– Может, я останусь с батальоном? – обратился Сорокин к подполковнику.
– Дело твое, капитан, я тебе не командир.
Все так же активно работая локтями, командир полка пополз обратно к своему наблюдательному пункту.
* * *
Сорокин лежал на снегу, ожидая красную ракету, которая должна была вновь поднять в атаку поредевшие цепи. Немцы тоже молчали, ведя чахлую и малоэффективную минометную стрельбу. За спиной раздался выстрел, и в голубое февральское небо устремилась ракета, которая рассыпалась красными искрами.
– В атаку! – закричал комбат и, размахивая «Наганом», побежал к немецким окопам.
Бойцы шли врассыпную по открытой местности. Гитлеровцы, подпустив их поближе, открыли кинжальный огонь из всех видов оружия. Автоматные и пулеметные очереди заглушались минометным и артиллерийским огнем. Вскоре в небе появилась эскадрилья немецких самолетов, которые издевательским образом летали на малых высотах и поливали огнем наступающие русские цепи. Летчики, словно в тире, расстреливали наших бойцов из пушек и пулеметов. Все взлетало вверх, заволакивало снежной пылью и землей. Падали мертвые, раненые и живые. Вместо того, чтобы прятаться в воронках от снарядов, некоторые необученные бойцы в растерянности метались по полю и погибали от пуль, засевших в дотах немцев. Когда атака захлебнулась, с земли поднялся комбат.
– За Родину! За Сталина! Вперед! – закричал он и упал скошенный пулеметной очередью.
«Зачем он вскочил? – подумал Сорокин. – Неужели испугался трибунала?»
У атакующих стали заканчиваться патроны, и многие бойцы залегли в воронках, стараясь хоть как-то уцелеть от немецких пуль.
«После такой атаки трудно понять, сколько людей осталось в живых, – подумал Александр, рассматривая почерневшее от трупов поле. – Да, много они наших покрошили».
Продолжать атаковать уже не имело никакого смысла. Было ясно, что сил для очередной атаки просто нет, но и отступать команды тоже не было. Через некоторое время Сорокин понял, что начинает замерзать: пальцы рук и ног неожиданно потеряли гибкость. Он отполз в воронку и, сняв с ног валенки, стал снегом растирать замерзшие пальцы. Это помогло, но ненадолго. Он выглянул из воронки и увидел отползающих назад бойцов. Немцы не стреляли, по всей вероятности, догадываясь, что русские выдохлись и не в состоянии больше атаковать. Дождавшись темноты, остатки полка откатились на исходные позиции. Сорокин, окончательно продрогший, молча вошел в блиндаж командира полка.
– Товарищ подполковник! Почему вы не дали команду к отходу? – спросил он его. – Эта команда могла бы спасти десятки жизней.
Тот криво усмехнулся.
– Этот вопрос не ко мне, – парировал подполковник. – Вот читай, капитан, там все написано ясно и понятно.
Александр взял в руки листок. Это был приказ командующего дивизии, в котором предписывалось снова попытаться взять этот населенный пункт. Для этих целей командир дивизии направлял в распоряжение полка еще три роты. Прочитав приказ, Сорокин вернул его командиру полка.
– Иди, отдыхай, капитан. Может завтра нам повезет больше, чем сегодня, – устало произнес подполковник. – Извини, но накормить тебя не могу, сам голодный с утра.
Утром мороз сменился оттепелью. В воздухе запахло приближающейся весной. Александр шел вдоль наспех вырытых окопов, которые иногда соединялись между собой ходами сообщения. На лицах вновь прибывших солдат светились улыбки, слышались шутки и смех. Им только что выдали по десять-двадцать патронов, и они были готовы к бою.
– Ну что, капитан? Как мне быть? В двух ротах нет командиров, кто их поведет в бой? – спросил Сорокина подполковник, когда тот подошел к нему. – Может, покомандуешь немного или только привык стрелять в спины отступающих бойцов?
Александр промолчал: что-то доказывать этому человеку он не хотел. Он действительно не знал, как воевать без офицеров, на которых, в принципе, держится вся армия. Он взглянул на командира полка и направился к столу, где сел на пустой ящик.
