Loe raamatut: «Странник»

Ранней весной всегда немного тоскливо. После холодного и ветреного февраля так хочется тепла, но, увы. Единственное, чем может порадовать март, это дни становятся немного длиннее. Впрочем, это будет заметно ещё не скоро. Но Анастасии торопиться особо некуда. Уже примерно неделю как её выписали из больницы домой. Кажется, с того момента время остановилось или замкнулось, ведь каждый день происходит плюс-минус одно и то же: она просыпается, медленно идёт на кухню, завтракает чем-то из того, что привезли из ресторана, ложится обратно в кровать и читает. Или пытается писать, но всякий раз получается нескладно, ей не нравится, и она бросает. Хотя так хочется записать всё, что она пережила за последнее время! И момент, кажется, подходящий много свободного времени, целыми днями дома, она одна и вдалеке от городского шума. Но нет, из раза в раз не получается ничего.

На самом деле, ей бы лежать, не вставая, ведь врач настоятельно рекомендовал постоянный постельный режим, но она живет одна и некому следить за соблюдением предписаний. К тому же, при всём желании, провести под одеялом целый день всё равно не получится – нужно что то делать, а не сидеть на месте. Мама и друзья как могут, поддерживают, забоятся, рассказывают о том, что происходит в городе, в конце концов. Но большую часть времени Анастасия всё-таки предоставлена самой себе.

Сегодня, как и почти каждую ночь двух последних недель, сосредоточиться на засыпании не получается. Скорее всего, из-за нервозности и недостатка движения. По комнате стелятся мрачные тени, за окном моросит мелкий дождь, весенний ветер монотонно шелестит листьями. Обычно это успокаивало, но сейчас эта однообразная песня лишь даёт больший простор для тревожных мыслей. Всё тело ноет, а в голове царит полная неразбериха, и успокоиться помогают разве что привезенные подругой таблетки.

– Перестань на этом зацикливаться. Ты сведешь себя с ума!

Кажется, так говорила мама в их последнюю встречу.

Наблюдая за однообразным весенним пейзажем, Настя не заметила, как стемнело. Летом она стала бы разглядывать небо. А сейчас смотреть не на что – всё укутано мягкими облаками. Было бы и, правда, хорошо отвлечься, да вот только не на что, ведь вернуться к эзотерическим практикам сейчас нельзя из-за здоровья. Слишком много слабости, слишком много рассеянности в уме.

Недавно пришло осознание, что эта "зацикленность" на проблемах, на своём состоянии, даёт мнимое чувство контроля. Будто бы если перестать об этом думать, то ситуация станет ещё хуже. Но что значит «хуже» в контексте её жизни? И контролировала ли Настя в ней хоть что-нибудь?

Но сосредоточиться на книге или письме было сложно не только из-за слабости. Эзотерические практики занимали большую часть жизни, во многом определяли Настю, как личность, а сейчас всего этого не было. Нет никакой определённости, и прошлая жизнь кажется недосягаемой и бесконечно далёкой, навсегда утерянной в воронке времени. А жить, как обычный человек, она не сможет, это уж точно.

Всё началось с Матвея. Анастасия гадала, медитировала, практиковала осознанные сны. Первые два занятия приносили доход, третье было делом для души, можно сказать, развлечением. Подумать только – осознанные сны! Как долог был путь, сколько нужно было терпения, и для чего? Чтобы как можно полнее погрузиться в мир своих грёз. Кому-то такой стимул покажется недостаточным, но только не ей. Фактически, эти сны стали второй жизнью. Жизнью, для погружения в которую крутишься целый день, чтобы как можно сильнее устать и поскорее заснуть глубоким-преглубоким сном, от которого невозможно проснуться.

Конечно, прежде чем сны стали походить на реальность, прошло немало времени. Но его было совсем не жаль. Действительность, жестоко разочаровавшая на пороге двадцатилетия, Настю интересовала мало.

