Рассказики

© Александр Петров, 2024

ISBN 978-5-0062-4171-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Об авторе

Петров Александр Анатольевич родился в 1959 году в посёлке Мяунджа Сусуманского района Магаданской области. После окончания в 1980 году факультета русского языка и литературы нынешнего Северо-Восточного государственного университета, работал в Забайкалье в органах МВД и Минюста. Член Союза журналистов России.

Свеча

Каждый наблюдал за горящей свечой. Маленькое пламя притягивает как магнит и от него невозможно оторвать взгляд. Большая свеча горит долго – её зажигают неоднократно по мере необходимости.

А вот маленькая церковная свеча сгорает быстро на ваших глазах. Её горение в точности напоминает скоротечную жизнь человека.

Вы подносите спичку к свече. Маленький, незаметный фитилёк не может поймать огня и вот, наконец, краешек свечи оплавлен и фитилёк зажёгся. Появляется крохотный еле видимый огонёк, но он растёт быстро и на глазах становится всё больше и ярче и вот уже оказывается настоящим, способным осветить пространство вокруг себя. Но его ещё бросает из стороны в сторону, он горит неуверенно, пытаясь приспособиться к окружающей среде. И, наконец, он выравнивается, горит правильно и однообразно и такое горение продолжается практически на протяжении всей его короткой жизни.

Но время неумолимо. Свеча становится всё короче и короче, превращаясь в какой-то растрёпанный огарок. Фитиль его становится длинным, загнутым в сторону. Пламя начинает дёргаться, гореть какими-то прерывистыми всполохами… И вдруг загнутый фитиль начинает медленно поворачиваться, прокручиваясь вокруг свечи как часовая стрелка. Как будто напоследок в нём пробуждается интерес к прошедшей жизни: Где же он был всё это время? В каких условиях прошло его существование? Но взглянуть на мир с прежней высоты уже не удаётся… Огарок становится всё крохотней и крохотней – с каждой секундой приближаясь к своему концу. И вот, – свеча уже сгорела, но фитиль ещё тлеет. Огонёк его уменьшается и уменьшается и становится уже почти невидимым. И вдруг, как будто собрав последние силы, он вспыхивает ярким прощальным пламенем и тут же угасает. И только белая струя воскового пара – словно душа, выскакивает из остывающих останков и устремляется ввысь…

Здравствуй, мама!

Гриша рос в большой семье. Детей – мал мала меньше. Он же – старший. Учиться в военные годы ему почти не пришлось. Мысли были тогда одни – где раздобыть поесть?.. Несмотря на малолетний возраст, пришлось ему работать в колхозе, чтобы как-то помочь матери, прокормить себя, сестёр и братьев.

Учёба в школе не давалась. Поучившись урывками три года в первом классе, Гриша понял, что ему не освоить грамоту и на четвёртый год в школу не пошёл.

Но уже после войны, лет через восемь, пришло время призыва в армию, и про Гришу вспомнил военкомат. Учителям же местной деревенской школы поручили научить Гришу элементарному – писать письма домой. Как же без этого в армии?

Именно в это время приехал в деревню с молодой женой новый учитель Виктор Васильевич, после окончания Агинского педагогического училища.

В школе летом занятий нет, – тут и нашлась работа молодому учителю – обучить Гришу грамоте. Был бы Виктор Васильевич приезжим в эти места, было бы, наверное, проще справиться с этой трудной задачей. Но Виктор Васильевич вырос в этом селе и Гришу знал с детства…

Встреча состоялась тут же, в школе.

– Вот Григорий – Виктор Васильевич, наш новый учитель, будет с тобою заниматься, – представила учителя заведующая школой Грише, которого сельский совет, после долгого внушения сегодня отправил учиться. – Так что, садись, бери карандаш и бумагу и слушай Виктора Васильевича внимательно, и выполняй, всё, что он будет говорить.

