Loe raamatut: «В дебрях урмана»

Font:

Сайт издательства www.veche.ru

Глава 1

В тёплый майский день в городском парке в уединённом месте на лавочке сидели двое мужчин. Одному лет под тридцать, второй выглядел моложе.

Со стороны можно было подумать: приятели нашли тихий уголок, присели отдохнуть, подышать воздухом, наполненным ароматом распустившейся зелени, полюбоваться и порадоваться весне, которая уже господствовала в полную силу, и повсеместно ощущалось приближение долгожданного после сибирской зимы лета.

Однако это было не так, этим двум собеседникам не до весеннего пейзажа, они были поглощены разговором отнюдь не лирикой о природе.

– Ты знаешь, Борька, а я рад встрече, – сказал тот, что младше по возрасту другого.

– Как освободился, чем занимался? – Борис, щурясь от солнца, глянул на собеседника.

– Ничем, мотался туда-сюда.

– И всё ж, Тихон, руки к чему-то ведь прилагал?

– Да не особо, то там, то сям, а меж делами присматриваюсь, куда податься да чем основательно заняться. Друзей нет, а какие были, так сторонятся – не желают с бывшим зэком якшаться, – ухмыльнулся Тихон.

– Понятно. Значит, человек свободный, ни семьи, ни кола ни двора.

– Почему, угол есть, правда, не свой – комнату снимаю, в запасе копеечка имеется. А ты чем дышишь? Ведь как с тобой расстались, сколь воды утекло.

– Хвастаться нечем, мало-помалу гребу денежку грузчиком в порту. Предлагали местные бандюги бригаду домушников возглавить, пошёл в отрез. Поразмыслил: ни к чему пока такое баловство, в случае чего это ж опять зона.

– Да колонии я тоже нахлебался и ухарей и беспредела разного насмотрелся, натёр бока на пальмах. Но и там жить можно, если с башкой дружить и не расслабляться.

– Можно, но на воле как-то проще – жизнь другая во всех смыслах. – Борис развёл в стороны руки и глубоко вдохнул воздух. – Смотри, могу подсобить с трудоустройством, в бригаде люди меняются словно перчатки.

– А что так?

– Кого за пьянку и прогулы выгоняют, другие не выдерживают, увольняются – труд-то нелёгкий, это ж не цветочками на рынке торговать.

– Здесь с постоянной работой повременю. Дядька звал меня к себе на Ленские прииски, вот и размышляю, может, в родные места отправиться. – Тихон слегка закусил нижнюю губу – вспомнил о родителях, родной поселковый домишко.

А вспоминать и было что и вроде нечего. Родился в приисковом посёлке, подрос, бегал с одногодками по улицам, в игры разные играли, порой хулиганили, не без этого, пришло время и в школу отправили, начальное образование получил, хотя учился без особой охотки. К школе относился так, лишь бы день прошёл, за баловство и пропуски уроков родителей в школу часто вызывали, попадало, но и наказания не помогали. В среднюю школу уже не ходил – в 1941 году началась война. Отца призвали на фронт, а мать трудовую лямку тянула, с утра до позднего вечера работала. Приходила домой и валилась с ног, от усталости и горя, причиной которому стала скорая гибель мужа, руки совсем не доходили до сына, глядела, лишь бы он сыт был, а сама впроголодь днями маялась.

А вскоре и мать слегла, долго болела, соседи поначалу помогали, кто хлеба подаст, кто картошкой угостит. Недолго тянула – померла, ушла из жизни тихо и внезапно, не успев и слова последнего сказать сыну, и остался Тихон один как перст. Дядька, двоюродный брат отца, пожалел парня, взял к себе, а жил он один бобылём. Родительский дом продали, и переехал Тихон со своими вещичками к дядьке – Крохину Николаю Петровичу. На фронт его не взяли, у него была бронь, как на специалиста, потребного для горно-поисковых работ.

