Loe raamatut: «Загадки истории. Отечественная война 1812 года»

© И. А. Коляда, В. И. Милько, А. Ю. Кириенко, 2015

© Издательство «Фолио», 2007

* * *

«Русское государство так велико, что позволяет играть «в кошки и мышки» с неприятельской армией; на этом и должна базироваться в основном идея его обороны против превосходящих сил неприятеля. Отступление в глубь страны завлекает туда же неприятельскую армию, оставляя в ее тылу обширные пространства, которые она занять не в состоянии. А затем уже не встретится никаких препятствий к тому, чтобы отступление, которое прежде шло от границы внутрь страны, начать в обратном направлении, из внутренних областей к границе, и, таким образом, вновь дойти до нее совместно с ослабленной неприятельской армией».

К. Клаузевиц «1812 год»

«Взять Россию за голову»: наступление Наполеона на Петербург

Война 1812 года (именуемая Отечественной войной) занимает особое место как в череде Наполеоновских войн в Европе, так и в истории Российской империи. После неудачных для русской армии военных кампаний 1805, 1806 и 1807 гг. император Александр I подписал предложенный французским императором Наполеоном Тильзитский мир, который установил союз между двумя крупнейшими на то время европейскими державами.

В частности, Россия обязывалась выполнить следующие условия:

– признать все завоевания Наполеона;

– присоединиться к континентальной блокаде против Англии (по условиям секретного соглашения), то есть практически полностью отказаться от торговли;

– помогать Франции во всякой наступательной и оборонительной войне, где это потребуют обстоятельства;

– вывести войска из Молдавии и Валахии, которые были завоеваны у Турции;

– не препятствовать Наполеону в установлении контроля над Ионическими островами (которые уже через несколько месяцев вошли в состав Иллирийских провинций Франции).

Кроме этого, по условиям Тильзитского мира 1807 г. на территории польских владений Пруссии было образовано герцогство Варшавское, фактически зависимое от Франции; а также уменьшалась территория Пруссии (от нее отошли польские области), которая хоть и сохранила самостоятельность, но тоже попала в зависимость от Франции. Среди других, имевших влияние на международную обстановку решений следует выделить признание Россией Рейнского союза; Жозефа Бонапарта – королем Неаполитанским, Людовика Бонапарта – королем Голландским, Жерома Бонапарта – королем Вестфальским. Франция же переставала оказывать помощь Турции в русско-турецкой войне 1806–1812 годов.

Условия мирного договора, по мнению российского дворянства и военных, были унизительны и даже позорны для Российской империи. Поэтому уже на Эрфуртском конгрессе 1808 г. (переговоры между Наполеоном и российским императором Александром I) были закреплены некоторые предыдущие договоренности, согласно которым к России отошла Финляндия и некоторые другие территории. При этом Наполеон получил возможность для покорения всей Европы. И уже в ходе так называемой Войны пятой коалиции французские войска после ряда аннексий, произведенных, главным образом, за счет австрийских земель, приблизились к границам Российской империи.

«Приуготовляли и расчищали путь»: французская разведка

Уже в первой половине 1810 г. в Российской империи возникли обоснованные подозрения в том, что война с Наполеоном неизбежна. Фактически с этого времени началась активная работа французской разведывательной службы. Следует учитывать, что разведка находилась под особым контролем Наполеона, который лично анализировал всю информацию и, соответственно, активно ею пользовался.

Достаточно основательные сведения о французских шпионах перед началом войны 1812 г. оставил генерал-майор артиллерии Илья Тимофеевич Радожицкий. В частности, он указывал следующее: «стали ловить на Несвиже шпионов, являвшихся под видом комедиантов, фокусников, странствующих монахов и тому подобных. Кажется, в правилах великого Наполеона было, перед начатием войны с каким-либо государством, впускать в него сперва легионы шпионов и зажигателей, которые приуготовляли и расчищали путь для его победоносного воинства. Наиболее этих шпионов являлось тогда под видом землемеров, или, по-польски, коморников, которые попеременно с нашими офицерами Квартирмейстерской части снимали ситуацию окрестностей Несвижа инструментально… Между тем как шпионы разгуливали в пограничных местах Европейской России и поджигали в городах лучшие здания, Кабинеты союзных Держав находились в чрезвычайной деятельности, истощая всю тонкость Дипломатики для утверждения политических прав своих Государей, и два могущественных Государя-соперника грозно сближали свои воинства к пределам подвластных им земель».