– А, это ты что ли Витька – Виктор Васильевич? А я и не понял вначале! – сказал Гриша, – Вот вишь, вместе учились, а таперича ты меня учить будешь! Вот как быват…

– Не Витька, а Виктор Васильевич! – сказала Грише зав. школой, – Так что Григорий, прошу называть его так! Ну ладно, занимайтесь, у меня тоже дела есть! – и она ушла.

– Садись Григорий за парту! – также официально, как и зав. школой обратился к нему учитель, – Давай не будем даром терять время!

– Паря, давно я за партой не сидел. Я, ить Витька, после това, как школу бросил, ужо забыл как ручку дёржат! – сказал Гриша, втискиваясь в парту.

– Не Витька, а Виктор Васильевич! – напомнил ему учитель, – Поэтому тебе и дали карандаш. Главное, – чтобы научился писать основные слова. Давай, пиши своё имя и фамилию!

– Сщас погоди, паря, сщас спомню! – сказал, взяв карандаш, Гриша и немного подумав, высунув кончик языка, стал сосредоточенно выводить что-то на бумаге.

– Ну вот, молодец! Правильно написал! – похвалил его Виктор Васильевич, – Только надо было с большой буквы писать фамилию и имя.

– Ну, это, паря, я уж не умею! – ответил ему Гриша, обрадовавшись похвале.

– Ну ладно, давай продолжим! – сказал Виктор Васильевич, – Пиши: «Здравствуй мама»!

– Да каво ты Витька, я только от её, – уже здоровкался!

– Ты должен научиться писать ей письма, когда тебя в армию возьмут! Тебе, что – не объяснили в сельсовете? Тебе ведь три года служить придётся, а если на флот попадешь – пять! Как письма-то писать будешь?

– Да каво там писать-то? Я же безграмотный!

– Так вот – учись! Для этого тебя сюда и прислали.

– Учился уже три года, – никаво, паря, я не научился!

– Тогда ты ребёнком был, а сейчас-то взрослый мужик. Теперь-то должен научиться!

– Да каво ты, Витька, я ещё больше отупел, пока вырос. Никаво я не сумею писать!

– Давай не будем терять времени! Давай, пиши: «Здравствуй мама»!

– Ну, это я умею! – неожиданно ответил Гриша, и написал: «мама».

– Вот! Теперь пиши: «Здравствуй»!

– Ну, это, паря, я не умею, – ты уж сам за меня напиши!

– Да я-то напишу! Но ты сам должен научиться писать!

– Я не знаю – как писать?! – с горечью ответил Гриша.

– Ну, давай будем по буквам. Пиши букву «З»!

– Паря, забыл, как пишется?

– Тройку помнишь? – вдруг придумал учитель, – «З» – такая же, как тройка! Пиши тройку!

– Так? Да? – показал написанную тройку Гриша.

– Так! Молодец! Теперь пиши «д»!

– Каво ты, Витька, я таких букв не знаю!

– Слушай! Ты не называй меня «Витька»! Я же учитель, зови меня, пожалуйста, по имени-отчеству! А то заведующая ещё услышит – ругаться будет. Хорошо?

– Ладно, Витька, следущий раз буду по имени-очеству. Говори, чё дальше делать?

– Давай, я напишу тебе слово, – а ты переписывай его аккуратно.

– Ладно. Давай попробоваю!

– На вот – пиши, точно так же! – написал на листке образец Виктор Васильевич.

Гриша стал аккуратно, снова высунув кончик языка, переписывать слово по буквам.

– Ну вот, – разглядывал его каракули учитель, – что-то совсем не поймешь, что написал? Давай, пиши снова, – пока не получится точно так же как у меня.

Гриша снова принялся писать слово.

– Витька, а помнишь, – мы с тобой коней на Огибне пасли?..

– Ладно, Гриша, давай потом повспоминаем, когда напишешь, как следует! И я же тебя просил, не называть меня Витькой. Ты же обещал?!

– Ах! Да! Забыл! – сказал Гриша, вновь взяв карандаш в руку.