А потом появился Матвей и рассказал, что её «увлечение» не что иное, как один из способов путешествовать по различным мирам. Это может быть не реализованная версия твоего прошлого или будущего. Это может быть непрожитая жизнь другого человека, умершего в отрочестве или младенчестве. Или даже что-то совсем иное, не принадлежащее к человеческой истории вовсе. Ведь есть бесконечное множество вариантов развития событий. И всё это показал её новый друг.

Матвей.… Когда-то он был проводником и наставником, а теперь даже черты его лица припоминаются с большим трудом. Вернётся ли его облик так же, как собственное имя или ещё какая-то важная часть биографии? Вряд ли, ведь он был весьма специфическим человеком и скорее всего очень хотел, чтобы его как можно скорее забыли.

Они познакомились в одном из снов. Вернее, ей казалось, что это сон, а на самом деле в своих поисках Настя случайно проскользнула в чужую реальность. Он предложил встретиться как-нибудь ещё и уже в дневной реальности, а она взяла и согласилась. Удивилась ещё, что встреча была выбрана одна из кофеен её города.

Жаль, что это лишь иллюзия, подумала она тогда. Ведь парень очень понравился, и пересечься с ним где-то вне снов было бы действительно здорово.

Но, проснувшись, Настя обнаружила на руке небольшой порез. Когда они пили вино, девушка случайно разбила фужер и уколола палец, совсем как мама Белоснежки незадолго до родов или Аврора перед тем, как погрузиться в сон. Хотя, там были иглы, а не осколки.… Ну да неважно. Главное – порез был. Он как-то перенесся из одной реальности в другую.

Сначала она очень испугалась – неужели две жизни сливаются, смешиваются между собой? Или одна вытесняет другую? Какой из этих вариантов хуже, даже страшно подумать.

Потом пришла к выводу, что нет, это всё ерунда, с ней злую шутку сыграла её впечатлительность. Наверняка поранилась, когда готовила ужин.

Однако когда пришёл назначенный день свидания с Матвеем, она решила проверить реальность иллюзии, и пошла в назначенное место. И даже свои любимые серьги надела – символы Инь и Ян, которые когда-то давно привёз отец из Японии. Не понятно, для чего, для кого и зачем, но мало ли.… В конце концов, Настя ничего не теряла – если в тот вечер загадочный новый знакомый не явился бы на свидание, просто посидела бы в уютном кафе, выпила кружку белого какао и почитала книжку и насладилась прекрасным вечером. Но незнакомец пришёл.

О чём они говорили в тот вечер, не отпечаталось в памяти. Что было потом – тоже видится как-то туманно и по кускам, но его рассказы о путешествиях она запомнила от и до. Он подробно рассказал о том, как пересекать границу пространства-времени, чтобы это никому не вредило, по каким критериям выбирать миры для посещения, написал на бумаге несколько важных знаков. Самое главное, говорил Матвей, нужно быть осторожной. Очень, очень осторожной и не терять голову. Следить за знаками, за тем, что и кому ты говоришь и за тем, как меняется твоё восприятие. Потому что если умрешь в чужом мире, в свой не вернешься.

Все эти советы до некоторой степени напоминали правила путешествий во времени: не пытайся стать частью человеческой истории, не вмешивайся в ход событий и не трогай бабочек. Иначе по окончании путешествия твой проводник пристрелит тебя из ружья.

Сначала они путешествовали вместе. Настя наблюдала за Матвеем, постепенно привыкая к постоянной смене собеседников и локаций. Более-менее освоившись, она стала путешествовать одна. Спутник, по его собственным словам, выполнил свой главный долг – обучил, рассказал главные тонкости, и теперь должен идти дальше. У него был принцип – ни к кому не привязываться и нигде не оставаться слишком долго. Поэтому он путешествовал не только сознанием, но и телом, меняя место жительства раз в пару лет. А Настя ему понравилась. И привязаться к ней очень хотелось. Но было не то время.