Накануне начала похода в Россию общее руководство сбором информации о противнике было возложено на министра иностранных дел Франции Юг-Бернара Маре и командующего французскими войсками в Северной Германии маршала Луи-Николя Даву. Именно в штаб-квартиру последнего, которая находилась в Гамбурге, поступала вся секретная информация о российской армии.

Уже в декабре 1811 г. в Данциге был создан филиал французской разведки под руководством генерала Рапа. В его обязанности входил преимущественно военный шпионаж, допросы дезертиров, путешественников и торговцев, которые вернулись из России. При этом, исходя из стратегических соображений, особое внимание уделялось дислокации и передвижениям армий будущего противника.

Но кто же предоставлял наиболее полную информацию о состоянии российской армии императору Бонапарту? Как это часто бывает, одним из основных поставщиков шпионской информации о России было французское посольство в Петербурге. Бывшие в то время послами Арман де Коленкур и Жак Александр Ло де Лористон являлись также и резидентами французской разведки. В частности, последний поддерживал тесную связь с разными агентами и регулярно докладывал в Париж о политических событиях в России, передвижениях войск и т. д. В своих мемуарах Коленкур представил себя противником ведения дипломатии подобными средствами, но при этом не отрицал, что дипломатические чиновники были тесно связаны с разведывательными службами Франции.

Кто еще, кроме дипломатов, профессиональных шпионов, помогал императору в получении необходимой информации о «стране варваров»? Следует отметить, что кроме штатных агентов Наполеон пользовался и услугами «приглашенных» лиц. Среди них был археолог Жан Лажар. Известно, что в начале 1810 г. у Наполеона состоялась личная встреча с Лажаром, на которой император посоветовал археологу возвратиться с очередных раскопок не обычным путем (через Турцию – Балканы – Италию), а кружным – через Каспий, по Волге, через Москву, Петербург, Прибалтику и Варшаву. Выполняя это «пожелание», Лажар, посетив Российскую империю, получил массу разведывательных сведений – о рекрутских наборах, системе управления армией, о местах основной дислокации войск.

Наполеон не жалел денег на разведку. Собранные данные систематизировались и анализировались в специально созданном в 1811 г. при министерстве иностранных дел информационно-статистическом отделе, возглавляемым дипломатом и разведчиком Лелорнь д’Идевилем, который ранее служил во французском посольстве в Петербурге и, соответственно, знал русский язык.

Непосредственно перед началом похода в Россию французская разведка усердно старалась расширить диапазон своей деятельности. С этой целью производилась относительно массовая засылка агентов на всем протяжении российской границы. Часть из них была обезврежена контрразведкой. Так, в начале 1811 г. был раскрыт некий Саван, которого даже удалось перевербовать. Впоследствии практически в течение двух лет он доставлял особому разведывательному бюро (его возглавлял историк и дипломат Л. П. Биньон) дезинформацию. Что касается упомянутого подразделения, то в его структуру входили три офицера, знавшие языки и имевшие опыт боевых действий. Они соответственно руководили отделами, касающимися территорий: 1) Украины; 2) Литвы и Белоруссии; 3) Прибалтики. Каждому из них подчинялись по 12 агентов, которые следили на дорогах за передвижениями русских войск, наблюдали за строительством крепостей, доставляли через границу собранные сведения. Кроме этого в компетенцию «бюро Биньона» входили военный шпионаж, перлюстрация и перевод перехваченных бумаг, допрос дезертиров и военнопленных. Также осуществлялся сбор информации об общественных настроениях в Российской империи, органах власти и экономике. Отдельно доставлялись статико-топографические сведения о приграничных губерниях. Опубликованные материалы свидетельствуют, что к концу марта 1812 г. только с разведывательными заданиями в Российской империи находилось 15 агентов Биньона.