Крохин после окончания горного техникума работал геологом на золотодобывающем участке прииска. С женитьбой как-то у него не клеилось. То с одной дамой сердца сойдётся, то с другой – характером не сходились, к тому ж дети не рождались. А как узнал от врачей, что он бесплодный, так и вовсе женитьбу отбросил, по девкам да незамужним женщинам начал похаживать, вином и водкой баловаться. Но алкоголем не злоупотреблял, дорожил работой, копил деньги – хотел, как выйдет на пенсию, выехать из района куда-либо, купить дом, а пока каждый год, это уже после войны, ездил отдыхать дикарём на Чёрное море.

Тихон стал совершеннолетним, но пока жил у дяди, время ж проводил как сам по себе, временами подрабатывал, а улица с друзьями являлись для него вторым домом. Чужие огороды были своими – стырить морковь или в теплицах снять огурцы с помидорами – это было в норме вещей и не вроде забавы, а в дом волок. Крохин огород имел небольшой, но на нём, окромя картофеля, ничего не выращивал. Если же в доме появлялись какие-то овощи, племянника не спрашивал, полагая они им куплены, либо догадывался, что ворованные, и не ворчал. А иной раз дядька на такое неразумно наставлял: «Правильно, где что близко чужое лежит, надо брать как своё, но с оглядкой».

С напарником-одногодкой Никитой Соболевым раз залезли через окно в один из домов, стащили из комода пару сотен рублей – деньги немалые. Поделили поровну. Понравился лёгкий «заработок». Замыслили повторить – ограбить ещё кого-либо, присматривались. Никита Соболев жил с матерью без отца, его в шахте завалило. Матери было некогда заниматься с сыном – вся в работе с утра до вечера и на дом работу брала – стирала бельё, что-либо шила. Нужда заставляла – троих детей на ноги поднимать надо было, надеялась, что Никита вот-вот на работу устроится и всё легче будет.

Но затею проникнуть в другой дом друзья решили отложить, хотя и приглянули хату одного одинокого старателя. А пришла мысль иная, дерзкая – залезть в поселковый магазин промышленных товаров, а там, в витринах часы наручные и дорогостоящие украшения – золотые кольца и цепочки, серёжки с самоцветами, кулоны, одним словом, драгоценности. Идея эта пришла Тихону, и Никита её сразу подхватил. В случае удачи – это же богатство, целое состояние! Встал вопрос: как? А тут уже смекалку проявил Никита, предложив ночью забраться на чердак магазина и разобрать печную трубу, спуститься в проём, а тут уж дело техники. В долгий ящик откладывать не стали, в один из будних дней перед выходным днём магазина и решили осуществить план.

Магазин промтоваров, как, впрочем, и все магазины посёлка, сигнализации не имел. Закрывались окна массивными ставнями на петлях, на них накладывались поперечные металлические перекладины со штырём на конце, который вставлялся через отверстие в стене и он закреплялся внутри помещения; входные же двери в магазин закрывались на массивный замок и опечатывались. Такие замки все называли амбарными. Сторожа были, но они, делая абы как осмотры территории, заходили в сторожку и пили чай, глубокой же ночью кое-кто и засыпал, не без этого. Но тем не менее случаев ограблений магазинов и киосков в посёлке никогда не было.

Тихон сказал дядьке, что пойдёт ночевать к другу, Никита матери соврал так же. А раз так, то и никто и не кинется искать их ночью.

Дело было в конце августа, небосвод темнел рано, улицы становились безлюдны. На чердак магазина забраться пара пустяков – убедившись, что сторож в своей каморке, в торце деревянного здания стояла противопожарная лестница, по ней оба и проскользнули под крышу.

Кирпичная труба сложена с раствором глины и не особо прочно, а посему кирпичи с лёгкостью поддавались даже под небольшим нажимом, словно большие кубики, только тяжелее, чем деревянные. Работали бесшумно, металлическую трубу, что стояла на кирпичной кладке, осторожно сняли и опёрли на перекрытие, теперь ничто не мешало разбирать дымоход.

Когда же наконец труд увенчался успехом, друзья оценили, что лаз готов, и по нему спустились на печь, с неё спрыгнули на пол. Зная, что окажутся в абсолютном мраке, прихватили с собой электрический фонарик. К нему взяли даже запасную лампочку, вдруг перегорит.

