Loe raamatut: «Окажись на моём месте»

Глава 1

– Подъем! – Антон вставил диск в шахту, и нажал кнопку CD-проигрывателя.

– Отстань. Дай поспать, – едва шевеля губами, огрызнулась Лена, и повернулась на другой бок.

– Вставай, вставай. Сегодня трудный день, много работы, я хочу пораньше выехать… Если желаешь, я сварю кофе.

– Угу. – Лена потянулась, оттопырила нижнюю губу и открыла левый глаз. – Скажи, который час?

Антон посмотрел на будильник:

– Семь… Слушай, только не усни, а то пропустишь миг, когда я стану богатым и знаменитым. Мне без зрителей нельзя, а кроме тебя кому это надо. – Уже на кухне он услышал, как жена прошла в ванную комнату и пустила воду.

День начинался обычно. На фоне мелодичных гитарных пассажей, льющихся из динамиков, хлопали створки шкафов, шлепали по деревянной лестнице босые ноги, гремела посуда; утренняя свежесть, попав в дом сквозь распахнутые форточки, смешивалась с ароматом закипающего кофе, превращая воздух в коктейль бодрости и тихой радости. День сулил заботы, но не обещал проблем.

Антон сделал два глотка и постучал в дверь.

– Да. – Лена выключила фен.

– Твоя чашка на столе. Я на улицу. Через сорок минут выходим.

Антон купил свой дом пять лет назад, у старого еврея, уезжавшего к детям в Израиль. Точнее, это был даже не дом, а дачная постройка. Его не смутила ее цена и запущенность. Слишком хорошо было место: лес, широкое чистое озеро, менее тридцати километров от Киева. В сторону Обухова.

За лето Антон вычистил мусор, провел воду и газ, а во дворе поставил небольшой домик в два этажа. В первом размещались: холл, он же – гостиная, кухня, ванная и гардеробные комнаты; второй – был отведен под две спальни и кабинет.

Старые стены изнутри обшили гипсокартоном, вставили металлопластиковые окна и постелили паркет. Все двери изготовили из дуба и вскрыли лаком. Лена целую неделю обсуждала с дизайнером цветовую гамму комнат, и, наконец, остановились на нежно-сереневом для гостиной и бледно-розовом для спален. Стены кабинета выкрасили в белый, а кухню выложили светло-коричневым кафелем.

Более всего споров между мужем и женой вызвало обсуждение всяких мелочей: куда и какие повесить картинки, где разместить статуэтки, какие цветы использовать в интерьере и так далее. Хлопоты были долгими, но приятными.

Домик получился уютным и симпатичным. Лена и Антон гордились им, и любили наблюдать за восхищенными глазами гостей, у которых не было необходимости притворятся из вежливости, когда они расточали комплименты гостеприимным хозяевам по поводу гнездышка.

Каждое утро Антон направлялся к озеру, бежал между сосен к трассе и обратно, десять минут занимался гимнастикой, подтягивался восемь раз на самодельной перекладине и возвращался.

Если бы вдруг понадобилось подобрать три слова, чтобы описать характер Антона, эти слова звучали бы так: распорядок, целесообразность, пунктуальность.

Ему было немногим больше тридцати пяти лет. Его сверстники к этому времени обзаводились не только семьей, квартирой и машиной, но еще нередко одутловатым лицом, и небольшим брюшком, как признаком некоторой обеспеченности. Он же, напротив, был хорошо сложен, без грамма лишнего веса, а признаком достатка считал независимость.

Ко всем материальным благам он относился, как к необходимым, если они облегчали быт, и экономили время. Он не имел вредных привычек: не курил, алкоголь употреблял лишь в случаях предписанных этикетом, интерес к противоположному полу проявлял, но не более. Во-первых, на это уходит уйма времени, а во-вторых… Антон боялся проблем, которые могли бы возникнуть в последствии. Он признавал лишь одну страсть – успех, и потому всего себя отдавал работе.

Распаренный, с мокрой футболкой в руках, Антон вошел в дом. Лена была уже одета. Легкое черное платье красиво облегало ее тело.

