Loe raamatut: «Принцип нечётности тапка»
Глава 1. КОШАЧИЙ БРЕД
Большой белый кот, Шелег, с виду ничем не отличался от среднестатистического кота. У него были четыре когтистые лапы, два жёлтых глаза, один хвост и одна голова. Он, как и полагается коту, умывался по утрам, протирая тыльной стороной лапы мордочку, трубой вытягивал хвост и выгибал спину в предчувствии хорошего, сворачивался калачиком и закрывал глаза, когда уставал от обыденности. Шелег часами сканировал испещрённые буквами страницы, восторженно подмяукивал, раздирал когтями особо взволновавшие его страницы. Он не умел носить груз прочитанного в себе и торопился ошеломить покорного слушателя дословным пересказом фрагментов из романов, стихотворных произведений, статей из энциклопедии. Поэтому, когда у Заждана и Забавы появился ребенок, заботливые родители, повезли усыплять кота.
– В чём причина дематериализации животного? – спросил ветеринар, бегло взглянув на Шелега:
– Чего, чего? – спросил Заждан. – Мы прививку против бешенства уже делали, мы его убить принесли, гуманно.
– Так я и спросил, – в чём причина гуманной экзекуции?
– Он опасен для младенца.
– Царапает? – поинтересовался ветеринар.
– Нет, сказки рассказывает. Представьте, доктор, сидит на люльке и рассказывает.
– Кто рассказывает?
– Не я же. Он, – Заждан пальцем показал на Шелега.
Шелег, тем временем, безучастно бродил между пузырьками с усыпляющими ядами и бормотал:
– Введут внутривенно, и усну, усну навсегда, – это у них называется гуманная смерть. Тиопентал, панкурониум в смеси с хлоридом калия остановят сердце белого кота.
– Вы слышите, что он говорит? – спросил Заждан.
– Очень даже правильно говорит, у нас не каждый санитар может его знаниями похвастаться! – ветеринар смахнул с халата клочок прилипшей шерсти. – Кстати, почему у вас такое странное имя, Заждан? Была у меня пациентка бабуин-девочка, её Сушкой звали, забавно, правда? А чтобы Заждан… странная кличка.
– Моя мать начала ждать меня за два года до моего фактического появления на свет, понятно теперь? Пойдем, Забава, здесь нас не обслужат, – обиженно проворчал Заждан, – Сушка, девочка-бабуин…
Супруги вышли из кабинета, за ними понуро плёлся по недоразумению оставленный жить Шелег.
– Ничего не доделают до конца, терминальный виток эволюции, тупик. Взяли палку в лапу и принялись калечить приматов, массовое уничтожение себе подобных. И не труд вовсе, а палка сделала из обезьяны человека. Тупик, засыхающая ветвь, тиопентал, панкурониум….
В детской заплакал Малыш. Кот вскочил на спинку кроватки и замурлыкал:
– Ядерная катастрофа планеты неизбежна. Не вызывает сомнений, однако, что генетически устойчивые к радиации особи выживут и станут праотцами и праматерями новой постядерной формации.
Ребёнок перестал плакать.
– Репарация – способность клеток исправлять разрывы в молекулах ДНК, вызванные повышенной радиацией. Именно она, возродит биосферу, на планете вновь запоют птицы, зарычат хищные звери. Р–р–р–р–р–р! – заорал он с кошачьим акцентом, дугой выгнув спину.
– Ты слышишь, что он ему рассказывает? – спросил Заждан у Забавы.
– Пусть рассказывает, может, ребёнок слова различать научится, – ответила женщина.
– Это не слова, а бред кошачий, – возразил Заждан и пошёл досматривать футбол.
– Сам бы с сыном поговорил, а то один футбол на уме.
– А о чём с ним говорить? Он даже названий команд не знает. Я состариться успею, пока он истинным ценителем станет. Раньше рожать надо было – вместе бы уже болели. –Заждан махнул рукой и вышел из комнаты.
Он мог часами безмолвно следить за перемещением по экрану пронумерованных фигурок и потешно шевелить губами. Шелег не говорить не мог:
– …и тогда на берег выбросило огромную рыбу, – вещал кот, распушив хвост, –рыба была огромная-преогромная – ты такой никогда не видел.
Малыш даже во сне не видел рыб. Ему снились огромные цветастые шары. Они сливались, расползались, принимали причудливые формы, а потом вдруг исчезали.
– Рыбы в отличие от нас, млекопитающих, не могут дышать не в воде. Поэтому Рыба стала задыхаться на воздухе и принялась конвульсивно бить хвостом о песок, и тогда, тогда началась страшная песчаная буря. Песок несло ветром, в нём тонули люди, поезда, города, целые материки.