Когда же подошли к витринам с драгоценностями, оба восторгались: вот оно! Выдвинув витраж, спешно стали ссыпать всё, что попадало под руки, в брезентовую сумку. Времени на это ушло немного, и нужно было поторопиться убраться восвояси. Со сноровкой и помогая друг дружке поднялись на чердак. Прислушались – всё тихо. Спустились по лестнице во двор, в сторожке горел свет, но сторож, вероятно, дремал. Бежали задворками, осмотрительно озираясь по сторонам. На пути только раз всполошилась в одном из дворов собака, она взялась вялым лаем, но вскоре затихла. Достигнув дома Никиты, решили сумку с содержимым пока спрятать в сарае. Вырыли небольшую ямку, положили краденое, накрыли кусочком фанеры и присыпали землёй.

На следующий день местная милиция была во всеоружии. Вопиющая кража! Кто злоумышленники? Где краденое? Работники магазина принялись проводить ревизию, следовало знать: что конкретно и на какую сумму похищено. Тихон же с Никитой затаились и выжидали, чем закончится шумиха.

Поиски грабителей велись интенсивно, «ворошили» всевозможные версии, высказывались подозрения на тех или иных лиц, особо ранее судимых, опрашивали местных жителей, надеясь – что-то просочится. Но тщетно, грабители и ценности как в воду канули. Через неделю вроде как страсти поутихли, но это было обманчиво, сыск работал скрытно, не сбавляя темпы изо дня в день.

У Тихона и Никиты сноровки хватило совершить кражу, а вот сбыть краденое, разума не хватило. Внешне затихшие поиски усыпили бдительность похитителей, и они решили начать сбыт золотых изделий на соседнем прииске. Ходили по посёлку и за низкую цену предлагали людям купить что-либо на выбор. Покупатели находились, и это парней окрыляло. Ну как могла такая торговля пройти мимо народа, знавшего, что в районе совершено ограбление и что украдено. А тут неизвестные подростки предлагают ценности, явно не принадлежащие им. «Да откуда же у мальчишек такая роскошь?..» – всякий прохожий думал при виде необычных продавцов.

Кто-то из жителей известил милицию. Арестовали ребят в этот же день. Сначала отпирались, говорили, якобы нашли, но под нажимом следователя сознались, отдали сумку с драгоценностями, рассказали, как всё происходило. После судебного разбирательства получили по два года колонии. Прощай беззаботная жизнь и свобода – впереди лагерь с исправительными работами и под надзором охраны.

На зоне и познакомился Тихон Груздев с Борисом Гребневым. Гребнев был осужден за бандитский налёт в сибирском городишке, групповая связка подельников, а потому и статью «пришили» серьёзную. Отсидел почти от звонка до звонка – за хорошее поведение выпустили досрочно. После освобождения приехал в Иркутск. Город огромный, на больших улицах и в суете людской как-то быстрее стали забываться пережитые неприятности. А тут случайно и встретились бывшие арестанты. Какая встреча! Неожиданная…

– Дядька, говоришь, на Ленские прииски зовёт, это хорошо. У меня же есть иная тяга – махнуть на магаданские прииски. Если желаешь, можем сигануть вместе.

– А кто у тебя там, в Магадане, родные или близкие?

– Нет у меня там никого, но есть один бродяга, вместе на нарах отдыхали. Ты его не знаешь, я ж ещё раз подсел за колючку, ненадолго, но загорать пришлось, там и скорефанились.

– Веришь, что он тебя ждёт?

– Ждёт. Недавно знать о себе дал. Сообщил, дела интересные есть, а надёжных людей нет.

– Что ж за дела? – спросил Тихон с любопытством.

– Ещё будучи на зоне гутарил он мне, якобы золотья там немерено, приисков тьма пруди, старателей по тайге много, кто группами, кто в одиночку копаются. Сечёшь, к чему клоню?

Тихон задумался. Много историй он слышал об ограблениях старателей, их убийствах с целью завладеть добытым ими драгоценным металлом. Порой малая кубышка золота стоила им жизни, но этот одержимый народ копался всюду, промывал породу в надежде фарта. Копались, и удача сопутствовала многим – золотой песок вызывал азарт, а если везло, находили и самородки, и тогда наступала эйфория. Чтоб не ограбили, пробирались по тайге путями редко хожеными, скрывались от недобрых глаз. Несли золото в приисковые кассы, а иные прятали в тайниках. Сколько золота оставалось лежать в кладах, если их хозяев лишали жизней? Много… Кто ж знает места тайников, коль они известны лишь тем, кто их закопал.

