Loe raamatut: «Модель без компаса. Вспомнить предназначение»

Font:

Человек видит мозгом, а не глазами
Физиологи

ISBN 978-5-4483-6712-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

Конверт проскользнул в щель почтового ящика и глухо ударился торцом о его металлическое донышко. На плотной белой бумаге стоял нечеткий штемпель авиапочты, а в графе отправитель значилась некая гражданка Соединенных Штатов Америки.

Цепляясь липкими от пота пальцами за каменный выступ, чтобы не врезаться в стену, Хоуп повернул за угол. Не снижая скорости, он мчался по темным сырым коридорам. Черно-зеленые от копоти редких факелов и плесени стены срастались у него над головой. Усиленным слухом он улавливал хлюпающие по воде шаги преследователей.

Коридор разветвлялся, Хоуп юркнул вправо, миновал еще две развилки придерживаясь все той же стены, оказался в небольшой квадратной комнатушке из которой вели три двери. Он остановился и тяжело дыша согнулся пополам, пенистая слюна эластичной ниточкой свисала почти до пола. Несмотря на приток дополнительной энергии, которой он обеспечивал себя во время каждой из таких маленьких передышек, организм был невероятно вымотан, а шансов выбраться из этого мрачного лабиринта становилось все меньше и меньше.

Хоупу потребовалось всего несколько секунд чтобы решиться, он соскоблил остатки своих сил, подпрыгнул поджав ноги и двумя кулаками ударил по потолку. Раздался грохот, треск, хруст, скрежет и Хоуп вместе с потолком обрушился на пол. Обломки камней застучали о черно-зеленые плесневелые стены, а Хоуп, проломив перекрытие толщиной не менее полуметра, рухнул в маленький погреб. Наполовину заваленный гнилыми балками, камнями и пылью, он понял, что не сумеет выбраться из-под всего этого и что вместо освобождения он навлек на себя провал.

Как ни грустно ему было это осознавать, но эту Модель ему необходимо было покинуть. Он провел тут меньше суток, когда межмодельные контролеры «Бяки», что гнались за ним по этому лабиринту, вышли на его след. А покинув Модель, так и не разобравшись в ней, значило с большой вероятностью так и оставить ее загадкой для себя, ведь вернуться обратно ему вряд ли удастся. Его путешествия и переходы всегда носили случайный характер и лишь на свою Родину он мог перемещаться осознанно и уверенно.

Первая часть. Завод

Если сильно зажмурить глаза, а потом надавить на них пальцами, получаются удивительные динамические картинки, состоящие из пляшущих лужиц, покрытых желтовато-белой люминесцентной краской. Если продолжать давить еще некоторое время, то появится боль сначала в глазах, а затем чуть повыше переносицы, как раз между бровей. Из лужиц при этом будут вытекать ручейки, помогая им объединиться в озера, а потом в целые моря и океаны, в которых лишь кое-где будут раскиданы черные островки.

Так вот, если теперь все это провернуть шиворот на выворот, то есть сначала нужный островок, потом озера, ручейки, боль, люминесцентные лужицы, затем просто слепящая темнота и наконец, наконец глаза открываются и человек видит окружающее его пространство, ну и если последним штришком удалить сам факт открывания глаз, предположив тем самым, что все это происходит с открытыми глазами, то будем иметь точную гамму зрительных впечатлений, получаемых человеком по прибытии в новую модель.

Когда из блестящей черно-белой тьмы окончательно проявилось местность, Хоуп с облегчением выдохнул и улыбнулся. Во время путешествия у него всегда повышалось давление, крутило живот и потели ладони. Хотя в данном случае это было не удивительно – воздух вокруг был не то, чтобы теплым, а избыточно нагретым. Хоуп легонько потряс рубашку, пытаясь охладиться, и вытер тыльной стороной руки ледяной пот над верхней губой – еще один результат межмодельного перехода.

