Loe raamatut: «Анатомия корабля. Путешествие в себя»

Александр Сороколетов

Font:

Посвящается Марианне

Иллюстратор Яна Желтакова

Корректор Марина Сороколетова

Редактор Александр Сороколетов

Дизайнер обложки Юлия Филимонова

ISBN 978-5-4498-2941-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Анатомия корабля

Я несу в себе этот груз памяти. Человек не сиюминутное создание, а поразительный сгусток разнообразных воспоминаний и чувств, окаменелостей и коралловых образований. Я вовсе не тот человек, который мальчишкой глядел на дерево. Я – тот, кто помнит, что мальчишкой глядел на дерево. Здесь действует дистанция времени, различие между рядом мертвых кирпичиков и временем, прокрученным памятью. И даже еще проще. Я потому и могу любить этого сорванца, шкодившего в саду, на летном поле, в Поганом проулке, этого крепыша-приготовишку, потому что он – не я. Он другое лицо. Если бы он кого-то убил, я не чувствовал бы за собой вины, даже ответственности. Тогда что же я ищу? Я ищу тот момент, с которого началась ответственность, началась тьма, начался я.
Уильям Голдинг

От автора

Знаете, я долго не решался начать эту книгу, всё думал, как сделать это как-то оригинально, умно, высокохудожественно и так далее… время шло, и ничего не происходило. А потом я сел и сделал то, что я обычно делаю – начал писать. И теперь мы имеем, что имеем: вы – этот незамысловатый малоинформативный текст, я – возможно, уже утомлённого читателя.

Изначально планировалось выпустить эту книгу под псевдонимом, но во избежание недоразумений я вынужден сразу раскрыть своё инкогнито. Меня зовут Александр Александрович Сороколетов, родился я в Москве 17 октября 1992 года. И поскольку до составления моей биографии профессиональным библиографом я могу и не дотянуть, расскажу пару слов о себе. Скажу сразу – стихи я ненавидел с детства, причём не только читать, но и учить (что давалось на зависть другим мне удивительно легко, но потом я утратил эту особенность напрочь). Речи про то, что я буду писать, вообще не стояло. По крайней мере, я себе таких целей не ставил, но вышло, что вышло… В 12 лет были написаны первые стихи, естественно, о любви. Дальше – больше.

Теперь пару слов о книге. Когда я понял, что писать в стол как минимум нечестно по отношению к тем людям, которые действительно не прочь что-то понять и почувствовать в этих стихах, было принято решение издать то, что вы, надеюсь, ещё держите в руках.

Для меня мерилом любого произведения искусства, в том числе и книги, является одна простая вещь – наличие или отсутствие внутреннего волнения. Искусство может раздражать, вызывать страх или даже отвращение, но только не равнодушие. Надеюсь, вам не станет слишком скучно на страницах «Анатомии корабля», созданной не как «книга, которую будут читать». Её я не правил ночами напролёт, выискивая ритмические и рифмические неточности, а просто хотел увидеть и понять, что те чувства и мысли, которые вызывала у меня жизнь, были настоящими и были не зря. И поскольку лично я всегда пропускаю вступительные статьи, если они больше полутора страниц (да простят меня их авторы), то самое время поставить».»

Удачного плаванья!

Глава 1

Анатомия корабля
(Философско-поэтический трактат)

Куда идти, зачем искать ответы —
Какой в том толк?
Коль жребий рыбы – дно,
В итоге все за звонкую монету
Или за так —
Кому как суждено.
В себя самих мы плюнем и забудем,
И станем жить, наживку заглотнув
Сомненья – зло,
Их избегать мы будем,
Глаза и уши под водой замкнув.

На тонкой, вечно далёкой линии расплывающегося горизонта показалось маленькое судно без паруса. Давно и безнадёжно дрейфуя, оно продвигалось по морю наугад. Не пытаясь настроить сломанный, проржавевший компас, по пыльной палубе прохаживался старый капитан. Строго говоря, его сложно было назвать капитаном – на корабле не было команды, море давно забрало последних членов экипажа, и он остался совсем один.

За долгие годы он привык обходиться малым, привык к этому морю, его обитателям, сросся со своим кораблём. Морская пучина и частые бури уже совсем перестали волновать его.

Дрейфовал корабль, и дрейфовали мысли его капитана, но они были далеки от водных просторов – они были на суше, совсем в другом времени…

Наша совесть – бездарный плотник, вечно строит всё вкривь и вкось
Материала бы ей добротней, да с бюджетом не задалось
А душа, как у всех – хромоножка, длинношея из трюма торчит
И нам жалко её немножко, хоть она иногда и ворчит.
Какаду развлекает нас криками, Марс войною – почти что всегда
И границы все жёсткими стыками обнимают собой города
Целый мир внутри каждого светится, но ни он, ни другие не зрят
И такие мечты еле теплятся, и такие надежды горят…

Это всегда было время. Когда что-то случалось, он никого не винил, он знал морские законы – утраты, как и отливы, были неизбежны и необходимы. Жаль, что и приливы чаще всего приносили только тину сожалений и песок воспоминаний. В этом не было несправедливости – все, что произошло за его долгую жизнь, принималось им молча, и море никогда не становилось солоней от его тихих печалей.