– Витька, а помнишь, волки нас напужали тогда в Огибне?

– Слушай, Гриша, мы так с тобой до ночи не закончим писать одно слово. Ты не отвлекайся, пожалуйста!

Тут в класс вошла зав. школой. – Ну как тут у вас дела? Научился писать?

– Да туговато! – ответил Виктор Васильевич, – Но ничего, думаю – всё равно научится, не сегодня, так завтра. А ты, Григорий, пиши, не отвлекайся!

– Витька, а помнишь, – ты за Шуней-то ухлястывал?! – снова пустился в воспоминания Гриша, вводя Виктора Васильевича в краску.

– О! Да у вас много общих воспоминаний! – сказала заведующая, – Ну ладно, я пойду, не буду вам мешать. Но имейте в виду – времени на обучение всего неделя. Так что будьте добры, отнеситесь серьёзно к занятиям! Мне же отчитываться и перед районо и перед военкоматом. Так что не отвлекайтесь!

– Ну что, добился?! – зло сказал Виктор Васильевич, когда она вышла. – Видишь – заведующая уже и меня отругала! Давай – пиши! Я вижу, с тобой нельзя по-хорошему!

– Да каво ты, Витька, – бесполезно! За три года не смог выучиться, а сщас за неделю?! Бесполезно! Зря время убивам!

– Пиши! – вновь повторил Виктор Васильевич, – Ночевать здесь останешься! Пока не научишься – отсюда не уйдём!

– Каво ночевать?! А коровы придут, – кто их загонит? Мать болеет! Кто их доить будет? Вопщем, пошёл я! Не получился из меня ученый! – горестно сказал Гриша, встал и вышел из класса. На этом его учеба закончилась…

А в армию Гришу не взяли. Но по другой причине.

Когда он во время комиссии зашёл к военкому, тот, будучи наслышанном о Грише, показав ему на портрет Карла Маркса, спросил: «Кто это?»

– Москва! – ответил ему Гриша сходу, и был отправлен домой…

– Я чё, дурак, – в армии служить, а кто за хозяйством ходить будет? – рассказывал потом Гриша радостно, – Я специально сказал: «Москва», я чё, Карла Маркса не знаю ли чё ли?..

Чэрэз Чыту

Мы на грузовике давеча, эвон с Сахой Марахэсом, в третьем годе, ли каво, ехали чэрэз Чыту. Утрем порошка прошла, сколезь, морошно.

Нас, паря, милиция попутала. Останавливают. Офэцэр с имя: Вы каку взрылчатку везёте?

А у нас, паря, кака взрылчатка, – в деремне?! У нас веники, да каво, палочки каки-то, топоришша…

– Вы каку, – грит, – взрылчатку везёте?

Паря, за шпионов нас пошшытали. Но потом, порылись в кузове – опустили.

– Кто его знат, может бонбу в кузове прячыте? Только, – буровит, – по дороге не пейте!

Да мы и так уж учёны – што в городе выпимши ехать не можно.

Ой-ё-ё-ёёй! Кое-как уехали.

Паря, таперича чэрэз Чыту не ездю. То опеть попутают – лучче стороной объехать!

Тоскливо

– Адали Толик Федочкин идёт? – присматривался Егор Петрович через окно к одинокому путнику, показавшемуся на горизонте и приближающемуся по дороге к селу.

– И впрямь, – он! Ну, баушка, ставь самовар, – чичас гость явится!

Толик – маленький мужичок, в свои 30 лет так и оставался ребёнком и мало чем отличался от деревенских пацанов. Он жил в Алек-Заводе с отцом, таким же маленьким Федочкой, а сюда, в Красноярово периодически появлялся попроведовать дядю, Егора Петровича.

