Икарус

Близился конец моего обучения. Всё чаще при мыслях о предстоящем задании била дрожь нетерпения, как перед боем. Что я встречу там – в той далёкой и враждебной стране? Наконец, начались экзамены, которые принимали мои учителя в присутствии самого директора Департамента Безопасности. Сомневаюсь, что он смог бы оценить мои знания по естественным наукам и инженерному делу, но судя по его довольному виду, результатами он был удовлетворён.

После экзаменов меня стали отпускать в город. Я никогда раньше не был в Венето, если не считать поездки под конвоем в карете с занавешенными окнами. Мне приходилось читать, что в Старое Время по улицам города текла вода, а жители передвигались на лодках. Сейчас, глядя на снующие туда-сюда повозки и шагающих по тротуарам пешеходов, трудно было в это поверить. Гулять мне приходилось в сопровождении неизменного молчаливого офицера, но за последние два месяца я настолько привык к его присутствию, что воспринимал как свою тень. Стояла прекрасная летняя погода, типичная для северной части Королевства. Солнце приятно ласкало лицо своими лучами, время от времени прикрываясь небольшими белыми облачками, медленно плывущими по бирюзовому небу. Видеть небо после двух месяцев пребывания в заточении, было сродни настоящему счастью.

Однажды, когда мы возвращались с очередной прогулки, часовой на входе в резиденцию, козырнув, сообщил, что меня ожидает Голдини. Прежде прекрасное настроение тут же улетучилось. Моментально вспомнился тот наш разговор, и вернулись прежние опасения.

Голдини при встрече выказал то же радушие, как и в прошлый раз, что сразу насторожило.

– Орсолини, дорогой – начал он после приветствия – Мне кажется, ты устал. Отъезд посольства назначен через две недели, и я считаю, что ты заслужил отпуск. Ты не против?

Несколько секунд я стоял, ошарашенный, не в силах вымолвить слова. Пока шёл к его кабинету, мысленно пытался отработать свои ответы на его вероятные вопросы, но то, что сейчас услышал, ввело в ступор.

– Так ты не против? – повторил свой вопрос Голдини, не дождавшись ответа.

– Никак нет, сеньор – едва нашёлся я, что сказать.

– Ну, вот и прекрасно. Пойдёшь в отпуск на десять суток, начиная с сегодняшнего дня. Знаешь, я бы посоветовал тебе съездить на родину. Ведь ты же два года не видел родителей. Поживёшь там с недельку, отдохнёшь нормально, а потом как раз со свежими силами поедешь на задание.

Услыхав это, я готов был броситься на него и расцеловать. Боже мой! Наконец-то я смогу увидеть родителей, брата, свой дом. Я стоял перед Голдини, глупо улыбаясь и не веря ещё своему счастью, а душа уже вырвалась из тела и летела на юг – на родину.

В казначействе по бумаге, выписанной Голдини, получил жалование за последние два месяца и ещё на месяц вперёд – шесть тысяч лир серебром. Половина была в звонкой монете, остальное – ассигнациями. Я шёл по улице, ощущая бедром туго набитую сумку, висящую на ремне, и чувствовал себя настоящим богачом. Более значительную сумму я держал в руках лишь однажды – когда покупал карету с конями для Франчески.

Чем ближе подъезжал я к дому, тем тревожнее становилось на душе. Меня страшила предстоящая встреча с родителями. Ещё обучаясь на лейтенантских курсах, я написал им пару писем, но так и не получил ответа. Мне тогда казалось, что они считают меня позором семьи, и основания для этого имелись. То, как я поступал тогда, было совершенно недостойным дворянина. Потерял голову, залез в долги, поставил отца в затруднительное положение. Не дождавшись от родителей письма, я решил, что, когда закончатся мои пять лет контракта, то приеду, если, конечно, останусь жив, и сам буду просить прощения.

Выйдя в Сиракузах на перрон, поднял голову и увидел над собой настоящее сицилийское небо – безоблачное и бездонное, сияющее своей безупречной синевой. Я шёл по улице, и чем ближе подходил к морю, тем явственнее ощущал воздух моих детства и юности. Запах морской соли и свежей рыбы пьянил, заставляя вдыхать полной грудью.