Малыш вертел зрачками, Забава придвинулась к Шелегу и с интересом слушала про рыбу.
«Надо успеть отпрыгнуть от кроватки, когда он войдёт. А то, решит, что я сошла с ума» – подумала женщина.
Мыш, тем временем планомерно расширял дырку в центре сырной головки. Он знал, что если грызть от края по направлению к центру, то сыр быстро заканчивается и поэтому грыз по периметру.
– Какой глупец сказал, что масса предмета не зависит от способа его потребления? Недальновидный и тёмный человек, – рассуждал резчик по сыру.
– Грызешь философский камень? – пошутил таракан по кличке Творог. Кличку он получил из-за любви к молочным продуктам. Таракан не замечал на полу хлебные крошки, яблочные огрызки, изюмины, но, если обнаруживал сырный обрезок, кусок творожного пирога или сердцевину ватрушки, его радость не знала границ.
– Чем умничать, ответил бы лучше на один давно мучающий меня вопрос, – обратился он к Мышу.
– Опять про закон сохранения материи и энергии? – предположил Мыш. – Так это проще простого. Масса предмета зависит от способа его утилизации.
– Да нет, не про массу. Я хочу понять, кто появился раньше в эволюционном развитии – мыши или тараканы.
– Конечно, мыши. Млекопитающие – прародители всего живого на земле. Кстати, сыр на халяву не хочешь? Не хочешь и не надо, – продолжил Мыш, не дожидаясь ответа, – я два раза не предлагаю.
– Я не успел ответить, – грустно сказал таракан.
– Кто не успел, тому не повезло. Континуум чередующихся событий противоположной направленности. Не повезло сейчас, повезёт в другой раз.
– Повезёт с тобой, конечно.
Творог понуро опустил усы и пополз на кухню ведомый нереализованным пищевым позывом.
Забава, окончательно потеряв бдительность, слушала Шелега.
– И когда бóльшая часть суши покрылась песком, когда солнце спряталось за желтые тучи, на землю спустилась Песчаная ночь…– вещал, забывая дышать от переполняющих его эмоций, кот.
В комнату крадучись вошёл Заждан.
– А–а–а–а, застукал вас за кошачьим бредом! – заорал он.
Шелег замер, Малыш заплакал, а Забава стала виновато оправдываться.
– Ты не прав, он не всегда кошачий бред несёт!
– А какой? Кошка может нести только кошачий бред, и я не хочу, чтобы мой ребёнок, мой биологический сын, слушал эти истерические мяуканья.
– Италия, конечно же, проиграла, – язвительно промурчал Шелег, – надо знать, за кого болеть. Я бы болел за Уганду… Уганда богаче Италии, как в природном, так и в этническом отношении. К тому же, в древности территорию Уганды населяли пигмеи и койсанские племена.
– А какое отношение эти корсары имеют к футболу? – спросил Заждан.
– Во-первых, не корсары, а койсаны, а во-вторых, ровным счётом никакого, в Уганде нет футбольной команды. Детская смертность, до взрослого доживает не каждый появившийся на свет футболист-самородок. Малярия, брюшной тиф, тигры, наконец, естественный отбор, – Шелег демонстративно выгнув спину, удалился на кухню.
– Ты слышала? Он неадекватен. И этому умалишённому зверю-фантазёру ты доверяешь своего ребёнка, – вздохнул Заждан.
Мыш ходил по кругу и нижним премоляром нарезал с внутренней стороны сырной дырки тонкую полоску.
– Сырная нить такая длинная, что её можно протянуть из одного угла комнаты в другой, а кончик вывесить в окно, – размышлял он вслух.
– Кончик птицы склюют, – Творог задвигал усами демонстрируя озабоченность.
– Если бы это была не сырная нить, а хлебный мякиш, тогда бы вмиг склевали, а сыр они в клюв не возьмут, – Мыш почесал для убедительности левой задней лапкой за ухом.
– А почему тогда птица из книжки сыр во рту держала? – не сдавался Творог.
– Книжка про птицу с сыром наверняка была художественной, а, следовательно, не несла достоверной информации. В художественных книгах можно писать всё, что вздумается, – авторитетно заявил Мыш, – и страницы там не такие вкусные, как в энциклопедии. Энциклопедией бывает так зачитаешься, что с полки встать не можешь. А художественные – даже открывать не хочется, не то качество страниц. И обложка хоть и мягкая, но тяжело переваривается, – добавил он поморщившись.
– А зачем тогда печатают, если читать не вкусно?
– Те, кто пишут об этом не думают, они движимы потребностью поделиться с другими накепевшим. Вот Шелег, если бы карандаш в когтистых лапах держать научился, пришлось бы корпус к библиотеке пристраивать.
