–– Плохи наши дела, дядюшка, – сказал он.
–– Вот еще глупости! – возразил Густолес, все утро радостно вспоминавший Викторию Погудкину. У него и теперь перед внутренним взором стояло восторженное лицо девушки с распахнутыми глазами, обращенными в его сторону. Губы Ивана Петровича невольно растянулись в улыбку, а по телу прокатилась непривычно теплая волна. Но Эдик настойчиво истреблял приподнятое настроение дяди.
–– Да, плохи наши дела! В Москве узнают о вашей находке. Приедут эксперты и выяснят, что вы сознательно заводили их в заблуждение.
–– Я?!
–– Хорошо, пусть будет «мы». От этого не легче. И Додунский узнает и разъяриться. Напрасно ваша Погудкина упомянула в статье, что он обещал бережно отнестись к месту обнаружения реликвии.
–– Моя Погудкина? – еще раз удивился Густолес.
Эдик только отмахнулся.
–– Дядюшка, не переигрывайте. И не делайте вид, что ничего не замечаете. Она пожирала вас глазами. Я впервые увидел ваши способности.
–– Какие способности?
–– Гипнотические – умение внушать любовь.
–– Ты заметил ее любовь?
–– Трудно не заметить.
–– Я был в очках, они все искажают. Но ты прав, сердце что-то подсказывает.
–– А что вам подсказывает голова? Что случится после нашего разоблачения?
На Густолеса дохнуло холодком.
–– Она меня станет презирать?
–– У нее появятся неприятности на работе.
Густолес решительно поднялся на ноги.
–– Мы сейчас пойдем в газету и дадим опровержение. А ты возьмешь всю вину на себя!
–– Здравствуйте! Мечтаете окончательно рассорить меня с Алиной? Вы заметили, как она лукавила с Додунским? Он предложил ей квартиру, а она обещала подумать!
–– А что ты хотел от женщины? Не все они бессребреницы, как моя Виктория – работает за копейки.
–– Скоро и этого лишится. Запустила газетную утку, так еще написала, что найденный череп стоит миллион фунтов стерлингов.
–– Да она лишь повторила твои слова! – возмутился Густолес, от волнения забегав по кухне. – А давай сообщим, что черепа больше нет – мы продали его иностранцам.
Эдик нехорошо хмыкнул.
–– Дядюшка, вы совсем потеряли голову от стволившихся на вас миллионов! Додунский завтра же снесет ваш дом и правильно сделает –миллионеру не пристало ютиться в трущобах? Еще и с налоговой нагрянут. Посчитайте, сколько вы сокрыли доходов?!
Эдик таки добился своего – разрушил благостное настроение дяди.
–– Да-а-а… впутал ты меня в историю. Нет, чтобы учиться как следует и вовремя сдать курсовую.
–– Дядюшка, не давите на больное. Не дай бог в институте узнают, что эта история исходит от меня.
–– Конечно узнают. Кто заставлял Повелителя будущего фотографироваться в редакции?
Лицо Эдика исказилось от боли, словно Густолес приблизился с бормашиной и к его зубам.
Умные люди уверяют, что спасительные идеи приходят в безвыходной ситуации.
–– Дядюшка, придумал! – неожиданно воскликнул Эдик и указал на подоконник. – Этот череп у нас украли! Мы имели неосторожность указать его стоимость и поплатились за болтовню.
Густолес облегченно вздохнул, лицо его прояснилось.
–– Молодец. Украли и бог с ним – где наше не пропадало? Подумаешь, какой-то миллион. И у Виктории не будет проблем.
Стоило Густолесу подумать о Виктории, как он опять повеселел.
Уже через минуту дядя и племянник отправились в ближайшее кафе отметить рождение гениального плана. А когда вернулись, то убедились в справедливости фразы «бойтесь своих желаний». Черепа на подоконнике не оказалось. Родственники переглянулись, каждый из них подумал, что другой убрал его с подоконника перед выходом из дома. Увы, оба они ошибались. Череп украли. Вместо него на полу появились следы чьих-то сапог, до этого побывавших в глине.