Перед войной французская разведка получила гравировальные доски «столистовой» карты (подробная карта Российской империи и близлежащих заграничных владений, подготовленная в 1801–1804 гг.). Несмотря на то, что в ней были указаны только главные дороги и основные ориентиры, ее надписи были переведены на французский язык, и именно ею пользовались французы во время войны. Хотя впоследствии все-таки бывали случаи, что французские отряды сбивались с пути.

Известен также документ французской разведки, в котором даны характеристики 60 русских генералов и 4 старших офицеров (в их числе Кутузов, Барклай-де-Толли, Витгенштейн, Милорадович, Дохтуров, Паскевич, Тучков и другие). Согласно этим характеристикам, большинство генералов – храбрые люди, имеющие значительный боевой и командный опыт и в то же время относительно молодые (средний возраст 30–40 лет).

В 1811 г. с разведывательной миссией три агента из Польши посетили Архангельск, Вологду и другие северные города. При этом польские историки констатируют, что довольно часто было трудно провести разграничительную линию между действиями французских агентов из поляков и тех же поляков, работавших на разведку герцогства Варшавского. При этом зачастую разница заключалась лишь в том, что информация агентов герцогства в копиях оставалась в Варшаве, а все собранные сведения в разном виде поступали во Францию.

С началом военной кампании 1812 г. военно-оперативную разведку Великой армии возглавил дивизионный генерал польской и французской службы М. Сокольницкий. В его функции входило оперативное наблюдение за передвижением российских войск и их расположением, а также доставка ежедневных сведений о театре военных действий. Французского императора интересовала информация о дорогах, реках, населенных пунктах, позициях. Согласно порядку оперативные сведения должны были поступать в течение 24 часов.

Большая часть французской агентуры накануне войны была сосредоточена только на западных окраинах Российской империи. Соответственно, когда Великая армия углубилась в российские земли, ее деятельность практически не давала результатов.

О достаточно низкой результативности деятельности французских шпионов можно судить из следующих строк уже упомянутого Коленкура, которые относятся к началу похода Наполеона: «О позиции русских не было никаких сведений. Все жаловались на то, что ни один из шпионов не возвращается, что очень раздражало императора. Лишь из Мариамполя поступили сведения о том, что русская армия отступает и перед нами находятся только казаки».

Довольно быстро Наполеон разочаровался в возможностях французской разведки и рекомендовал корпусным начальникам заменять собственными силами «свою неспособную секретную службу». Он требовал от военачальников регулярно сообщать данные о противнике. Тот же Коленкур позднее писал следующее: «Любою ценою он (маршал Мюрат, командовавший авангардом наступающей наполеоновской армии. – Авт.) хотел добыть пленных; это было единственным средством получить какие-либо сведения о русской армии, так как их нельзя было получить через шпионов, сразу переставших приносить нам какую-либо пользу, как только мы очутились в России». Исходя из этого, можно говорить о том, что Наполеону так и не удалось создать в России надежную шпионскую сеть.

«Вавилонское столпотворение»: переправа французов через Неман (начало наступления)

Однако отсутствие полноценной информации о состоянии российской армии, ее боеготовности не помешало императору французов отважиться на поход в Россию. В течение первой половины 1812 г. войска Великой армии (Grande Arme5e – название вооруженных сил Французской Империи) были сконцентрированы у границ Российской империи. При этом меньше половины их численности составляли собственно французы, а все остальные (немцы, итальянцы, поляки, швейцарцы, испанцы, португальцы, бельгийцы, голландцы, австрийцы, хорваты и т. д.) были рекрутированы из союзных и вассальных европейских государств. Поэтому соответственно сам поход Великой армии называют нашествием «двунадесяти языков»: из почти 400 000 солдат, перешедших реку Неман, только около 150 000 были французами.

Несмотря на то, что эта разноплеменность была одной из слабых сторон Великой армии, Наполеон верил в ее командный состав, который обладал огромным опытом ведения боевых действий, а солдаты, учитывая предыдущие победы, беспрекословно верили своему императору.