– Молчишь? Не знаешь? И я не знаю, – тихо произнес комполка. – У меня осталось лишь четверо офицеров. В прочем, о чем я? Ты все равно решить эту проблему не сможешь. Спасибо тебе, капитан, что прибыл сюда, не испугался. Сейчас – атака.
В небо взвилась красная ракета, и солдаты, выскочив из воронок и окопов, с криками бросились вперед. Пробежав метров сорок, они повалились в снег, так как немцы открыли по ним плотный пулеметный огонь. Сорокин посмотрел на подполковника, который, не отрываясь, смотрел, как гибли его бойцы.
– Знаешь, капитан, воюю с первых дней, но никак не могу привыкнуть к смерти, – не оборачиваясь, произнес он. – Я всю ночь не спал и думал, что нам даст эта деревня, если мы ее все же возьмем? Скажу честно, ничего. Знаешь почему? Потому, что на следующий день нам придется все равно оставить ее. Оборонять деревню без боеприпасов нельзя. Молчишь? Не знаешь, как со мной поступить? Решай сам, я от смерти не бегаю, и мне все равно, расстреляете вы меня или я погибну здесь сам. Во мне давно уже все умерло…
Он повернулся к Александру, ожидая от него каких-то действий, но тот промолчал и, взяв в руки автомат, вышел из блиндажа.
«Глупо уходить от ответа, – на ходу подумал он. – Подполковник прав: посылать людей вперед, заставлять их не воевать, а просто гибнуть на этом усеянном трупами поля было неимоверно тяжело».
Патроны у наступающих быстро закончились, и бойцы то и дело перебегали по полю, чтобы забрать их у убитых и раненых товарищей. Снова в небе загорелась красная ракета, и цепь наступающих бойцов поднялась со снега. В этот раз Сорокин не спрашивал разрешения у командира полка. Он бежал рядом с ним с автоматом в руках. Александр сразу понял, что нужно держаться ближе к немцам, это давало определенный шанс выжить. Немецкие артиллеристы и минометчики моментально прекращали огонь, боясь поразить своих солдат. Бегущий рядом с ним подполковник неожиданно упал на снег: немецкая пуля угодила ему в бедро.
– Капитан! – прохрипел он. – Принимай полк!
– Как полк?
– Вот так и принимай. Ты – старший по званию, тебе и командовать.
К подполковнику подполз санитар и, разрезав ему штанину, стал перевязывать раненую ногу. Огонь немцев заметно усилился, а в небе появилась авиация. Сорокин лежал на снегу и вертел головой, стараясь определить, где находятся командиры рот. Похоже, немецкий пулеметчик заметил его и начал стрелять. Одна из пуль попала в шапку и сбила ее. Александр вжался в снег и медленно пополз к ближайшей воронке. Ситуация сложилась крайне неприятная: патронов у солдат нет, немцы положили их на снег и держат под прицелом, не давая высунуться. Отводить остатки полка, под огнем было невозможно, и он решил ждать темноты.
* * *
После очередной неудачной попытки наступления людей в полку осталось совсем мало. В ротах – человек по сорок-пятьдесят. Люди были измотаны и голодны, много было раненых и обмороженных. Но самое главное – в бойцах отсутствовала какая-либо уверенность, что они смогут взять этот укрепленный немцами населенный пункт. Утром в полку не досчитались более десятка бойцов, которые, воспользовавшись темнотой, покинули окопы и исчезли в неизвестном направлении. Получив строевые записки из рот, Сорокин позвонил майору Самойлову.
– Товарищ майор, ночью расположение полка покинули шестнадцать человек. Утром был организован их поиск, но положительных результатов не дал.
– Как я тебя понял, капитан, они перешли на сторону немцев?
– Не знаю, товарищ майор. Утверждать, это пока не могу. Люди голодные и могли уйти куда-нибудь в поисках пищи.
– Запомни, капитан, солдаты самовольно оставившие боевые позиции, приравниваются к дезертирам и должны быть расстреляны на месте в случае их задержания. Все – голодные, в том числе и я, но я не бегу с поля боя.
