Loe raamatut: «Мозги и змеи. Статьи и эссе»

Font:

* * *

Никто не умрет девственником. Жизнь поимеет всех.
Курт Кобейн

Очень просто сидеть в монастыре и всех любить. Очень сложно – оставаться добрым и понимающим в самой гуще уставших и озлобленных людей.
Из Сети

Есть такая поговорка: «Покажите мне человека, у которого нет проблем, и я покажу на нем шрам от трепанации черепа». Так вот, у меня есть такой шрам. Но и проблемы у меня тоже есть.
Автор

Автор посвящает эту книгу светлой памяти своего незабвенного Друга – выдающегося азербайджанского ученого Фарида Урхан оглы Алекперли, которому в этом году могло бы исполниться 60 лет

От автора

Приветствую вас!

Меня зовут Александр Хакимов. Я живу и работаю в Баку.

Те, кто читал мои предыдущие книги, выпущенные издательством «Четыре» («Звездная ящерка», «С днем рождения, Белый Свет!» [вошла в лонг-лист Международной литературной премии имени Фазиля Искандера], «В Багдаде все спокойно»), кое-что знают обо мне и в курсе, как я пишу и о чем.

Прочим же я обязан представиться.

Мне 64 года. По основной специальности я биолог, однако меня больше знают как писателя-фантаста и журналиста.

Более трех десятилетий сотрудничаю с разными отечественными средствами массовой информации, а в азербайджанской русскоязычной газете «Эхо» даже вел колонку целых девять лет. Вместе с тем всегда ходил во внештатниках, ибо основным местом работы у меня был и остается Центр генетических ресурсов Академии наук Азербайджана.

Под обложкой этой книги собраны мои эссе и статьи, написанные и опубликованные за последние полтора десятилетия в разных русскоязычных газетах Азербайджана, а также в социальных сетях. Эти материалы роднят два обстоятельства: во-первых, практически все они о Баку и его людях, а во-вторых, все они создавались для рубрики «Социум», то есть «Общество».

Вообще-то социум не моя тема. Я метил в журналисты-путешественники (как Василий Песков), журналисты – популяризаторы науки (как Ярослав Голованов), а еще лучше – и в те и другие сразу (как Владимир Губарев). Но подумал, что настоящий журналист должен уметь все. Да и трудно было порой не отреагировать на актуальные проблемы общества…

Я даю материалы, не подправляя их, не обновляя и вообще никак не меняя, именно в том самом виде, в каком они когда-то увидели свет (если не считать минимальных пояснений: ведь то, что понятно любому жителю Азербайджана, может быть непонятно читателям из других стран). Пусть материалы останутся своеобразными «годовыми кольцами» на спиле дерева Времени… Но к некоторым из статей имеются дописки более позднего периода, дополнения, которые я счел необходимым внести.

Было бы глупостью считать, будто проблемы моего города и его жителей интересны только нам, бакинцам. Еще глупее считать, будто все мои статьи, написанные пять или десять лет тому назад, утратили сегодня свою актуальность. Во-первых, не утратили, а во-вторых, на многое очень полезно взглянуть спустя какое-то время. Я смело выношу свои работы, адресованные когда-то соотечественникам, на более широкий простор и уверен, что многие читатели, независимо от места жительства, найдут в этой книге что-то интересное для себя.

Призна́юсь, я намеревался схитрить и дать в первую очередь самые «забойные», самые острые материалы. Расчет был прост: увлекшись началом сборника, вам захотелось бы читать его дальше… Но потом я устыдился и сказал себе: «Поступи проще, расположи статьи по алфавитному порядку их названий». Конечно, написаны они в разное время и придется мысленно скакать по годам, но эта книга – для терпеливых. Заинтересованный читатель все равно доберется до конца, а незаинтересованный… Зачем мне незаинтересованный?

Так я и поступил.

Кстати, если какой-то из материалов вдруг не придется вам по вкусу, пропустите его, да и вообще сборник можно читать вразброс.