Дед встречал Толика у калитки – О! Инатолий! Кое-как тя признал. Ты ли? – Не ты? Ужо думал – ты не живой, почитай года три не казался…

– Ну, иди в избу, чаюй, поди промялся? – Баушка там чай сварила! Да зачнём робить, – опричь тебя пособить некому. Надоть, паря, дополна делов прикончить, покуда ты не удалился…

Толик всегда с желанием помогал деду, исправно выполняя все его задания, а к вечеру, когда в деревне становилось темно, от нечего делать, дед начинал балагурить, шутить и подначивать Толика.

– Ну, каво ты паря расшиперился? Вали эвон в клуб, потанцуй, невесту себе присмотри!

– Да попустись! Какой у вас тут клуб? Окна и двери вот на таких гвоздях, ещё с позатова года.

– Ну, ни в клуб, дак эвон – баушка Авериха живёт холоста! – показал дед на соседний дом. – Эво-эво в окошке огонь светит…

– Дай передохнуть, я пристал, – весь день сёдня проканителились, с утра не присел! – отнекивался Толик.

– Не глянется Авериха, так на могилки пойди! – показал дед чуть правее Аверихиного дома на сельское кладбище.

– Сходи, паря, туды, – пробздись, воздуха взглотни! Климант ноне шибко бравый. Али ты боисся потемну на могилки пойти?

– Да каво там пужаться? Я сколь у себя на кладбище ходил, сроду не боялся! – отвечал деду Толик.

– Паря, а у нас на могилки пойти побоисся, – наши покойники дюжее ваших… Эвон, твой брат Алёха, паря, – тот боёвый, тот доле того бы слётал. А ты боязливый, как ушкан, – эвон глаза забегали!..

– Давай, пошевеливайся, не кобенься! Вали на могилки! Я дал тебе военное задание – тожно должон исполнить приказ командущего!

Толик с неохотой поднялся со стула, – Да не боюсь я никаво! – и вышел из избы…

Минут через двадцать залаяла собака, дверь отворилась, и вошёл запыхавшийся Толик.

– Ты, паря, куды подевался? – как ни в чём не бывало, спросил его дед.

– Ты забыл, каво ли, что меня на могилки посылал? Вот – сходил!

– А я думал, ты за баню выссаться пошёл, – слышал, навроде, журчало, адали опростался?! Паря, оннако за баней побыл, да вернулся? С могилок так скоро не обернёсся!

– Ха-ха-ха, – рассмеялся Толик, – Так и знал, что не поверишь! – Я с могилок для доказательства крест принёс, вон посмотри – в ограде лежит.

– Ну-ка, баушка, взгляни в оконце, – неужель правда? – не поверил дед.

– Но! Вроде лежит крест! – подтвердила бабушка, посмотрев во двор.

– Паря, не баушкин ли крест припёр? – вдруг заволновался дед, ведь его мать похоронена как раз при входе на кладбище.

Почуяв неладное, дед пошагал во двор…

– Ну, паря, – беда! Ить надо што удумал – в аккурат баушкин крест с могилы взясти! – сокрушался дед.

– Ты пошто, глупый чаловек, баушкин крест приташшил?

– Я откуда знал, что он баушкин?! Ты же меня не предупредил!

– Я куды тебя, шелопутного, посылал? – Пробздеться, развеяться! А ты, бестужий, почал могилы шевелить?! Неси крест обратно, – поставь на место!

– Да каво ты стыришь! Я уж и не помню, где его снял в потёмках. Утром посветлу схожу, – всё налажу! – огорчённо говорил Толик.

– Давай, вали чичас же, лихоматом! Утрем я сам съездю, посмотрю, как всё поправил! – настаивал дед.

– Вот гость, дак гость, – всё приломал! Никакого спокоя с имя нет, таперича всю ночь не усну!

– Вали чичас же! Ты ещё здесь?! Эвон в сенцах молоток с гвоздями возми…

Толик, обречённо, взвалив крест на горбушку, ушёл в темноту…

Утром, пока дед не вернулся с кладбища, Толик засобирался домой. – Каво тут с вами?! Поеду отцу пособлю сено косить!

– Што-то мало погостил? – жалела его бабушка, – Тольки третьеводни приехал?