– Тебе что-то гладить? – не прекращая красить ресницы, стоя у зеркала, спросила она.

– Рубашку, белую, – бросил Антон, направляясь в душ. Сквозь шум падающей воды он услышал вопрос:

– Антоша, какие у тебя планы на сегодня?

– Отвезу тебя, затем в банк. Мне нужно быть к девяти.

– Что-то важное?

Антон не любил рассказывать о своих делах, но если Лена спрашивала, к отговоркам не прибегал:

– Да, и очень. Сегодня должны принять решение о финансировании проекта. Я ждал почти год… Кстати, Курт приехал.

Курт Плейзе был немцем, восточным. До объединения Германии он работал в аппарате Совета Экономической Взаимопомощи в Москве, а после распада этой организации советником в одном из Лейпцигских банков. Когда в результате перестройки восторжествовала историческая справедливость, и немцы востока объединились с немцами запада, разделившись при этом, соответственно, на "Оси" и "Веси", доктор Плейзе обнаружил, что за берлинской стеной у него есть друзья. Один из них и предложил ему работу в своей компании. Предприятие было крупным, имело несколько заводов по производству различных стройматериалов. Его торговые интересы простирались далеко за пределы Германии, в том числе и на Украину. Лучшей кандидатуры на пост руководителя Восточноевропейского отдела нельзя было придумать. Курт долго работал в России, знал язык и местную специфику.

С Антоном он познакомился на выставке в Киеве, в свой первый приезд.

Лена допивала кофе, когда Антон вошел в кухню. Он был уже одет и готов к битве, которая зовется буднями. Главным в подготовке к сражению Антон считал идеально подогнанный костюм двойку, приятного серого цвета, начищенные ботинки, белоснежную рубашку и галстук – конечно, галстук! К этому предмету туалета у него было особое отношение. Он точно знал, что галстук не может быть дешевым, и потому покупку этого предмета доверял жене.

– Ну что, пойдем, – Антон пропустил Лену вперед. Они вышли во двор. Пока Лена возилась с замком, Антон не без удовольствия смотрел на нее. Ему нравились ее стройные ноги, и он не любил, когда Лена прятала их под длинной юбкой. Ее округлые бедра всегда его волновали, и призывное покачивание заставляло сердце чаще выталкивать кровь. Не так давно он попросил ее изменить прическу, Лена подстриглась и выкрасила волосы в каштановый цвет.

В гараже их ждал новенький Фольксваген. Когда они выехали на дорогу, ведущую в город, Лена спросила:

– Так ты сегодня опять вернешься поздно?

– Ах, да – спохватился Антон, – я совсем забыл. Мы сегодня вечером обедаем с Куртом в ресторане. Я заеду за тобой. Надо будет переодеться.

– Мог бы предупредить и заранее. Вечно у тебя не хватает на меня времени. – Толи с обидой, толи с раздражением проговорила Лена. Антон взял ее за руку и, улыбнувшись, успокоил:

– Не злись. Я не хотел вчера тебя будить, а сегодня с утра закрутился.

Его тихий, полный нежности голос, действовал на жену всегда одинаково – умиротворяюще. Она игриво улыбнулась:

– А мог бы и разбудить. Я, между прочим, тебя ждала. И если заснула, так только от усталости. Устала тебя хотеть.

Он принял игру:

– Потерпи. Если ты сегодня не напьешься, или не сбежишь с доктором Плейзе, я смогу исправиться, да так, что звездам будет за нас стыдно.

– Послушай, а Курт будет один? – жена изменила тему разговора.

– Нет, с Ольгой.

– А у них это серьезно?

– Не знаю, но спят они по-взрослому.

– Наверное, хорошо быть секретарем богатенького немца, – задумчиво протянула Лена.

– Она не секретарь, а помощница…

– А есть разница?

– Ну, как тебе сказать… Наверное, есть. Помощница – это что-то среднее между секретарем и женой.

– Ага, понятно, – Лена кивнула головой, – это, чтобы избежать неприятных штампов. Слова другие, а суть та же. А ты тоже спишь со своей Кристиной?