В условную бесконечность простиралось ровное зеленое поле, на котором кое-где росли одинокие деревья. Голубое небо было словно его отражением, только в другой цветовой гамме, по аналогии украшенное редко разбросанными облачками.

Хоуп развернулся на сто восемьдесят градусов и концепция пейзажа изменилась настолько же, насколько в его родной модели изменилась вселенная «до» и «во время» взрыва. Теперь никакой бесконечности на горизонте не было и в помине, в первую очередь перед ним был Город, огромный высоченный Город. Сначала он бросался в глаза весь целиком и лишь спустя некоторое время, когда глаза привыкали к нему, как привыкают к внезапно обрушившейся темноте, можно было различить его детали. С этой стороны его общие очертания выглядели почти симметрично, но точнее будет назвать это непринужденной гармонией, нежели четко выверенной симметрией. В центре возвышались две искуснейшие башни, хотя скорее создавалось впечатление, что они, словно сталагмиты, свешиваются с голубого потолка неба, нежели имеют свой фундамент в земле. Сам их вид не имел ничего схожего с параллелепипедообразными небоскребами, фасады которых состоят исключительно из тонированных стекол. На первый взгляд, башни были сложены из кирпича или другого камня, но Хоуп не взялся бы утверждать это. Каждая имела свою форму, рельеф, фигуру, легко различаемую даже с такого большого расстояния. Самый же интересный нюанс формы был заключен в верхушках, не столько каждой в отдельности, сколько обеих вместе. Одна представляла собой усеченную пирамиду, обращенную большим основанием вверх, а меньшее основание имело точно такую же площадь, как и сечение башни, таким образом, создавалось впечатление, что обыкновенная пирамида вставлена в башню вниз верхушкой. Вторая верхушка была неким дополнением первой, здесь тоже все было замешано на пирамидах. Хоуп вспомнил, что составлял нечто похожее давным-давно из кубиков на ковре в детском саду. В то время на его Родине дела обстояли так, что даже абсолютно беззащитному ребенку приходилось бороться за свои желания, в данном случае, со слезами добывая себе кубики у других детей для своей башенки. Так вот тогда его башенка состояла из двух кубиков и одной синей пирамидки, за которой он стоял в очереди полчаса, ожидая, пока с ней наиграются трое его товарищей, причем кому-то она служила массажером, кому-то кучкой песка, периодически выгружаемой и загружаемой обратно большой грузовой машиной, а кто-то и вовсе использовал ее как летающую тарелку. Самый же затейливый фокус этих двух башен состоял в том, что грани их пирамид подходили друг другу с завидной точностью. Если бы они были людьми в какой-нибудь из моделей, где о любви и межполовых отношениях сложено немало предложений, то одно из них могло звучать так: «Мы с Дженни были как стручок и горошина» или «они жили долго и счастливо и умерли в один день». Другими словами, обе верхушки были половинками призмы, волей архитекторов разделенной напополам.

Непосредственно вокруг этих башен была ниша, окружающие их здания хоть и состояли не меньше, чем из восьмидесяти этажей, но уступали им как на треть высоты так и в половину изящности.

Левее от центра значилось еще одно очень любопытное сооружение, похожее на длинную вязальную спицу, воткнутую в землю, сверху на которую аккуратненько нанизана переспелая вишня. Да так нанизана, что вниз по спице с нее потекла единственная капелька. Точную высоту сооружения определить было трудно, но Хоупу она казалось не меньше башен-пирамид.

Еще левее, среди прочих высотных зданий, выделялась пара-тройка тех, что повыше и выглядевших поинтересней, но Хоуп понял, что рассматривать эту картину можно целую модельную вечность, ведь она из тех, в которых каждый раз находишь толи отражение своей былой невнимательности, толи нового приобретенного опыта и качеств.