– Я бы не стал торопиться зачислять этих людей в дезертиры, товарищ майор. Может, они и объявятся в течение дня.
– Мне противно тебя слушать, Сорокин. Ты же офицер особого отдела, чекист и вдруг распускаешь слюни. Ты знаешь, что бывает с теми, кто не выполняет приказы Ставки верховного главнокомандующего. Кстати, в штаб пришел приказ за подписью генерала Власова: ты представлен к Ордену Красной Звезды. Я тебя поздравляю.
Вечером в полк прибыло подкрепление – сводная рота, составленная из бойцов тыловых подразделений. Их привел с собой заместитель начальника штаба дивизии. Передав майору Фролову командование полком, Сорокин направился в свой блиндаж, который находился на опушке лесополосы. Всю ночь немцы вели беспокоящий огонь по позициям полка и жгли в небе ракеты, боясь ночной атаки русских.
Капитан открыл глаза и увидел бойца, который стоял около него.
– Что случилось? – спросил его Александр.
– Вас вызывает к себе командир полка, – произнес боец. – Просил зайти к нему как можно быстрее.
Захватив с собой автомат, Сорокин направился вслед за ним. В блиндаже майора было накурено, и он не сразу разглядел в свете «коптилки» майора, который сидел за столом.
– Извини, капитан, что разбудил. Хотел с тобой посоветоваться.
Александр сел за стол и положил автомат на ящик.
– Сейчас бойцы задержали двух человек, которые переходили линию фронта со стороны немцев. Говорят, что бежали из плена. Нужно как-то проверить их.
– Хорошо, пусть приведут одного из них ко мне, я его допрошу.
– Все дело в том, капитан, что один из них – сын моего товарища по службе. Фамилия его Сазонов. Ну, ты сам все понимаешь, дело тут деликатное: сын товарища переходит линию фронта, где полком командует друг его отца.
– Не переживайте, товарищ майор, разберемся.
Сорокин вернулся к себе и стал ждать, когда к нему приведут перебежчика. Прошло несколько минут, и в блиндаж завели человека, заросшего щетиной.
– Фамилия, имя, отчество, год рождения? – спросил Александр.
– Сазонов Владимир Георгиевич, 1920 года рождения, уроженец города Омск.
Сорокин медленно записывал его данные на сером листе бумаги, то и дело, бросая любопытный взгляд на стоявшего перед ним пленного.
Тот ответил сразу. Это не понравилось Александру. Что-то ему подсказывало, что сидящий перед ним человек чего-то не договаривает.
– Кто у вас родители, и где сейчас они находятся?
Один вопрос следовал за другим. Иногда они повторялись, но, несмотря на это, Сазонов продолжал сохранять хладнокровие.
– Скажите, вы хорошо знаете друзей вашего отца? Назовите мне их и опишите, как они выглядят?
– Зачем это вам? Ведь я могу сказать неправду, как вы это проверите?
– Проверю, – коротко ответил Сорокин.
Тот долго перечислял знакомых и друзей отца. Сорокин сидел и ждал, когда он назовет имя исполняющего обязанности командира полка Фролова Александра Ивановича, но он почему-то не назвал его.
– Вы никого не забыли? – спросил его Александр.
– Вроде бы никого, – ответил Сазонов.
Капитан вспомнил рассказ Фролова о том, что он знал сына своего друга с детства. Однажды во время игры с ним мальчик споткнулся и упал на пол, повредив себе подбородок.
«Если это Сазонов, у него должен быть шрам на подбородке. Посмотрим, есть ли он у него», – решил Сорокин.
Он встал из-за стола и подошел к Сазонову. На заросшем щетиной лице он ничего не заметил.
– Товарищ капитан, что так смотрите на меня? Вы, мне не верите? Я все понимаю: для вас те, кто попал в плен, уже враги.
– Нет, Сазонов, я смотрю на вас по другой причине. Я пытаюсь рассмотреть шрам на подбородке, ведь у настоящего Сазонова Владимира он должен быть, а у вас почему-то его нет.
Сазонов впервые за все время допроса начал волноваться.