– Перестань нести ерунду, – лицо Антона посуровело, – ты же знаешь, я не люблю подобных шуток.

– Но почему же? – Лене казалось забавным позлить мужа. – Она очень даже сексуальная, я бы на твоем месте…

– Лена, хватит. – Антон нажал на педаль тормоза.

– Не злись, я шутила. – Ее пухлые алые губы коснулись его щеки. Вытирая след помады, она примирительно зашептала: – Я знаю, ты любишь только меня.

Автомобиль остановился у цветочного магазина – подарок Лене к тридцатилетию. Антон считал, что женщине, как и мужчине лучше быть при деле. Тогда и на двадцатом году супружеской жизни будет, о чем поговорить в постели. Уже в след супруге он крикнул через открытое окно:

– Позвони маме. Узнай, когда она привезет Свету.

Глава 2

Будильника у Ивана не было. Он никогда и никуда не спешил утром. Этот молодой человек был прирожденный вождь, и потому нигде не работал.

Когда ему было двенадцать лет он водил за собой стаю пацанов, обучая их собирать окурки, которые можно докурить. Затем он сажал их вкруг себя на чердаке заброшенного дома и демонстрировал не хитрое искусство, как стать взрослым, чем вызывал бурю восторга, и сеял бациллы идолопоклонства.

Следует заметить, что старший идолопоклонник был на пять лет младше идола. Авторитет Ивана вырос до немыслимых высот после того, как однажды он извлек из кармана брюк новенькую запечатанную пачку сигарет "Космос". Такому стремительному росту популярности сына способствовала мать, опрометчиво оставив на столе рубль, хотя в народе бытовало мнение, что Иван настолько взрослый и независимый, что мать покупает ему курево сама. Герой легенды не противился такой трактовке.

Именно тогда Иван ощутил всю выгодность наличия денег в кармане. Он сделал открытие: не важно, как они туда попали, и, что может быть легче, чем их добыча, если тебя окружают подданные, да к тому же – не смышленые. Был введен налог, и родители малышей стали регулярно терять мелочь. Тогда в голову пришла следующая мысль: мало денег – мало сигарет, много денег – много сигарет, и вождь стал устанавливать размер взносов и срок их поступления. Иногда, кто-то не успевал украсть ко времени, и не был в состоянии пополнить казну. Такого нерадивого мальчика наказывали. Его раздевали, клали на пол и били ремнем. После того, как экзекуция заканчивалась, униженный, весь в слезах, ребенок вставал и под общее улюлюканье одевался в стороне.

Этот момент Иван ценил выше всего. Он чувствовал власть над жалким голым существом, он упивался ею, и ему хотелось, чтобы толпа, его окружающая видела и чувствовала эту власть. Для этого он мог приказать повторить всю процедуру наказания заново, но, пожалуй, лишь за тем, чтобы несчастный мальчик, не желая испытывать боль повторно, упал на колени и просил пощады. Тогда Иван мог заставить маленького, раздавленного человечка ползать по чердаку или целовать подошвы ботинок Ивана, а то и всех присутствующих. После чего великодушно прощал.

Зрелище чужой слабости позволяло чувствовать собственную силу, хотя сила эта была ни чем иным, как временным исчезновение страха, боязни оказаться в положении наказуемого приятеля.

Но все это закончилось. Чьи-то родители то ли заметили недостачу в кошельке, то ли следы побоев – неизвестно. Но был учинен допрос и сын выложил все, как на духу, чем значительно облегчил участь своих сверстников. А судьбой Ивана занялась школа и милиция.

Утренний свет, попадающий через окно третьего этажа в однокомнатную квартиру, мешал спать. Иван, не открывая глаз, отвернулся, но уткнулся носом во что-то мягкое и теплое. Это была Лиля, полногрудая девица, с которой он вчера полночи дегустировал шампанское. Сон прошел.

– Слышь, а где я тебя вчера подобрал? – на лбу Ивана появились морщины, он вспоминал.

– Ты был очень наглым, в баре, но щедрым, – промычала в подушку Лиля.

Иван приподнялся, облокотился, подставив кулак под голову.