И вот, лишь спустя некоторое время, Хоуп смог обратить внимание на то, что лежало непосредственно между ним и таким необычным даже для него, бывалого путешественника и исследователя, каким он себя считал, городом. Маленькие, по сравнению с исполинскими башнями, домики, разбросанные по обе стороны серебристой от солнца реки, были лишены той масштабности. Однако, присмотревшись получше, Хоуп в очередной раз мысленно подмигнул высказыванию, в той или иной форме встречаемому им на разных моделях, утверждающему несправедливость поспешных суждений, касающихся с виду маленьких или непримечательных вещей.

Надо заранее отметить, что в дальнейшем оказалось, что сколь эта деревушка была незаметной при созерцании Города, столь же Город был незаметен при любовании ею.

Обрадовавшись, что как бы там дело ни пошло дальше, он все равно обогатил свой эстетический фонд на несколько великолепных образов, Хоуп решил не идти сразу в Город, а предварительно изучить Деревушку. И определяющим фактором тут было не его постоянное стремление к истинному назначению какого-либо действия, а скорее его интерес к вещам, содержащим в себе истинную красоту и чистый, не опошленный смысл, пускай даже и не очень глубокий или правильный. В данном случае, эти дорожки лежали так же близко и вели в одно и то же место, как и рельсы узкоколейной железной дороги и ему не надо было размышлять, чтобы выбрать, по какой же из них двигаться вперед. Он просто сделал свой первый шаг на этой модели в направлении Деревушки и кучи событий, открытий, комплексную взаимосвязь которых зачастую и принимают за жизнь.

***

Чем ближе он подходил к домикам, тем отчетливее была их необычная внешность, выражающаяся неброско, через оригинальные изюминки, присущие каждому строению в отдельности. Но долго концентрировать на этом внимание не удавалось. Хоуп успел отметить для себя старинный колодец-журавль, непонятным ему механизмом связанный с крышей рядом стоящего дома, оформленном в том же стиле; еще один дом с чудными ставнями, судя по всему, закрывающимися как лепестки розы и прозрачную крышу в виде полуцилиндра. После этого его внимание перекинулось на стоящий в конце улицы особняк: четыре этажа, колонны, лепнина, спокойный светло-желтый цвет. Большой круглый циферблат на мансарде показывал время на шкале с четырьмя большими отметинами друг напротив друга и еще четыре отметины поменьше были повернуты относительно больших на половину каждой четверти. В родной модели Хоупа это значило 45 градусов, а как это называлось тут, он еще не знал.

Проходя по дугообразному мостику через реку, Хоуп обратил внимание на перила и материал, из которого они были сделаны. Ничего подобного он не встречал ни на одной другой модели. На вид они были обыкновенными перилами, к которым он привык, но схватившись за них, рука словно погрузилась в чуть теплое дрожжевое тесто, из которого давным-давно бабушка пекла ему пироги и ватрушки, а он, будучи еще совсем малюткой, лепил фигурки местных животных и человечков. Схватившись за перила на этом мосту, он испытал сильные впечатления, своей неожиданностью вернувшие его в детство на мгновения, показавшиеся очень долгими и глубокими. Все-таки для человека его занятий опасны сильные, а главное, неожиданные эмоциональные потрясения и чем больше они находят откликов в его сознании, тем неожиданней может быть результат.

Отняв руку, Хоуп внимательно рассмотрел ее – никаких следов приставшего теста или другой субстанции он не обнаружил. Никакого налета жира и никакой сухости кожи. Перила, тем временем, приняли форму, которую имели до этого.

Хоуп решил, что рациональней будет перестать удивляться каждой травинке, иначе на это уйдет так много времени, что его пребывание здесь потеряет большую долю смысла. Конечно, он видел много интересного, оригинального и необычного, ведь достаточно покинуть родную страну и в глаза сразу же начинают бросаться забавные пустяки и мелочи, а когда в первый раз он покинул родную модель, то поставить возбужденные мозги на место ему удалось только изрядно сконцентрировавшись. Но на этот раз ему попалась модель, преисполненная красотой и эстетикой, а в своем естественном, чистом виде эти вещи встречаются крайне редко. Следует особенно отметить, что имеется в виду красота и эстетика не конкретно естественных, то есть природных явлений, а любых – будь то танцующий древний танец робот или его изображение на картине талантливого художника, главное, чтобы оба этих явления излучали тот истинный смысл, который в них и заложен, а не были бы суррогатом оттенков идей и чувственных позывов, смешанных неумелым творцом на грязной палитре.

