–– Крепкие у чертовки зубы, – заметил Густолес. – Как она их сохранила? Не иначе как жрать было нечего.
–– Моллюсками и червяками она питалась. И не курила. Все-таки удивительная наука палеонтология – никогда не стареет! И специалиста в ней определять очень просто – чем дряхлее, тем авторитетней. А некоторым геронтологам так вдвойне повезет – откопают их черепа, и стало быть, они и дальше будут служить науке.
–– А вот были мозги у твоих профессоров, потомки не узнают. – Густолес присел на табурет перекурить. – Эдик, вот объясни, почему собрать череп из обломков легче, чем достучаться к голове строителя? Да выйди ты за околицу – конца и края нет пустырям и оврагам! Строй сколько душе влезет. Так нет же, обязательно надо разорить готовое! Им бы взяться за ум, да, видать, браться не за что.
–– Все зависит от воспитания, – объяснил Эдик. – Оно начинается с малолетства. Накажут родители делать куличики в песочнице, вот ребенок и приобщаться к строительству. Еще велят, чтобы строил у своего дома, от подъезда далеко не убегал. И археологи с палеонтологами из той же песочницы. Их хлебом не корми, дай пересеять землицу, поковыряться в ней.
–– Еще любят разорять древние курганы. Нет, чтобы искать там, где не ступала нога человека. В черепе сколько отверстий делать и какого диаметра?
–– Небольшого. Но, думаю, двух маловато будет, делайте четыре. В захоронениях племени июля находили черепа с тремя отверстиями. Наши хирурги не должны быть хуже!
–– Четыре так четыре, – согласился Густолес и включил сверлильный станок. Под жужжание электродвигателя он бормотал что-то о нынешнем бескультурном слое, который придется изучать будущим палеонтологам. По обломкам керамической посуды установят особенности нынешней семейной жизни, а вот проломленные строительные каски поставят их в тупик. Кто? Зачем? И почему отказались от проверенных копий и стрел?
Научный спор
Первый материал Виктории Погудкиной о Повелителе будущего взбудоражил не только уязвленных метеорологов, но и рядовых горожан. Если человек способен предсказать температуру с точностью до градуса, то кто ему помешает сделаться провидцем и в других областях? Заглянуть в будущее всегда много желающих. Одна из них – Алина Левинтаева, невеста Эдика.
Алина была моложе корреспондентки Виктории Погудкиной, но дружили они с детства, а когда подросли, то общая страсть окончательно сблизила их. И Алина, и Виктория не видели своего будущего в маленьком Посторомкино, все свои помыслы они устремили в столицу. Виктория мечтала работать в центральных изданиях, куда не без успеха отсылала некоторые свои материалы. Алина же собиралась поступать в московский вуз, где учился ее жених Эдуард Полуярков.
Для Алины стало неожиданность, что Эдик и Повелитель будущего – одно и то же лицо. Немного уязвило, что первой о сверхспособностях Эдика узнала Виктория. Вместе с неизбежной ревностью у девушки появились и вполне понятные опасения – может быть жениху наперед известно, когда оборвутся их отношения? Например, к первому сентября, когда придет время возвращаться в Москву? А молчит он о предстоящей разлуке по той причине, что не хочет огорчать ее раньше срока.
Как видим, иной раз между влюбленными черной кошкой может пробежать не только их прошлое, но и будущее.
Желая прояснить все эти вопросы, Алина нагрянула в домик Густолеса неожиданно. Хозяина дома и Эдика на месте не оказалось. Вместо них девушка застала Викторию Погудкину в компании двух незнакомцев. Один из них – ухоженный интеллигент лет пятидесяти с приятным баритоном и в очках в золотой оправе. Второй – молодой англичанин, лохматый, с нечесаной шевелюрой, плохо говорящий по-русски. Впрочем, вскоре выяснилось, что и по-английски он говорит не лучше. Юноша запинался, жутко картавил, строил гримасы и чесал затылок во время долгих пауз. В одну из таких пауз Алину осенило – перед ней Эдик, зачем-то напяливший несуразный парик и ломавший комедию перед Викторией.
Происходило что-то непонятное, о котором Эдик, кстати, тоже не предупредил. Но Алина оказалась не дурой – промолчала, что кого-то здесь дурачат.
Виктория внимательно слушала интеллигента в очках, который представился московским профессором Фокиным. Перед собеседниками лежал включенный диктофон и отталкивающего вида череп.
Говорил профессор Фокин:
«Этот череп нельзя в полной мере отнести к подвиду низших приматов, но и до черепа homo sapiens он не дотягивает. Скорее всего это что-то среднее между ними, о чем предсказал великий Дарвин, и чего не хватало для целостности его теории. Этот артефакт, обнаруженный хозяином этого дома во время земляных работ, бесценен для науки. Нет никаких сомнений, что узнав о нем, череп самого Дарвина сейчас расплывается в улыбке».