Кому принадлежала воровская обувь установить не представлялось возможным – размер отпечатка был средний и нечеткий. Да и не было полной уверенности в его недавнем происхождении. Возможно на отпечаток раньше просто не обращали внимания.
Когда обыскали весь дом, а черепа так и не нашли, Густолес привел себя в порядок у зеркала и сказал:
–– Вот и хорошо! Теперь и обманывать никого не надо. Пойду в редакцию, сообщу о пропаже, и дело с концом.
–– Сообщайте. Но сначала подумайте, кем вы предстанете перед вашей Викторией? Фокин вчера уехал, а вместо него появился смахивающий на него Густолес. Перерожденцев нигде не любят.
Густолес остановился у двери.
–– Согласен. Кто сейчас любит Додунского? Был уважаемым директором завода, а теперь сделался банкиром и застройщиком.
–– Еще и квартиры девушкам предлагает! – добавил Эдик.
Совместное недовольство Додунским достигло такого уровня, что обернулось физическим явлением. Под окнами тормозами скрипнул грузовик (другим автомобилям на стройке делать нечего). Через минуту в комнату вошел Додунский. На ногах у него были грязные резиновые сапоги, что невольно вызывало подозрения. Но когда он сообщил о причине визита, вероятность его причастности к ограблению заметно уменьшилась.
–– Я вот что подумал, – сказал Додунский после крепких рукопожатий. – Вы говорите, эта костяшка стоит миллион долларов…
–– Фунтов стерлингов, – поправил Эдик.
–– Тем более. Такую ценность нельзя хранить дома, она просто обязана находиться в банковской ячейке.
Густолес хотел сказать, что теперь надобность в хранении черепа отпала, но Эдик остановил его, подняв указательный палец вверх.
–– А какой банк вы порекомендуете? – спросил Эдик.
Вопрос был настолько абсурдным, что Додунский непроизвольно хмыкнул.
–– Конечно мой! У меня в Посторомкино центральный офис, а у других только отделения с двумя-тремя сотрудниками. Там даже штатной охраны нет. А ваша драгоценность должна быть под надежной защитой.
Эдик и Густолес согласились с мудрым, хотя и запоздалым советом.
–– Да, под охраной черепу будет уютней, – сказал Эдик, – и нам спокойней.
С этими словами Эдик нырнул в спальню и через минуту вернулся с черепом в руках. (Это был второй муляж, полученный в институте для сравнительного описания.) По дороге Эдик сдернул полотенце с крючка и обернул череп, чтобы Додунский не заметил подмены.
–– Не хватало еще повредить после многовековой сохранности, – объяснил Эдик свою манипуляцию.
–– Ему нужна специальная температура? – спросил Додунский.
–– Обойдется. Это не древний папирус, который распадается в руках от прикосновений. Если не потерял товарный вид у дядюшки в огороде, то и в сейфе ему ничего не сделается.
–– На этот счет не волнуйтесь, – у нас трехуровневая сигнализация, – успокоил Додунский.
Не прошло и часа, как пластиковая «драгоценность» была помещена на хранение в банковскую ячейку.
–– Фух! – облегченно выдохнул Эдик, выходя из дверей банка – схлынула напряженность от недавней процедуры. Эдик и Густолес опасались, что Додунский захочет присутствовать при закладке муляжа в сейф. Он мог бы заметить подмену, ведь сверления в черепе, запечатленные фотографом Говорухой, исчезли. Но Додунскому было не до этого, его голову сверлили десятки других незавершенных дел в банке, на стройке и табачной фабрике.
–– Пусть эта пластмасса лежит в сейфе до нашей смерти, – сказал Эдик.
–– Еще и детям нашим запретим прикасаться к ней, – добавил Густолес.
Эдик одобрительно хрюкнул.
–– Наконец-то вы изменили свое отношение к институту семьи.
Густолес не нашелся что ответить – в его мировоззрении происходили титанические сдвиги.