По началу, когда она осталась со своим новым открытием один на один, было достаточно тяжело. Путешествия приносили массу ярких впечатлений, которыми хотелось с кем-нибудь поделиться, но рассказать о них было некому. Ведь даже самые близкие люди не в курсе того, что с ней происходит. А даже если бы они знали, то вряд ли смогли бы понять, ведь им недоступно все многообразие тех миров, в которых ей посчастливилось побывать.

С одной стороны, из-за этого Настя стала чувствовать себя немного особенной, ведь у неё есть такие необъятные возможности прожить эту жизнь ярко и весело. С другой, она ощущала себя бесконечно одинокой. Словно прибыла на Землю с далёкой и ныне погибшей планеты и осталась последней в своем роде.

Однажды её занесло в мир, где всем правили удача и случай. Это вышло случайно, когда в привычном процессе перехода из одной реальности в другую что-то пошло не так. Прежде ночью она сделала пометку, что хотела отправиться в Призрачный храм, о котором вскользь упомянул Матвей в одном из их долгих разговоров. По его словам, это место было похоже на Вальгаллу, вернее на то, какой её изображали люди в мифах.

В тот вечер, задёрнув, как обычно, шторы на высоких окнах, Настя легла на кровать и несколько раз глубоко вздохнула, представляя себе то особенное место, с которого начинается каждое путешествие, а именно – сад, с несколькими беседками и стеклянным полом, на котором всегда есть немного тёплой воды – примерно по щиколотку. Сквозь прозрачный пол видно небо, всегда голубое, с белыми пушистыми облаками. Беседки парят в воздухе над водой и сообщаются между собой лестницами, на случай если надоест возиться в воде.

В центре, в самой большой из беседок, стоит колодец, через который и происходит перемещение в другую реальность. Падая в него, Настя попадает в воронку из грозовых облаков. Там пахнет озоном и сверкают линейные молнии. И вот как-то раз одна из них задела девушку и сбила с верного пути.

Пытаться запомнить название мира, в котором она оказалась, более, чем бессмысленно, ведь оно представляло собой огромное число с семью нулями, значение которого постоянно менялось. Под его серым небом жили до ужаса азартные и алчные люди. Просто удивительно, как легко они ставили на кон в споре всё, что имели, не боясь проиграть. Впрочем, скоро Настя поняла, почему – за один вечер тот, кто имел всё, мог обанкротиться до нуля, а тот, кто не имел ничего, мог приобрести всё, что хотел. Живущие в этом мире люди верили, что жизнью управляет судьба и просто не умели жить по-другому.

Их глаза сияли больным блеском азарта, не проходило ни дня, чтобы кто-нибудь с кем-нибудь на что-нибудь не поспорил. Или не поучаствовал в какой-то интеллектуальной игре за вознаграждение. Или не сделал ставку на кого-нибудь из спортсменов. Попав в это странное место, Настя почти сразу же встретила двух мальчиков, спорящих на мороженое. Более того, кое-кто из местных умудрился при первом знакомстве поспорить, останется она с ними, или нет. С самого начала мир показался странным и глупым, но уходить, как будто бы не хотелось, поэтому Анастасия решила ненадолго остаться. О чём достаточно скоро пожалела, ведь неспроста Матвей называл такие миры «нездоровыми».

Словом, в мыслях этих людей царили хаос и избыточность. Они обсуждали чьи-то успехи или провалы, строили планы на ещё не существующие средства и горько страдали об утраченных. Переживаемые эмоции всегда были очень сильными, и потому одних они восхваляли или даже боготворили, а других осуждали и ненавидели. Они не могли мыслить полумерами, не могли допустить, что человек имеет какой-то средний достаток – он должен быть либо богачом, либо нищим. Также и с человеческими качествами – ты либо плохой, либо хороший. Серого в мышлении и словах жителей этого мира попросту не было, хотя весь их безумный мир окрашен в этот неприглядный цвет.