Но я, автор, все-таки надеюсь, что книга в целом увлечет вас. Ибо я писал ее, будучи неравнодушным. А это, по-моему, самое главное.

Вы спросите: а при чем тут папуас?

Узнаете в свое время…

Баку. Март, 2024

Бакинцы

Сегодня – Всемирный день бакинцев!

…Признаваться в любви к Баку не вижу смысла – не люби я его, меня б давно уже здесь не было.

Но я горжусь тем, что бакинец. И в этом нет ни капли снобизма, чванства, высокомерия – мол, вы все это самое, а я д’Артаньян… Нет.

В течение всей жизни Баку, как талантливый скульптор, лепил из меня личность. И в том, что я сформировался именно таким, а не каким-нибудь другим, – заслуга бакинской семьи, бакинского двора, бакинской улицы, бакинской школы, бакинской библиотеки… Именно потому я, прожив на свете более полувека, до сих пор учтив со стариками, уступаю места в транспорте женщинам, улыбаюсь незнакомым детям и всегда протягиваю руку упавшему… Обязательно подниму с земли валяющийся кусок хлеба и пропущу перед собой младшего к фонтанчику для питья. А еще люблю подолгу смотреть в южное звездное небо. И любоваться Каспийским морем, сверкающим миллионами серебряных бликов…

Конечно, надо мной трудились и другие города и поселки на просторах широченной в прошлом страны, но они лишь подправляли то, что до них сработал Баку. И куда бы ни забрасывала меня жизнь – в Ленинград ли, в Алма-Ату ли, в Одессу, в Свердловск, в Тбилиси или вообще на далекий остров Шикотан в Тихом океане, – я оставался все-таки бакинцем и ни разу об этом не пожалел.

Вот этим-то я и горжусь – неповторимой, уникальной печатью своего города. И, ей-богу, не вижу в этом ничего плохого, кто бы там чего ни говорил. Не будь таких печатей, мы, жители разных городов мира, были бы одинаковыми, как спички.

Но мы, по счастью, не спички.

Бумажные сироты

Ноябрь, 2010

К написанию этого эссе меня подтолкнула информация из Санкт-Петербурга, увиденная мною в теленовостях. На мусорной свалке обнаружили множество книг из личной библиотеки известного петербургского поэта и прозаика Вадима Шефнера, ныне покойного. Вадим Сергеевич, потомок древнего аристократического рода, работал в самых разных жанрах, в том числе и в жанре фантастики (повести «Скромный гений», «Запоздалый стрелок», «Девушка у обрыва», «Круглая тайна» и другие). А стихи его были просто бесподобны. Как выяснилось, книги были выкинуты рабочими, проводившими ремонт на бывшей квартире Шефнера. Редчайшие издания, а также книги известнейших советских и российских писателей и поэтов, многие – с дарственными надписями…

«…В пятьдесят втором году по Вооруженным силам вышел приказ списать и уничтожить всю печатную продукцию идеологически вредного содержания. А в книгохранилище наших курсов свалена была трофейная библиотека, принадлежавшая, видимо, какому-то придворному маньчжоугоского императора Пу И. И, конечно же, ни у кого не было ни желания, ни возможности разобраться, где среди тысяч томов на японском, китайском, корейском, английском и немецком языках, где в этой уже приплесневевшей груде агнцы, а где козлища, и приказано было списать все целиком.
…Был разгар лета, и жара стояла, и корчились переплеты в жарких черно-кровавых кучах, и чумазые, как черти в аду, курсанты суетились, и летали над всем расположением невесомые клочья пепла, а по ночам, невзирая на строжайший запрет, мы, офицеры-преподаватели, пробирались к заготовленным на завтра штабелям, хищно бросались, хватали, что попадало под руку, и уносили домой. Мне досталась превосходная “История Японии” на английском языке, “История сыска в эпоху Мэйдзи”…»
А. и Б. Стругацкие «Хромая судьба»

