно лишено всякой жалости к себе…
– Это хорошо? – спрашивала мама, прижимая руки к груди, – Или это плохо?
– Сложно ему будет в жизни, с его принципиальностью и нежеланием обходить препятствия… с другой стороны – это целеустремлённость, которая есть не у каждого взрослого.
***
А Понч продолжал учиться и «лететь» вперёд, не вдаваясь в подробности особенностей собственной психологии. И его это устраивало, он даже о своём странном облике забыл, как не замечали эти «странности» его одноклассники.
В октябре уже восьмого класса в школе во время уроков случился пожар – не смотря на то, что здание школы было кирпичным, внутренние перегородки представляли из себя гипсово- деревянные стены, а пол везде сплошь был деревянный, пропитанный многолетними слоями краски. Он даже не то чтобы горел, а быстро тлел, подобно теннисному шарику, выделяя огромное количество дыма, который заполнял помещения мгновенно.
Все классы побежали к выходам, кто чем закрывая рты и носы. Некоторые падали, другие школьники их поднимали и попарно тащили. Слышались строгие оклики учителей и старшеклассников, пробивающиеся сквозь шипение плавящегося пола, но не было никакой паники.
Понч и учитель бежали последними из своего класса, подгоняя отстающих, которые уставали бежать сквозь дым и начинали идти. Наконец, он схватил кого-то, сам не видя кого, на руки, крикнул ребятам, чтобы ждали всех. Многие остановились, развернувшись, тоже кого-то потащили на себе. Вышли без потерь.
– 8а весь? – взволнованно спросил ловивший учеников у центрального входа физрук.
– Мы все, – кашляя, ответили ему.
– Хорошо, вон там стройтесь, – Махнув рукой, он отвернулся к школе.
Пошли строиться, но вдруг одна девочка воскликнула:
– Смотрите! Вон там, на первом этаже! – все развернулись. – Вон там, она показала.
В одном из кабинетов кто-то изнутри открывал окно, дёргал фрамугу, но ему мешала краска, склеившая рамы окна между собой.
– Виталий Николаич! – заорал Понч и бросился к окну. Хорь метнулся за ним, следом ещё кто-то. – Подсадите! – бросил Рысаков ребятам, и те, забыв о его габаритах, подкинули почти до самого окна, за которым назад, в дым метнулись тени…
Анатолий сначала кулаком, а потом ногой вышиб раму с присохшей краской и кошкой заскочил на подоконник:
– Кто здесь? – крикнул он в дым.
– «Первфый „а“, кхе-кхе»… – ответили ему. – Нас много, 32, многие лежат на полу.
– Сейчас! – Понч спрыгнул вовнутрь, на подоконник с улицы залез Вовка Хорьков:
– Понч, стой! – он тоже спрыгнул в класс и схватил Анатолия за пиджак, – Я не смогу пересадить их на улицу. Всех – точно нет, но я могу их до окна довести, – он указал на марлевую маску, которую единственный догадался намочить меловой водой из ведра.
– Давай! – Рысаков в охапку взял первую пару попавшихся первоклассников и потащил к окошку. Перекинул сначала, одного, потом второго, – Ловите!
– Ловим! – ответили снизу.
Хорь притащил еще двоих. Понч сел на подоконник верхом, левой ногой зацепившись за батарею… и подавал приведённых и принесенных ему Вовкой и учительницей детей.
– Всех считайте! – говорил внизу физрук, – Сколько всего, Толя?
– Тридцать два и учительница, и Хорьков.
– Ясно… Несите их к забору, на траву, к забору. Пусть сидят, дышат.
– Я всё… не могу… – Вовка, шатаясь подвел за руку одну девочку. Рысаков передал вниз сначала её, потом Вовку:
– Сколько еще? – спросил.
– Троих не хватает. И учительница… – Понч побежал в дым…
Трое учеников с учителем спрятались под партой первого ряда, он выволок их – двое могли стоять и пошли, схватив Анатолия за карманы брюк. Третью он нес в руках.
– Идите, я подожду… – сказала учительница…
Так же, как остальных, он перекатил учеников во двор, снова ушёл в дым…
– Сейчас я… сама… – сказала учительница, но он даже слушать её не стал, как первоклассника схватил на руки и понёс, передал в низ, а потом слез сам, дёрнув за собой фрамугу окна.
Его слегка пошатывало, сильно слезились глаза и немели кончики пальцев.
– Его тоже на траву! – распорядился Виталий Николаевич, – Молодец, Толя!