Перейдя мостик, он прошел по дорожке метров двадцать до первого перекрестка и, повернув направо, зашагал по широкой мощеной камнем улице в сторону светло-желтого особняка. Камни были подогнаны один под другой так аккуратно, что складывалось впечатление будто мостовая это единый природный массив, а все стыки ее элементов являлись лишь декоративными насечками, имитирующими составную структуру покрытия. Идти было легко и приятно.

Навстречу шли несколько человек. Мужчина и женщина не спеша прогуливались, игриво размахивая сцепленными вместе руками, они улыбались и о чем-то весело болтали. Одеты они были легко и просто – светлые брюки и рубашка на мужчине и длинное до лодыжек сиреневое платье на женщине. Проходя мимо Хоупа, они окинули его заинтересованными взглядами, но при этом не переставали говорить о своем, и тем самым не доставили ему никаких неудобств.

Еще несколько человек гуляли по этой улице. Двое мальчишек весело шагали, широко размахивая руками, сжав в них котомки с вещами. Хоупу вспомнилось, что когда он учился в школе, то иногда целыми полугодиями на занятия им нужно было приходить во вторую смену, то есть после обеда. Тогда можно было вдоволь высыпаться, вальяжно вставать с кровати, щурясь от задорно бьющего в окно солнца и проходить на кухню, где его уже ждала бабушка и завтрак. В такие моменты он ощущал непередаваемое чувство превосходства над окружающим миром. Многие его друзья уже были в школе и прикрывали сонные глаза от насмешливо висящего за окнами класса солнца, взрослые были на работе, а он принадлежал к избранной группе людей, имеющих право смотреть утренние повторы вчерашних сериалов и скучные двенадцатичасовые новости.

На встречу мальчишкам семенила по своим делам старуха, те замедлили шаг, поравнявшись с ней, и поздоровались.

До особняка было еще приличное расстояние, когда Хоуп, по ходу разглядывающий окружающую местность, наткнулся на очень заманчивую улочку. Она шла перпендикулярно его мостовой и представляла собой аллею из неизвестных ему деревьев, сейчас был как раз период их цветения, и они напоминали сирень, росшую под окном квартиры, где он провел все детство, только тут цветки были крупнее и имели более яркий оттенок.

Неожиданно ясно ощутив, что все хорошее и прекрасное тут неспроста и легкой эта экспедиция не будет, Хоуп свернул на аллею, оставив затею посетить особняк на потом. Аллея состояла из трех дорожек: центральной, самой широкой, расположенной как раз между двумя рядами деревьев, и еще две дорожки раза в три поуже бежали с каждой из сторон за деревьями. Хоуп шел сначала по центральной, но затем, решив привлекать поменьше внимания, подошел поближе к деревьям, оторвал ветку с цветами, нырнул под низко спускающуюся листву и оказался по другую сторону ярко сиреневой стены. Тут идти приходилось осторожнее, дорожка была совсем узенькая и служила скорее разделительной линией между деревенской улицей и участками, примыкающими к домам. Кое-где на них был обыкновенный ровный газон, кое-где росли похожие на рожь колоски, а на одном участке Хоуп разглядел большущую грядку похожих на картошку растений. Как и полагается, она была прополота и окучена землей со всех сторон.

***

Получилось так, что он проходил как раз мимо засаженного высокой рожью огородика и из-за волнующихся словно океан колосков появилась сначала крышка колодца, а затем…, затем Хоуп увидел склоненную к ней спину девушки с черной полоской купальника посередине. Он решил начать знакомство с местными жителями именно с нее.