Сначала мне необходимо было зайти в местное отделение Дома Варбургов, отметиться там и взять на время электрическую повозку. Поначалу я пытался отказаться от этого, мотивируя тем, что не привык к подобной роскоши, но Голдини настоял. Когда я, сделав в отделении все дела, выходил из дверей на улицу, намереваясь идти в гараж за повозкой, то обратил внимание на остановившийся у подъезда экипаж. Это была карета от Ламборгини, запряженная тройкой чистокровных нумидийских рысаков. Странно засосало под ложечкой, а душа сползла куда-то в живот. Я встал, как вкопанный, глядя на эту карету. Кучер, ловко спрыгнув, подбежал и открыл дверцу. Я уже понимал, кого увижу, но всё равно, при виде её ноги сделались ватными.

Грациозно спрыгнув со ступенек кареты, Франческа быстро засеменила вверх по лестнице прямо к дверям, из которых я только что вышел. Проходя быстрым шагом мимо, она мельком пробежалась взглядом сквозь меня, сделала ещё пару шагов и вдруг остановилась, словно натолкнувшись на невидимую стену. Её лицо медленно поворачивалось в мою сторону. Наконец, наши взгляды встретились. Её прекрасные карие глаза расширились, словно от ужаса. Губы полуоткрытого рта мелко затряслись.

– Сандро – прошептала она – Это ты? Ты живой?

Я застыл, будто каменное изваяние, проглотив язык. Она стояла на две ступеньки выше по лестнице и смотрела сверху вниз, прекрасная и недоступная, словно принцесса из древних сказок. Франческа сделала два шага ко мне, и теперь лицо её находилось на расстоянии вытянутой руки от моего. Она сделала движение, будто собираясь меня обнять, но тут, метнув быстрый взгляд через плечо, быстро опустила руки.

– Сандро, ты же простил меня, да? – всё так же шёпотом произнесла она, умоляюще глядя мне в глаза – Боже мой! Какая же я была дура.

Сотни раз я представлял себе нашу встречу. В часы затишья, когда я мог лежать в своей землянке и мечтать, закрыв веки, под треск дров в печке, то воображал себе, как приду к ней и, бросив презрительный взгляд, спрошу про здоровье рысаков. Мне казалось, что я ненавидел её за то, что она даже не пыталась меня дождаться, выскочив замуж, едва только подвернулся подходящий вариант. Но лишь стоило взглянуть в её глаза, глубокие, словно два бездонных колодца, как я полетел в эту глубину, забыв все слова, которые собирался ей сказать.

– Слушай, милый – звук её голоса заставил меня вынырнуть из омута – У меня сейчас кое-какие дела в этом здании. Давай в пять часов встретимся на нашем месте. Хорошо? Ты придёшь?

Я молча кивнул, не в силах вымолвить слова. Она снова посмотрела мне в лицо. Я заметил, что глаза её блестели от выступивших слёз. В них отражалось синее сицилийское небо, и я на фоне этой синевы. Франческа быстрым движением послала мне воздушный поцелуй и упорхнула.

Часы показывали полдень, значит, до нашей встречи оставалось пять часов. Решив, что это время надо использовать для поездки к родителям, я быстрым шагом направился в сторону гаража Дома Варбургов.

Нашим местом, про которое говорила Франческа, был глубоко вдающийся в море мыс в районе Ортиджа. Когда-то давно весь этот район был островом. К нему из города даже вёл мост, но после того, как уровень моря понизился, им перестали пользоваться. Сейчас развалины этого моста возвышались над пустырём, поросшим диким кустарником и низкими деревцами. На этом мысе мы вдвоём раньше часто сидели вечерами, любуясь проходящими по морю рыбачьими лодками и торговыми судами.