– Я не понимаю, о каком шраме вы говорите. Я – Сазонов, хотя и нет у меня шрама.
В этот момент в блиндаж вошел майор Фролов и, взглянув на арестованного, сел за стол. Его появление, не вызвало у Сазонова никакой реакции.
– Товарищ майор, это не тот человек, за которого он себя пытается выдать. Это не Сазонов.
– Да, вы правы, капитан. Я не знаю этого человека.
Неожиданно, арестованный сбил с ног конвоира и выскочил из блиндажа. Виляя, словно заяц, он бросился бежать в сторону немецких позиций. Немецкий пулеметчик не понял, кто бежит прямо на него. Короткой очередью он уложил его сначала на снег, а затем добил его длинной очередью.
* * *
Второй перебежчик оказался более сговорчивым и через полчаса допроса признался, что они были переброшены немцами. Основной их задачей являлось уйти в лес и сколотить из числа дезертиров банду, которая должна была осуществлять налеты на тыловые подразделения 2-ой ударной армии, лишая передовые части возможности получать боеприпасы и продовольствие.
– Почему ваш напарник представился Сазоновым? – спросил его Сорокин.
– Не знаю, он сам выбрал эту легенду. Говорил, что хорошо знает этого человека, что сидел с ним в концлагере.
– Да, неудачную он выбрал для себя легенду, – произнес капитан. – Впрочем, откуда он мог знать, что командиром полка является друг семьи Сазоновых.
Вызвав охрану, он приказал отвести арестованного, а сам подошел к полевому телефону. Он хотел поднять трубку, но тот вдруг зазвонил сам.
– Сорокин, слушаю, – представился он.
В трубке послышался незнакомый Александру голос.
– С кем я разговариваю? – поинтересовался он.
– Исполняющий обязанности начальника особого отдела дивизии майор Козуб. Как у вас там дела, капитан?
– Воюем, товарищ майор. Совсем недавно передал командование полком майору Фролову.
– Я в курсе. Потери?
– Около семидесяти процентов личного состава. Не хватает боеприпасов, продовольствия. Бойцы – голодные. Только что допросил двух немецких диверсантов. Заброшены в тыл для организации банды из числа дезертиров. Их задача – перерезать пути подвоза боеприпасов и продовольствия. Хочу отправить одного из них к вам.
– Зачем?
– Может, он вам что-то еще расскажет.
– Не нужно. Решай сам, что с ними делать дальше.
– Люди измотаны, товарищ майор. Много раненых и обмороженных. Всех проверить не могу.
– Знаю, я все знаю, – произнес Козуб. – Такое же положение и в других частях армии.
– Какие будут указания, товарищ майор? Может, мне вернуться в расположение отдела?
В трубке повисла тишина. Видимо, майор не знал, какое принять решение.
– Оставайся в полку, ты там нужнее. Будь на связи.
– Товарищ майор! Как погиб майор Самойлов?
– Как погибают на фронте? Его автомашина нарвалась на просочившихся в тыл немцев. Вопросы еще есть? – не дождавшись ответа, майор положил трубку.
Утром немцы сами пошли в наступление. Стоящий в боевом охранении боец громко закричал: «Немцы!». Сонные и продрогшие от холода бойцы стали выскакивать из-под плащ-палаток, когда немцы были уже метрах в тридцати от них. В блиндаж заскочил сержант. Его расширенные от страха глаза искали Сорокина.
– Товарищ капитан! – выпалил он. – Приказ командира полка: взять часть бойцов и прикрыть правый фланг!
Накинув телогрейку, Александр схватил автомат и пулей выскочил из блиндажа. Он успел пробежать метров пятнадцать, когда в его блиндаж угодила немецкая мина.
«Слава тебе Господи», – прошептал он и удивился этому сам, ведь он всегда считал себя стойким атеистом. Он взял с собой пятерых бойцов и побежал, петляя среди деревьев лесополосы. Пока они бежали, он потерял двух бойцов: одного из них убило, другого ранило в живот. Он осмотрелся по сторонам и сразу все понял: гитлеровцы уже обошли полк с фланга и, поднявшись в полный рост, стреляя из автоматов, двигались в сторону командного пункта. Александр повалился на снег и стал отстреливаться от приближающихся немецких солдат. Вдруг сбоку по немцам ударил ручной пулемет. Часть наступающих немцев, была уничтожена, а другие, поливая засевших солдат из автоматов, повернули в сторону.