Приехало три пожарных расчета и четыре машины скорой. К сидящему Рысакову подошла какая-то маленькая девочка из его класса, сейчас он даже не смог вспомнить, как её зовут, наклонилась и протянула намоченный носовой платок:
– Спасибо, Пончик, – ласково сказала она, – На, лицо вытри.
***
В конце восьмого класса все вдруг заметили, что Анатолий изменился. Он совершенно перестал казаться «толстым» или даже «полноватым», перестал быть другим, став просто своим – необычным и естественным «Пончем»…
То, чего не купишь
В толпе людей, посреди Невского проспекта я резко остановился. Люди культурно меня обходили, некоторые извинялись, а я не сразу понял, что же меня остановило. Такого чувства я прежде не испытывал, я даже не предполагал, что оно существует: одновременно похожее и на запах, и на вкус, и на цвет. Еще оно было похоже на чувство какого-то узнавания и немного кружило голову.
Я поднял глаза. Рядом, шагах в десяти, остановился другой человек, при виде которого всё моё существо как-то подобралось, окружающее вообще перестало иметь хоть малейший смысл: пропали звуки, цвета, словно весь мир сместился в один небольшой силуэт впереди, зависший в неожиданной пустоте.
В то время, как он оборачивался, я медленно и с опаской стал подходить, пока мы не оказались лицом к лицу.
Это была девушка в длинном светло-зелёном пальто с неизменным питерским шарфиком с котиками. Мы встали слишком близко, так как тоже успела сделать шаг вперёд. Она казалась небольшой и миниатюрно-хрупкой, хотя я точно видел, что это совершенно не так. Под определённым углом зрения она переливалась перламутром и превращалась в нечто необычайно прекрасное..
– Я думала, что таких как я больше нет… – в каком-то полусне пробормотала она и поднесла ладонь к моему лицу, – Сними… – я кивнул и снял очки.
– А у тебя глаза – самые обычные, – невпопад ответил и ощутил, что смущён.
– Это линзы, – она дотронулась другой рукой до своей щеки, и всё-таки прикоснулась ко мне, – Откуда ты взялся?
– Прилетел в гости, – пожал я плечами и решил представиться, – Юрий…
– А по нашему как? Ты сам прилетел? – я усмехнулся:
– Юджин Лонг Ня… но это прозвище, скорее. А ты? Конечно на самолёте, – ответил я и на второй вопрос, надевая очки.
Она задумалась над чем-то своим, немного отодвигаясь, но хватая при этом меня за рукав, вероятно, чтобы я неожиданно не испарился, невпопад сказала, путая слова:
– Длинное, старое… А я просто Таня… Тингрин. Я всегда здесь жила…
– Парень есть? Дети? – прямо спросил я, на что она кивнула:
– Муж… Но я полагаю, больше уже нет, да? – я молча поклонился, так как знал, что впечатление и это чувство уже не уйдут никогда.
– У тебя? – она отвернулась, продолжая меня держать.
– Нет. Была.
Окружающий мир вернулся на свои места:
– Пойдём, а то долго стоим. Можно? – я положил её руку себе на локоть, и мы пошли неизвестно куда – просто идти среди людей, древних фасадов, забредая в разные дворики. Пока мы говорили не очень много, казалось, времени наговориться у нас будет бесконечно много. В каком-то смысле, это так и было.
– Юрий, а ты встречал ещё нас? Таких вот, как… Я никогда. – она странно на меня покосилась. Я задумался:
– Очень давно… Только одного.
– Как давно? – она остановилась, будто оса зависла в воздухе, ожидая ответа.
Я отнял её руку, взял за плечи и внимательно на неё посмотрел, пытаясь разделить внешнее – то, что видел и то, что чувствовал:
– А сколько тебе лет, Таня? Я понимаю, такие вопросы не задают, тем более при первой встрече, но… выглядишь на 20—22…
– Точно не задают! – рассмеялась, – Мне 25. Но это ведь только начало, так?
– Точно, – мы снова куда-то пошли, – А так, дай угадаю: детский дом, интернат, приёмная семья?
– Нет, приёмной семьи не было. А у тебя?
– У меня была… Только детских домов тогда ещё не было, были приюты при религиозных общинах и школах.
Татьяна задумалась:
– Ох, это как же далеко тебя занесло! – обогнала меня на шаг и с силой дёрнула за собой, – А тебе сколько годиков, Юджин?
– Другому бы руку оторвала, – я деланно посмотрел под ноги, чуть ли не пришаркивая, – Много.