Он сделал еще несколько шагов и рожь, или что бы там ни было, осталась позади, перед ним была полянка с колодцем, закрытым крышей-шалашом в виде буквы «Л». На одной из стенок имелась дверь, открыв которую можно было добраться до воды. Девушка не замечала его. Выше пояса она была скрыта внутри «шалаша» – возилась там с ведром, о чем свидетельствовал звонкий звук бьющейся об него цепи.

С улыбкой Хоуп отметил про себя, что и нижняя часть туловища, которая на тот момент была доступна его взгляду, прикрыта лишь зелеными купальными трусиками.

«Ишь какая, купальщица-работяга мне попалась», – подумал Хоуп и сделал еще пару шагов, чтобы оказаться сбоку от девушки, а не за ее спиной.

Девушка справилась с ведром и теперь ей нужно было окончательно вытащить его наружу. Она выпрямилась, лопатки сдвинулись ближе к позвоночнику, показались собранные в хвост черные волос, шея с серебряного цвета цепочкой, потом Хоуп увидел ее лицо в профиль и, наконец, девушка стала доступна его взгляду полностью с пяток и до макушки. Она стояла боком к нему обеими руками придерживая ведро за ручку.

– Вам помочь? – спросил Хоуп.

– Ой! – вскрикнула она и машинально отдернула руки к груди, ведро тут же, подчиняясь не столько законам физики, сколько законам подлости, опрокинулось обратно в колодец, спровоцировав тем самым огромное количество звуковых волн абсолютно отвратительного содержания – цепь гремела, грохотала и лязгала на все лады, пока полностью не размоталась.

– Ах ты! – еще раз вскрикнула девушка, реагируя на вторую для себя неожиданность за последние три секунды. – Ну что ты будешь делать!

Вместо того, чтобы броситься к колодцу, изображая стремление схватить падающее ведро и хоть как-нибудь смягчить неудачный эффект своего появления, Хоуп стоял на месте и широко улыбался. С его опытом и знаниями он больше чем в половине случаев поступал рационально, что в итоге экономило ему миллиарды единиц силы и столько же единиц времени. Но девушке все это было невдомек и она, прищурив глаза от солнца и досады, смотрела на него очень внимательно и выжидающе.

– Извините пожалуйста. Я не хотел Вас напугать и уж тем более не хотел, чтобы все так неприятно вышло с ведром. Наоборот – хотел помочь.

Девушка широко и отработано улыбнулась одними губами, показав беленькие зубки, и сказала:

– Пустяки, ничего страшного.

– Не откажитесь от моей помощи?

Она повторила улыбку и ответила:

– Не стоит, спасибо, я сама справлюсь.

Хоуп, конечно, имел все необходимые представления о вежливости, такте, галантности, приличиях, причем в различных вариациях, встречающихся от модели к модели, но слишком долго в понятные ему игры предпочитал не играть. Тут ему на первый взгляд все было ясно, а так как модели отличаются друг от друга не в том направлении, в каком один вымышленный мир из книжки научной фантастики отличается от другого – о чем, собственно, можно судить по разнице в названиях «модель» и «мир» – то оснований полагать, что в отказе девушки лежит что-то большее, чем обыкновенная вежливость, не было.

Продолжая улыбаться, он подошел к колодцу.

– Я все-таки помогу, так уж вышло, что там, откуда я родом, мужчины не наблюдают за тем, как женщины выполняют тяжелую физическую работу, – очень аккуратно и плавно он отстранил ее рукой от колодца. Не рассчитав расстояние до девушки, он на мгновение коснулся ее живота, окрашенного загаром, но тут же остановил руку, дав девушке самой отодвинуться.