– На мокрое дело что-то не очень тянет, это ж души человечьи, от такого оборота тюрьма на всю катушку.

– Заладил: мокрое дело, тюрьма на всю катушку. Ты сразу на край смотришь, но я не об этом, о чём ты подумал. Не надо накручивать. Мы и сами с усами, надыбаем участок богатый, нароем столько золота, чтоб жить в малиннике и в шампанском купаться. Колымские россыпи фартовые, к тому же и клады пошерстить можно. Решай, в одной упряжке с тобой сподручно было бы, как-никак одну баланду хлебали, присмотрелись друг к другу.

– Надо подумать, – выждав паузу, ответил Тихон.

«Конечно, без образования, с запятнанным прошлым, где я найду себе подходящую работу? Грузчиком, как Борис, или дворником метлой по дорогам меж домами мусор подметать, много не заработаешь, а значит, и жизнь скудная. Прав Борька, жизнь она одна, как говорят: кто не рискует, тот не пьёт шампанского. А если подфартит, так и унынье с плеч сброшу. Где золото, там и деньги, и деньги немалые…» – рассуждал Груздев.

– Можно много размышлять! Пока думаешь, годы улетят, а времечко на месте не стоит, оно бежит, спешит впереди нас, не заметишь, как седой бородой об стол упрёшься. – Борис глянул в глаза собеседнику.

Встретившись взглядами, Тихон произнёс, словно выдавил из себя:

– Чего тут спорить, твоя правда, прозябать в трудах нищенских и быть в долгах как в шелках – такая перспектива не по мне. Давай попробуем. Но только уговор: стоять один за одного, чтоб ни приключилось, и доверять во всём.

– Какой базар! – воскликнул Борис, обрадовавшись согласию Тихона. – Будем как одна сцепка, как братья! По рукам?

– По рукам, – Тихон протянул руку к руке Гребнева, крепко сжали ладони и обнялись.

– В ближайшие дни возьму расчёт, загодя обмозгуем, что да как, и тронемся, откладывать не будем…

Глава 2

Самолёт приземлился в аэропорту Магадана. Пассажиры по трапу сходили на землю, в багажном отсеке получили вещи. У Гребнева и Груздева было по одной сумке. Борис шёл к аэровокзалу в предвкушении встречи с бывшим сокамерником Захаром Хрусталёвым по прозвищу Хрящ. Почему он получил такую кличку, Борька никогда его не спрашивал. Тихон шагал рядом и тоже думал о человеке, которого знал Гребнев, – что за личность, каков характер?

Хрусталёв стоял на перроне аэровокзала в куртке и чёрного цвета штанах, на голове серая фетровая кепка, из-под козырька которой пристально разглядывал прибывших пассажиров, и тут среди них заметил знакомое лицо.

– Гребан! – воскликнул Хрусталёв, и бросился обниматься с Гребневым.

– Привет, Захар, привет! – ответил Борис и дружески пожал руку. – А ты чуток изменился – разжирел, гляжу, воля на пользу идёт, знать, жрёшь от пуза.

– Есть малёхо.

Груздев стоял рядом, ждал, когда же двое друзей обменяются любезностями. Тут Хрусталёв заметил молодого человека, стоявшего подле и молчавшего. Он понял, что этот спутник прибыл вместе с Гребневым, и удивлённо спросил:

– С тобой, что ли?

– Со мной, – ответил Борис. – Знакомься, мой брат Тихон.

– Ты ж говорил никого у тебя нет из родни.

– Не было, а теперь есть.

– Лады, потом разберёмся, – улыбнулся Хрусталёв и пожал руку Груздеву: – Будем знакомы, я Захар Хрусталёв, есть и прозвище – Хрящ, клич, как нравится.

Тихон назвал своё имя и фамилию, оставшись довольным весёлым характером нового знакомого. В Хряще было что-то подкупающее, притягательное, но что, Тихон понять не мог, главное, напарник Бориса ему понравился.