В гараже мне выдали сверкающее красным лаком и хромом электрическое чудо техники. Как им управлять чисто теоретически я знал, но в реальности это делать ни разу в жизни не приходилось. Решив, что это не сложнее, чем управление газолиновой повозкой, которой несколько раз всё же удалось порулить, я, под подозрительным взглядом служителя, смело уселся в мягкое кожаное кресло и осторожно сдвинул вперёд рукоять реостата. Повозка мягко тронулась с места. Я медленно повёл её через территорию гаража к воротам.

5

Дом моего отца находился в районе Бельведер, и до него было километров десять. В экипаже обычно это расстояние удавалось преодолевать за час, учитывая, что последние три-четыре километра шёл довольно крутой подъём. На электрической повозке я доехал за полчаса, хотя и не гнал. По идее, если ручку тянуть на полную, то и за четверть часа можно было бы добраться. Но я ещё не был уверен в своём мастерстве водителя.

Ворота во двор нашего дома были раскрыты. Во дворе перед домом возился какой-то старик, перекладывая камни. Услышав шаги, он обернулся, и я узнал в нём своего отца. Господи Иисусе! Как же он постарел. Будто я отсутствовал не два года, а все двадцать. Отец выронил камень, который держал в руках, и выпрямился. Я сделал несколько шагов навстречу и остановился в трёх метрах от него. Он постоял несколько секунд, глядя на меня, затем лицо его как-то сморщилось, губы затряслись, а глаза наполнились слезами.

– Пресвятая Дева – произнес он срывающимся голосом – Мой мальчик, это ты?

– Здравствуй, папа – только и смог я произнести, так как спазм сдавил горло.

Мне показалось, что отец сейчас свалится в обморок. Я бросился вперёд и обнял его. Отца я всегда воспринимал, как высокого человека, но сейчас он мне показался на полголовы ниже меня.

– Ну, пойдём, пойдём в дом, что же ты стоишь – бормотал отец, вытирая глаза и подталкивая меня ко входу.

– Мария! – едва переступив порог, вдруг крикнул он голосом, в котором почувствовались прежние властные нотки – Спускайся скорее, смотри, кто к нам пришёл!

По лестнице со второго этажа дома спускалась моя мама. Взглянув вниз, она вдруг пошатнулась и села на ступеньки. Я подлетел к ней, обнял и осторожно перенёс вниз.

– Сыночек мой – приговаривала мама, поглаживая меня по спине, пока я усаживал её за стол – Ты вернулся.

– Сандро, пойдём зарежем барана ради такого случая – сказал отец, поднимаясь из-за стола.

– Папа, побереги баранов – ответил я – Они тебе ещё пригодятся.

Почему-то мне было жаль несчастное животное, которое должно было поплатиться своей жизнью за моё возвращение.

Мама, тем временем, накрывала стол. Я сразу заметил, что закуска была довольно бедной. Мяса было мало, а из спиртного на стол была поставлена лишь бутылка граппы местного производства. Раньше у нас в доме граппу не употребляли, предпочитая марсалу.

Выпив пару рюмок, отец разговорился. За прошедшие два года в Сицилии очень многое изменилось. Народ стал жить беднее. Те, кто раньше покупал дорогие вина, перешли на более дешёвые. Цены на виноград упали и выращивать такие элитные сорта, как наш Неро д`Авола стало невыгодно. Кто прежде забирал у нас урожай на корню по тысяче лир за тонну, сейчас платят пятьсот, и то нос морщат. Крупные плантации, в принципе, по таким расценкам могут работать – у них куча тедесков, техника. Тем более что они почти все уже подмяты Варбургами, а прежние владельцы работают простыми управляющими.

Похожая ситуация с оливками. Люди сейчас предпочитают покупать больше дешёвого масла из кукурузы и подсолнечника, соответственно, цена на оливки упала. Отец попробовал, было выкрутиться из этой ситуации, начав собственное производство вина и оливкового масла. Взял кредит, купил оборудование, но сбыт не пошёл. Открытие небольшого магазинчика в городе проблему бы всё равно не решило, а оптовики, словно сговорившись, держат такие низкие цены, что проще всё сразу вылить.