– Верно, кстати, рассказ этот про сыр и лисицу очень в его кошачьем стиле, – сказал Таракан. – Я сразу понял, что всё там – полная бессмыслица. Посуди сам: “…на ветку стаей взгромоздясь, собой в коня преобразясь, позавтракать совсем уж было собралась, но ощетинилась, а сыр во рту держала”.
– Кто держала? – спросил сбитый с толку Мыш, – ты, по-моему, неправильно процитировал. Так быть не может, и вообще, зачем ей сыр, коню этому?
– Он им, по-моему, лису подманивал, на лис охотился значит, – таракан пошевелил усами.
– Интересная история, а чем она закончилась? Конь съел лисицу?
– Не помню, да и не важно это, важно другое, – Творог заволновался, – у Заждана к подошве правого тапка приклеился кусок тревожного пирога. Я уже третий день хочу им позавтракать, но боюсь, что задавит, не дав насладится.
– Во-первых, не тревожного, а творожного – учись правильно употреблять слова! А во-вторых, хозяин тапка в него с дивана редко встаёт.
– Он и тревожный тоже. Он знаешь, как меня тревожит, я только о нём и думаю. А то, что тапки редко одевает, я и сам знаю. Но если по закону подлости это как раз сегодня и случится, что тогда?
– Сам знаешь, что – будешь подклеен к подошве рядом с несъеденным пирогом.
– Злой ты, – проскрипел хитином Творог, – нет, чтобы помочь другу перевернуть тапок пирогом вверх.
– Ладно, так и быть, пойдём переворачивать, а то резьба по сыру мне порядком надоела, – сжалился он над тараканом.
– А может, дашь кусочек ниточки сырненькой всё-таки? – Творог с надеждой посмотрел на Мыша.
Но тот жадничал:
– Аппетит перебьёшь, пошли тапок переворачивать.
Они выползли из норы и осторожно подкрались к люльке. Забава опять с упоением слушала рассказ вернувшегося из кухни Шелега.
– Интересно, о чём он им рассказывает? – спросил Творог.
– Давай подслушаем, – предложил Мыш, и они заползли под люльку.
– Семейная жизнь, – вещал Шелег, – это изнуряющий процесс взаимодействия особей противоположного пола. Ты когда-нибудь задумывался о значении выражений "супружеский долг" или "стерпится-слюбится", а, Малыш? Они отражают неприглядную картину межсупружеских отношений. Убойная сила этих слов поражает, как гарпун, пущенный могучей рукой китобоя.
– Поражает, поражает, как гарпун, – повторяла Забава и гладила спину Шелега.
Мыша и Творога рассказ про гарпун не заинтересовал.
– Я про рыб не люблю. Вот если бы он про млекопитающих рассказывал – тогда – да, а про китов мне не интересно.
– Киты – вовсе не рыбы, – сказал Творог.
– А кто они, птицы что ли? – ухмыльнулся Мыш. – Если у животного есть рыбий хвост, но нет ни хитина, ни шерсти, то это животное – рыба. Тебе понятно?
Творог как-то по радио слышал, как учёный два раза повторил, что киты – это самые крупные млекопитающие на Земле. Поэтому таракан не мог принять на веру сказанное Мышом, но он не стал спорить и уклончиво сказал: "Понятно. Киты – это самые большие не насекомые, живущие на Земле".
Ладно, пошли быстрей, – поторопил Таракана Мыш. – Надо успеть – летаргическое оцепенение рано или поздно заканчивается, и тогда… тогда он сползает в тапки.
Они вылезли из-под люльки и пошли в Комнату Смеха – так Шелег называл спальню Заждана и Забавы.
Заждан лежал на животе и звучно храпел.
– Вот он, правый, – сказал Творог, показывая усом на тапок. – Правый тапок отличается от левого тем, что, когда его надевают на левую ногу, жмут пальцы правой ноги.
– Думаю, что, левой, всё-таки, – поправил Таракана Мыш. – И вообще, ты об этом знать не можешь, у тебя пальцев нет.
– Пальцев нет, но есть умение приходить к неожиданно верным заключениям. Ты лицо Заждана, или что там у него по утрам, видел? Он часто тапки путает, поэтому до обеда перекошенным бродит. Вот он кстати – правый. Видишь, какой под ним жирный кусище натоптан?
– Не мог рядом поставить, засунул под левый, теперь вытаскивай его, напрягайся, – недовольно причитал Мыш.
– Он как диван видит, сразу, как подкошенный, падает. Тапки уже потом с него сваливаются, – пояснил Творог.
– Какая мне разница, что с него сваливается? Разорвал бы, если бы был размером ну хотя бы с мелкую рысь, – злобно проворчал Мыш, кося глазом на Заждана. Он оттащил тапок на середину комнаты, и обессиленный упал на ковёр лапами вверх.