Известие об уникальной находке мгновенно распространилось в Посторомкино и его окрестностях. Руку к этому приложил и Додунский. Он сообразил, что открываются неслыханные перспективы для расширения проекта. Получалось, что новые дома возводились неподалеку от места обнаружения уникального артефакта, иными словами, на месте вырождения обезьян и появления современного человека. Поэтому Додунский назвал возводимый микрорайон – «Новый ковчег».
Размышлял Додунский примерно так. С глубокой древности и до наших дней не умолкают споры между иудеями и мусульманами о принадлежности Иерусалимского храма. Так пусть хоть теперь узнают, что все они родились в благословенном Посторомкино. Иными словами, все они земляки. Так что имеют полное право хлопнуть иноверца по плечу и сказать: «Привет, землячок!» После такого обращения только полный идиот продолжит вражду.
Додунский полагал, что вскоре к месту зарождения человечества потянутся многочисленные паломники со всего мира. Конечно, в их ряды затешется и дряхлое старичье, готовое этот мир покинуть. Но приедут и молодые. Многие из них еще достаточно энергичны, стало быть, не бедные. Им понадобятся отели и развлечения. Не исключено, что некоторым из них взбредет в голову заглянуть в исторический музей, о котором у Додунского планы были пока что расплывчатые. А вот как должны выглядеть отели он понимал определенно – как минимум, четырехзвездочные. И обязательно потребуется казино, чтобы назидательно потрошить не твердых духом паломников. Конечно, не мешало бы в Посторомкино возвести новый железнодорожный вокзал, или хотя бы подновить старый. Но вокзалы – епархия Министерства транспорта, у которого денег куры не клюют – вот пусть и занимаются!
Поначалу Додунского немного смущала необходимость перемещения домика Густолеса на крышу многоэтажки. Могли появиться вопросы: почему именно этому дому оказана столь высокая честь? Ведь другие погибли в неравной борьбе со строительной техникой.
Объявить, что предпочтение Густолесу оказано из-за находки, обнаруженной на его участке, означало бы загубить весь проект. Поэтому Додунский уговорил Густолеса заявить, что череп он откопал пару лет назад далеко за городом, на землях, выделенных посторомкинцам под огороды. Те огороды давно уже распахали, и точное место залегание находки теперь установить невозможно. А сам череп по причине нефотогеничности, был куда-то заброшен, чтобы не попадался на глаза. Через пару лет он якобы обнаружился в сарае, и как-то ненароком пришла интересная мысль, а кому он принадлежал? За время, проведенное в сарае, с артефактом ничего не случилось – во всяком случае, свою историческую ценность он не потерял. Имя человека, нашедшего редчайший экспонат, тоже не вызывало сомнения. А вот оценят ли Густолеса по заслугам далекие потомки? – еще большой вопрос. Так не лучше ли прямо сейчас приступить к жизнеописанию народного археолога и заложить основы будущего музея его имени, чтобы сохранить все предметы и детали его ежедневного быта. Или, как всегда, правнукам придется химичить – наполнять экспозицию бутафорским новоделом? Именно поэтому, – объяснил Додунский в исполкоме, – он и решил сделать исключение выдающемуся посторомкинцу – поднять его вместе с домом на достойную высоту. В данном случае – на крышу девятиэтажки.
Додунский запрокинул голову к небу, перекрестился и дал команду к перемещению дома Густолеса на девятиэтажный постамент.
Разглашение тайны
А вот в глазах виктории Погудкиной Густолесу предстояло опуститься вниз. Можно было не сомневаться, что кто-то из посторомкинцев обязательно просветит девушку об истинной профессии Густолеса, далекой от возвышенного интеллектуального труда. Падения избежать невозможно, но хотелось бы сделать его менее болезненным. И Эдик опять пришел на помощь.
–– Дядюшка, вы действительно, добывали свой хлеб насущный в должности бригадира слесарей – в этом нет ничего зазорного. Но после окончания трудовой смены, в силу неодолимого влечения к археологии, вы не давали покоя многострадальной земле. Вы долбили ее киркой и лопатой, просеивали грунт, описывали интересные находки и отсылали заметки в научный журнал «Будущая археология». Как человек абсолютно лишенный тщеславия, все свои материалы вы подписывали скромно «профессор Фокин».