Подбирая себе команду, он не умел выбирать и брал всех, кто хотел плыть на его корабле. Капитан не задумывался о конечной цели плавания, поскольку не цель была важна – важен был путь, который они решались пройти вместе…

Канаты – жилы корабля, а доски – его кости
А мы все – глина и вода, в каютах мы лишь гости
Плывём неведомо куда, неведомо откуда
Нас под водой давно уж тьма и над водой покуда.
Через дыру в дне корабля мы видим дно морское
Им там не ведома беда, не ведомо мирское
Нас зависть чёрная берёт к блаженству рыб и ила
И у судьбы прося расчёт – мы расширяем дыры.

Капитану представлялось забавным то, что он, проведя всю жизнь в открытом море, дожив до одиноких седин, так и не научился плавать. Сколько он себя помнил – он всегда боялся воды. До того, как у него появился корабль, он не мог представить, что станет капитаном и будет, как сейчас, дрейфовать далеко в море, понимая, что никогда уже он не ступит на твёрдую землю. С годами страх не уменьшился, но он забыл его, как забыл и всё остальное. Вместо чувств, внутренних противоречий и споров – только линия расплывающегося горизонта, его потерявшийся в море корабль и это море, которое было повсюду: снаружи и внутри…

Берут измором нас ветра и годы
Кого-то в шторм, кого-то в долгий штиль
В любые дни, в любое время года
Поодиночке превращая в пыль.
Едва-едва родится новый ветер
Надует парус, обозначив путь —
Как тучи ловят все порывы в сети
И глушат всех посмевших им дерзнуть.
Лиха беда добыть в себе надежду
Мы не смогли бы задарма пропасть!
Есть Бог и Дьявол – остальные между
Не знаем сами, к чьим стопам припасть.

Нельзя точно сказать, когда корабль начал тонуть, но он тонул… и тонул давно. Возможно, пробоина появилась изначально – ещё в тот самый августовский день, когда семилетний мальчишка, орудуя старым перочинным ножом, оставшимся от отца, вырезал из небольшого полена нескладную игрушку. В тот самый момент, когда он, сделав парус из платка, опустил свою поделку в воду – это была уже не игрушка, это был его корабль, а он стал его капитаном. Море приняло их, и они поплыли…

Бьют наши пушки по туману наугад,
Беда невидима, беда неразличима
Разрушив рай, мы создали здесь ад
Потоп не тронул варварского Рима.
Не в Вавилоне, а в самих себе
Мы не смогли построить храма веры
И всё молили о другой судьбе
Даже пред Богом – те же лицемеры.
Сошёл туман, разгневался Творец
И бог безумья вяжет нас снопами
Всяк был глухой, а стал ещё слепец…
И тонет палуба под нашими ногами.

Нет, капитан не думал, что с ним будет дальше, он знал, что в конце концов он просто станет морем – морем, по которому будет плыть корабль. Потому что корабль всегда должен плыть. Капитан лишь беспокоился о том, куда принесёт опустевшее судно, попадёт ли оно в хорошие руки, возьмёт ли будущий капитан правильный курс, не нарвётся ли на скалы в первый же свой шторм. И как поведёт себя корабль – сможет ли он принять нового капитана, чем послужит ему, а главное – пощадит ли море старое пробитое судно? Ведь рано или поздно море взимает плату. И капитан знает цену: ты плывёшь так долго, как сможешь, море приютит твой корабль, но заберёт тебя, перед этим забрав все, что у тебя есть…

Волны – плохая опора
Мель – непригодный причал
Рыбы попрятались в норы
Кит, словно пёс, зарычал.
Чайки чертями забились
В щель грозовых облаков
Гады морские взбесились,
Вёсла в щепа расколов.
Ядом пронзило утробу —
Трюм корабля залило
Борта быстроходного гроба
Мутной волной обняло
Стало совсем смеркаться
Жизни остались крохи
Пора, наконец, признаться:
Мы – якорь нашей эпохи.

Солнце опускалось за горизонт, отправляясь на ночлег в морские глубины. Поднимался сильный ветер – начиналась гроза. Ещё недавно ничто не предвещало непогоду, но капитан знал, что ночью будет шторм – предчувствие никогда не подводило его. На какое-то мгновение давно забытый страх проскользнул едва заметной дрожью по его усталому лицу.