Но это была временная передышка. Гитлеровцы ударили из минометов. Обстрел шел минут сорок, а затем они снова поднялись в атаку. Пулемет молчал, видимо, при обстреле пулеметчик был убит. Сорокин сделал несколько коротких перебежек и оказался рядом с ним. Вокруг головы пулеметчика растеклась лужа алой крови. Сейчас он отчетливо понимал, что остался практически один. Через редкий лесочек прямо на него шли человек десять-двенадцать фрицев. Подпустив их метров на пятьдесят, он начал стрелять. Часть немцев залегла, а остальные так и остались стоять, не понимая, откуда по ним ведется огонь. Воронки, в которой лежал Александр, из-за кустов не было видно, тогда, а немцы были у нег, как на ладони. В результате ему удалось уничтожить практически всю группу гитлеровцев. Еще два раза немцы пытались пройти в этом месте, и оба раза капитан их расстреливал со своей невидимой позиции.
Стало тихо, лишь со стороны командного пункта полка доносились выстрелы. Начало темнеть. Сорокин выбрался из воронки и, закинув пулемет на плечо, направился к командному пункту. Вскоре он увидел несколько бойцов, которые укрывались в воронках.
– Где командир полка? – спросил он у одного из них.
– Вон там, – произнес боец и рукой указал куда-то в темноту.
Пройдя метров пятьдесят, он увидел группу уцелевших бойцов и среди них майора Фролова. Сорокин доложил ему об уничтоженных им немцах.
– Молодец, капитан – похвалил его майор.
* * *
На следующий день Сорокин узнал от майора Фролова, что рано утром 2-ая ударная армия Волховского фронта прорвала немецкую оборону и соединилась с основными частями. В коридор устремились два встречных пока: из котла шел поток раненых и обмороженных бойцов, туда – резервные части, боеприпасы и продовольствие. Ему позвонил начальник особого отдела дивизии майор Козуб.
– Александр, тебя вызывают в штаб фронта. Давай, быстро собирайся. Одна нога здесь, другая там. Понял?
– Понял, товарищ майор.
К вечеру он уже был на «большой земле». Разыскав расположение штаба фронта, он толкнул дверь и вошел в помещение. То, что он там увидел, напомнило ему наркомат внутренних дел, в котором он служил до Волховского фронта.
– Товарищ майор, – обратился он к проходившему мимо него офицеру. – Меня вызвали в штаб к полковнику Николаеву, но я не знаю, где его кабинет.
Майор указал на дверь и поспешил дальше по коридору. Сорокин постучался и, услышав приглашение, толкнул дверь.
– Разрешите, товарищ полковник. Капитан Сорокин по вашему приказанию прибыл.
Полковник встал из-за стола и подошел к нему.
– Тебя вызвали сюда, чтобы вручить награду. Пойми правильно: направить тебя в Москву мы сейчас не можем, тем более ты был внутри котла. Поэтому получи награду из моих рук.
Он вернулся к столу и, открыв ящик, достал из него малиновую коробочку.
– Прими, ты заслужил ее, – произнес полковник Николаев и протянул ему орден. – Думаю, что не последний.
– Служу трудовому народу, – произнес Сорокин. – Спасибо, товарищ полковник.
– Это тебе спасибо, капитан Сорокин. Кстати, тебя просило заглянуть руководство особого отдела фронта. Они находятся в соседнем здании.
Еще раз, поблагодарив полковника, Александр вышел из кабинета.
– Капитан, освободи коридор, – произнес офицер, отталкивая его в сторону. – Не видишь, кто идет?
По коридору двигались несколько генералов, среди которых он узнал Власова. Когда они прошли мимо него, он спросил офицера, кто эти военные.
– Ты, капитан, не понял, кто это? Это генерал Мерецков, командующий фронтом, его заместитель Власов и генерал Василевский.