Когда картина научной деятельности Густолеса окончательно сложилась, Эдик заявил:
–– Дядюшка, с вашей стороны очень благородно не гоняться за славой и прятаться за псевдонимом. Никто из посторомкинцев даже не подозревал, что в их городе прозябает великий ученый.
–– А теперь вот узнали! – возмутился Густолес. – И все благодаря тебе! Нет, чтобы не валять дурака, а учиться как следует! Тогда не пришлось бы отправляться на каникулы с черепами.
–– Дядюшка, вы и на этот раз правы. Мне не достает вашей целеустремленности и полного погружения в науку. Как думаете, Алина откажется от предложенной Додунским квартиры?
–– Я бы не обижал его отказом. Возьмет и запьет с горя. Он и так психически неустойчив, вчера – директор завода, а сегодня – банкир и застройщик.
–– Лучше бы он поучился у вас, – съязвил Эдик, – как был холостяком, так и… передумал им быть. Только о Виктории и говорите.
–– И это тоже из-за тебя! Кто надоумил меня изображать профессора?! А постоянство нашей интеллигенции хорошо известно!
Напрасно Густолес обвинил интеллигенцию – образованному человеку свойственно менять убеждения. Между Эдиком и Алиной отношения тоже изменились. Увы, не в лучшую сторону. Между ними пробежала не кошка, а сам Эдик в лохматом парике.
–– Что это было? – спросила Алина. Уточняя вопрос, она притронулась к своей прическе.
–– А, ты о парике? – Эдик замялся. Он начал объяснить, что недавний спектакль был разыгран для спасения домика Густолеса, но затем непроизвольно вспомнил о предлагаемой дядюшке квартире взамен дома. От квартиры Густолеса мысль логически перепрыгнула на квартиру, предложенную Алине. А когда Эдик начинал думать об Алине, то все вокруг принимало романтический лад.
–– Это все заварил мой дядюшка, – соврал Эдик и облегченно вздохнул, ибо его дальнейшая ложь теперь походила на правду. – Иван Петрович безумно влюбился в Погудкину и мечтает покорить ее сердце. Но опасается, как бы она ни дала ему от ворот поворот из-за его профессии и возраста.
–– Твой дядюшка очень даже хорошо выглядит! – возразила Алина. – Как Виктор Гюго на портрете в учебнике.
–– Здесь ты права. Наш Гюго еще о-го-го! Но он опасается, что его профессия разочарует Викторию.
–– Напрасно. Хорошая профессия.
–– Согласен. Это намного лучше, чем жадный застройщик.
Алина не считала Додунского жадным, но возражать не стала.
–– Дядюшка придумал историю с черепом, чтобы сохранить свой дом, – сказал Эдик.
–– Так все, что вы наговорили, неправда?! И нет переходного звена от обезьяны к человеку?
–– Как это нет?! Обязательно есть! Но пока еще не обнаружено. У Менделеева в его таблице тоже многих элементов поначалу не хватало. Но они имелись в природе и вскоре их открыли.
–– Вот и ваш обман когда-нибудь откроется.
–– Не откроется. Все улики спрятаны в банке Додунского.
–– Вы и Николая Егоровича впутали в эту историю?
–– За него не волнуйся – он ничего не знает. А если узнает, то выйдет сухим из воды – комбинатор еще тот! А вот когда Виктория узнает правду о дядюшке, случиться беда. Для него упасть в глазах Виктории хуже, чем сорваться с крыши.
–– Он так сильно ее любит?
–– Совсем голову потерял. Взял и зачем-то придумал глухонемую обезьяну. Слава богу, она теперь в банковской ячейке и никому ничего не расскажет.
–– Я тоже обещаю молчать, – сказала Алина.