Виктория Погудкина словно завороженная слушала московского биолога. Его теплый баритон и сияющие за стеклами очков глаза впечатлили девушку намного больше, чем неприятный череп, лежащий на столе. Череп окончательно разочаровал Викторию, когда профессор сообщил, что, вероятно, он принадлежал особи женского пола, причем, глухонемой.
Виктория изредка выныривала из уютного оцепенения, вызванного голосом Фокина, и делала пометки в блокноте. Московский ученый говорил о находке убедительно и, как показалось Виктории, с особой теплотой. Можно было вообразить, какими теплыми могли оказаться его чувства к девушке, причем, живой да еще его современнице?
Теплота в голосе «московского специалиста» была вполне объяснима. Густолес, изображая ученого, неплохо освоился с новой для себя ролью. Более того, он настолько вжился в нее, что ощутил невиданный прилив интеллектуальных сил. Эмоционально он тоже воспарил. Поначалу, когда Эдик предложил Густолесу выступить в роли профессора, Иван Петрович воспротивился – ведь он не знал, что его собеседницей окажется столь приятная и милая девушка. Виктория Погудкина была полной противоположностью прежней жене Густолеса. Она не докучала ему глупой болтовней о тряпках, а сидела, словно завороженная, внимая каждому его слову. Когда же Погудкиной требовалось что-то уточнить, она трижды извинялась и делала это так неуверенно, что хотелось взять ее за руку, приободрить и даже погладить руку.
У Густолеса на глазах распадался миф о бесцеремонности женщин-корреспондентов, нещадно терзающих своих собеседников.
Второй материал Виктории Погудкиной о древней глухонемой обезьянке должен был понравиться многим мужчинам. Но не всем. Застройщик Николай Додунский узнал о готовящейся публикации. К тому же ему сообщили, что Густолес не собирается покидать свой дом, который давно уже не значился на генплане.
Додунский приехал к упрямцу. Хозяина дома не было. Вместо него по комнатам бродил лохматый молодой человек, плохо говорящий по-русски, а за столом сидели Виктория Погудкина и неприятный тип в очках, как потом выяснилось – московский профессор. Меду ними лежал диктофон и небольшой череп. В другое время череп мог бы заинтересовать Додунского довольно странными дырками на макушке, но его внимание привлекло миловидное создание лет восемнадцати, которое назвалось Алиной – дальней родственницей хозяина дома.
Не застав Густолеса, Додунский с удовольствием принялся объяснять девушке цель своего визита. Суть его в том, что он предлагает Густолесу бесплатную квартиру в новой девятиэтажке взамен этой краснокерпичной развалюхи, стоящей на пути прогресса.
Неожиданно тип в очках перебил Додунского:
–– Хозяин дома, возможно, и согласился бы на обмен, но мировая общественность не позволит этого сделать.
–– Чихать я хотел на мировую общественность! Это касается только меня и владельца дома! – отрезал Додунский и, повернувшись к Алине, продолжил объяснять все преимущества сделки.
Чем внимательнее слушала Алина, тем больше кипятился профессор. Вскоре к нему присоединился плохо говорящий по-русски англичанин. Он нес какую-то белиберду, чем окончательно вывел из себя Додунского. На этот раз на помощь англичанину пришел очкастый профессор.
–– Вскоре этот дом будет занесен в список объектов, охраняемых ЮНЕСКО, – сказал он и указал на череп, лежащий на столе. – Перед вами уникальный артефакт! Первый и пока что единственный в мире. И речи не может быть о каком-либо строительстве на месте находки!
Будь у Додунского сердце немного послабее, не избежать бы ему инфаркта. Он ожидал подвоха с любой стороны – от налоговой инспекции, от пожарников, энергетиков, газовщиков, городских властей, но только не от древних обезьян.
–– А в ЮНЕСКО знают об этой черепушке? – немного придя в себя, спросил Додунский.
Московский профессор злобно блеснул очками.
–– Скоро узнают!
У Додунского отлегло от сердца. Он бережно взял Алину за локоть и предложил ей и всем присутствующим хорошенько пораскинуть мозгами.
–– Не подумайте, что я против науки, – Додунский глазами указал на череп. – Я двумя руками «за». – В подтверждение своих слов он поднял одну руку вверх, поскольку вторая рука была занята – крепко прижимала к себе руку Алины. – Но вообразите, как безобразно будет выглядеть место уникальной находки! Низенький домишко в окружении современных многоэтажек.
–– Нормально будет выглядеть! – огрызнулся профессор, словно он прибыл не из столицы, а из забытой богом одноэтажной деревни.
–– Давайте поступим иначе, – продолжил Додунский, заглядывая в глаза Алине.
–– Это как? – спросила девушка.