На треть заполненное водой ведро плавало внизу вместе с излишками размотанной цепи. Хоуп пошурудил ее, чем заставил ведро наполниться до края и начал наматывать стальные звенья на бревно. Их звонкие удары о стенки колодца, скрип мокрого дерева, плеск воды – эти звуки вызвали в Хоупе еще одно ярчайшее воспоминание, связанное с детством. Он вдруг оказался маленьким возле старого деревенского колодца, куда они часто ходили за водой с дедушкой. Вокруг него всегда было грязно от пролитой воды, пахло мокрой травой и коровьем навозом, разопревшем под жарким солнцем, но стоило лишь открыть дверцу, как из недр самой земли тебя обдавало прохладной свежестью. Маленькому Хоупу казалось, что в каждом колодце непременно скрыта какая-нибудь тайна. С ним обязательно должна быть связана интересная история о кладе или чем-нибудь потустороннем, мистическом.

Через минуту ведро стояло там же, откуда свалилось совсем недавно.

– Вот сюда, пожалуйста, – девушка пододвинула поближе к колодцу большую канистру оранжевого цвета. Хоуп не мог знать, в чем измеряется объем жидкости в этой модели, но для себя отметил, что в канистру влезло бы литров пятнадцать.

Чтобы наполнить ее Хоупу пришлось набрать еще одно ведро. Когда он закончил, девушка поблагодарила его, нагнулась и взяла канистру одной рукой за ручку, а второй подхватила за дно.

– Стоп, стоп! – не дал ей разогнуться Хоуп. – Я еще не закончил, рано меня благодарить. Я помогу донести.

На этот раз она не стала сильно противиться, лишь вздохнула и сказала несколько слов: «да это не обязательно, я и сама могу, это не сложно».

Выпрямившись с канистрой в руках, Хоуп почувствовал, что в очередной раз сорвал себе поясницу. «В двадцать-то шесть лет мучаться с такими проблемами! Смех!» – часто подшучивал он сам над собой, но проблемы были и мучаться с ними тоже приходилось, несмотря на все его могущество относительно способов их решения.

– Куда нести?

Девушка кивнула в сторону стоящего в глубине участка домика.

– Это твой дом?

– Да. Он совсем новый, мы его построили недавно.

– Вот оно как? – от усталости Хоуп еле передвигал ногами, разговаривал и параллельно пытался сообразить, хватит ли ему физических сил без привлечения дополнительных ресурсов к использованию которых он часто прибегал на чужих моделях, дотащить эту канистру до нужного места. Конечно, будь это чрезвычайно важно, он бы потратил несколько минут, но в итоге поднял бы целый железнодорожный вагон и смог бы отнести его хоть на край модели.

– Старый дом стоял гораздо ближе к дороге, но он сгорел. Вон там, – девушка махнула рукой в заросли травы, – фундамент. Только он и остался. А домик был – загляденье.

Хоуп даже не подумал интересоваться причиной пожара. По возможности он предпочитал не задавать пустых вопросов, если ответы на них не несли полезной для него информации или удовольствия.

– А как тебя зовут? – спросил он.

– Крис.

– Это полное имя, да?

– Ну не то, чтобы совсем полное, – Крис рассмеялась, – но для начала его вполне хватит.

Почувствовав шутливый тон разговора, Хоуп откинул в своем сознании несколько фильтров и отключил пару отделов. Конечно, он не был роботом или каким-нибудь производным от него, поэтому в прямом смысле слов, смысле, который присущ им на его родной модели, он ничего не откидывал и ничего не отключал, просто на мгновение у него возникла мысль о характере беседы и о том, что ему надо чуть-чуть подстроиться под нее. Он даже не обдумывал это, в голове просто мелькнул образ, несущий всю эту информацию, и она тут же была усвоена мозгом. Сам же Хоуп был словно поставлен в известность собственным сознанием – дескать, так и так, подстроились под беседу.