В результате долг висит, проценты надо каждый месяц выплачивать, а выхода не видно. Пришлось заложить всё имущество и продать почти всех тедесков. Оставили только две семьи, которые у нас отработали уже лет двадцать и стали, как родные. И сейчас мой старший брат Пьетро вкалывает вместе с ними на винограднике.

Услыхав эту невесёлую историю, я помрачнел. Давило чувство вины, так как я помнил, что проблемы начались ещё до моего исчезновения, а я тогда, вместо того, чтобы помогать отцу, ещё и набрал у него денег.

– Сынок – обратился ко мне отец – Ты уж прости меня.

Я чуть не поперхнулся при этих словах. Это я ведь собирался просить у него прощения.

– За что, папа?

– За то, что мы тебя тогда не выкупили.

Я хотел ему сказать, что даже не думал тогда, что меня следует выкупать, так как прекрасно осознавал свою вину. Но тут запершило в горле и слова застряли, так и не выйдя наружу.

– Нет, папа – только и смог выдавить я из себя – Это ты меня прости.

С этими словами я открыл висевшую на ремне сумку и вытащил деньги. Сто лир я уже потратил на проезд, ещё четыреста решил оставить себе на расходы, остальное выложил на стол.

– Что это? – спросил отец, с изумлением глядя на кучу монет и ассигнаций, лежащую на столе.

– Это тебе. Надеюсь, хоть немного поможет.

Я заметил, как у отца мелко задрожали руки. Лицо выражало какую-то растерянность, словно он ещё не до конца осознал ситуацию.

– Сколько здесь? – спросил он.

– Пять с половиной тысяч серебром.

– Пресвятая Дева, сынок, откуда у тебя такие деньги? Они честные?

– Да, отец. Это то, что удалось скопить за всё время – соврал я, так как простой лейтенант не получает по две тысячи в месяц. А я, так вообще, на руки получал не больше ста лир, так как три четвёртых моего жалования уходили на покрытие долга.

– Мальчик мой – ответил отец, грустно покачивая головой – Я не могу это принять. Тебе же надо вставать на ноги, как же ты без денег?

– Папа, мне сейчас деньги не нужны, так как всем необходимым обеспечивает Армия – я решил не упоминать название Дома Варбургов, так как заметил, что у отца при имени этой банкирской империи в глазах вспыхивают недобрые огоньки – А на ноги я буду вставать, когда закончится контракт. К тому времени ещё скоплю.

Какое-то время в глазах отца читалась внутренняя борьба, но затем его взгляд сделался спокойным.

– Спасибо сынок. Эти деньги очень сильно помогут.

Мы ещё посидели за столом и поговорили о том, что случилось в нашей округе за время моего отсутствия. Я заметил, что после получения денег отец повеселел и даже как-то весь выпрямился. Часы на стене показывали четыре часа, и мне надо было уже собираться. Не желая стеснять родителей, я решил провести неделю отпуска в их загородном домике на берегу моря недалеко от Кассибиле в местечке с поэтичным названием Фонтане Бьянке. Хотя, после невесёлого рассказа отца, закралось подозрение, что дом уже может быть продан. К счастью, оказалось, что он, хотя и заложен, но пользоваться им можно.

Когда я уходил, родители пошли меня провожать. Мне не хотелось, чтобы они заметили электрическую повозку, поэтому, собственно, я и оставил её в стороне от ворот. Когда отец увидел моё транспортное средство, то обомлел. Он стоял, не говоря ни слова, и лишь качал головой. Я пробормотал, что это не моё, а мне только дали покататься. Прощание как-то скомкалось, мы все обнялись, поцеловались, а я обещал до отъезда на службу их периодически навещать.

В Ортиджу я приехал за четверть часа до назначенного срока. Франчески ещё не было, и я решил немного прогуляться. На набережной кроме меня сейчас не было ни души, хотя обычно в этот час раньше было довольно много гуляющих. Вообще, этот район уже давно начал потихоньку вымирать, но вид царившего запустения поразил. Кругом валялся мусор, который не убирался, похоже, уже несколько месяцев. Окна домов глядели на улицу пустыми глазницами, а на месте небольшого рынка, где прежде рыбаки продавали свежий улов, невысокой кучей лежали остатки прилавков. Господи, что же должно было произойти всего за два года, чтобы всё так порушилось?