– Оттащить – это лишь полдела, надо ещё перевернуть, – сказал Творог.
– Сами мы этого сделать не сможем, надо Шелега звать, – ответил Мыш.
Они вышли из Комнаты Смеха, снова забрались под люльку и стали ждать, пока кот закончит рассказ.
– И тогда жизнь, заклаустрофобированная пространством малогабаритной квартиры, превращается в фантасмагорическую рутину, с зачастую несчастливым концом, – вещал тот, распушившись подшёрстком и выгнув спину. – А ревность, ревность, Малыш, это болезнь, страшная болезнь, она убивает чувства, а иногда и не только их. Вот Мавр, темпераментный южный мужчина средних лет, ведомый не лучшим в себе, преднамеренно прекратил поступление кислорода в организм, любящий его жены. Я тебе рассказывал, что и рыбам, и млекопитающим кислород жизненно необходим. Поэтому, прекратив доступ в организм живительного газа, он стал невольной причиной остановки в женщине процессов жизнедеятельности. Если бы я родился Мавром, то повёл бы себя по отношению к ней, как толерантный индивидуум склонный к компромиссам. Я надеюсь, что ты, Малыш, мне веришь?
– Верю, верю, – шептала Забава и гладила кота.
– Шелег, Шелег, – громогласно пищал Творог из-под люльки.
Но Шелег его не слышал. Кот не умел слушать и говорить одновременно.
– Это может продолжаться часами, надо отвлечь его болью, – Мыш залез на поручень детской кроватки, и изуродованным жизнью прикусом впился Коту в кончик хвоста, до хруста сжав челюсти. У Творога зачесался хитин, он съежился от чужой боли.
Но Кот не почувствовал укуса, он искрил истинами: «Среднестатистическая особь предпочитает оставаться в континууме привычной концептуальной модели. Только психически нестабильные гуманоиды с лёгкостью меняют представления о структуре пространства и времени. Причём, меняют не только свои представления, но и наши. Ну чем, скажите на милость, их не устраивала ньютоновская механика? Она проста и очевидна своей правотой. Ты, Малыш, вскоре сам убедишься в том, что яблоко падает с ветки вниз, а не взмывает вверх воздушным шариком. Рассуждения о релятивизме, массе покоя, о квадрате массы, помноженной на скорость света, заставляет учащённо биться лишь сердца кучки оторванных от масс фанатиков…» У кота от болтовни свело челюстные мышцы, и он, с человеческой улыбкой на кошачьей морде, спрыгнул на пол. Мыш разжал прикус, и упал с кошачьего хвоста.
– Нам нужна твоя помощь, нам надо, чтобы ты перевернул тапок пирогом вверх! – заорал Мыш.
Глава 2. ВОЗНЕСЕНИЕ ТАПКА
Кот, таракан и мышь вошли в Комнату Смеха и подошли к тапкам.
– Перевернуть тапок – задача не из сложных, поэтому я буду рад вам помочь, – сказал Шелег. – Какой из двух переворачивать будем, тот, что рядом с диваном, или альтернативный?
– Альтернативный, – с уверенностью ответил Мыш.
– Удивительно неопрятен,– покосился Кот в сторону храпящего Заждана.– Уверен, что если бы он мог отстегнуть лапы, как брошенный Мишка, то разбросал бы их по всему дому, одну уронил в кухне, две другие подсунул под диван, а четвёртую… впрочем, у него, к счастью, их только две… и Шелега понесло рифмой:
О, если бы могли Зажданы
С носками лапы отрывать,
Они не клали б их в кровать,
Не стали б у порога ставить -
Их по непарно разбросать,
Две под диван, одну на кухне…
Как хорошо, что лап не пять,
Но как с двумя с утра не рухнуть!
Кот ощетинился, по его телу дрожью прошли волны, шерсть заискрила, как будто ею потёрли об эбонит.
– Разделение зарядов в подшёрстке, процесс, сопровождающийся искривлением локальных магнитных полей, в такие минуты проза отступает:
Я код, я букв из подсознанья робот,
Я зыбкая с сознаньем связи нить,
Вселенского пространства трубопровод,
Предметы двигать – не на ноль делить, –
мурчал Шелег, пытаясь силой паранормального воздействия изменить трёхмерные координаты тапка.
– Обыватель, незнакомый с законами перемещения предметов, наивно полагает, что паранормал изменяет координаты самого предмета по отношению к системе координат, – вещал Шелег, отторгая снопы искр. – На самом же деле всё происходит с точностью до наоборот. Чем я, по-твоему, сейчас занимаюсь? – обратился он к наблюдающему за перемещением Мышу.