9 мая 1812 г. император французов выехал из дворца Сен-Клу в саксонский город Дрезден, где встретился с «союзными» монархами Европы. Далее из Дрездена Наполеон отправился к Великой армии на реку Неман, разделявшую Пруссию и Россию. А уже 10 (22) июня 1812 г. он обратился с воззванием к войскам, в котором обвинил Россию в нарушении Тильзитского соглашения, что, собственно, положило начало войне.

Но кампания явно была обречена на неудачу. Верить ли приметам? Ведь известно, что 11 (23) июня, во время осмотра берегов Немана, выискивая место для переправы, Наполеон был сброшен на всем скаку лошадью, которая испугалась перебегавшего дорогу зайца. Это событие было оценено как дурная примета, но, конечно же, не могло остановить движение Великой армии. Более-менее объективно оценить ее состав и состояние можно из следующих воспоминаний немецкого врача Генриха Рооса: «Прибытие и передвижение многочисленных, все новых и новых отрядов всех национальностей и родов оружия, масса артиллерии и понтонных мостов, – все это превращало наш лагерь в интереснейшее зрелище, когда-либо виденное мной. Больше всего поразили меня огромный транспорт болтливых баб – на телегах, на конях и пешком; мне сказали, что их назначение – ухаживать за больными и ранеными в госпиталях; затем – не менее многочисленное шествие врачей, по большей части молодых людей, которые подвергались постоянным порицаниям и наставлениям со стороны своего начальника-ветерана; наконец, необычайно рослые лошади при понтонных повозках, впряженные по три пары в каждую».

Вечером 11 (23) июня разъезд лейб-гвардии Казачьего полка (полк русской императорской гвардии) в трех верстах вверх по реке Неман, неподалеку от Ковно (современный г. Каунас в Литве), заметил подозрительное движение на противоположном берегу. И когда уже стемнело, через реку с возвышенного и лесистого берега на лодках и паромах переправилась рота французских саперов. Польский офицер Роман Солтык, участвовавший в этой операции, следующим образом описывал первую встречу российских и французских войск: «Только после того как на правый берег успело высадиться около сотни человек, послышался издали шум галопирующих лошадей. На расстоянии ста, приблизительно, шагов от нашего слабого авангарда остановился сильный взвод русских гусар, которых мы узнали, несмотря на ночную тьму, по их белым султанам. Командующий взводом офицер сделал несколько шагов в нашу сторону и закричал по-французски: “Кто идет?” – “Франция”, – ответили вполголоса наши солдаты. – “Что собираетесь вы здесь делать?” – продолжал русский, обращаясь к нам все время на правильном французском языке. – “Увидите, черт возьми!” – решительно ответили наши стрелки. Офицер, вернувшись к своему взводу, скомандовал сделать залп, на который никто с нашей стороны не ответил, и неприятельские гусары ускакали прочь галопом». В сущности, это была первая перестрелка в предстоящей войне 1812 года.

Уже после полуночи 12 (24) июня 1812 года по четырем наведенным выше г. Ковно мостам началась переправа французских войск через пограничный Неман, которая иронически была названа историками «Вавилонским столпотворением»¹. Один из участников похода Наполеона, немецкий полковой врач фон Роос, отмечал в своих записках, что во время переправы войск он наблюдал интереснейшее зрелище проходивших мимо него разноязычных полков. Это в действительности напоминало переселение народов или вавилонское столпотворение. Голландский генерал Антон Дедем де Гельдер иронично отмечал: «Трудно изобразить величественную картину, которую представляло 600-тысячное войско, расположившееся у подошвы холма, на котором Наполеон приказал разбить свои палатки… Когда я позволил себе пошутить, генерал Огюст Коленкур, с которым я был в дружественных отношениях, сделал мне знак и сказал тихонько: “Здесь не смеются. Это великий день”. Он указал при этом на противоположный берег реки, как будто хотел присовокупить: “Вот наша могила”».