Но чем сильнее становилась буря, тем спокойнее был капитан. Когда огромный вал обрушился сверху и унёс его в море, капитан наконец-то смог всё вспомнить. Он ещё успел о чём-то подумать, на короткое мгновение прежняя мальчишеская улыбка осветила его лицо, когда капитан понял, что достиг цели своего плавания…

Нам нет прощенья… видишь этот дым
Ведь мы с тобою жертвы епитимий
Нет! Роскошь упокоиться седым
Не выпадет на долю нашу.
Имя.
Твоё забыл, и ты забудь моё
Мы проиграли бой – тем, что в него вступили
И потому нам нужно отпустить
Друг друга так, чтоб навсегда остаться
Лишь в памяти,
На самой глубине,
Где не найдут, чтоб не признаться
Всем
И главное самим себе —
Мы сами виноваты и друг в друге,
И в такой судьбе…

Рождались новые волны, набегая на каменистый берег, они приносили с собой песок. Рано утром, вместе с очередной волной море выбросило на берег отсыревшую, покрытую тиной деревянную игрушку с позеленевшим куском некогда белой материи, кое-как державшимся на верхушке кривоватого сучка. Игрушку выбросило недалеко от места, где сидел мальчик. Отпустив свои мысли далеко в море и слегка щурясь на солнечные блики, он смотрел на набегающие утренние волны. Наконец он заметил какой-то предмет, лежащий немного дальше по линии берега. Мальчик подошёл и начал разглядывать находку. В этот момент очередная волна чуть не сбила его с ног – чтобы не упасть, ему пришлось сделать несколько шагов назад, но он смог устоять. Подойдя ближе, он без раздумий взял игрушку в руки, и, выпуская очередную волну, море приветствовало капитана и его корабль…

Анатомия корабля – мои составные части
Вихрем смешается всё и может быть будет счастье
И может я стану целым, и может взметнётся флаг
Перчатка не станет серой, не станет нетвёрдым шаг.
На пять корабельных склянок мне, может, вернут меня
Из школы вдруг встретит мама и папа, и вся семья.
И вдруг пощадят пираты, по кодексу рассудив
Мы мира, мол, делегаты – насилию супротив!
И эти куски, отрывки – о чём я забросил мечтать
Удастся по новой вспомнить и твёрдую цель создать.
И плыть, и бежать, и падать, и снова, и без конца
Быть может, собрав все части – в себе я найду творца…

Конца не будет!

Глава 2

Парус

Лучше так

Я хочу с прибоем умереть —
В сильный ветер, с первою волной,
Чтоб на скалы разом налететь,
Не пройти опасность стороной.

Не хочу я бурю миновать,
К сердцу шторма приведи, судьба,
Лучше спичкой, искрой просверкать,
Чем на дне не знать, что есть борьба.

Чем не знать, что в этой пустоте
Есть и солнце, а не только тень,
Что возможно плыть на высоте,
Равно принимая ночь и день.

Лучше так и, право, в этот час
Не по нраву тихая вода…
Променял бы, Господи, сейчас
На прибой и скалы – все года!

Декламирование (азбуки)

Декабрь хлопьями ложится на юнгу, ждущего приказ
Я боевая единица в глубокоснежье ваших глаз
Из патефона моей веры не слышно песен или слов
Все смыслы бурей разметало у безымянных островов.

И мачта шпагой небо колет, канон безветрия приняв
И смерть, как жест свободы воли, последней станет из забав
Изъест судьбу мне челюсть быта и ластик божий след сотрёт
Но своевольник позабытый, я гордо рею лишь вперёд.

Не обточить меня под яму и мавзолей не вместит дух
Я, щедро травленный капканом, ещё покамест не потух
Пусть неуживчивый и гордый, пусть аномалия в чертах
Замыслю стать красивым фьордом в собою созданных мирах.

И пусть законы загоститься нам здесь особо не дают
Этажность мыслей только снится – не по наитию я тут
И с фатализмом ждущих казни, когда прикажут цепенеть
Я буду вешними глазами на этот зимний мир смотреть…

Нет, не лампа Аладдина…

Нет, не лампа Аладдина – просто лампа на столе,
Чудо мне необходимо, пусть не в жизни – хоть во сне.
Обмани меня, природа, подшути же, маг-ловкач,
«Здесь поможет только чудо» – мне сказал знакомый врач.
Я готов, о царь иллюзий, так раскинь же свой мираж!
И давай-ка без прелюдий настоящее замажь
Толстым слоем, верным чудом одурмань и захвати —
Я без чуда не сумею… не смогу вперёд идти.