Нет, мне не приходилось, как молодому лейтенанту-переводчику Аркадию Стругацкому, спасать книги таким образом – тайком выхватывая из штабелей приговоренных к сожжению. Все выглядело гораздо прозаичнее. Мои штабеля валялись, как правило, на бакинских мусорных свалках. Попадали они туда по самым разным причинам. Вот тут одна из библиотек решила избавиться от «лишнего хлама». Вон там новый хозяин, въехав в купленную квартиру, выбросил книжки, принадлежавшие прежнему хозяину. А это вот молодое поколение вышвырнуло из собственного дома груду томов, которые так дороги были их дедушкам и бабушкам. Вон, вон из дома – хлам, именуемый книгами!

Они напоминали беспризорных детей или раненых животных – с ободранными и оторванными обложками, с мятыми и разорванными страницами, неаппетитно заляпанные грязью и мусором, оскверненные бродячими собаками и кошками. Книги страдали молча, не взывая о помощи. И не только потому, что не умели говорить. Обладай книги даром речи, они бы все равно молчали. Ибо книги мудры и отлично понимают, что умолять о спасении бесполезно. Их время прошло. Они больше никому не нужны. И их будущее – большая городская свалка и тлен. Или, в лучшем случае, раздерут на листы и свернут из них кулечки для семечек.

И тут появлялся я. Увы, я спасал не все подряд книги – только те, которые были не сильно изгажены и подлежали восстановлению. И потом, у меня свои вкусы, свои пристрастия. Я подбирал томики фантастики, научно-популярные издания, познавательную литературу, книжки с детства любимых авторов. И мысленно извинялся перед теми книгами, которым предстояло и дальше гнить на помойке. Особенно неприятно было видеть выброшенные толстые тома классиков научного коммунизма. Идеи, воспламенившие некогда миллионы и миллионы людей, проникшие в миллиарды умов, разделившие мир на два противоборствующих лагеря и влиявшие на историю человечества, лежали вперемешку с картофельными очистками и рваной обувью… Я запихивал все подобранное в спортивную сумку и нес домой. Дома я приступал к многочасовой, кропотливой работе. Очищал и дезинфицировал обложки, скреплял полосками прозрачной бумаги разорванные страницы, подклеивал, сшивал и обрезал, протирал спиртом. Эта работа для очень и очень терпеливых. Странно, но починка изуродованных книг ассоциировалась у меня с работой в военном госпитале (в далекой молодости я трудился санитаром). Точно так же там чинили, сшивали, скрепляли, чистили человеческие тела, пострадавшие при тех или иных обстоятельствах. Или это грешно – сравнивать книги с людьми? Но так или иначе после всех затраченных трудов подобранные на мусорке бумажные сироты приобретали довольно приличный вид.

Для чего я это делал? Уж не с коммерческой целью, можете поверить. Ибо безвозвратно ушла в прошлое эпоха, когда отдельно взятые дефицитные книги продавали из-под полы по тройному или даже пятикратному номиналу. Минули и те времена, когда покупатели приглядывались к разложенным на развале, или на каменном барьере, или просто на газоне книгам, и, случалось, покупали что-нибудь. Когда-то за книгами охотились в буквальном смысле этого слова, из-за них дрались, ради них выстаивали длиннющие очереди, их в конце концов бесстыдно воровали из библиотек и частных коллекций. Все это стало историей, такой же отвлеченной, как история Древнего Египта или Империи инков. Нынешние дети не поверят, что подобные страсти могли разгораться из-за книг. Молодые просто не поймут этого. И в результате место книг – на свалках. В обнимку, так сказать, с бытовым мусором. Больно видеть.

Молодые опять же могут спросить с недоумением – а чего это я вожусь с загаженными книжками, когда стоит только войти в любой современный книжный магазин, и – опа! Вот они, роскошно изданные тома в глянце и акриле, все что душе угодно: классики известные и классики неизвестные, авторы всегда разрешенные и авторы некогда запрещенные, литература для детей, для взрослых и просто для блондинок – всё, буквально всё! И зачем, спрашивается, при таком богатом выборе копаться в антисанитарии и разводить дома лазарет и реставрационную мастерскую в одном флаконе?