– Откуда я могу их знать. Это вы здесь шарахаетесь по коридорам, а мы воюем.
Он не стал ждать, что ему ответит офицер, и направился к выходу из здания. В особом отделе его поздравили с вручением ордена.
– Зайди ко мне, Сорокин, – приказал ему заместитель начальника особого отдела фронта полковник Примаков.
Александр последовал за ним в его кабинет.
– Как там? – спросил Примаков. – Впрочем, о чем я. Я слышал, что ты взял на себя командование полком? Правда?
– Так точно, товарищ полковник. Полк не отступил, несмотря на отсутствие боеприпасов и питания.
Лицо полковника потемнело: ему явно не понравился ответ капитана.
– Ты думаешь, у нас здесь легче? Нет, брат, ошибаешься. Ты там сам себе командир, а здесь…
– Я все понимаю, товарищ полковник. Какие будут указания?
Полковник достал из пачки папиросу и закурил.
– Возвращайся в распоряжение майора Козуба. Ему виднее, как тебя использовать дальше.
Вечером, под покровом темноты, он вернулся обратно в дивизию.
* * *
Прошло несколько дней, и немцы двумя фланговыми ударами закрыли коридор. 2-ая ударная армия вновь оказалась в котле.
Сорокин сидел на стволе дерева, поваленного взрывом, и жадно ел из котелка перловую кашу. За последние три дня он впервые ел горячую пищу. Каши, которую подвез в термосах на подводе старшина, было много, ведь ее количество было рассчитано на весь личный состав батальона, и теперь оставшиеся в живых люди с жадностью поедали ее, не задумываясь над тем, кому она предназначалась.
Александр облизал ложку и сунул ее в полевую сумку. Заметив майора, он встал и направился к нему.
– А, это ты капитан? – спросил он его, словно не видел, кто к нему подошел. – Тебя вызывают в штаб дивизии. Через час будем эвакуировать раненых бойцов, можешь поехать с ними.
– Спасибо, товарищ майор. А как вы?
– А что я? Приказано дожидаться нового командира полка, только когда это произойдет, никто не знает. Мы тоже отходим, драться то нечем. Ладно, капитан, бывай, может, еще увидимся.
– До свидания, товарищ майор.
Майор направился дальше: его сгорбленная фигура быстро растаяла в темноте. Сорокин поправил на поясе кобуру с пистолетом и, забросив за плечо автомат, пошел к сборному пункту, где десятки раненых и искалеченных людей дожидались эвакуации. Между бойцами ходил слух, что вот-вот наши части снова прорвут немецкую оборону и соединятся с основными силами. В небольшом лесочке отдельной группой сидели бойцы, прибывшие последним пополнением три дня назад. Это были казахи, таджики и узбеки. Большинство из них были в возрасте около сорока лет, совсем не обучены военному делу и очень тяжело переносили мороз.
Заметив приближающегося к ним офицера, они поднялись с земли. Сорокин не сразу понял, что все они совершали вечерний намаз. Александр остановился и подозвал к себе сержанта – узбека.
– Сержант, что это за сборище? Почему бойцы покинули боевые позиции?
– Люди собрались совершить намаз, то есть помолиться Аллаху.
Основная часть бойцов, с интересом смотрела на Сорокина, стараясь угадать, о чем он говорит с их земляком. Утром он не сразу понял, что происходило на боевых позициях, занимаемых этими выходцами из Средней Азии. Немецкий снайпер метким выстрелом убил одного из этих горе бойцов. Они моментально покинули окопы, собрались вокруг убитого и стали что-то по-своему бормотать. Немцы сразу заметили эту группу и накрыли ее минометным огнем. В результате несколько человек были убиты и ранены. Оставшиеся в живых быстро нашли что-то похожее на носилки и в сопровождении целой толпы понесли раненых в санчасть. Командиры взводов и рот стали поочередно жаловаться Сорокину, что никакие беседы, уговоры или применяемые к ним меры дисциплинарного воздействия не могли изменить их поведения.
– Сержант, если я еще раз увижу вашу толпу, всех отдам под трибунал. Понял?