– Да тоскливо тут у вас! – ответил ей Толик и, попрощавшись, неспешно удалился по дороге за горизонт…

Истина?!

Отец и дядя Коля часто собирались вместе, и даже если было много гостей – они, никого не замечая, общались только между собой. Часто их общие воспоминания переходили в спор, который, как правило, кончался ничем.

Сегодня, в субботу, за бутылочкой водки, они сидели за столом в нашей квартире. Тема была одна – вспоминалось детство, природа Забайкалья, утренние туманы… И вдруг:

– Я вот заметил, – сказал дядя Коля, – что хоть и говорят, что жаворонок первым кричит утром, но нет – первой утром поет перепёлка!

– Да нет! – сразу возразил ему отец, – Я пас коней и специально замечал – жаворонок первым начинает петь утром.

– Вот, именно перепёлка! – сказал дядя Коля, – А потом уже жаворонок, чуть позже!

– Жаворонок! – снова уверенно повторил отец, – Я вон сколько ночей провёл – коней пас, на охоте по утрам по жаворонку ориентировался.

– Да ты уже всё забыл! Когда ты там пас коней? Уже сколько лет прошло? Я вон, на рыбалку всё время хожу – перепёлка первая просыпается.

– Жаворонок! Ты меня не убедишь. Я специально задавался этим вопросом. Так что не спорь!

– Да, ну чёрт возьми – то! Он знает! Когда ты в последний раз в лесу был? А я вон, всё время провожу на рыбалке. Никакой не жаворонок – перепёлка! – уже зло сказал дядя Коля.

– Всё! Смените пластинку! – вмешалась в их разговор мать, – До драки уже скоро дойдет! Хватит уже – одно да потому! Какая разница!

– Да! Всё! Давай закончим! – согласился отец, – Хотя ты меня не убедил.

Они замолчали. Со злостью глядя друг на друга.

– Давай лучше выпьем! – предложил отец. Они выпили по рюмке и молча стали закусывать.

И тут я включил магнитофон. Я незаметно записывал их спор…

– Ха-ха-ха, – засмеялись они в один голос, – Записал нас!

– Но всё равно, жаворонок первым просыпается! Правильно я говорил! – подтвердил отец свою правоту.

– Перепёлка! Чёрт возьми! – закричал дядя Коля, – Я на пристяжах с пяти лет работал – а он маленький был, маменькин сынок. Знает он! Перепёлка утром первая кричит!

– Жаворонок! – снова твердо ответил отец.

– Перепёлка!

– Всё! Прекратите! Оглушили уже! Это что ж такое? Уже целый час – одно да потому. Замолчите! – заругалась на них мать.

– Ладно! Хватит, правда! – сказал отец, – Давай о чём-нибудь другом поговорим!

Они молча выпили и стали закусывать…

И тут я снова включил магнитофон, уже с новой записью спора.

Они стали дружно хохотать – и опять ещё во время прослушивания начали спорить с новой силой и энергией.

– Жаворонок! – уже просто, без аргументов, – говорил отец.

– Перепёлка! – в сотый раз повторял дядя Коля.

– Жаворонок!

– Всё! – закричала мать уже на меня, – Иди отсюда вместе с магнитофоном! Тут скоро до убийства дойдёт!

– Всё! Иди Николай домой, пока этот твердолобый на тебя с кулаками не налетел…

Так после очередного спора с не родившейся истиной дядя Коля пошёл домой.

– Перепёлка! – говорил он сам себе, выходя на лестничную клетку, – Никакой не жаворонок! Я лучше знаю…

Наваждение

– Пашка-то, наверняка, уже сегодня приедет?.. – рассуждал Афанасий Ефимович, проснувшись ни свет ни заря.

Сын Пашка три года учится в лётном училище и ещё зимой написал, что на летние каникулы обязательно приедет в Забайкальск.

– Надо, однако, сходить на вокзал его встретить, то с вещами, наверное, едет, далеко до нас тащиться?! – продолжал Афанасий Ефимович рассуждать вслух.