– Ну? – она не отступила, – Я же вижу, что много, но не могу точно определить, ты то всплываешь, то выглядишь как… как все. Когда «всплываешь», это меня завораживает… Ну? Сто? Может, 300?
– Умножь где-то на семнадцать… – она замолчала.
Большую часть пути она смотрела на меня почти не отрываясь, полагаю, что точно также «поедал» её глазами и я. Это было похоже на близкую встречу двух родственников, которые прежде жили далеко друг от друга, но постоянно переписывались, не оставляя другого в неведении относительно собственной жизни.
– Ты так смотришь, как будто хочешь меня взглядом сжечь, – я взял её ладонь, – Такая горячая!
– У тебя тоже, – Таня сжала мою руку в своей, – Я ведь и по настоящему могу сжечь…
Я скептически хмыкнул, но вежливо согласился:
– Не сомневаюсь. Можешь.
– Да нет, вряд ли, – по наклону головы я понял, что она использует то же искажённое зрение, что и я, – Не смогу.
– Не сможешь, – с этим я тоже согласился, немножко её разозлив:
– Ну, хватит «поддакивать»! Пошли куда-нибудь…
На такси мы доехали до залива, подальше от людей. Конечно, человеческое присутствие ощущалось и здесь – в банках, каких-то торчащих из воды сваях, выброшенных на берег досках и прочего сора, который с усердием растаскивали чайки. Нас, в отличие от людей, они совершенно не боялись – подлетали и ходили у самых ног, норовили сесть на голову и покопаться в волосах. Я их шутливо отгонял, а Татьяна смеялась:
– Чуют сородичей!
– Ага. Особенно когда один такой «сородич» в глаз тебе влетает на скорости…
– А ты часто летаешь, Юрий? – она с интересом на меня посмотрела.
– Нет, конечно! – я откинулся на камень позади, – Для этого приходится далеко уезжать, а пугать военных и диспетчеров я и сам боюсь… Зимой ещё в буран можно… От ракеты не убежишь, и заметишь её, когда уже поздно.
– А бывало? – Таня вскинула на меня глаза.
– Пару раз. Однажды зимой три дня в снегу провалялся, как Мересьев. Но летаю, у меня маленький городок. – я вспомнил город, где сейчас обустроился.
Какое ПВО? Завалющий аэропорт, откуда рейсы только в Москву и есть. Хоть прямо над ним и летай – пальцем потычут, потом напишут, что новый беспилотник испытывал местный (уже несколько лет как закрытый) завод.
– А-а, – завистливо вздохнула, – А я только плаваю. И то несколько раз приходилось убегать от береговой. Страшно! А ты не знаешь, откуда мы вообще взялись?
– Поплаваем. – я погладил её по спине, – А откуда? Трудно сказать. Может, со звёзд? Олег, тот единственный, о котором я говорил, считает, что со звёзд.
– А ты как считаешь? Ты же так много должен знать?
– Понимаешь, забывается тоже многое, – убрал руку, отмахнулся от чайки, – Когда-то узнаем.
К вечеру, после телефонного звонка из дома, Татьяна погрустнела:
– И что мне теперь делать? С Андреем, с мужем. Надо поехать, поговорить. Вещи собрать, да?
– Да, поговорить надо, – я посмотрел на часы, – А вещи тебе теперь собирать не надо, в мире вещей много, иногда даже слишком. Кстати, я часто уходил не прощаясь… Трудно, но так надо было.
Таня вздрогнула:
– Нет, ты что! Я так не могу! – прижалась ко мне боком и долго, неподвижно смотрела, запрокинув голову, как будто выбирая.
Я медленно гладил её по спине. На самом деле, выбора у нас никакого не было.
– Надо ехать, – она поднялась. А молча убегать – это не по-людски…
***
Я ждал ее с водителем в машине у дома. Мы с нею молча решили, что она съедет ко мне, поэтому я по телефону отменил бронь и взял в том же агентстве другой номер, покомфортнее, хотя сам и не планировал оставаться в Питере надолго. Теперь будет нужно: мне – пересмотреть дальнейшие планы, Татьяне – попрощаться с друзьями и местами. Когда откуда-то уезжаешь, кажется, что это навсегда.
Она выскочила из подъезда, сменила прыжки на степенный шаг, села в машину. Думал, что будут слёзы, но вид у неё оказался на удивление довольным, каким-то «освобождённым». Небольшой рюкзак из дома она всё же прихватила.
– Вот… – положила рюкзачок между нами, подумала, что он станет мешать и переложила к двери, – Что теперь?