Тот молча кивнул и начал быстро переводить его приказ землякам. Они стали что-то громко обсуждать между собой, но, заметив, что капитан по-прежнему стоит и не уходит, начали медленно расходиться.
Мимо него пробежала молоденькая санитарка, одетая в телогрейку и ватные штаны. Из-под сбившейся на затылок шапки выбивались светлые кудряшки. Ее миловидное лицо было сосредоточено, словно она боялась что-то позабыть. Неподалеку стояла палатка, которую только что развернули медики. Вокруг нее прямо на снегу лежали раненые бойцы, дожидаясь эвакуации. Неожиданно внимание Сорокина привлек мужчина небольшого роста, который требовал у военврача, чтобы его эвакуировали в тыл одним из первых.
– Да не могу я это сделать, сержант. Ты что, сам не видишь, сколько здесь тяжелораненых? Ходить ты самостоятельно можешь, ранение у тебя легкое, от такого не умирают, – произнес мужчина в белой медицинской шапочке.
– В чем дело сержант? – обратился к бойцу Сорокин.
Тот растерялся. Он не думал, что его разговор с военврачом услышит кто-то из посторонних.
– Товарищ капитан! Я ранен и обратился к военврачу с просьбой, чтобы меня эвакуировали в тыл. Я не хуже и не лучше других, но мое ранение требует определенного лечения, которое я не смогу получить здесь, в этом лесу.
– Что у него за ранение? – спросил Александр врача. – Тяжелое, средней тяжести?
– Сквозное ранение правого предплечья, товарищ капитан. Ранение не опасное для жизни. В первую очередь мы вывозим тяжелораненых бойцов. Он не может быть в первой группе эвакуируемых в тыл.
– Вам понятно, сержант?
– Так точно, товарищ капитан.
Сержант отошел в сторону и сел под дерево. Вскоре подошло несколько грузовиков, однако раненых было так много, что они не могли вместить их всех. Сидевший неподалеку сержант неожиданно вскочил с земли и бросился к одному из грузовиков. Оттолкнув раненого в ногу солдата, который еле стоял, опираясь на самодельный костыль, сержант полез в кузов. Солдат упал на грязный снег и попытался самостоятельно подняться, но у него ничего не получалось. Сорокин помог ему и, схватив за ворот шинели сержанта, стащил его из кузова.
– Ты что, сука, делаешь? – закричал он ему в лицо.
– Да пошел ты. Хватит, навоевался, – в ответ прокричал ему сержант. – Пусть теперь повоюют другие.
Сержант оттолкнул в сторону Александра и снова устремился к машине.
– Стой, гад! Стой или буду стрелять! – прокричал Сорокин.
Но сержант уже не слышал этих угроз. Расталкивая санитаров, он вцепился руками в борт автомашины и попытался забраться в кузов, на полу которого лежали раненые. Сухой выстрел заставил всех замолчать. Около Сорокина из темноты выросли несколько вооруженных бойцов.
– Взять его! – приказал он солдатам и указал рукой на сержанта.
Солдаты с трудом вытащили того из машины и подвели к капитану.
– Вы не имеете права, я ранен! – завопил он.
Машины, наполненные тяжелоранеными солдатами, тронулись, оставив еще с десятка три легко раненых бойцов на месте. Сорокин перевел взгляд на сержанта, который обреченно стоял между солдатами.
– Документы, – потребовал у него Александр.
– У меня нет документов. Я их потерял во время боя, – ответил сержант.
Со стороны немецких траншей взлетело несколько осветительных ракет, озарив безжизненным светом кусты и деревья. Вслед за этим послышались несколько пулеметных очередей. Трассирующие пули, как светлячки, пронеслись над головами бойцов. Какое-то нехорошее предчувствие возникло внутри Сорокина.
– Покажите вашу рану! – потребовал у сержанта Сорокин. – Я хочу посмотреть вашу рану!
Неожиданно сержант оттолкнул стоявших около него солдат и бросился в темноту. Не раздумывая, Александр побежал за ним. Ему повезло; сержант споткнулся и растянулся на снегу. Капитан заломил ему руки и связал их поясным ремнем.