–– Современные технологии позволяют переносить на другое место даже многоквартирные дома.
–– К черту на кулички?! – опять взъерепенился профессор.
–– Это раньше так называлось. А теперь это именуют уютным пригородом.
–– Но здесь все равно будут производить раскопки, – заметила Алина.
Додунский представил траншеи гробокопателей посреди новенького жилищного комплекса и ему опять едва не сделалось плохо. Но застройщику и на этот раз удалось взять себе в руки.
–– Пусть копают за городом. Мы камазами бережно вывезем грунт за околицу. Разрыхленную землю пересеивать намного проще. И я бы не остался в долгу, сохрани мы в тайне место находки.
Стекла очков москвича блеснули уже более дружелюбно.
–– Что вы имеете ввиду?
–– Как уже говорилось, хозяину этой развалюхи я предоставлю двухкомнатную квартиру. И еще одни квартиру выделю его родственнице – вот этой девушке.
–– Мне? – удивилась Алина.
–– Конечно. Можно поехать прямо сейчас и подобрать, какая вам понравится.
–– Нет! Сто раз нет! – без акцента выпалил англичанин.
–– Не понимаю иностранной горячности, – удивился Додунский.
За англичанина ответил его московский коллега.
–– За городом нет транспортного сообщения. Как хозяин этого дома будет навещать родственников и знакомых?
–– Эта бестия найдет как! – отрезал Додунский. – Он натаскал с завода столько инструментов и приспособлений, что может продать их и купить автомобиль. Если не верите, загляните в сарай. Этого Густолеса давно пора отправить за решетку!
Москвич заметно присмирел.
–– Нам его сарай не нужен, – сказал англичанин. – Мы не привыкли рыться в чужих вещах.
–– Тогда зачем разграбили древнее захоронение? – Додунский указал на череп.
–– Вероятно, случайно попался.
–– Ему добрый застройщик попался! Пусть радуется, что получит благоустроенную квартиру.
–– Бетонную клетку, а не квартиру, – ответил столичный профессор, все более выступая в роли представителя домовладельца.
–– Вам, москвичам, виднее, как вы строите, – отрезал Додунский. – Может он мечтает, что его хижину поставят на крышу многоэтажки?
Профессор задумался, повернулся к англичанину, словно испрашивая совета.
–– А почему бы и нет? – почти без акцента предположил англичанин. – Хозяин этого дома сохранит привычную для себя обстановку.
–– На крыше девятиэтажки?! – удивилась Алина. – Он же свалится оттуда.
–– Крышу всегда можно огородить вот этим забором, – англичанин указал в окно. – Хозяин дома даже не ощутит перемен. Разве что высота. Но чем выше над уровнем моря, тем человек дольше живет.
–– А если очень высоко, то вообще не живет, – мрачно пошутил москвич. – Представьте, что я хозяин этого дома… всего лишь представьте… И к ужину мне понадобился хлеб. И что мне, спускаться за ним, как шахтеру за углем?
–– Да у вас в Москве высотки по тридцать этажей, и никто без хлеба не сидит! – вспылил Додунский.
–– Вероятно, Иван Петрович боится высоты, – предположил англичанин.
–– С чего ему бояться, если у него в армейской книжке шесть парашютных прыжков?! – с нескрываемой гордостью за хозяина дома ответил москвич.
–– Вот и прыгал бы, а не копался в земле! – воскликнул Додунский.
–– Успокойтесь, – вмешалась Алина. – Лучше подумайте, как поступить с черепом? Не зарывать же его обратно в землю,
–– Его с удовольствием купит британский исторический музей, – заявил англичанин. – А того, кто убедительно докажет теорию Дарвина, ожидает миллион фунтов стерлингов.
–– Миллион?! – вырвалось у Додунского.
–– Не исключено, что и нобелевку дадут, – добавил англичанин.
Додунский призадумался, а затем сказал:
–– Давайте поступим так. Череп сохраним, но скажем, что нашли его далеко за городом в песочном карьере – там работает мой экскаватор. Вот пусть и роются в песке – копать легче. А здесь, чего доброго, из-за этой костяшки остановят строительство. А домик Густолеса и в самом деле можно поставить на крышу девятиэтажки.
–– А эстетично ли это будет выглядеть? – спросила Алина.
–– Строить всегда этично, – ответил Додунский.
–– Я не об этике. Я говорю, красиво ли будет смотреться домик Ивана Петровича, если его поместить на большую крышу?
–– Его можно покрасить в один тон с нижними этажами, – предложил англичанин.
–– Он и так красивый, – проворчал москвич.
–– А еще лучше объявить его голубятней, – радостно воскликнул Додунский. – Голубятни разрешено ставить где угодно.
–– Голубятней?! – московский профессор обиделся, что домик Густолеса сравнили с голубятней.