Эхе-хе, отвечу я с грустью, но ведь те, прежние книги несут на себе печать времени! Это печать моего детства, юности моей, это утраченные цвета и запахи моих давних надежд и чаяний! Вот старенькая фантастическая книжка о полете космонавтов на Венеру; я читал ее тайком, держа под партой, вместо того чтобы читать учебник по алгебре, был пойман с поличным и с позором выдворен из класса! Вот старенький Конан Дойл – в шестом, помнится, классе точно такой же томик я засунул за пояс, когда выходил драться с каким-то кентом на задний двор школы; я не хотел расставаться с Конан Дойлом даже в бою, и та книжка окрасилась кровью, хлынувшей из моего расквашенного носа… А вот точно такого же Брэдбери я с трудом добыл (вы не представляете, чего стоило тогда это – добыть Брэдбери!) и подарил на день рождения своей тринадцатилетней однокласснице, в благодарность за что был поцелован ею в щеку и потом не мыл эту щеку целый месяц… А вот точно такая же книжка поддержала меня в трудную минуту, я выпрямился и обрел второе дыхание… А вот эти научно-популярные книжки – о рыбах, о насекомых, о динозаврах – сделали так, что я в дальнейшем выбрал профессию биолога…

Понимаете? Теперь понимаете?! Нет? Это не просто книжки. Это слепок эпохи. Это консервированное время. Это как палеозойский муравей, замурованный в кусочке янтаря…

В культовом романе упомянутого Рэя Брэдбери «Фаренгейт: 451» описывается будущее Америки. Тоталитарный режим, при котором художественная литература признана вредной и сжигается из огнеметов. Каждый, кто хранит дома уцелевший томик стихов или старинный роман, объявляется преступником и подлежит аресту и суду. В кошмарном будущем «Фаренгейта» книги не нужны. Их заменили бесконечные сериалы, «мыльные оперы», пошлые юмористические шоу. Книги сжигаются специальными командами пожарных (о, ирония судьбы!). 451 градус по Фаренгейту – это температура воспламенения бумаги.

И вот настало то самое будущее, которого так ждали и в то же самое время так боялись все фантасты мира.

Когда я, надев резиновые перчатки, роюсь в грудах выброшенных книг, мне часто приходит в голову, что брэдбериевские злодеи, сжигавшие книги, проявляли тем самым уважение к ним как к опасному, достойному противнику! А в нашей реальности книги такого уважения, увы, не удостоились. Их просто отправляют на свалку – бездумно, пренебрежительно. К крысам. Зачем они нужны, эти книги? Телеэкраны полны разборок звезд шоу-бизнеса, бесконечной серой лентой текут сериалы и «мыльные оперы», и бодро кричит реклама, и идут нескончаемые придурковатые «юмористические» передачи, и нас постоянно учат, как надо готовить то или иное блюдо или лечить геморрой народными средствами… Как хотите, а это показатель. Культура заметно изменилась (я не говорю «упала» или что-то в этом роде, просто – изменилась). Книг больше не читают. Они перестали быть необходимостью. Есть интернет, есть плееры и мобильники с закачанными мелодиями, есть 4D-кинотеатры…

Но я в очередной раз вешаю на плечо сумку, запихиваю в карман резиновые перчатки и иду спасать бумажных сирот. А однажды мне даже пришлось выхватывать хорошие старые книжки из огня – детвора, забавляясь, швыряла их в костер… Мне удивляются, надо мной подшучивают… Но я ведь не один такой! Я знаю нескольких человек, которые также заняты спасением отверженных книг. Все они примерно одного со мной возраста или чуть постарше. Возможно, мы и чудаки. Возможно, мы просто чокнутые. Ведь на свалках встречаются не только выброшенные книги, там нередко ютятся и беспризорные дети, так не лучше ли помочь беспризорникам? Но я помогаю чем могу и детям – подкармливаю, даю одежду, обувку… И не могу понять, чего тут больше – то ли врожденной доброты, то ли защитной реакции психики на окружающую действительность. Однако уверен в одном твердо: тот, кто не пройдет мимо выброшенной книги, не пройдет и мимо брошенного ребенка. Одно, знаете ли, тесно связано с другим.