– Что-то я не понял. Ты лежишь со мной в постели потому, что я наглый, или потому – что щедрый?

– Ложилась с наглецом, а, вставая, буду думать о том, какой он щедрый, – девушка открыла глаза, глупо улыбнулась, и протянула руки, желая обнять Ивана. Тот резко поменял позу, сел и опустил ноги на пол.

– Может, я и обещал с тобой спать, но вряд ли собирался с тобой просыпаться, – пробурчал он в нос, и брезгливо передернул плечами.

– Козел, – гневно бросила Лиля, и понесла свое голое тело в ванную комнату. – Я даже не кончила.

– А я, что, начинал, – не известно у кого спросил Иван. Он бросил беглый взгляд по комнате: деревянная двуспальная кровать, шкаф с треснувшим зеркалом, стул, на стуле джинсы, кажется не его, в углу дюжина пустых пивных бутылок, правее телевизор, стоит прямо на полу, на телевизоре, закрывая экран, брюки, уже его, остальная одежды была в беспорядке разбросана по всей квартире.

В тот самый миг, когда Иван потянулся за початой бутылкой шампанского, стоявшей в изголовье кровати, зазвонил телефон. От неожиданности он вздрогнул, звонок повторился.

– Возьми трубку, – крикнул Иван, обращаясь к своей гостье.

– Сам бери, – голос Лили не отличался доброжелательностью, и был сильно изменен торчащей во рту зубной щеткой.

– Вот сука, – Иван встал, не выпуская бутылку из руки. Зрелище было жалкое. Красотой он не блистал, а обнаженным мог сниматься в фильме ужасов. На болезненно худом теле острыми углами торчали колени и локти, на продавленной всяческими излишествами груди, как памятник дурным привычкам синела татуировка, содержание которой разобрать было не возможно, из-за складок желтой кожи. Сутулый, с пустыми стеклянными глазами он производил впечатления человека, утомленного жизнью, хотя прожил чуть больше четверти века.

– Ало.

– Привет, – голос в трубке принадлежал Дыне.

Они были знакомы с детства, вместе курили на чердаке, учились в одном классе затем в профтехучилище, вместе сидели в тюрьме. Кличку другу дал Иван. Однажды летом тот появился на улице совершенно лысым, родители решили, что так будет легче переносить жару.

– У тебя голова, как дыня, – вместо приветствия выдал Иван. С тех пор это слово стало вторым именем пацана.

Дыня был тенью Ивана. По натуре трусливый, он боялся впасть в немилость. Поэтому никогда не перечил, старался упреждать любые желания вождя, в актах наказания проявлял особую жестокость и рвение. Если стая била стекла в окнах, то камень в его руке должен быть самым большим, вдруг вожак смотрит. Если пустели карманы пьяного, спящего под забором, все должно закончится его пинком в зад несчастного, вдруг вожак смотрит. Если шайка желает распить бутылку вина, и припадает губами к горлышку бутылки, то его глоток должен быть самым большим, вдруг вожак смотрит. Это и привело его за решетку.

Однажды они сидели на берегу реки. Их было шестеро: четверо ребят и две девушки, все они учились в одной группе. Компания Ивана значительно уменьшалась с годами, что объяснялось естественным отбором. В километрах десяти сходил с ума от жары город. В лодке, на половину вытащенной на песок, еще оставалась бутылка водки, но друзья о ней не вспоминали, им было уже хорошо. Иван обнимал за талию Люду, а Дыня целовался с Валей, Сергей и Вова только, что вышли из воды, и заплетающимися языками о чем – то говорили.

Вдруг Дыня завалил Валю на песок, и его рука скользнула под лифчик. Такое развитие событий явно не входило в планы девушки. Она грубо оттолкнула навалившегося юношу.

– Ты что мозги пропил, мы же не одни, – гневно накинулась Валя, поправляя купальник.

Дыня стоял над ней в растерянности. Девушка ему нравилась, и он стыдился своей выходки, но с другой стороны, что скажет Иван, увидев, как его отвергли. Тот не заставил ждать своей реакции:

– Дыня, у тебя, наверное, не стоит, или ты не знаешь куда вставлять, иначе она бы тебя не отталкивала.