–– Голуби возражать не станут, – вмешался англичанин, окончательно избавившись от акцента. – И это лучше, чем совсем потерять дом.
–– Вот и хорошо. Но здесь говорили еще об одной квартире, – напомнила Алина.
–– Для вас ее выделю с большим удовольствием, – с елеем в голосе произнес Додунский. – Можем прямо сейчас…
Англичанин не дал договорить.
–– Девушке надо подумать.
–– Что тут думать? Брать надо, – сказал москвич.
Англичанин замялся.
–– Надо подумать, какой этаж… куда выходят окна?.. Такие вопросы с кандачка не решаются.
Упоминание о «кандачке» показало, с какой скоростью англосаксы способны погружаться в стихию иностранных наречий.
–– Думайте, – сказал Додунский. – А мне надо подумать, как внести изменения в проекте. – Додунский кивнул и вышел.
Эдик облегченно вздохнул и стянул с головы парик. Густолес снял очки и энергично потер усталые глаза. Зрение у Ивана Петровича было идеальное, а этими очками он пользовался, когда рассматривал или паял что-то микроскопичное.
–– Как интересно, – засмеялась Алина, – Иван Петрович будет жить на крыше, словно Карлсон.
Густолес восстановил зрение и осмотрелся по сторонам. Вместе с четкой картинкой к нему вернулись и остатки благоразумия. Если бы сейчас кто-то сказал, что все услышанное ему приснилось, он охотно бы согласился. Бред какой-то! Но как человек немного поживший, он понимал, что нет такой глупости, которую бы не породил коллективный разум. Доказательством тому – любое ведомство с их абсурдными постановлениями. По отдельности каждый специалист вроде вполне разумен, а все вместе теряют здравый рассудок.
–– По-моему с этим черепом получается нехорошая история, – сказал Густолес.
–– Напротив, – возразила Виктория Погудкина, которая все это время не вмешивалась в разговор. – У нас появится новая сенсация – симбиоз многоэтажной и частной застройки.
Без очков московский профессор показался Погудкиной моложе и намного краше. Но зачем Эдуард Полуярков, он же Повелитель будущего, изображал англичанина? За этим скрывалось какая-то тайна.
Алина тоже не все понимала. Смущали три обстоятельства. Почему Эдик утаил от нее свою способность заглядывать в завтрашний день? Зачем выдавал себя за англичанина? И что ответить Додунскому на предложение квартиры?
Последний вопрос не только для девушки, для любого человека может оказаться нелегким. Вообразите, что кто-то предлагает вам бесплатную квартиру. Неужели вы сходу откажетесь от нее и не задумаетесь об истоках предложения? Разумеется, всякая женщина догадывается о причинах мужской щедрости, но насколько благородны ее мотивы? Исходит ли они от всепоглощающей любви, или тут присутствуют подводные камни?
Как видим, все герои этой истории оказались в непростой ситуации. Эдик и Густолес окончательно заврались, пытаясь одурачить Додунского. В числе их непредвиденных жертв оказалась и Виктория Погудкина. Викторию настолько очаровал московский биолог, что вскоре она поняла – это любовь! Девушка влюбилась неожиданно. (Впрочем, когда речь заходит о любви, иначе и быть не должно.)
Более всех в выигрыше оказались читатели «Посторомкинского вестника». Недавно они прочитали материал о человеке, умеющим заглядывать в будущее. Разве с таким провидческим даром он стал бы прозябать в бесперспективном городке?
Такого же оптимистичного мнения – на этот раз о газете – придерживался и редактор Смысломелов. Ведь Повелитель будущего обратился не к конкурентам, а в его издание. Стало быть, газета уж точно не умрет, особенно после второй сенсации, подготовленной Викторией Погудкиной.
Нечаянное ограбление
В следующем материале Виктории основательно доказывалось неблагородное происхождение человека от обезьяны. Статью снабдили уникальным снимком, дополненным двумя жирными стрелками. Одна из стрелок указывала на истертые по краям обезьяньи зубы, совсем как у людей. Вторая, верхняя, стрелка обращала внимание, что у владелицы черепа, найденного в Посторомкино, не все было нормально с головой – как у нынешних homo sapiens. Верхняя стрелка акцентировала внимание на четыре отверстия искусственного происхождения на макушке черепа. С какой целью отверстия были сделаны – для вентиляции мозгов или по другой причине? – наукой еще не установлено.
На следующий день после второй публикации Густолес обратил внимание на непривычную тишину за окном – строительные работы у его дома прекратились. Это приободрило Ивана Петровича, чего не скажешь о его племяннике. Эдик тоскливо смотрел на подоконник, где стоял профессионально подправленный, вернее, испорченный череп, взятый под роспись в лаборатории. Его придется возвращать, и можно не сомневаться, анатомические изменения будут замечены. Одним словом, Эдика удручала его способность заглядывать в будущее.