Степени взросления

В детстве каждый велосипед – звездолёт,
Любая безделица – клад,
За каждой дверью нас чудо ждёт,
И всякому чувству рад.
И мир закрывали лишь окон створы,
Сокровища за углом,
Любому пирату могли дать фору,
И сок превращался в ром!
И кто космонавтом в далёкий космос,
Кто гонщиком в пыль дорог —
Во двор убегали всегда без спросу,
Любой находя предлог.
Мечтали о шрамах и славных битвах,
И каждому грезилось, как:
Щетину сбривая отцовской бритвой,
Советский поднимет флаг.
И так же отдав долг великой родине,
Вернётся героем в дом…
Что же ты, время, творишь с героями —
В стаканах не сок, а ром.
И двор разнесли-застроили,
Здесь больше не ищут клад,
Город мерцает миллионом окон —
Миллионом своих блокад.

С.П.И…
(Самой прекрасной из…)

Малому снится великое,
Великому – отражение,
Бабочке снится вечность,
Камню снится движение.

Прохожему видится памятник,
Которому снятся встречи,
Ночи самой – рассветы,
Солнце же видит вечер.

Снятся подушкам головы,
Ну а морщинам – лица,
Снится медведю логово,
А журавлю – синица.

Снятся проказы детям,
И самолёты – звёздам,
Снится всё всем на свете,
Спи же – пробило «поздно».

И пусть снится полю ветер,
Снегу – песчаный пляж,
И космонавт – планете,
Мрачной темнице – страж.

И, может, тебе приснится
Глупый наивный сон:
На волке царевич мчится,
Как в сказке, в тебя влюблён.

И будут моря в пустыне
Небо с землёй мешать,
Ночь вряд ли запомнит имя,
Но стоит ли возражать?

Ведь мы же всего лишь люди —
Книги мирской страницы.
Снятся долинам горы,
Пусть нам приснятся птицы…

На вершине

На что мне горы? – выпуклые бездны
Я, страха полный, лезу снизу-вверх
И обдувает ветер стан (помпезно)
Я больше становлюсь!
Я человек с приставкой – сверх!
Мне покорились грозные вершины
«Я всё могу!» – слетает в этот миг
Нет предрешённости! Судьбу вершим мы!
Я смысла жизни ощущаю пик.
Вдруг налетает ветер, нагнетая бурю
Метель, бушуя, холодит виски.
Но я спокоен, истину большую
Познал, и страхи стали не близки.
Размах ужасен, вздыбилась природа!
Я на вершине, словно на коне
И не объезженная, дикая порода
Никак не хочет покориться мне.
И тут удар! Я отпускаю вожжи
И в пустоту срываюсь так некстати
Но не тревожусь – утро мне поможет…
Я просто снова упаду с кровати.

Портреты

Жизнь набрасывает дни на удлинённые пальцы Дали
Ночь скрывает беспечность Моне и Шагала
И штормит Айвазовского в море любви,
И Куинджи блистает зелёным овалом.

И Малевич нам на ночь малюет ночник
В виде чёрной бессмысленной сферы.
Робинзон доживает один свои дни —
Остров комнаты принял размеры.

И в глазах у Толстого – наш маленький мир,
Ярко-синий, спасённый Ремарком.
И Булгаков с Ахматовой вместе сидят,
Нити белые снова ткёт Парка.

Пётр с Грозным всё спорят, Россию ведут
А Высоцкий их мирит и лечит,
Бродский Пушкина томик на полку кладёт,
Достоевский всё ставит на нечет…

Как это…

Как это скучно – ждать
Пока нам прикажут спать
Выйдет и наш черёд
Ногами уйти вперёд.

Как это нудно – жить
Кем-то кому-то быть
Чем-то пытаться стать
Верить, во что – не знать.

Как это мелко – судить
С ближними дальним быть
Чужих не заметить бед
Нести только страх и вред.

Как это тошно – выть
Яму надеждам рыть
Всем постоянно врать
Больше чем нужно, знать.

Как это грустно – бить
Тех, кого мог любить
Пройти сквозь свои года
Молча и без следа.

Как это просто – отсечь
Жизнь под замком стеречь
Памяти лист стирать
Эти стихи писать.

Как это трудно – решать
Всё, что своё – отдать
Всем, кто не прав – простить
Злобу в себе гасить.

И изменив сюжет
В ком-то увидеть свет
Кому-то дорогой лечь
Чьи-то мечты сберечь…

Поток

Ну наконец-то я могу писать!
Как долог путь в пустыне безыдейной,
Как ночь длинна – когда пуста кровать,
Как труден старт без бодрости кофейной.
Я так скучал по шелесту страниц,
По этим странным и далёким темам,
Благодаря за перья паркеровских птиц,
Я запустил поток чернил по венам…

Tasuta katkend on lõppenud.