Ему нравилась девушка. Действительно нравилась. На голову ниже его, стройная, но не худая, красивые ноги, бедра, изгибы, хорошая грудь, симпатичная цепочка своей белизной добавляет свежести загоревшему телу. Собранные сзади в хвостик волосы позволяли как следует рассмотреть лицо. Хоупу нравились такие лица. В нем не было пошлости, глупости, сальности и лабиринтов скудоумия, а было как раз то, что он любил. Однако же существовал один нюанс, который отличал девушку Крис, которой он помогал дотащить канистру до дома, от остальных девушек, которые даже при наличии такой же внешности не удостоились бы с его стороны и трехсекундного взгляда. Конечно, когда он останавливался около колодца он этого видеть не мог, но двигал им тогда рабочий интерес, и несмотря на то, что свою помощь он предложил раньше, чем смог рассмотреть этот нюанс, все общение с девушкой могло закончиться очень быстро, ограничившись фразами типа: «не подскажите, где здесь гостиница» или «а это вообще, что за деревня, а то я от экскурсии отбился». Но всмотревшись в очень приятное ему лицо, он заметил одну очаровательную особенность – Крис слегка раскрывала губы, словно хотела что-то сказать или будто у нее не дышал нос и воздух поступал в легкие через рот. И эта незаконченность, неопределенность, что же она сделает дальше, так умиляла и так интриговала его, что он неожиданно сам для себя действительно метнулся ей помогать, да еще как! Без подготовки, вымотанный еще в предыдущей модели! В очередной раз сорвав себе поясницу.

Вступать в какие-либо отношения с человеком, а особенно с женщиной, если они выходили за рамки десятиминутного разговора, без предварительно подготовки, то есть без метаморфоз, Хоуп не любил. Если уж делать дело, так надо к нему подготовиться, чтобы не получилось, что какой-то нелепый фактор помешал свершиться твоей воли. Этих самых факторов в его жизни и так было навалом и среди них были те, которые обыкновенной метаморфозой не устранялись, поэтому позволять себе спотыкаться там, где этого можно избежать, Хоуп не желал.

А с Крис получилось крайне забавно. Именно об этом он и размышлял вторую половину дороги до ее дома. Она тоже молчала. Шла перед ним по тропинке среди грядок с различной зеленушкой и периодически кидала на него взгляд через плечо – не отстал ли он, не устал ли, не стоит ли ей идти побыстрее, чтобы ему было удобнее.

– Вот сюда, пожалуйста, – она указала на ступеньку, ведущую на крыльцо.

Домик был небольшим, двухэтажным, белым, обитым вагонкой. Прямо над крыльцом висел балкон, справа окно первого этажа, над ним – окно второго.

– Фух, – Хоуп расстегнул рубашку сверху еще на три пуговицы, а потом, посмотрев на то, что осталось, расстегнул и последнюю. – Жарко у вас. В городе, наверное, совсем ужасно в такую погоду. Тут хоть речка есть.

– В городе тоже есть речки и водоемы. И еще там кондиционеры внутренние и уличные. Там гораздо приятнее. Разве вы не знали?

Хоуп покачал головой.

– Интересно, а откуда же вы? Из какой-нибудь городской окраины, небось? Сидите там безвылазно?

Хоуп кивнул.

– Хотите воды? Вы ведь ее принесли, спасибо большое, имеете теперь право попить.

– Ну от кружечки не откажусь.

– Я сейчас, – Крис поднялась по ступенькам и скрылась за дверью в доме.

Хоуп тем временем раздумывал над ситуацией. Решив, что раз дорожки по-прежнему не расходятся, то не стоит и париться над происходящим. Он еще не превратился в маньяка истин и познания, так что может позволить себе расслабляться, особенно, когда это только способствует его непосредственной деятельности.

А маньяков таких он видел. Им всегда не хватало одного или парочки уровней, чтобы выйти за пределы своей модели.

Крис вернулась со стаканом воды со льдом.

– Спасибо.

– Вам спасибо. Кстати, а как вас зовут?

«Ну все, теперь жизнь удалась», – сказал себе Хоуп, принимая стакан и вопрос.

– Хоупс, меня зовут Хоупс. И обращайся ко мне на «ты». Кажется, я старше тебя всего на чуть-чуть.