– Поехали ко мне на хату, а там и встречу обмоем и пошепчемся, – распорядился Хрусталёв, увлекая гостей за собой к стоянке частных извозчиков.

Ехали по городу и через окна машины разглядывали город, по дороге Гребнев предложил:

– Надо бы тормознуть у какой лавки, водочки купить и закусону.

– Не парься, всё есть, голодом томить не буду, – рассмеялся Хрусталёв.

Наконец «Москвич-401» остановился у небольшого дома, расположенного на окраине города. Здесь частный сектор, с усадьбами и небольшими огородами. Вышли из машины, Хрящ открыл калитку и пригласил:

– Заходи, братва!

Провёл во двор, отомкнул замок и широко открыл дверь.

– Прошу в моё скромное логово. Будьте как дома.

– Но не забывайте, что в гостях, – вставил Борис.

– Нет, Боря, тут ты не прав, наоборот, забудьте, что в гостях, и располагайтесь как дома.

– Коли так, тогда замётано. Хата-то твоя?

– Нет, одного кента, его уж в живых нет, на меня переписано.

Хрусталев для встречи, вернее, для угощения друга подготовился основательно. Еды было всякой и впрок, и хорошо, что так, поскольку Гребнев прибыл не один.

На столе появились мясные и рыбные копчёности, соления, отваренная картошка, предложил и приготовленную с утра уху. Расставил три стакана, разложил ложки и вилки, затем словно фокусник извлёк из холодильника пять бутылок пива и бутылку водки с наклейкой «Стрелецкая». Стекло на ней сразу покрылось лёгкой испариной, что придало алкогольному флакону своеобразную привлекательность.

Притомившиеся гости дальней дорогой и за сытный стол – это для них блаженство и упоение. Пили и ели со зверским аппетитом, пили и чай, меж тем и вели беседу. Говорили о былой жизни на зоне, о казусах и перипетиях человеческих судьбах, оказавшихся за колючей проволокой, вспоминали и о побегах зэков, и кому удалось сбежать, а кого настигла кара.

Захмелев и расчувствовавшись, спели куплет из блатной лагерной песни «Мурка»:

Ночью было тихо, только ветер свищет,
А в малине собрался совет,
Все они бандиты, воры, хулиганы,
Выбирают свой авторитет…

Слова песни и воспоминания тронули нервы, и Гребнев не выдержал. Поддев на вилку очередной кусочек малосольного хариуса, произнёс:

– Ай, хватит о былом. Расскажи лучше, чем сам живёшь-промышляешь, ведь не зря звал.

– Хочется думать не зря, – подтвердил Хрусталёв. Налил всем по четверть стакана водки, поднял свой стакан и призвал чокнуться:

– Мужики, дел интересных в этих краях столько, что двух жизней не хватит их разгрести, только мудро и толково порешать всё надо, зря голову, куда не след, толкать не нужно и всё будет чики-пики. Выпьем же за нас!

Дружно сдвинули стаканы и опорожнили. Уже не первые дозы спиртного ударили в голову, все расслабились и, сытно отобедав, вышли на улицу освежиться. Закурили.

Гребнев затянулся глубоко, медленно выпустил дым папиросы изо рта и поинтересовался:

– Какие ж виды имеются?

– Видов, Боря, море. Как там, у Маяковского: все работы хороши, выбирай на вкус.

– И всё же?

– Поясняю: много одиночек-старателей шастают по тайге, роют закапушки, втихую золотишко моют. Дела творят незаконные, потому как на золотоносных ручьях, прячась от властей, копошатся. Легавые за имя охотятся, но от случая к случаю, не жить же им в лесах постоянно, где ж обозреть просторы таёжные.

– И?.. – Гребнев пристально взглянул на Хрусталёва, подталкивая говорить дальше.

– И тут поле непаханое – самим таким же делом заняться. Риск есть, но мы ж не лохи.

– Рой и бойся, загребут и… – заметил Груздев, хотя сказал так ради услышать что-либо убедительное и вселить уверенность в себя и Гребнева в успехе предложений Хрусталёва.

– Если в барабане пусто, – Захар пальцем постучал по своей голове, – то загребут. А мы народ битый, главное, чтоб нас алчба не давила, сами знаете, жадность фраеров всегда губит. Но есть и одно но.