Удивительно, но здесь даже время и базовые потребности человека причудливо подстраивались под этот алчный образ жизни – спать не хотелось, день не сменялся ночью и всегда царил какой-то пасмурный вечер.

Хотя Настя и старалась относиться к этому миру как к своеобразной денежной «Стране чудес», внутри что-то неумолимо свербело и не давало покоя. Многим позже, обдумав этот опыт со всех сторон, она придёт к выводу, что это гнетущее чувство в груди возникает, когда пытаешься убедить себя в нормальности и правильности того, что тебе на самом деле не нравится. Когда как бы пытаешься не быть ханжой, но при этом внутренне не можешь принять чужие ценности. И чтобы не ставить в неловкое положение себя и других, чтобы не нарываться на конфликт, улыбаешься через силу.

Изначально она лишь наблюдала, знакомилась, заводила приятелей, с которыми, впрочем, вскоре становилось невероятно скучно (практически все их разговоры сводились к деньгам), но вскоре заметила, что начинает сомневаться в стойкости собственных убеждений. Но скоро, сама того не замечая, сама стала пропитываться их азартом и изо дня в день удержать себя от игры или ставки было всё сложнее. Стали появляться мысль о том, что, быть может, и ей тоже стоит попробовать сыграть во что-нибудь? Сделать ставку на футбольную команду? Что, если из этого что-то получится, и она выиграет кучу денег? Но потом вовремя вспоминала, что всё это ей не надо.

Какое-то время эти здравые мысли оберегали необдуманных поступков, но постепенно Насте стало казаться, что она теряет себя, заражается этой денежной лихорадкой. Хотя дело было даже не столько в деньгах, сколько в желании узнать – выиграешь или проиграешь. С каждым днём это всё больше не давал покоя. Осложняло ситуацию ещё и то, что, по мнению окружающих, она просто не могла не играть. Так как Настя была гостьей этого мира, какое-то время ей позволялось лишь наблюдать, но чем дольше она там жила, тем сильнее давили на неё те, кто называл себя её «друзьями».

Конечно, если бы тогда она могла взглянуть на ситуацию со стороны, или же слышала бы эту историю от кого-то из знакомых, то сразу бы поняла, что это никакие не друзья, а скорее враги, желающие непременно затащить каждого в свой безумный мир. Но, пробыв среди них слишком долго, она уже не могла отличить правду от лжи, заразилась этим больным настроением, и тоже стала на что-то спорить, делать ставки на лошадей или бегунов. Даже как-то раз хотела принять участие в интеллектуальной игре, но она быстро опомнилась: деньги там можно было получить большие, но в случае проигрыша тебя испепелят тебя в горстку пепла.

Последней каплей, заставившей её вступить в этот замкнутый круг богатства и нищеты, стал один случай, произошедший на вечере у её знакомой. Настя поспорила с ней на ожерелье – высеченные из рубинов зерна граната, нанизанные на крупную золотую цепочку. Тем вечером они заметили мрачноватого вида юношу, что стоял у высокого окна и смотрел сквозь стекло невидящим взглядом. Все знали, что его бросила возлюбленная из-за того, что на прошлой неделе он сильно проигрался в казино. Её приятельница предложила поспорить, сколько он проживет.

– Если на этой неделе он не умрет от тоски или не наложит на себя руки – ожерелье твоё. Если нет – я отберу то немногое, что у тебя есть и ожерелья ты не получишь, – хищно оскалившись, прошипела она.

Соглашаться было страшно, да и не хотелось спорить на жизнь человека в беде – это подло, но гранатовые зерна будто околдовали девушку и она, нехотя, согласилась. В конце концов, не верилось, что этот парень и правда умрет. А даже если и так.… Даже если и так, она – лишь гостья этого мира, не привязана к нему на веки вечные и в любой момент сможет вернуться в свой собственный или уйти куда-то ещё. По крайней мере, в это искренне хотелось верить. Но в груди от чего-то продолжало неприятно свербеть.