– И стоит, и знаю, – ничего умней не смог ответить, надув губы, осмеянный, тупой парень.

– Так докажи. А будет выпендриваться, дай по роже, – вожак и его подруга засмеялись пьяным смехом. – Мужики, Дыня сейчас будет доказывать, что он мужчина.

Валя, почувствовала не доброе, стала отползать, сидя, отталкиваясь ногами. Дыня дрожал. В эту минуту он ненавидел девушку, которая может стать причиной его позора. Если он не сделает того, что говорит вождь, он будет изгнан, а все вокруг будут считать его размазней и слизняком.

– Чего же ты стоишь. Она сейчас удерет, – голос Ивана, как молот стучал в ушах.

Дыня направился к девушке. Его глаза выражали решимость безумца. Валя испугалась.

– Игорек, ты что, не надо. – Она смешно засовала ногами по песку, но он успел схватить ее за руку.

– Пусти, скотина. – Злость сменила страх. Валя попыталась вырваться и ткнула Дыню ногой. Он рванул ее на себя, и наотмашь ударил тыльной стороной ладони по лицу, затем еще и еще. Ужас перекосил рот девушки. Она упала навзничь. Дыня навалился сверху.

– Не надо, пожалуйста, не надо, – закричала жертва, когда в стороны полетело разорванное бельишко. Дрожащая рука засыпала рот песком. Он овладел ею.

– Козлы. Остановите его, – всполошилась Люда.

– Заткнись, а то положим рядом. – Иван даже не посмотрел на нее. Он не мог оторваться от происходящего в пяти шагах от него. Кровь закипала от возбуждения. О, это зрелище униженного, раздавленного человека.

– Вставай. Дай я. – Иван нетерпеливо дергал Дыню за плечо. Тот послушно встал и отошел в сторону, не поднимая глаз. Валя уже не сопротивлялась. Опухшие, окровавленные губы, слезы вперемешку с песком – все это заводило вожака.

Никто не обратил внимание, на то, что убежала вторая из девиц. Остановилась она, лишь наткнувшись на рыбаков. Трое мужчин и девушка нашли истерзанную Валю там, где ее бросили насильники. Вечером их арестовали. Для Ивана и Дыни начались четыре года нелегкой тюремной жизни.

– Эй, алло. Ты что, онемел от траханины? – Хрипел, давясь смехом, Дыня.

– Да нет. Задумался. – Иван отпил шампанского.

– Между прочим, друзья так не поступают. Мог бы и меня позвать. Или шлюху стало жалко.

Иван посмотрел направо. Там в ванной комнате он увидел, как Лиля склонилась над раковиной, ее груди противно раскачивались в такт движением руки. Ему стало не по себе:

– Заткнись, Дыня. И так тошно. Чего хотел.

– Когда увидимся?

– Вечером, как обычно. – Иван бросил трубку.

Он вышел на кухню. Вылил остатки шампанского в раковину. Открыл кран холодной воды, подставил голову под струю. Затем прошел в комнату и оделся.

– Эй ты, убирайся, – он бросил девушке комок из тряпок, который был ее одеждой, – и, ради бога, молча. А, то…

Глава 3

Антон подъехал к банку за пять минут до девяти. Здание выделялось среди прочих своей современностью и основательностью. Как Гулливер оно втиснулось в квартал низкорослых лилипутов – строений (все дома вокруг были двух этажными, постройки начала века), отражая солнечный свет зеркальными окнами, размежеванными узкими металлопластиковыми полосками рам.

Пять этажей стекла и бетона заставляли человека чувствовать себя маленьким муравьем. Муравьи стекались ручейками к определенному времени, и это время называлось началом рабочего дня. Ручейки сливались в поток, который устремлялся вверх, растекался по этажам, заполняя кабинеты, коридоры и лестничные площадки. Там, внизу, по ту сторону входной двери, они были похожи друг на друга в своей суетливости, озабоченности, в поисках радости и удовольствий, в стремлении убежать от огорчений и разочарований. И только здесь распознавались, как управляющие, начальники отделов, служб, подразделений, как простые клерки. Эта была большая костюмированная игра в инкубаторе успеха и неудач.