Стремясь уйти от этой разрухи, вид которой заставлял сжиматься сердце, я спустился с набережной по гранитным ступеням на тропинку, ведущую к мысу. Вид безмятежной бирюзы моря, не нарушаемой даже слабым волнением, тут же вызвал воспоминания из счастливого прошлого. Здесь, на самом кончике суши мы сидели с Франческой, глядели на море и мечтали. Франческа говорила, что когда я стану главным инженером, то мы купим яхту и будем ходить на ней по всему морю. От Кипра до самой Майорки. Я не возражал ей, лишь с грустью думал про себя, что у главного инженера завода не так уж много остаётся свободного времени.

Несмотря на то, что в этот час рыбаки как раз должны выходить на вечерний лов, лодок было намного меньше, чем раньше. Но всё равно вид белых парусов и кружащихся над ними чаек заставлял забыть обо всём и представлять, что последних двух лет вовсе не было. Что это всего лишь сон, один из тех, что вроде бы помнишь сразу после пробуждения, а пройдёт немного времени, и остаётся от него только какое-то смутное ощущение и обрывки неясных образов.

Франческа задерживалась, и в этом оставалась верна себе. Часы показывали половину шестого, и солнце уже собиралось тронуть вершину холма. Я решил вернуться на набережную, как вдруг услышал цокот копыт. По набережной приближался экипаж. Это не была карета с нумидийскими рысаками, которую я ожидал увидеть. Обычный наёмный экипаж из тех, какие обычно дежурят на вокзальной площади. Повозка остановилась прямо напротив лестницы, ведущей к тропинке на мыс, и из неё выскочила девушка. До девушки было метров триста, но я не смог бы спутать её ни с кем.

Франческа быстро перепорхнула через ступеньки и, пробежав с полсотни метров в мою сторону, перешла на быстрый шаг. Едва её заметив, я тут же направился навстречу. Сердце забилось в груди, словно перед атакой. Я не выдержал и, когда дистанция между нами сократилась вполовину, побежал. Она была ослепительна в белом платье с туго перетянутой талией, разгорячённая бегом и быстрой ходьбой.

Последние несколько шагов, разделявшие нас, она преодолела бегом. Я остановился, не доходя пары метров до нее, но она вдруг прыгнула на меня, обняла, обхватив одной ладонью затылок, как обычно делала, и прижала моё лицо к своей щеке.

– Сандро, милый, ты ведь любишь меня, да? – шептала она мне в ухо.

– Да, Франческа – так же шёпотом отвечал я ей, покрывая поцелуями её горячую шею и гладя длинные чёрные, как смоль, волосы – Я люблю тебя.

Она схватила обеими руками меня за щёки, слегка отстранив от себя, а затем, посмотрев пару мгновений в глаза, прижалась губами к моим губам. Я жадно впился в эти мягкие податливые губы, словно намериваясь высосать из них всю влагу. Не знаю, сколько мы так стояли, обнявшись и прижавшись губами друг к другу. Она теребила пальцами мой затылок, а я гладил ладонями её спину. Наконец, Франческа мягко освободилась от моих объятий.

– Давай, пойдём на мыс – попросила она тихим голосом.

Мы шли по тропинке, держась за руки, и молчали. Мне хотелось её расспросить о том, что произошло за время моего отсутствия, но никак не мог решиться начать разговор.

– Это твоя электрическая повозка на набережной стоит? – вдруг спросила она. Я кивнул.

– Так ты у нас большим человеком заделался – в голосе послышался лёгкий смешок.

– Да это мне на время отпуска дали покататься.

– Всё равно. Не каждому дают на таком поездить.

– Ну, наверное, заслужил – улыбнулся я, желая обратить всё в шутку.

Наконец, мы подошли к мысу и уселись на траву. Я обнял её одной рукой за плечи, а она положила голову на моё плечо. Всё точно так, как и тогда, в прошлой жизни.