Но парень действительно не умер. В немалой степени этому способствовало то, что на следующий день он выиграл в два раза больше, чем проиграл, и к нему вернулась его спутница. Вряд ли надолго, конечно, но это и не важно. Главное – Настя выиграла гранатовое ожерелье. Она почувствовала неловкость, потому что, не смотря на честно выигранное пари, отбирать у человека вещь, которой он дорожит, не хотелось. Но её напыщенная знакомая отдала украшение без каких-либо сожалений, будто бы только того и хотела.

Сначала Настя удивилась, но потом поняла, что дело было не в ожерелье, а в самом факте спора как таковом. Её вовлекли в безумную игру, сделали частью этого мира, и теперь выбраться из него будет куда сложнее, если вообще возможно.

Осознав это, Настя пришла в отчаяние. Она, наконец, поняла, о чём говорил проводник – такие миры, как этот, опасны не столько своим безумием, сколько стремлением захватить тебя, сделать частью этого безумия, лишить личности и навсегда впечатать в систему. Было обидно и больно, казалось, что её обманули, что над ней посмеялись, заставили против воли привязать себя к этому скверному месту. Не мало слёз пролила Настя, сожалея о содеянном. Множество мыслей целым потоком проносились в голове: о собственной глупости, о том, что никогда в жизни больше не сможет никому верить, и что она не виновата, ведь откуда было знать, что хоть кто-то в этом мире будет способен на такую подлость (хотя теперь казалось, что всё лежит на поверхности). Поражал и обескураживал сам факт, что такие люди существуют. Как это возможно? Что в голове у этого человека? Не противно ли ему от самого себя?

Хотелось, чтобы кто-нибудь помог отсюда выбраться, вернул в родной мир, или хотя бы просто утешил, подсказал, как быть и искренне посочувствовал, но Настя понимала, что здесь и сейчас придётся справляться как-то самой. Ведь Матвей, даже если хотел бы помочь, едва ли сможет её найти среди множества разноцветных миров.

Чувство невыразимого одиночества поглощало с каждым днём всё сильнее. Будущее пугало, а прошлое казалось прекрасным и таким далёким, словно оно не принадлежало ей.

Несколько дней она не выходила из своего дома, сказавшись больной. На неё смотрели странно, вроде бы не очень верили, но спорить не стали. В конце концов, прибыла в этот мир недавно, всякое может быть.

Наплакавшись и хоть как-то придя в себя, Настя решила попытаться исходить из того, что имеет, и пожить по законам этого мира, не переставая искать пути отступления, способы сбежать. Этот план показался хорошим, но вскоре она поняла, что из раза в раз вспоминать прошлую жизнь всё сложнее, а условные «дни», на которые девушка попыталась поделить для себя здешнее время, похожи друг на друга и словно сливаются в один бесконечный. Её прежнее "Я" будто бы засыпалось песком, и в этом песке терялся последний ключ к побегу. Постепенно она стала забывать, что вообще когда-либо жила где-то, кроме этого мира, и лишь смутная тревога, сжавшаяся внутри маленькой черной звездой, не давала покоя.

Прежде, чем что-то изменилось, прошло много времени. Сколько точно – не понятно, но счет дням был уже давно потерян. Настя выигрывала и проигрывала, деньги уходили и приходили, но при этом, казалось, она не получала от этой жизни тех же эмоций, что и другие, чувствовала, что что-то не так, что забыто что-то важное. Какая-то мелкая деталь в повседневности не давала покоя и отвлекала, но что это за деталь и что с этим делать – никак не могла понять. Словно стоял некий фильтр восприятия, мешающий заметить очевидную истину. Нечто мешало жить, и потому вне зависимости от своего финансового и социального положения, Настя чувствовал себя одинаково тревожно и чего-то боялась.