– С чего ты взял, что он сегодня приедет, он же не написал – когда? Так и будешь всё лето на вокзал ходить его встречать? – прервала тётя Фаина его размышления.

– Так он же написал, что в середине июля будет здесь. А сегодня, какое число? Пятнадцатое! – В аккурат – середина июля. Значит – сегодня! Ему что, на самолёте, вспорхнул – и здесь, имею в виду – в Чите. А тут ерунда – ночь переночевал, – и в Забайкальске…

– Если б ехал, он бы уж телеграмму отправил! – возражала тётя Фаина.

– Телеграмма денег стоит. Может он хотит сурпризом объявиться?!..

– И вправду – собирается! – смеялась тётя Фаина, глядя на мужа, – Побрился, нащирился!

Афанасий Ефимович надел свою синюю гимнастёрку, подпоясался ремнём, перед зеркалом надел новую вохровскую фуражку. И вышел из дома.

Возвратился он быстро – минут через 20—25.

– Ну, мать, – встречай гостей! – прокричал он с порога.

– Где гости? – выскочила с кухни тётя Фаина, – Ты, когда это на вокзал успел сходить?

– На вокзал я бы уж не успел к поезду. Тут на линию сходил. Поезд мимо проходил. Пашка помахал мне из окна! В лётной форме! С ним женщина… Наверное, женился Пашка?!…

– Да что ты буровишь? Чего ты там мог разглядеть?

– Да точно, Пашка! Я что же Пашку не признаю? В лётной форме! Он ещё помахал мне, я – ему. Сейчас наверно уж с поезда сошли, домой идут…

– Давай мать деньги – в магазин пойду! Нужно же чего-нибудь купить! Неудобно. Ладно бы Пашка один, а тут с невестой… Ты жарь картошку, огурцов порежь, яиц отвари! – распорядился он.

Получив деньги, Афанасий Ефимович моментально ушёл и также быстро вернулся. В авоське у него лежали бутылки водки и портвейна, с полкило докторской колбасы и несколько яблок…

– Ты зачем водку купил? Пашка же не пьёт! Кому ты её взял? – ругалась тётя Фаина.

– Я женщинам красенького купил! Пашка не пьёт – так люди пьют!

– Люди – это кто? Это ты – люди?

– Ну и я пригублю! И я – люди!..

На кухне уже шкворчала картошка и её дурманящий запах разносился по всей квартире…

– Ты что? – вскрикнула тётя Фаина, – Ты зачем бутылку открыл?

– Так гости же сейчас уже зайдут! Когда потом бутылками заниматься? Надо заранее всё подготовить! – обиженно ответил ей Афанасий Ефимович.

Через минуту он уже шёл к столу со стаканом. – Я мать, наверное, выпью чуть-чуть?! Сердце прямо выскакиват. Переволновался. Того и гляди – инфаркт произойдет?!

Пользуясь тем, что тётя Фаина не расслышала его вопроса – он уже наливал в стакан…

Потом он пытался налить и вторую порцию, но был остановлен женой.

– Это что же он творит? Ну-ка дай сюда бутылку! Или ты меня обманул? – вдруг спросила она его.

– Я что же – Пашку не признаю? Хотя конечно, – поезд быстро шёл… Но он, паря, помахал мне! Значит – он! Так бы может я ещё сомневался…

– Ты мать, налей мне ещё маненько! А то выпил – только хуже стало – всё горит внутри. Видно – недостаточно… Да и Пашка всё равно водку пить не будет…

– Вот придут гости, – все вместе и выпьем! – строго сказала тётя Фаина, унося бутылки на кухню…

Время тянулось, а гостей всё не было…

– Ну и где Пашка? – спросила тётя Фаина, спустя полтора часа, – Наврал, чтобы водки взять?

– Паря, наверно, обознался?! – с горечью произнёс Афанасий Ефимович, надел фуражку и вышел на улицу от греха подальше…