– Он сказал, что ты умер – вдруг тихо вымолвила Франческа.

– Кто сказал?

– Этот – возникла секундная пауза – Мой муж.

В том, как она произнесла последнее слово, явно слышались нотки отвращения.

– Точнее, тогда он ещё не был моим мужем – поспешно добавила она.

Повисла пауза. Я не знал, что сказать.

– Дети-то есть у вас? – спросил я, наверное, невпопад.

– Нет, хвала господу – она перекрестилась – Детей нет.

– Сандро! – почти выкрикнула она – Если бы я только знала. Если бы я знала, что это за человек. Нет, это не человек, это просто чудовище.

Плечи её мелко задрожали под моей рукой. Взглянув на неё, я увидел, что по её щекам струятся слёзы.

– Он постоянно за мной шпионит – продолжала она срывающимся голосом – Закатывает сцены ревности и даже бьёт. Вот, смотри – она подняла подол платья, оголив своё бедро – Видишь?

На её бедре, там, где оно уже начинает переходить в талию, виднелся довольно большой синяк. Ещё я заметил, что под платьем не было нижнего белья. Я не смог удержаться и провёл ладонью по мягкой бархатистой коже.

– Ах, Сандро – прошептала она, задержав мою руку своей ладонью – Господи, какая же я была дура!

Вдруг вспыхнуло непреодолимое желание. Я снова, как и тогда, в прошлом, потерял голову. Захотелось предложить ей сбежать, уехать, куда глаза глядят, и забыть обо всём на свете. Я уже открыл, было, рот, чтобы сказать всё это, но тут перед глазами возник образ Голдини. Пресвятая Дева! Я едва не совершил тяжкое преступление. Ведь за дезертирство, кроме виселицы, другого наказания не предусмотрено. Наверное, два года службы смогли меня изменить. Мне удалось взять себя под контроль. Я осторожно вытянул свою руку из-под её ладони.

– Ты надолго приехал? – вдруг спросила Франческа, поправляя подол своего шикарного платья.

– На неделю.

– Слушай, милый – она повернулась ко мне и погладила меня по щеке – Давай на неделю уедем куда-нибудь. Туда, где нас никто не знает. Снимем номер в гостинице, хорошо?

Предложение звучало заманчиво. Но как же ревнивый муж? Не убьёт ли он её после этого?

– А твой муж?

– Его вчера вызвали в Венето. Он там пробудет две недели, а я могу дома сказать, что поеду к тётке в Палермо.

Она вопросительно, почти умоляюще посмотрела мне в глаза, словно боясь, что я откажусь. Конечно, отказываться я не собирался. Однако у меня появился несколько другой план. Денег в сумке оставалось уже не так много, тем более что сто лир надо было оставить на обратную дорогу. А, хорошо зная привычки моей подруги, я всерьёз опасался, что трёхсот лир нам на неделю может не хватить. Поэтому провести это время в домике на берегу моря показалось мне более подходящей идеей. Тем более что там Франческу никто не знал. Я поделился с ней этой мыслью.

– Это же замечательно – восторженно воскликнула моя подруга – Когда мы поедем? Прямо сейчас?

Я несколько удивился такому всплеску энтузиазма, так как боялся, что она не захочет жить в какой-то глуши, и её придётся уговаривать.

До посёлка на берегу моря, в котором находился домик моих родителей, было около двадцати километров, и мы это расстояние преодолели за полчаса. Я уже увереннее чувствовал себя за рулём, поэтому на некоторых участках вытягивал реостат до упора. Остановившись перед воротами, над которыми висела надпись Фонтане Бьянке, несколько раз нажал на клаксон. Из будки вылез пожилой сторож с заспанной физиономией, который служил здесь столько, сколько себя помню. Увидев меня в электрической повозке, он замер на месте, не говоря ни слова, и наверное, стоял бы так с выпученными глазами до самой ночи, если бы я не догадался его поприветствовать. При звуках моего голоса старик очнулся и бросился открывать ворота.

– Добрый вечер, сеньор Орсолини – поклонился он нам, когда мы проезжали мимо него.