Стыдно сказать, но я даже не испытал никакого негодования по поводу вышвырнутых на помойку книг из шефнеровской библиотеки. Негодование давно иссякло, осталась лишь усталость. В наше время книги действительно перестали быть обязательной принадлежностью, во многих домах не стало даже книжных шкафов и книжных полок! Хотя читающие люди все-таки сохранились, в том числе и среди молодежи…

Но я хорошо помню свое первое негодование по схожему поводу. Во второй половине 80-х годов прошлого века, когда уже довольно высоко поднялась мутная перестроечная волна, в одной из советских (тогда еще) газет появилась убийственная заметка. Не помню, кем именно, наследниками или еще кем-нибудь, но в Москве была продана квартира известного советского режиссера-кинодокументалиста Романа Кармена. При этом были выброшены сотни жестяных коробок с уникальными лентами, снятыми режиссером в течение всей его жизни. Уникальные, бесценные, неповторимые ленты! Тогда я еще не понимал, что наступает время новых людей – тех, кому по барабану плоды интеллектуального труда настоящих мастеров, время людей, которые в силу ограниченности своей даже не ведают, что творят, ЧТО именно они выбрасывают и разбазаривают…

«В другой жизни, но в этой…»

Декабрь, 2017

А вот и воспоминание о Фариде Алекперли, памяти которого посвящена эта книга…

8 апреля 2021 года я остался без одного из лучших своих друзей. Я не говорю уже о том, какую утрату понесла наука. Избегая громких, высокопарных слов, скажу тем не менее, что такие люди, как он, составляют самый цвет азербайджанской нации.

Я имею полное право так говорить, потому что знаком с Фаридом Алекперли очень давно – целых сорок лет… Тогда, 1 сентября 1981 года, не был он еще ни профессором, ни доктором исторических наук, ни авторитетным специалистом в области истории медицины – все это ему еще предстояло… а был он, как и я, студентом-первокурсником биофака Азербайджанского госуниверситета. Мы с ним оценивающе оглядели друг друга – и сели за одну парту. И так, рядышком, просидели все последующие пять лет.

Нас очень многое сближало, и мы всегда держались вместе – в студенческих аудиториях, на практике, в «поле», в экспедициях… Мы обменивались книжками и вместе ходили в кино. На появившихся первых видеомагнитофонах вместе смотрели «Сталкера» и ржали над шоу Бенни Хилла. Мы пробовали написать в соавторстве фантастический роман. И меня всегда поражало, что Фарид, происходя из почтенной, интеллигентной семьи азербайджанских ученых, даже династии, никогда не чинился, не возносился и не высокомерничал, а держался со всеми свободно, просто, открыто и дружелюбно, не позволяя в то же время с собой фамильярничать. И еще он обладал редкостным чувством юмора и на мир смотрел почти всегда с долей доброй, мягкой иронии…

Создатель щедро одарил этого парня. Фарид с детства самостоятельно овладел четырьмя-пятью восточными языками и двумя-тремя европейскими (это не считая азербайджанского и русского, которыми он также владел в совершенстве). Фарид великолепно разбирался в биологии, истории, литературе. Фарид прекрасно рисовал, особенно ему удавались карикатуры. Фарид был отличным фотографом (в моем домашнем архиве хранятся сделанные им снимки насекомых, пауков, скорпионов, птиц, деревьев, гор и прочего). Фарид неплохо управлялся с любительской кинокамерой. Фарид писал веселые стихи и неплохую прозу, в том числе и для детей. Мне кажется, его умения я могу перечислять до бесконечности…