Что-то подобное вспоминал тогдашний главный квартирьер главной квартиры Наполеона граф Филипп Поль де Сегюр: «В трехстах шагах от реки [имеется в виду река Неман. – Авт.], на самом возвышенном пункте, виднелась палатка императора. Вокруг нее все холмы, все склоны и долины были покрыты людьми и лошадьми. Как только солнце осветило все эти подвижные массы и сверкающее оружие, немедленно был дан сигнал к выступлению, и тотчас же эта масса пришла в движение и, разделившись на три колонны, направилась к трем мостам. Видно было, как эти колонны извивались, спускаясь по небольшой равнине, которая отделяла их от Немана, и, приближаясь к реке, вытягивались и сокращались, чтобы перейти через мосты и достигнуть, наконец, чужой земли, которую они собирались опустошить и вскоре сами должны были усеять своими останками».

Как же отреагировал русский император на вторжение неприятеля? Когда 12 июня 1812 г. авангард французских войск вступил в крепость Ковно, вечером того же дня Александр I находился на балу у генерала Л. Беннигсена в Вильно. В книге «Нашествие Наполеона на Россию» советский историк Е. Тарле указывал, что ночью следующего дня император, узнав о нашествии войск Наполеона, призвал министра полиции А. Балашова и вручил ему письмо для передачи императору французов. А также велел на словах добавить, что “если Наполеон намерен вступить в переговоры, то они сейчас начаться могут, с условием одним, но непреложным, т. е. чтобы армии его вышли за границу; в противном же случае государь дает ему слово, покуда хоть один вооруженный француз будет в России, не говорить и не принять ни одного слова о мире”».

С Наполеоном А. Балашов встречался дважды уже 18 (30) июня 1812 г. Основным источником для описания бесед служит только рассказ собственно Балашова, который предположительно написан в середине 1836 г. (эти воспоминания под названием «Встреча с Наполеоном» частично были опубликованы в 1883 р. в журнале «Исторический вестник»).

«Мне жаль, что у императора Александра дурные советники, – начал разговор Наполеон. – Чего ждет он от этой войны? Я уже овладел одной из его прекрасных провинций, даже еще не сделав ни одного выстрела и не зная, ни он, ни я, почему мы идем воевать». Далее речь шла о соотношении сил: «Я знаю, что война Франции с Россией не пустяк ни для Франции, ни для России. Я сделал большие приготовления, и у меня в три раза больше сил, чем у вас. Я знаю так же, как и вы сами, может быть, даже лучше, чем вы, сколько у вас войск. У вас пехоты 120 тысяч человек, а кавалерии от 60 до 70 тысяч. Словом, в общем меньше 200 тысяч. У меня втрое больше».

Наполеон также открыто выразил недовольство отступлением командующего российской армией М. П. Барклая-де-Толли, которого он, конечно же, хотел разбить уже на начальном этапе войны: «Я не знаю Барклая-де-Толли, но, судя по началу кампании, я должен думать, что у него военного таланта немного. Никогда ни одна из ваших войн не начиналась при таком беспорядке… Сколько складов сожжено, и почему? Не следовало их устраивать или следовало их употребить согласно их назначению. Неужели у вас предполагали, что я пришел посмотреть на Неман, но не перейду через него? И вам не стыдно? Со времени Петра I, с того времени, как Россия – европейская держава, никогда враг не проникал в ваши пределы, а вот я в Вильне, я завоевал целую провинцию без боя. Уж хотя бы из уважения к вашему императору, который два месяца жил в Вильне со своей главной квартирой, вы должны были бы ее защищать! Чем вы хотите воодушевить ваши армии, или, скорее, каков уже теперь их дух? Я знаю, о чем они думали, идя на Аустерлицкую кампанию, они считали себя непобедимыми. Но теперь они наперед уверены, что они будут побеждены моими войсками».

Фактически утренняя и обеденная аудиенции Балашова завершились безрезультатно, что демонстрировало окончательность и бесповоротность решения Наполеона по поводу конфликта. После уведомления о встрече Александр I решил не публиковать торжественного манифеста и лишь отдал приказ по войскам, объявляющий о вторжении Наполеона и начале войны. Тем временем армия Наполеона стремительно приближалась собственно к Вильне, где находился русский император.