Несомненно, сторож знал всю эту историю, которая произошла со мною два года назад. И сейчас увидеть меня живым, да ещё и на таком дорогом транспортном средстве, наверное, было для него настоящим шоком.

Я дал старику пять лир и попросил привезти к дому тачку дров. Надо было готовить пищу для нас с Франческой, а я не был уверен, что в доме осталось, чем топить плиту.

– Ой, Сандро! – воскликнула моя девушка, едва мы переступили порог дома – Как здесь замечательно!

Честно говоря, я был уверен, что она, увидев обстановку, сморщит свой прекрасный носик и, в лучшем случае, промолчит. Дом не был предназначен для постоянного проживания, поэтому внутри было не слишком просторно. Мы обычно наведывались сюда на праздники. Когда я учился в технической школе, то часто на каникулах жил один здесь неделями, но когда пошёл работать на завод, то поездки сюда сделались весьма редкими. Дом был небольшим и одноэтажным, с небольшим чердаком под пологой двускатной крышей. Во дворе чувствовалась некоторая неухоженность. Кусты, обычно аккуратно подстриженные, сейчас бесформенно лохматились, на площадке перед входом, выложенной керамической плиткой, лежал довольно толстый слой пыли и листьев. Было заметно, что сюда давно никто не наведывался. Я опасался, что внутри увижу похожий беспорядок, однако, против ожидания, там было всё чисто.

Гостиная с большим овальным столом по центру была довольно просторной. Из неё вели две двери в небольшие спаленки и одна – в комнату с умывальником и душем. Водопровода, как и электричества, в доме не имелось, и для того, чтобы принять душ, необходимо было наполнить бак, висевший на стене. Кухни, как таковой, в доме не было, а готовка пищи происходила на стоявшей в углу гостиной довольно большой дровяной плиты, от которой стальной дымоход через стену выходил на улицу. В общем, обстановка была вполне приличная по меркам семьи с доходом выше среднего, но Франческе она могла показаться чересчур бедной.

Я закрыл входную дверь и обнял её. Она прижалась ко мне всем телом и обхватила обеими руками за шею. Почувствовав щекой горячее дыхание, я бросился покрывать поцелуями лицо, глаза, шею. Она подставила моим губам свои, и мы слились в жарком долгом поцелуе. Мои руки беспорядочно бродили по всему её гибкому телу, словно пытаясь вспомнить каждый уголок поверхности того, что когда-то хорошо знали. Франческа вдруг отпустила свои объятия и принялась что-то делать руками у себя за спиной. Внезапно платье упало к её ногам, и она предстала передо мною во всей своей прекрасной наготе. Несколько секунд я просто смотрел и любовался её совершенным телом. Казалось передо мною сейчас стоит одна из тех богинь, которые древние высекали из мрамора. Налюбовавшись, я бросился перед ней на колени и принялся целовать всё это совершенство, поднимаясь постепенно от кончиков пальцев ступней до самых губ. Она, часто дыша и тихо постанывая, принялась стаскивать с меня одежду. Не в силах уже сдерживать страсть, я подхватил её на руки и понёс в спальню.

Заснул я только под утро. Франческа уже давно спала, тихонько посапывая и раскидав руки по всей кровати, а я лежал с закрытыми глазами и думал о том, что через неделю придётся уехать, и увижу ли я ещё свою девушку, известно одному лишь господу. Уже почти засыпая, решил, что чему суждено случиться – решать не нам, а эту неделю надо провести так, чтобы потом было, что вспомнить.

Дни пролетали так, что казалось, будто часовая стрелка крутится, словно секундная. До полудня Франческа обычно нежилась в кровати, пока я готовил нам завтрак. Время после обеда и часов до шести проводили на пляже. До него было около километра, поэтому туда ездили на моей повозке. Я сперва не хотел светить перед местными своё дорогое транспортное средство, но для моей девушки идти четверть часа под раскалённым сицилийским солнцем, было бы сродни пытке. На пляже Франческа больше нежилась под солнцем, лёжа на ослепительно белом песке, а я в это время плавал в совершенно гладком море, время от времени натыкаясь на бьющие прямо из песчаного дна белые струи ледяной воды. Из-за чего, собственно, посёлок и получил своё название.