– Вперед! – скомандовал он и толкнул сержанта стволом пистолета.
* * *
Арестованный сержант оказался немецким диверсантом. В его задачу входило наведение немецких самолетов на железнодорожные составы, которые направлялись к фронту. После того, как он сообщил сотрудникам особого отдела все интересующие их сведения, его расстреляли. Майор Козуб дал Александру возможность немного отдохнуть. Два дня назад усилиями Волховского фронта снова был пробит коридор, который соединил 2-ую ударную армию с «большой землей». Через образовавшуюся брешь удалось вывести большое количество раненых бойцов и в какой-то степени снабдить армию боеприпасами и продовольствием. Все эти передвижения шли под непрерывными налетами немецкой авиации, и прорваться внутрь образованного немцами котла удавалось не всем. Дороги и поля были забиты разгромленной советской техникой, трупами людей и лошадей.
Сорокину, по приказу начальника особого отдела дивизии, удалось удачно выйти из котла, и сейчас, сидя в кабинете особого отдела фронта, он докладывал руководству о борьбе с диверсантами, паникерами и дезертирами. Его доклад почему-то не понравился начальнику, который считал, что сотрудники особого отдела дивизии не проявили жесткости в этом вопросе.
– Пока мы не возьмем всех в ежовые рукавицы, мы не наведем порядка в армии. Расстреливать всех, кто без команды оставляет боевые позиции.
Неожиданно штаб забурлил: по коридорам побежали офицеры, кто-то спешно закрывал свой кабинет, кто-то спешил покинуть здание штаба. Вскоре все стихло. В кабинет начальника особого отдела фронта заглянул военный большой звездой на петлицах. Сорокин сразу узнал его – это был представитель Ставки верховного главнокомандующего Ворошилов. Все вскочили со стульев и вытянулись по стойке смирно. Он посмотрел на них и закрыл за собой дверь.
– Давай, Сорокин, – заторопил его начальник особого отдела Примаков. – Надеюсь, ты меня понял. Передай майору Козубу, что только жесткость может уничтожить разгильдяйство в нашей армии. Ты сам хорошо знаешь, как относится к подобной проблеме товарищ Сталин. Он не пощадил Павлова и целый ряд генералов, которые потеряли бдительность и проявили трусость в первые дни войны.
Александр вышел из кабинета и направился по коридору командного пункта фронта. Тот был пуст: ни человека, ни звука. Создавалось впечатление, что все сотрудники внезапно испарились. Он вышел во двор и невольно зажмурился от яркого солнечного света. Недалеко от машины, которая ожидала Сорокина, стояли два полковника, которые делились впечатлениями о посещение фронта Ворошиловым.
– Ты знаешь, Глеб, Власов и Ворошилов долго стояли около блиндажа и что-то обсуждали между собой, – доносился до Александра рассказ одного из полковников. – Потом Ворошилов показал рукой на поле, покрытое сотнями убитых бойцов, погибших при деблокировании окружения, и, обращаясь к Власову, сказал, что вот видите, местность здесь открытая, вражеские позиции хорошо укреплены, поэтому и такие большие потери в частях и подразделениях. Тот ему об отсутствии артиллерии, танков и авиации, а он словно не слышит его.
Взглянув на Сорокина, они замолчали и отошли в сторону. Он сел в автомашину и взглянув, на водителя, махнул ему рукой. Ночью, направляясь в штаб фронта, он из-за темноты не мог рассмотреть то, что увидел сейчас. Кругом на снегу лежали трупы советских солдат: их просто никто не убирал. Днем каждая попытка убрать трупы заканчивалась все новыми и новыми потерями. Сорокин снова почему-то вспомнил о Боге и мысленно перекрестился, глядя на эти вмерзающие в лед человеческие тела.
* * *
К вечеру следующего дня немцы вновь отрезали 2-ую ударную армию от частей и соединений Волховского фронта. Даже самому далекому от военной стратегии человеку было понятно, что армия обречена на гибель, но приказа на отход по-прежнему не было. Части 2-ой ударной армии продолжали вести ожесточенные бои с превосходящими силами противника.