– Теперь мы едем по магазинам, – я ухмыльнулся, – Потом ко мне. Неделю раскачиваемся, затем едем в Финляндию, если ты не против, в Японию и на Багамы – Олега навестим…
Сидящий впереди водитель только хмыкнул и склонился ближе к рулю.
– Вы не уезжайте, я залог оставлю, – обратился я к нему, – Нас до отеля потом…
– Понял, – водитель довольно кивнул и хитро посмотрел на нас в зеркало, наверное, поняв, что на случайную женщину в моих глазах Татьяна точно не похожа… – Хорошо, шеф.
– У меня загранпаспорта нет… – прошептала Таня мне в самое ухо.
Я тоже склонился к её ушку:
– Во-первых, он тебе не особо и нужен, а во-вторых, он у тебя будет…
***
Пожалуй, одно из величайших удовольствий в жизни любой женщины – это шопинг. Иногда она останавливалась возле какой-то вещи, хмуро разглядывала её, вздыхала и отходила. Я не удержался и спросил, в чём дело.
– Это дорого. – сказала она.
Я взял её за плечи оазвернул к себе, мы встали так же, как первый раз на Невском:
– Знаешь, Татьяна, в чём плюс быть древним? – посмотрел на своё отражение в витрине за её спиной. Нет, «древним» я совсем не выглядел… – Нельзя выжить в течение нескольких тысяч лет, оставаясь при этом непрактичным идиотом. Пойдём поедим?
– Пошли… – она о чём-то задумалась, – А-а-а, поняла!
– Здорово, что поняла! – я поцеловал её в макушку, от чего по всему телу прошла дрожь, но она сама ещё теснее прижалась ко мне и обняла в ответ.
Мы немножко так постояли, потом она опять смешно запрокинула голову:
– Веди, корми!
После еды дело с покупками пошло веселее. Это когда на глазах молодая женщина превращается в удивлённую и чуть ли не танцующую от восторга девчонку.
– Хорошо сходили! – пробормотала она в машине и уснула на моём плече.
– «Хорошо я приехал…» – подумал я.
Швейцар с водителем помогли занести покупки в номер, а сонная Таня, оглядев интерьер, произнесла:
– Надо завтра здесь всё осмотреть!
– Уже сегодня, – я пошёл ставить кофе, – Но ты спи, на работу тебе утром позвоним!
– У меня же отпуск…
– Отпуск не вечен, – мудро и тихо прошептал я.
А она уже спала.
Выпил кофе, посидел над электронными сообщениями. Передвинув несколько дел «на потом» и решив пару других, долго сидел перед кроватью, глядя на перламутровые облака, на сверкающие в бледном свете торшера ярко-зелёные крылья. Они были ярче света.
***
В обед нам принесли завтрак, потом мы спустились в бар, промчались по игровому залу, подышали свежим воздухом бассейна, снова пообедали, уже в местном ресторанчике. А затем пошли разбирать ночные покупки.
Вышло так, что на большинство встреч с Таниными друзьями мы «забили», пообщавшись по телефону и через Интернет, бегая вместо этого по отелю и зонам комфорта, а вот к себе на работу Татьяна решила всё же ехать, причём уговорить её написать заявление мне удалось с большим трудом.
– После отпуска я подумаю… – отмела она встречные аргументы, оделась в обновки, – Ну, как я?
– Шик! – я поднял вверх большой палец, – Пошли ещё в салон сгоняем, я тоже, кстати, зарос как медведь.
– Ты со мной хочешь поехать?
– Нет, Тань, у меня дела, – я развёл руками, – Карточку возьми только, держи, это вот твоя…
– И-и?..
– Ну и… в салон! Наводить «блеск». Кстати, загранпаспорт готов…
– Ты не говоришь всё, что хочешь. – она посмотрела на меня слегка обиженно.
– Ну… – мы знакомы всего…
– Вечность, – договорила она, изменив мои слова, – Просто я раньше была в другом месте, пока ты искал. Я сегодня вернусь как можно раньше…
– Я тоже постараюсь… – немножко напрягся и выпалил, – И мы никуда из номера не пойдём…
Она прижала ладонь к моей груди и склонила голову:
– Ты прямо сияешь сейчас. Ждал вечность и только сейчас смог мне это сказать? А чипсики будут?
– Мешок, – выдохнул я.
Естественно, в своём институте появление Татьяны произвело эффект бомбы.
– К чёрту ВУЗ, – с горечью жаловалась она мне, – Теперь до конца года будут шептаться, – она пришла раньше меня, не стала заказывать в номер, а приготовила из того, что было в холодильнике.