А после обеда, который по идее лучше было бы назвать ужином, мы шли на берег, находящийся в сотне метров от дома. Там не было пляжа, как такового. Спуск в море представлял собой скопление огромных валунов, через которые до воды приходилось очень осторожно пробираться, чтобы не упасть. Зато там обычно не было никого из людей, и мы, пользуясь темнотой, купались там голышом, освещаемые лишь серебристыми лучами ущербной луны.

После такого ночного купания следовал лёгкий ужин при свечах с бутылкой хорошего красного сицилийского вина, купленного в небольшом магазинчике в Кассибиле. А на следующий день всё опять начиналось сначала.

Так и пролетела вся неделя, словно один день. Всё хорошее когда-нибудь заканчивается. Настал момент, когда нам пришлось прощаться. Франческа попросила довезти её до вокзальной площади, где собиралась взять экипаж и уже на нём ехать к дому своего мужа. Мы долго стояли у повозки, обнявшись. Лишь одна мысль билась в голове, словно маятник настенных часов: увижу ли я её когда-нибудь снова? Наконец, она коротко дотронулась своими губами моих и мягко освободила объятия.

– Счастливо тебе, Сандро – тихо произнесла она, ласково погладив меня по щеке – Я буду ждать тебя.

– Я вернусь любимая – насколько смог твёрдым голосом пообещал я в ответ.

Она отвернулась и, не оглядываясь, направилась к группе извозчиков, стоящих у тротуара в полусотне метров. Лишь сев в экипаж, она обернулась ко мне, улыбнулась и послала воздушный поцелуй.

До того, как вернуть повозку в гараж, я решил последний раз перед отъездом навестить родителей. Ещё только подъезжая к дому, заметил, что за время моего отсутствия там произошли кое-какие изменения. Каменный забор сверкал свежей побелкой, а ворота – яркой голубой краской цвета сицилийского неба. В доме всё тоже было совсем не так, как в прошлый раз. Отец как будто помолодел лет на десять, вытянулся и вёл себя уверенно, каким я его всегда помнил. Мама всё время улыбалась. Было заметно, что их жизнь стала налаживаться, и они уже верили в светлое будущее. Меня усадили за стол, на котором стояла уже не граппа, а настоящая марсала. Да и блюда сильно отличались от тех, что были в прошлый мой визит.

Расспросы про мою службу очень быстро прекратились, так как по моим односложным ответам родители поняли, что распространяться на эту тему я не могу. Про Франческу я говорить не стал, так как они её на дух не переносили, прекрасно помня, из-за кого я угодил в долговую тюрьму. Через час я, извинившись, сказал, что вынужден уходить, так как тороплюсь на поезд.

– Ты молодец, Сандро – растроганно говорил отец, прощаясь – Твой прадед гордился бы тобой.

Своего прадеда я не застал живым, но из семейных преданий знал, что тот был полковником, приближённым самого короля Сицилии Альберто Первого и героем войны за независимость. После поражения войск короля пять лет просидел в тюрьме, но затем был освобождён по амнистии.

В резиденцию Дома Варбургов я прибыл вовремя и сразу направился доложиться Голдини. Директор Департамента Безопасности снова имел подозрительно приветливый вид.

– Ну, здравствуй, Орсолини – произнёс он, указывая рукой на стул перед собой – Надеюсь, ты неплохо отдохнул?

И в его глазах вдруг сверкнули на мгновение ехидные искорки.

– Спасибо, сеньор – ответил я – Отдохнул хорошо. Готов к продолжению службы.

– Открой это, Орсолини – Голдини протянул мне пакет.

Внутри оказался патент капитана Армии Королевства на моё имя. Пресвятая Дева! Я раз за разом перечитывал то, что там было написано, и не мог поверить своим глазам. Мне присвоили звание капитана после двух лет выслуги! Да многие до самого конца службы ходят в лейтенантах! Я поднял глаза на Голдини. Тот широко улыбался.