Что немаловажно, Фарид был верным, настоящим другом. Мы и после окончания Университета часто встречались, планируя какие-то экспедиции, киносъемки, совершали походы по Апшеронскому полуострову (фотографировать или ловить ящериц, змей, скорпионов где-нибудь у поселка Зых, или у Джейранбатанского водохранилища, или на Бакинских Ушах [это двойная гора километрах в двадцати к югу от столицы]). Мы планировали создать новую телепередачу о природе Азербайджана. Постепенно мы стали встречаться все реже, Фарид погрузился в свою работу в Рукописном фонде Академии наук, я начал ходить в море на научно-исследовательском судне… В общем, жизнь развела нас по сторонам.

Но когда в моей жизни началась черная полоса, когда неизлечимо заболела моя мама и медленно умирала пораженная опухолью мозга, а наша семья разом обнищала, лишившись всех накопленных средств, Фарид часто заходил к нам домой, принося еду и лекарства, поддерживая и материально, и морально. А потом, когда мама умерла и я с голодухи доигрался до жуткого авитаминоза (о, святые 90-е!..), Фарид часто навещал меня, принося еду, медикаменты, что-нибудь почитать, и, бывало, подолгу сиживал у моей кровати, поднимая мне настроение, шутя и балагуря…

Все это время он работал, работал и работал, и достиг в своем деле значительных результатов.

Так, Фарид стал единственным азербайджанским ученым, которого допустили в секретную библиотеку Ватикана. Он нашел там уникальные документы, касающиеся средневекового Азербайджана, в частности государств Аггоюнлу, Гарагоюнлу, Сефевидского государства, поддерживающих теплые отношения с Ватиканом (эти названия мало что скажут людям непосвященным, но не специалистам-историкам). Также в секретной библиотеке мой друг отыскал около восьмидесяти малоизвестных поэм Низами и Физули и записки шаха Исмаила…

Да, Фарид пошел «в гору». Правда, видеться мы с ним стали еще реже – Фарид часто выезжал в командировки в разные страны… и все это время его, оказывается, мучила болезнь…

…и в конце концов в этом многолетнем единоборстве болезнь вышла победительницей…

…хотя мой друг мужественно сражался до последнего и даже в больничной палате работал между приступами боли и процедурами, пристроив лэптоп на тумбочку или на живот.

Фарид сделал много добра в своей жизни разным людям. Я очень надеюсь, что Всевышний учтет все это и вынесет в отношении него справедливое решение.

Царствие тебе небесное, Друг Фарид!

Мне есть что вспомнить, о чем рассказать. У нас были живые, яркие, интересные, насыщенные смыслом годы, мы были активными, полными энтузиазма… Кое-какие наши совместные приключения описаны мною в выпущенных санкт-петербургским издательством «Четыре» авторских сборниках: «Звездная ящерка» (2022), «С днем рождения, Белый Свет!» (2023), «В Багдаде все спокойно» (2024).

А сейчас – статья-воспоминание, написанная мною в декабре 2017-го, когда Фарид был еще жив…

* * *

…Тридцать с небольшим лет назад, когда писательский зуд сделался совершенно невыносимым и требовал немедленной реализации, у меня появился первый в жизни соавтор.