– Что ж за но? – насторожился Гребнев.

– Особо не напрягайся. Бывает по тайге шастают и иной народ – лихие люди, вроде воронья, но куда круче промышляют – искусители грабежа.

– Кто ж таковые?

– Бывшие заключённые, освобождённые по амнистии благодаря товарищу Берия. Спасибо родненькому: среди этой братвы в откидон попали, а может, и сбежали, и отъявленные убийцы и бандюги. Им терять нечего, нападают уж с несколько лет подряд даже на мелкие артели старателей, налёты отчаянные творят. Но в последние годы их крепко осадили, затихли, и вылазки исподтишка лишь кое-где всплывают. Подозреваю, кто-то из них имеет связь с некоторыми мусорами, поскольку больно вольготно ведут себя, ничего не боятся, а те, видать, их покрывают и долю от них имеют. Вот такие пироги, кенты.

– Даже так?

– Даже так, Боря. Конечно, за руки я с такими ментами не здоровался, утверждать не буду, но слухи ходят.

– Дыма без огня не бывает. Вполне есть среди легашей продажные шкуры, чуют и роют лёгкую добычу, карманы набивают, прибери их леший.

– Ладно, хрен с ними. Просто в таком деле, если серьёзно заниматься, следует быть настороже, с ушами на макушке. В тайге встречи могут быть всякие, и стычек не избежать.

– Дело опасное, можно сказать наряду с промывкой породы на кон жизнь поставим, – засомневался Гребнев.

– Ставим, но такой кон больших свеч стоит.

– Хм… – хмыкнул Гребнев и промолвил: – При таком раскладе оружие иметь надобно, без стволов и рыпаться нечего, ведь всяко может обернуться, коли можем перехлестнуться с лихими громилами. Купить ружья не помешало бы.

– Одна двустволка у меня имеется.

– С одним стволом не повоюешь. Не с голыми же руками промыслом заниматься, а разговорами-уговорами бандитов не угомонишь, те только силу уважают и то не всегда. Ещё пару ружей купить потребно, это как пить дать.

– Продумано. Иначе и не звал бы тебя сюда. – Захар хитровато улыбнулся и полушёпотом произнёс: – Пара автоматов и один револьвер имеются с достатком патронов, так что есть чем стращать и постоять за себя.

– Ого! Откуда ж? – удивились гости.

– Долго рассказывать, главное: есть такая грозная потеха.

– В таком разе вопросов нет. Будем знать, не с пустыми руками барагозить придётся, – с удовлетворением отметил Гребнев, а захотев справить малую нужду, спросил: – Где у тебя дальняк? Отлить бы надо.

– В огороде за домом.

До туалета сходил и Тихон – пиво и чай дали о себе знать. А когда вернулись, хозяин двора тоже отлучился, облегчился и вновь пригласил гостей в дом. Тут и достал Хрусталёв из тайника подвала всё своё вооружение.

Тихон и Борис, попеременно беря в руки то одно, то другое оружие, восхищались им. В души вселилась уверенность, что оно и есть то подспорье, которое обеспечит им уверенно осуществить задуманное и оградит от неприятностей – устрашит вероятных грабителей, позволит отбиться, сохранит жизнь.

– Классно! Новьё, словно с завода! А не подведут? – уточнил Гребнев.

– Работают как часики, сам проверял. Стрелял в глухомани по мишеням, пули ложатся в яблочко.

– Что ж аппараты клёвые, с такой опорой и в бой идти не страшно. Колись, Захар, где нарыл всё это? – спросил Гребнев.

– Шёл, запнулся, гляжу, куча оружия, поднял и…

– Хватит пургу нести, – перебил Гребнев, его просто заедал интерес: где мог взять кореш боевое оружие?