Антон закрыл машину, предъявил охраннику пропуск и прошел в лифтовую. Кабинет управляющего находился во втором этаже. В приемной, в мягком кожаном кресле сидел Курт.

– Доброе утро, – Антон протянул руку, – я не опоздал.

– Нет, еще две минуты.

– А… уже на месте?

– Да. Нас пригласят. Там секретарь, с какими – то бумагами. – Курт поднялся. Это был немолодой мужчина, возраст которого подчеркивался седой бородой. Волос на голове почти не было, лишь не широкая полоса на затылке. Высокий, под два метра, широкий в плечах, стройный и подтянутый он являл собой образец здорового образа жизни. Курт был одет в темно – синий двубортный костюм, и держал в руке портфель из неокрашенной кожи.

– Сегодня хороший день. Наконец – то закончились эти дожди и можно подставить лицо солнцу – его большие серые глаза светились доброй улыбкой.

Дверь в приемную открылась, и молодая красивая девушка в строгом черном костюме, пригласила их в кабинет. Навстречу, из-за широкого массивного стола натурального дерева, поднялся молодой лет тридцати пяти мужчина. Он был килограмм на двадцать тяжелей, чем следовало бы, среднего роста, с круглым лицом, в которое были воткнуты два живых глаза. Это был управляющий банком Валерий Дмитриевич Пивоваров.

После короткого приветствия он протянул руку с обрубками толстых пальцев в сторону боковой двери и пригласил пройти. Это был зал для переговоров, с большим круглым столом, у которого стояло восемь кресел. На столе, против каждого кресла, лежали чистые листы бумаги. Когда Антон и Курт проходили в указанном направлении, управляющий подошел к своему рабочему месту, и нажал кнопку селектора:

– Надя, Шехворостова, Ступку и Селезнева ко мне. Да, и сделай всем кофе.

– Ну, как Вам Киев, доктор Плейзе, – спросил Валерий Дмитриевич, садясь на свое место.

– Я ошеломлен. Такой объем строительства, и ремонтных работ… Извините, здесь можно курить? – Немец опустил руку в карман, за сигаретами.

– Да, конечно. Сейчас принесут кофе и пепельницу. Говорят, что новый премьер, совершенно не прикасается к бюджету города, вот и результат.

В зал вошли трое молодых людей и секретарь с подносом, на котором стояло шесть белых фарфоровых чашек и такая же пепельница. Все присутствующие молча ждали, когда девушка расставит посуду, и лишь после того, как за ней плотно закрылась дверь, Валерий Дмитриевич начал говорить:

– Рассаживайтесь и перейдем к делу. Представлять Вас друг другу не буду, мы все давно знакомы. Начнем с главного. Антон Сергеевич, мы рассмотрели на кредитном комитете представленный вами проект, и нашли его очень интересным и перспективным. Вчера немецкая сторона открыла в нашем банке депозит, равный их доле инвестиций. Это было наше последнее условие, и мы удовлетворены. По нашему соглашению компания доктора Плейзе инвестирует в торговый центр один миллион немецких марок, реконструкцию вы проведете за шесть месяцев, мы открываем вам кредитную линию в размере двух миллионов гривен для пополнения оборотных средств. Процентная ставка – двадцать. Если нет принципиальных возражений, то дальше все зависит от вас. В деле, кажется, не хватает пары документов, чем быстрее вы их оформите, тем быстрее пойдут деньги.

– Нас все устраивает. Технические вопросы я решу с ребятами, – Антон посмотрел в сторону сотрудников банка, – поэтому не вижу смысла вас задерживать.

Он встал и протянул руку, при этом его лицо выражало явное удовольствие.

– И что, – управляющий бросил лукавый взгляд на Антона, – мы даже не пропустим по пятьдесят грамм за успешное сотрудничество?

– Спасибо. – Антон опустил руку. – Но я за рулем.