Это продолжалось до тех пор, пока однажды не произошёл один случай, который и привел девушку к выходу из замкнутого круга. В этот день она была какой-то особенно рассеянной и, снимая ожерелье, уронила его. Цепочка казалась надёжной, а камни – прочными и крепкими, но, стоило украшению упасть на пол, оно разбилось. Гранатовые зерна оказались стеклянными и теперь рассыпались на множество мелких и острых осколков, которые Настя в отчаянии кинулась собирать. Но лишь прикоснувшись к одному из них, глубоко порезала палец. Одёрнув дрожащую руку, она смотрела, как бледную от волнения кожу покрывают мелкие бисеринки красной, как эти фальшивые рубины, крови.

Она порезала палец совсем как тогда, с первую встречу с Матвеем. В этот же миг наваждение исчезло, Настя громко вскрикнула и проснулась.

Проснулась не то от собственного крика, не то от звонка телефона. Видимо, она всё-таки заснула и видела сон, самый обычный сон без примеси какой-либо осознанности, об одном из миров.

Звонила подруга, хотела узнать, не нужно ли ей что-то привести, спросила о самочувствии.

– В твоём голосе какое-то напряжение, ты там точно в порядке? – настороженно спросила она.

– Да, – немного погодя выдохнула Настя, – просто приснился кошмар. Окончательно проснусь – и всё пройдёт.

Ещё немного поговорив о делах подруги, они закончили разговор. Пытаясь прийти в себя и восстановить связь с реальностью, Настя огляделась. Она находилась в своём загородном доме, куда перебралась пару лет назад подальше от городской суеты, сразу же, как только позволили средства. Здесь она медитирует, гадает, делает прогнозы и предсказания. Вернее, делала,… и, хотелось бы верить, будет делать.

Ей вспомнилась самая неприятная часть путешествия – возвращение в родной мир. Это было как пробуждение после наркоза – тошнит, болят рёбра и плечи, а пить нельзя ещё пару часов. И как ты не повернись на кровати, лучше не становится. Тот алчный мир мгновенно превратился в воспоминание о кошмарном сне.

Хотя хотелось просто честно поделиться тем, что видела и через что прошла. Без всяких ложных объяснений рассказать про безумный алчный блеск в глазах людей, про то, как её обманули, про жутких правил из интеллектуальной игры , которые испепеляли проигравших. Про чувство бесконечно глубокого одиночества и потерянности в пространстве и времени, про бездонное отчаяние и обиду на весь этот дурацки мир за то, что никто в нем не может ей помочь… Но Настя понимала, что это гораздо серьёзнее, чем осознанные сны и не хотела впутывать в это близких, опасаясь, что за ней может кто-то прийти.

Ещё несколько месяцев после этого она боялась непонятно чего, каких-то последствий своего странного путешествия. Не могла нормально есть и спать, испытывала проблемы с подбором слов в беседе, от чего стала крайне неразговорчивой. Даже хотела попросить подругу пожить с ней пару недель, но потом подумала, что это будет слишком уж подозрительно, да и отнимать у неё заслуженный отпуск не хотелось. Достаточно того, её навещали по нескольку раз в неделю. Это уже это помогало восстановить связь с реальностью и отстраниться от страхов и тревог.

Разумеется, любые эзотерические практики на какое-то время ей дыли не посилу. Она и сама в тот момент не особо рвалась – выписавшись из больницы, недели две провалялась дома в кровати, совсем, как сейчас. Восстанавливаться, как телесно, так и психически, пришлось достаточно долго, и к путешествиям через сны пришлось вернуться лишь через пару месяцев или даже больше. К слову, поразмыслив, она поняла, что болезнь и слабость возникли даже не столько из-за долгого отсутствия пищи, сколько из-за сильного потрясения, полученного в мире алчных людей. Поэтому впредь Настя решила держаться подальше от миров, на подходе к которым у неё возникает тревожное и давящее чувство в груди – как будто там какой-то ком или узел. Пока что это основной маркер «плохой» с её точки зрения среды обитания.