– Был тут один земеля, бывший военнослужащий, каким-то образом с армейской части умыкнул всё это добро и схоронил. Говорил, мол, на всякий случай, вдруг пригодится или продать кому удастся. Но ни того ни другого не произошло. Как с колючки откинулся, я сразу хотел на Дальний Восток уехать, а тут с ним случайно перехлестнулись, с одного места родом мы с ним, у него и приземлился. Комнату мне дал, а вскоре он на моих глазах сдал – крепко болячка прихватила, кое в чём помогал ему, а чувствуя, что вот-вот кони кинет, признался об этом арсенале, рассказал, где спрятал, хату на меня переписал. Хороший мужик был, похоронил я его, а у самого и план образовался, коль оружие такое в руках оказалось.

– Наверняка со складов стащил, раз новёхонькие, – предположил Гребнев.

– В точку попал – со складских запасов, – подтвердил Хрусталёв. – Стволы нигде не засвечены, ни в каких замарашках не участвовали – чистые. Ну, ладно, налюбовались, – и хватит, всё на место. – Хрусталёв принялся складывать оружие, заворачивая его в промасленные тряпки. – Грозное оружие это пока брать с собой не будем, всё же как на разведку едем, при людях неуместно держать его и прятать, достаточно одного ружья, хватит при надобности приструнить кого. Я тут справки кое-какие навёл и многое от людей слышал, так что злачные места мне ведомы, зря землю ковырять не будем. – Хрусталёв взглянул на собеседников и продолжал: – Тут до вашего приезда с одним бродягой заваруха вышла уж шибко корявая, чуть было жизни не лишился из-за золота.

– Чего так и к чему вдруг говоришь об этом, Захар? – насторожился Гребнев.

– Не напрягайся, так к теме вспомнил. – Хрусталёв достал папиросу, прикурил и присел к столу. – Некий Сухарь здесь проживал, кличка у него такая. Тихо жил, не совал нос, куда не попадя, а тут менты взяли его, так он оказался тот ещё орешек. Золота кучу нагрёб, а распорядиться не сумел – ума не хватило – где-то оступился, иль взболтнул кому по пьяни, язык-то он до Киева, говорят, доведёт. Вот к тому и говорю: с мозгами дружить в этаком деле надобно.

– Что с ним стряслось-то? – полюбопытствовал Груздев.

– Грабежом в последние годы и втихую занимался, как оказалось, вроде и неприметный сукин сын, а творил такое, что у местной братвы шары на лоб вылупились. Короче, изъяли у него оружие и двадцать кило золота. Следствие, суд – и закрыли этого гопника.

– Двадцать килограммов, ничего себе! – удивились в один голос Борис с Тихоном.

– Да, два десятка.

– Так это статья расстрельная, иль пожизненно дали?

– И то и другое.

– Как так?

– Вышку припаяли, а он в столицу в самые верха маляву написал о помиловании, дескать, если жизни не лишите, то пуд золота сдаст государству.

– Ничего себе Соловей-разбойник, это ж сколь старателей положить надобно было для богатства сумасшедшего, – закивал головой Тихон.

– Рассмотрели, видать, в Москве евоную просьбу, сочли: пулю в лоб человеку пустить просто, а выгоднее будет добавку с него получить. Верхушка своим судом дело переиначило, и вынесли закрыть пожизненно.

– Ну, а как с пудом, отдал или нет?

– Вроде как отдал, иначе б дырку в голове проковыряли. Шестнадцать килограммов, по весу, как в аптеке. Но я так разумею: коль при таком базаре у этого Сухаря в загашнике куда более металла припрятано. Не прошло месяца – и ему вольную дали.

– Ого! Откупился, ну и жук, – то ли восхищаясь, то ли удивляясь, заметил Гребнев.

– Кто знает, что это ему станет, ещё не вечер – может и жизни лишиться, если опять впросак попадёт.

– Так не зря легавые, видать, отпустили, проследят и вынюхают запасы его, дорожку-то всё одно укажет, не сегодня, так завтра – нужда заставит или иное что принудит, с золотом всё одно не сидел бы как курица на яйцах, покою-то оно не даёт. А тут уж как карта ляжет – или пан или пропал, – рассудил дальнейшее развитие событий Борис.

– Вполне так и есть, выпустили, чтоб выдоить подчистую, а там либо опять спрячут, либо в расход пустят. – Захар потушил окурок. – Всё, мужики, довольно балагурить, чай погоняем – и на сон грядущий, а завтра на свежую голову всё обсудим, без спешки и ладом.