Переправа первой группы солдат армии Наполеона численностью 220 000 человек заняла 4 дня (под Ковно реку форсировали 1-й, 2-й, 3-й пехотные корпуса, гвардия и кавалерия). Первым боевым столкновением с русской армией была атака конницей Мюрата ее арьергарда 25 июня возле селения Барбаришки. Подобные стычки имели место при Румшишках и Попарцах.

Вторая группировка (около 67 000 солдат под командованием вице-короля Италии Евгения Богарне) перешла Неман южнее Ковно (около Прены) 17–18 (29–30) июня. В этот же период еще южнее, около Гродно, реку пересекли 4 корпуса (до 80 000 солдат) под общим командованием короля Вестфалии Жерома Бонапарта.

На северном направлении, возле Тильзита, Неман пересек 10-й корпус маршала Жака Макдональда, нацеленный на Петербург; на южном направлении (со стороны Варшавы через Буг) двигался отдельный Австрийский корпус генерала Карла Шварценберга (больше 30 000 солдат).

Город Вильно был занят Наполеоном 16 июня 1812 г. Об общем положении французских войск и проблемах, с которыми им пришлось столкнуться уже на первом этапе войны, можно судить из следующих воспоминаний военного медика Франсуа Мерсье: «Вплоть до самой Вильны, куда я направился вслед за французским императором, мне ни разу не пришлось приниматься за выполнение своих профессиональных обязанностей. Но почти тотчас же по прибытии в этот город я получил приказание устроить госпитали для многочисленных больных, беспрерывно поступавших по мере прибытия туда различных отрядов армии. Развитие болезней являлось прямым последствием переутомления солдат и недостатка в пище. Уже тогда французские войска начинали чувствовать стеснения в самом необходимом, так как обозы, конечно, не могли поспевать за быстрыми передвижениями регулярного войска, а страна, опустошенная уже русской армией, была совершенно не в состоянии дать пропитание и следовавшим по их пятам французам. Еще более губительное влияние на здоровье солдат оказывала быстрая смена температуры. В течение последних дней июня почти не прекращались обильные, но холодные дожди, наступившие вслед за удушливой жарой. Проезжие дороги и вообще-то плохо содержатся в России; после же периода дождей они оказались окончательно размытыми, а сообщение по ним почти совершенно немыслимым. На одном пути от Ковно до Вильны у французской армии оказалось до тридцати тысяч отсталых, большинство которых по прибытии в г. Вильну тотчас же было размещено по госпиталям».

Этим словам Мерсье вторил и генерал Жиро де Л’Эн: «Страшная пыль, от которой ничего не было видно в двух шагах, попадала в глаза, уши, ложилась толстым слоем на лицо. Пыль и жара возбуждали сильную жажду, а воды не было. Поверят ли мне, что некоторые пили лошадиную мочу… Пыль поднимали шедшие впереди многочисленные колонны войска. Они шли в таком порядке: во всю ширину просторной, обсаженной деревьями дороги ехала артиллерия и экипажи; по бокам от нее двигалась сплошными колоннами построенная дивизиями пехота, имея по 8 человек в ряд. По бокам пехоты шла эскадронами кавалерия. Можно себе представить картину такой массы войск, двигавшихся в одном направлении!.. Армия везла за собой множество экипажей, и император в начале это терпел и даже поощрял, так как припасы, которыми они были нагружены, могли оказаться очень полезными для войск. Но теперь, когда, по его расчетам, эти припасы должны были уже истощиться и сами экипажи являлись для армии только бесполезным балластом, он отдал приказ сжечь их».

Наполеон, устроив текущие государственные дела в оккупированной Литве, а также организовав корпуса и упорядочив различные продовольственные дела, выехал из города вслед за своими войсками только в начале следующего месяца. Определенные дискуссии у историков вызывает достаточно длительное пребывание императора в Вильне. Но какие последствия имело это длительное пребывание императора в Литве для будущего исхода кампании? Часть историков и современников событий утверждают, что благодаря этому он дал возможность и время соединиться отдельным корпусам русской армии; другие же, признавая влияние этого промедления на дальнейшую судьбу кампании, все же указывают, что задержка Наполеона была вынужденной: ее вызвали совершенно непредвиденные обстоятельства.