В те дни, когда она боялась каждого шороха, невыносимо хотелось, чтобы кто-нибудь успокоил, сказал, что никаких последствий не будет, что второй раз в тот жуткий мир её никто не потащит. Хотелось разделить все переживания и воспоминания с тем, кто их точно поймёт и примет, но, к сожалению, вокруг не было того, кто мог бы ей помочь. Матвей был неизвестно где и вряд ли часто о ней вспоминал, а для других людей это наверняка звучало бы как безумие или бред человека, временно повредившегося рассудком из-за перенапряжения. Если не поймут, подумала она тогда, то будет ещё больнее, чем теперь. Так что лучше будет пережить всё это в одиночку.

Тогда, пытаясь вернуть себе власть над предвиденьем Настя сначала хотела проверить, не следит ли кто за ней из других миров, всё ли осталось в прошлом. Она зажгла свечи, окурила комнату благовониями, нашла подходящую музыку, погасила свет, вошла в транс, хоть и не сразу. Проверка обстановки заняла немало времени и отняла много сил, но это было необходимо сделать из соображений безопасности. Лишь дважды все, перепроверив, убедилась, что всё в порядке.

Интересно, как долго придётся восстанавливаться в этот раз? Настя мысленно вернулась в своё настоящее, повернулась с боку на бок и посмотрела в окно. Дни длиннее и светлее, бегут ручьи, а воздух насыщен такой особой весенней сыростью, вдохнув которую сразу чувствуешь – скоро придёт тепло, будет много солнца и небо снова станет прозрачным. Так, по крайней мере, думала Настя. Казалось, что зимой и ранней весной, особенно в феврале и марте, жить становится как-то ну совсем невыносимо – тоскливо, тревожно, никаких праздников нет, всё кругом белое и небо сливается с землей, и потому особенно сильно ждала тепла.

Такое отношение к зиме, скорее всего, сформировалось у неё после второго не особо удачного путешествия через сны. Перед этим она посетила массу интересных миров, которые ей понравились и оставили после себя исключительно положительные впечатления. Они были в чём-то непривычные, странные, причудливые, но при этом тревоги, какого-то особого напряжения, которое чувствуешь в кошмаре, даже если он пытается притворяться хорошим сном, не было.

Особенно запомнились два случая. Первый – когда Настя проживала один из возможных вариантов своей судьбы. Там она присутствовала на интервью со своей любимой группой, а затем один из её участников, кажется, гитарист, ростом не намного выше её самой, подарил какую-то интересную маленькую подвеску. Какую – она уже не помнит, потому что потеряла её где-то в рамках своей непрожитой судьбы.

Второй мир не имел отношения к ней самой и был похож на планету из чужой солнечной системы: небо оранжевое, как и вода, кристально чистая и абсолютно прозрачная, словно самое лучшее в мире зеркало, отражающее всё, что происходит на небе. Растительность голубая и мерцает на солнце, словно усеяна множеством крошечных кристаллов. А главным средством передвижения местному населению служат огромные золотые чаши на паучьих ногах. Жители этого мира ходят в причудливых одеждах, преимущественно красных оттенков, с высокими и широкими воротниками с причудливыми золотыми узорами, а у самых высокопоставленных членов общества – ещё и длинные мантии. Чем длиннее мантия, тем значимее была роль в государстве.

Но в одном из последних посещенных миров было очень тоскливо. Там засушливое лето и очень суровая зима, причём переходных времен года, а именно – весны и осени – там попросту не нет. В какой-то момент солнце прекращает беспощадно печь и небо устилают бесконечно мягкие снежные облака. Наверное, подумала Настя, это одна из не прожитых судеб Земли. Или одно из её возможных будущих.