Дело было в том, что настоящего своего имени он никому за пределами родной модели не сообщал. Всякие недоразумения могут возникнуть. Поэтому он назывался производными от своего псевдонима именами, подстраивая их под имена тех, с кем ему приходилось общаться. Кем он только не был, и Хоуппервальдом и Хоуппервильдом и Хоупкенсом и просто Хопкенсом и Хоупштейном и Хоупштауном и де Хоупферштидтом и даже Швердшпуохом, в модели во многом зеркальной с его родной. На этот раз все вышло попроще. Можно было и не добавлять «с» на конце, но она почему-то добавилась почти автоматически. Это было совсем не принципиально.

– Присаживайся, – Крис указала на ступеньки, и сама приземлилась на одну из них, после чего с удовольствием, это рисовалось на ее лице, вытянула ноги и положила их друг на дружку.

– Устали? – спросил Хоуп, кивая вниз.

– Ноги?

– Ага.

– Да нет. Они у меня закаленные и послушные. Я их долго воспитывала.

– Завидую, – Хоуп присел рядом, стараясь не выдать лицом, как у него болит поясница.

– А чем ты зарабатываешь на жизнь? – спросила Крис.

– А разве на жизнь чем-то обязательно зарабатывать?

Девушка чуть замешкалась, потом улыбнулась – из чуть приоткрытого положения ее губы быстро и легко складывались в очаровательную улыбку – и сказала:

– Вроде бы принято так, что каждый человек каким-то делом зарабатывает себе на жизнь. Как же еще ему прокормить себя и близких ему людей? Ну и кроме того, разве можно жить без дела по душе?

– Действительно, – согласился Хоуп.

– Так какое же дело выбрал ты? Какое тебе по душе?

– Я – путешественник.

– Путешественник?

– Да.

– В каком плане? Я не до конца представляю смысл этой профессии, ведь у нас тут и путешествовать-то некуда. Вот Город, – она махнула рукой, – вот Деревня. Больше ничего и не надо. Вокруг Природа. Где же тут путешествовать?

Хоуп замялся. Слишком неосмотрительно он повел беседу, но ничего, дело было поправимое.

– Я не столько путешественник, сколько исследователь. Просто всю жизнь хотел путешествовать, узнавать что-то новое, но действительно, ты права, у нас тут и путешествовать-то негде, поэтому я исследователь, но предпочитаю называть свою профессию по-другому. Ну знаешь, будто бы я путешествую от одного открытия к другому. В переносном смысле, конечно.

Крис чуть помедлила, но в итоге все равно очаровательно улыбнулась. Вместе с улыбкой она всегда чуть прищуривала свои голубые глаза. От этого Хоупа пробирала давно позабытая им дрожь.

«Да, так не мудрено и опростоволоситься, надо постараться не потерять голову», – подумал он про себя.

– А что именно ты исследуешь, если не секрет?

– Нет, что ты, совсем не секрет. Я исследую эту… этот мир.

– Наш?

– Ну да, наш.

– Крайне любопытно. Расскажешь поподробнее?

Хоуп отхлебнул из запотевшего стакана и ответил:

– А может быть лучше, если я не просто расскажу тебе, а покажу?

– Вот это будет действительно здорово! – казалось, девушка искренне обрадовалась. – А как это?

– Дело в том, что в сферу моих исследований входят и люди. Ну вот ты, например, могла бы послужить, так сказать, объектом.

– Как подопытный кролик? – засмеялась Крис.

Хоуп кивнул:

– Как подопытный зайчик.

– А что надо будет делать?

– Просто побеседовать со мной.

– А ты при этом будешь анализировать мои ответы, а потом составишь какой-нибудь вывод? Я читала об этом.

– Не совсем так. Я просто хотел бы получить от тебя кое-какую информацию. Мне будет интересен твой характер, твои стремления и мечты. Проще говоря, мне надо узнать, какая ты и какая твоя жизнь, но ведь на эти вопросы тяжело ответить вот так вот, напрямую. Поэтому мы поговорим немного, и я утолю свой, то есть научный интерес. Идет?