– Ничего, коньяк не повредит. Через сорок пять минут после употребления ста грамм ни одна экспертиза не определит. Правда, при условии, что напиток качественный, а никакое-нибудь пойло, закрашенное чаем. – Продолжал настаивать Валерий Дмитриевич.

На этот раз он сам с шумом поднялся, подошел к стеклянному шкафчику, стоявшему за спиной, и извлек из него бутылку Хенеси и три коньячных бокала.

– Вы можете быть свободны. – Обратился он к своим сотрудникам, когда повернулся лицом к столу. – Когда мы закончим, Антон Сергеевич зайдет к вам и договорится о деталях.

Антон бросил умоляющий взгляд на Курта. Ему явно хотелось поскорей выйти отсюда и дать волю эмоциям. Он не любил неписаный протокол подобных деловых встреч, и вести беседу на отвлеченные темы за бокалом коньяка предпочитал с людьми ему интересными, а не полезными. Но Курт состроил суровую гримасу и утвердительно кивнул головой, точно одернул друга. Антон смерился. Их немой диалог остался не замеченным.

Выходя на улицу, Курт опустил на плечо Антону свою тяжелую руку, и, глядя сверху вниз, сказал:

– Тебя можно поздравить, дружище.

– Нас, Курт, нас, – чуть ли не подпрыгивая от радости, отвечал Антон.

Идея строительства торгового центра принадлежала ему. Она логически вытекала из объемов продаж стройматериалов, который делала фирма Антона. Товары поставляла компания Курта.

Все началось после выставки, на которой западные производители устроили шоу для киевлян. Их отношения развивались классически просто: знакомство, контракт, перевод денег в Германию, отгрузка, продажа, опять перевод денег. Своей работоспособностью, ответственностью, быстротой реакции на происходящие события, логичностью своих действий, компетентностью Антон убедил немцев в правильности выбора торгового партнера. Объемы продаж росли, как на дрожжах, и ценой тому были: шестнадцати часовой рабочий день, нечеловеческое напряжение мозга, мобилизация всех внутренних сил, бесконечные стрессовые ситуации, и как следствие ранняя седина.

Его предприятие разрасталось, он купил склады на окраине, открыл филиалы в пяти городах и подумывал о своем производстве.

Идея о торговом центре пришла сама собой, как и все жизнеспособные идеи. Антон предложил реконструировать склады, создав крупное предприятие оптовой и розничной торговли. Курт поддержал его, и они вмести принялись за расчеты и составление подробного бизнес – плана.

И вот сегодня поставлена точка, перевернут лист. Осуществление проекта поручалось новой компании, в которой имели свои доли, и Антон, и Курт. Впереди новые возможности, новые достижения, новые успехи. Вулкан эмоций бушевал в груди Антона, выбрасывая через глаза искры восторга. Он не находил места рукам, постоянно хватаясь, то за сигареты, то за ключи, зажигалку или ручку. Раза три открывал кейс на капоте машины, и тут же захлопывал за ненадобностью. Начинал говорить о делах и тут же прерывался. Курт следил понимающе, не одергивал, не останавливал. Он гордился компаньоном.

– Ты сейчас, куда? – Спросил немец, прощаясь у машины.

– На пару часов заеду в офис, потом встреча…

– Не забудь, сегодня я даю обед в твою честь, Император. Не опаздывай. В семь в "Пантагрюэле", это у Золотых Ворот, знаешь?

– Курт, кажется киевлянин – я. – Антон вставил ключ в замок зажигания.

Лена любила своё детище. Эта любовь произвела на свет один из лучших цветочных магазинов в городе. Его интерьер указывал на исключительный вкус человека, его разработавшего, и вынуждал посетителей возвращаться сюда снова и снова, если и не купить кактус или драцену, то опустится в кресло среди раскидистых напольных фикусов, выпить чашку вкусного крепкого кофе и потрепаться с красивой сексапильной хозяйкой. Очень многие, придя сюда в первый раз, со временем становились добрыми знакомыми, особенно мужчины. Они заходили от нечего делать, приводили друзей, и, как правило, с пустыми руками не уходили. Дело процветало.