Осень 1986 года выдалась памятной для советских людей. Это был не просто разгар перестройки, внушившей многим (особенно интеллектуалам) мысль, что вот именно сейчас-то мы сможем достичь чего-либо значительного своим собственным умом… Осенью 86-го мы с Фаридом только-только получили дипломы и распределение. Это было время крупных перемен и еще более крупных надежд, в головах у нас обоих крутилось множество смелых творческих проектов. Один из них и сделал нас соавторами. Мы всерьез засели за фантастико-приключенческий роман под условным названием «Своими глазами». Сюжет его был незатейлив, но весьма-весьма занимателен. Судите сами: домой к главному герою, известному азербайджанскому историку и археологу, вдруг является незнакомец, молодой человек, и начинает говорить странные вещи. Ни много ни мало гость уверяет, что построил машину времени и предлагает профессору отправиться вместе с ним в прошлое, в древний Азербайджан, во времена царя Атропата… Разумеется, профессор принимает гостя за сумасшедшего и намеревается выставить его из дома. Но молодой человек демонстрирует профессору уникальные древние рукописи, а затем – странный аппарат с телеобъективом и клешней-манипулятором. По словам гостя, именно с помощью данного аппарата (зонда), запущенного в четвертый век до нашей эры, он и добыл эти рукописи в одной из древних библиотек… Постепенно молодой человек убеждает ученого в своей правоте. Дальше – больше. Уже вдвоем они монтируют компактную машину времени в кузове-пикапе легковушки Иж-2715 (в просторечии именуемого «Москвич-будка»), и с ее помощью переносятся на две тысячи лет назад, в древнюю Габалу! Нашим героям предстояло пройти множество приключений, как опасных, так и забавных, и вернуться в наше время с грузом разнообразных впечатлений и с богатым научным материалом… Учтите, в то время мы и не подозревали о существовании фантастического фильма Роберта Земекиса «Назад в будущее», вышедшего двумя годами ранее!

Будь наш роман дописан и опубликован, он стал бы первым фантастическим романом, герои которого отправляются в прошлое Азербайджана!

Писать вместе было нелегко, поскольку каждый из нас хотел наравне с другим участвовать в создании общего «ребенка». Хотя Фарид, блестяще знавший историю, больше отвечал за историческую часть, а я – за литературную, желание участвовать «на равных» было присуще обоим. В конце концов порешили так: каждый из нас напишет собственную версию романа, а потом мы создадим своеобразный «сплав» из двух текстов. Это напоминает смешивание двух сортов хорошего чая – в результате получается великолепный букет, ведь каждый из сортов отдает чаю лучшие качества, какие у него есть.

Закончить столь увлекательный роман нам помешали жизненные обстоятельства. Со временем мы оба охладели к нашей затее. В итоге роман был законсервирован. Фарид с упоением включился в работу в Рукописном фонде, меня в моем Институте ботаники нагрузили «черной» работой, потом я женился… В общем, «о быт» разбиваются не только семейные лодки, но и творческие. А до этого были месяцы, густо насыщенные креативом, неугомонным желанием работать, стремлением как-то проявить себя, создать что-то эдакое, интересное, необычное… До сих пор стоят перед глазами картины нашей совместной работы. Или дома у Фарида, в Ичери-шехер, старинном районе, называемом «Крепостью» (мы азартно спорим у раскрытого окна, а с моря дует свежий бриз, вздымая занавески, в стаканах стынет крепкий чай, на столе между толстенными справочниками притулилась оранжевая пишущая машинка марки «Оптима» с заправленным в нее листом бумаги), или у меня дома, что неподалеку от памятника разведчику Рихарду Зорге (мы азартно спорим у раскрытого окна, в которое лезут упругие ветви тутового дерева, на электроплитке исходит паром чайник, везде разбросаны исчерканные блокноты, эскизы и наброски старинного оружия и людей в старинных одеяниях, на столе стоит кремового цвета машинка «Любава» с заправленным в нее листом бумаги, и в комнате пахнет болгарским трубочным табаком, поскольку мы с Фаридом в то время увлекались курением трубок)… Что ни говори, это была хорошая школа. Кстати, Фарид дальше продолжил работать «сольно». Писал биологические сказки для детей, научно-популярные книги для взрослых. Сейчас он очень известный ученый и уважаемый человек.

(Недавно я напомнил Фариду о тех днях и даже показал ему черновики и рисунки нашего совместного романа, хранящиеся в моем домашнем архиве. Он долго молчал, затем произнес:

– Все это как будто в другой жизни было…

Я слабо усмехнулся и ответил:

– В другой, но в этой…)