Алина стойко и честно пыталась сдержать свое слово до тех пор, пока не поняла всю абсурдность своего обещания. То, что это несусветная глупость, Алина догадалась сразу же, как только Виктория сообщила ей, что влюбилась в москвича Фокина. А ведь всем хорошо известно, если человек влюбился, то профессия возлюбленного для него по боку?! Да будь он хоть рецидивистом, разве это препятствие чувствам?
А вот кто действительно мог пострадать, так это Густолес. От природы он был человеком совестливым, и как человек, обремененный столь серьезным недостатком, после разоблачения обязательно стал бы изводить себя ненужными укорами.
Так что Алина решила поделиться тайной с Викторией только из сострадания к Густолесу. Поступок Алины был вдвойне благороден, ибо и сама она могла вся измучаться, изнывая под бременем чужого секрета.
–– Ах, Виктория, как я тебе завидую! – вздохнула Алина. – Профессор Фокин только и говорит о тебе. Он готов сделать все, чтобы завоевать твое сердце.
При упоминании о Фокине сердце самой Виктории сделало несколько неритмичных прыжков.
–– А ты откуда знаешь? – превозмогая сердцебиение, спросила девушка.
–– Эдик рассказал. Он говорит, что профессор надоел ему – расспрашивает о тебе и днем и ночью.
–– Ах! – вырвалось у Виктории при упоминании о ночи.
–– Он готов на любые сумасбродства вдобавок к тем, которые уже совершил.
–– Ничего он не совершил. Вел себя очень прилично.
–– Ты еще не все знаешь…
В этом месте Алина сделала паузу. Но когда поняла, что длить ее, вернее, истязать подругу, просто бесчеловечно, продолжила.
–– Он согласился поменять свою фамилию и профессию, лишь бы предстать перед тобой в выгодном свете! Густолес почему-то предположил, что тебе не понравится его фамилия.
–– Какой Густолес? – Виктория нахмурилась, посчитав, что Алина зачем-то уводит ее от волнующей темы.
–– Его настоящая фамилия – Густолес.
–– Ивана Петровича?
–– Да. Имя и отчество он сохранил. Но если захочешь, он и от них откажется. Поменял же он ради тебя профессию! Иван Петрович вовсе не профессор, а бригадир слесарей. Еще недавно работал на заводе Додунского.
Алина внимательно следила за реакцией подруги, пытаясь определить, как отзовутся ее слова?
Благодарные слезы хлынули из глаз Виктории.
–– Бедный Иван Петрович! Зачем он так истязал себя?!
У Алины отлегло от сердца – она в очередной раз убедилась, что разглашение чужих тайн равносильно врачеванию.
Виктория смахнула счастливые слезы.
–– Я представляю, как ему сейчас плохо! Ради меня он пошел на обман и теперь не знает, как открыться. Надо ему помочь?
Алина согласилась.
–– Конечно. Только надо обращаться с ним деликатно. Поначалу сделаем вид, что ничего не знаем. А затем постепенно станем освобождать его от вранья, аккуратно обдирать слой за слоем.
–– Лишь бы не поранить его при обдирке, – шмыгнув носом, сказала Виктория.
Письмо Фокина
Примерно в тот же день, когда состоялся разговор девушек, на имя Ивана Густолеса пришло письмо. Неприятней его могла быть разве что повестка из прокуратуры.
–– Дядюшка, поздравляю! – сказа Эдик, взглянув на адрес отправителя. – Вы переписываетесь с самим собой.
Эдик распечатал конверт.
«Уважаемый Иван Петрович! – говорилось в письме. – Я не знаю ни номера Вашего телефона, ни адреса электронной почты, поэтому вынужден прибегнуть к старинной форме связи.
Вчера мои коллеги в интернете случайно увидели заметку со ссылкой на «Посторомкинский вестник». В ней говорилось, что профессор Фокин ознакомился с останками древнего захоронения, обнаруженными в вашем городе, и якобы установил, что останки эти принадлежат доселе неизвестному примату, который является переходным звеном от обезьяны к человеку. Тем самым ставится точка в затянувшемся споре по поводу теории Чарльза Дарвина.