Практически все Лена делала сама. Закупала цветы, вела бухгалтерию, когда было нужно, стояла за прилавком. Это занимало много времени, но обеспечивало: во-первых, статус деловой женщины, который ей нравился гораздо больше, чем положение домохозяйки; во-вторых, определенную финансовую независимость, что делает женщину менее доступной для мужчины, и тем желаннее. В общем, Антон с подарком угадал, хотя теперь ему приходилось делить жену с ним на двоих.

В магазине работало три человека. Кроме Лены продавщица Наташа, скромная девушка лет двадцати, и тетя Маша, уборщица, она приходила каждое утро за час до открытия. Когда Лена толкнула дверь, тетя Маша, как раз оканчивала уборку, а Наташа подкрашивала губы, глядясь в зеркальце пудреницы. На прилавке стояла чашка, в которой еще десять минут назад наверняка дымился кофе.

– Доброе утро. – Лена приветливо улыбнулась.

– Привет, – прервавшись, кивнула Наташа. Они были на ты, но дальше личных отношений демократия не распространялась. Тетя Маша изобразила головой приветствие молча.

– Кто-нибудь звонил?

– Там на столе, на листке бумаге я все записала. Чайник еще не остыл, если хочешь, я сделаю кофе.

– Спасибо я сама, чуть позже. – Лена прошла через торговый зал к винтовой лестнице, которая вела на верхнюю террасу над прилавком. Терраса была не большой, метров десять квадратных, но она вмещала невысокий шкаф, стол, два кресла напротив и журнальный столик.

На столе у монитора компьютера Лена нашла прямоугольный листок желтого цвета, на котором было написано три слова: Укрфлора, банк и Николай. Лена перезвонила первым двум. Менеджер фирмы "Укрфлора" интересовался заказом на следующую неделю, банк просил заменить платежное поручение. Третий абонент звонка не дождался. Пожалуй, не сегодня.

Они встретились два или три месяца назад. Познакомил их муж. Как – то вечером он заехал за женой, с ним был Николай. Мужчины дождались, когда Лена закроет магазин, и отправились в ресторан напротив.

За обедом Лена узнала, что Николаю двадцать пять лет, он аудитор и консультирует Антона. На следующее утро он появился в магазине, что – то купил, перебросился парой фраз с продавщицей и оставил записку Лене. В записке он предлагал пообедать вместе в том же ресторане. Он будет там ровно в полдень, связаться с ним до этого времени будет невозможно и он надеется, что Лена не заставит его есть в одиночестве.

По форме приглашения Лена поняла, что автор боится отказа, и ей это понравилось. Вчера он был не слишком разговорчив, и производил впечатление человека застенчивого и робкого, а сегодня эта записка…

А почему, собственно говоря, и нет? В конце концов, это ни к чему ее не обязывает, а лишний раз появится возможность потешить женское самолюбие. А что это будет именно так, она не сомневалась.

Столик на двоих был сервирован в дальнем углу у окна. Людей в зале было не много: немолодая пара у самого входа потягивала коньяк, вперемешку с радостью общения; трое парней вели у барной стойки оживленную беседу, приливая ее светлым пивом; а в самом центре, спиной к входу, разбавляла свое одиночество красным вином пергидрольная блондинка.

Николай встал, отодвинув стул с высокой спинкой, как только Лена появилась в дверном проеме. Он был одет во все черное: брюки, пиджак, футболка. Красивые густые длинные волосы цвета белой ночи были собраны в толстый хвост. Они улыбнулись друг другу. Его глаза пустили голубые лучи по ее телу, сверху вниз.

– Прошу, – он усадил ее напротив. – Спасибо, что пришли. Я очень боялся, что вы скомкаете мою записку и выбросите в корзину для бумаг.

– Что же в том страшного? – Лена кокетничала, как девчонка. Ей хотелось заставить его чувствовать себя неловко.

– Я хотел вас видеть. Вы мне очень понравились, и…

– Давайте лучше закажем обед. Кажется, вы для этого меня пригласили.

– Да, да, конечно, – засуетился Николай. Официант заметил его призывные жесты и подошел. Они заказали бутылку хорошего французского вина, греческий салат и бефстроганов из осетрины.