– Наши ученые предсказывали, что солнце угаснет, превратится в белого карлика, и больше не будет греть. Кто-то даже говорил, что оно станет чёрной дырой, это же звезда, так что вполне возможно. Но в итоге произошло то, чего не смог предсказать ни один из умников нашей планеты, – улыбаясь, рассказывал Насте новый знакомый по имени Джеймс. Он вызвался помочь сориентироваться в новых условиях и нашел для неё гостевую комнату. Несмотря на ситуацию, Джеймс почти всегда выглядел спокойным и уверенным, хотя многие из тех, кто выжили в этой нездоровой природной обстановке, испытывали тревожность и даже эмоциональную неуравновешенность.

Настя попала туда летом и первое, что она ощутила – нестерпимую жару. Воздух был сухим и пыльным, по земле косыми молниями стелились глубокие трещины, к ней склонялась желтая и ломкая сухая трава. Кое-как выживали окаменевшие деревья, пившие воду глубоко под землей, но и им тоже было несладко. Ни разу в жизни, ни до, ни после этого путешествия ей не приходилось видеть такой засухи.

Первое, что она увидела – высушенный труп какого-то животного, сильно напоминающего крокодила. Скорее даже оно было похоже на восковой муляж, чем на когда-то жившее и дышавшее существо.

Те немногие люди, что выжили, не умерев от голода, жары или болезней, стремительно распространяющихся при высокой температуре, спрятались под землей. Так как выживших было относительно немного, люди держались ближе друг к другу, создавая общины подобно большим семьям.

Смотреть на эту Землю в этой реальности было больно и тоскливо. Ещё тоскливее при мысли, что, если это действительно её планета, то близкие и друзья давным-давно мертвы и от них, скорее всего, не осталось ни крупицы праха, как и от неё самой.

Наверное, вид того, как суетятся эти люди, должен был внушать оптимизм. Ведь они были очень деятельны: разрабатывали вакцины от зародившихся из-за жары болезней, искали выживших на поверхности планеты, улучшали костюмы для вылазок наружу, занимались селекцией новых видов трав, овощей и фруктов, способных произрастать на бедной почве, и занимались многим другим. Но Настя видела в этом лишь агонию умирающего мира. Они так старательно пытались выжить, потому что ничего другого им и не оставалось.

– Лучше буду бороться до последнего, чем просто выйду на поверхность, лягу под солнцем и умру. Да, я вряд ли долго протяну под землей, но умирать после нескольких лет непрерывной борьбы будет всё-таки легче. Умирать с мыслью, что я не сдался сразу, а пытался спасти себя и других любыми доступными способами. Если из моих стараний может получиться хоть что-то, значит, я жил не зря. Даже если на самом деле все улучшения, которые я вижу – всего лишь иллюзия, – однажды сказал Джеймс подбадривая ни то тосковавшую гостью, ни то самого себя.

– А когда это произошло? Изменился климат, стало невозможно жить на поверхности? – Когда у него появлялось свободное время, они сидели в комнате отдыха и разговаривали о разных вещах. Кажется, Настя ему нравилась.

– Всё начиналось постепенно, примерно лет за двадцать до моего рождения. Когда я появился на свет, люди уже в открытую говорили о том, что придется переселяться под землю. Начали закладывать фундамент будущих городов. Тогда ещё никто не знал, что нас останется так мало, поэтому мы ещё делились на страны, даже уходя под землю. Глупо, да? Глупо. Одна крупная страна кичилась перед другой крупной страной своими великолепными научными открытиями и наработками, способными спасти именно их избранную нацию, но по факту всем было одинаково паршиво, все были в панике. Ты уже слышала про замерзших насмерть, про сожженных солнцем и про тех, кто умер в процессе нескольких эпидемий, но, если бы ты видела статистику самоубийств за эти годы… вот, что удручает. Люди настолько отчаивались в то время, что покончить с собой казалось им единственно верным решением.