Loe raamatut: «На закате»

Font:

© Александр Стребков, 2021

ISBN 978-5-0053-3109-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Стребков Александр Александрович
На закате
роман

2020 г.


ББК 84 (2Рос) 6

Стребков А. А. С 84

С 84 На закате. Роман. / А. А. Стребков.

ББК 84 (2Рос) 6


Стребков Александр Александрович родился в 1950 году на Кубани, в селе Глебовка, Кущёвского района. За свою жизнь сменил немало про- фессий, о которых подробно рассказано в романе-миниатюр «Калей- доскоп».

Ранее были изданы в микротиражах и за счёт автора: роман-хро- ника «Курай – трава степей», который рассказывает о периоде кол- лективизации и последующих тяжелейших годах, как для всего народа страны, но и в особенности, для сельских жителей. «Жить за- прещено» – произведение, рассказывающее о временах лихолетья Ве- ликой Отечественной войны, где главный герой проходит ад в за- стенках немецких концлагерей смерти, а вернувшись на Родину, на

его долю выпадает участь изгоя. «Жизнь – жестянка» – в 2-х книгах, роман написан с иронией, в лирическо-юмористическом соцреализме, начала 70-х годов. «Не потеряй себя» – роман сентиментальный, с

фрагментами юмора и к тому же автобиографический, охватываю- щий всего четыре года юности автора. Роман – «В сумерках ни- щеты» написан в сатирическом жанре и переносит читателя во вре- мена Горбачёвской «перестройки», книга дополнена рассказами из цикла к роману «Жизнь – жестянка». А вот роман «На закате», с ко- торым вам предстоит сейчас познакомиться, является первой ча- стью и предтечей всех тех событий, о которых уже, в заключитель- ной части, рассказано в романе «В сумерках нищеты». В книге под названием «Калейдоскоп», издание почти нулевое, читатель знако- мится с мыслями, взглядами, воспоминаниями и миниатюрами из жизни самого автора и его близких, для которых он и предназнача- ется.

НА ЗАКАТЕ. Роман

…В стране волоокой, где крыша течёт, но время повёрнуто вспять,

где каждая сука открыла свой счёт и даже имеет печать,

где ныне у вас миллион на счету, а значит, не мне вас судить,

я вам предъявляю свою нищету:

извольте мне всё оплатить…


(Эвелина Ракитская)


Бог не выдаст – свинья не съест.


Заголовок, с которого хотелось бы нам начать свой рассказ-исповедь вам, читатель, на первый взгляд, ни о чём не говорит. Однако в употреб- лении часто людьми повторяемый, и между прочим, является довольно старым изречением, как и само человечество с его скандальным языком и которое очень даже любит поедать тех самых свиней, при этом говоря о них с явным пренебрежением и брезгливостью. К тому же – это выраже- ние олицетворяет одну из самых мрачных сторон пагубности человече- ского существования на земле, и главенствует во всех его бедах: порождая зло, навлекая несчастья на жизненном поприще, на его бедную голову:

«…Сопишь в две дырки, и дальше сопи!..». Само собой разумеется, что в том бульоне людского общества-общепита, для отдельно взятой лично- сти, в котором он варится, всякое возможно. И не стоит греха таить и

лукавить, потому что человек, прежде всего враг самому себе. И тот – Ад, который длится уже тысячелетиями на Земле – он сам себе и устроил! По- лучается, что Ад – в нём самом, – сам дьявол, внутри человека сидит!.. И когда мы, к примеру, начинаем смотреть на всю эту суету человеческую с высоты сегодняшнего дня, как исполнения законченного акта, притом не- предвзято – как бы сторонними глазами – на первом плане у нас вырисовы- вается и на наших глазах предстаёт, конечно же чаще всего образ – Гого- левского «Ревизора» во главе Городничего, а уже за его спиной, выгляды- вает морда суслика, Хлестакова, с остальной, подобной ему, братией. На деле и в повседневности – в глазах обывателя – чаще всё выглядит при- стойно. Люди то – от природы, к нашему прискорбию и к великому сожале- нию, в большинстве своём коварны и двуличны…

Это же надо так умудриться!.. За столь короткий срок, переплюнув по срокам и по разрухе даже Великую Отечественную войну 41-45-х годов: раз- валить, растащить, обмарать, оклеветать и разрушить всю экономику до основания, и такую великую державу, как СССР!.. Сердце кровью облива- ется, а черти, тем временем, на том свете – не поверив и схватившись за голову – всполошились, ибо об этом они мечтали последние лет триста с лишним, сидя в креслах лондонского Парламента и американского Сената. А тут, на тебе!.. без всяких напряг!.. кучка каких-то полоумных чиновни-

ков-«коммунистов», высокого ранга: два раза дунули, три раза плюнули, и нет страны!..

(Выше сказанное – это устоявшиеся взгляды, впечатления и выводы,

прежде всего, Луки Мудищева, который в дальнейшем, эпизодически, ста- нет появляться у нас на страницах, впрочем – это и мнение широких масс населения, с чем автор, возможно, не во всём и согласен будет. Скандаль- ные эти высказывания, жалобы, возмущения и крик души, взяты из интер- вью у обычных граждан на улицах города Ростова-на-Дону, а также на зем- лях российских – в рассаднике Иваново-вознесенских ткачих – в городе Сукон- ном, Московской области.)


* * *


Иван Ильич Побрякушкин, являясь уже пятый год подряд директором но- сочно-чулочно-трикотажной – в народе «дунькиной» – фабрики «Красный вымпел», того самого рассадника «ивановских» ткачих, – не будем клеветать

на человека и брать грех на душу, – от всяких пороков, в извращённой форме, был далёк, о чём мы выше сказали. Но и не застрахован вовсе был, вопреки тому, что всё-таки был хозяйственник…

В эту минуту, пока мы гусиным пером, макая его в пузырёк с чернилами и близоруко вглядываясь, при тусклом свете настольной керосиновой лампы, карябали вам вступление, за спиной автора стоял Лука Мудищев и тыкал

своим корявым пальцем в пергамент рукописи, при этом ещё и скептически насмехаясь, давал глупые советы. А, вчера, да будет вам известно, керосина мы так и не смогли достать и пришлось кропать при свечке. Так вот. Директор Побрякушкин, хмурый, как грозовая туча и злой, как последний побирушка

или голодный портовый грузчик, сидел за своим столом, запершись в своём личном кабинете и никого не принимал, а секретарше Софочке приказал о нём на время забыть. Блуждающий его взгляд перескакивал с одного пред- мета на другой, которых в его кабинете имелась прорва, напоминая нам ан- тикварную лавку: призы и всякие кубки по спортивным достижениям, гра- моты и вымпелы, значки и просто скульптурки, поделки, картинки и осталь- ная атрибутика, которой грош цена и не перечесть, а проще сказать, – и нахрен всё это никому не нужно. Иван Ильич подолгу смотрел в окно, за кото- рым хлестал дождь со снегом, а водянистые снежные комки плавно и будто бы сопли сплывали вниз по стёклам. И в эти занудные минуты у директора

стоит на душе смертная тоска, хоть иди, да вешайся, или под машину бро- сайся. Не умолкая и неугомонно, на всю улицу, надрывно, где-то гудела си- рена скорой помощи, напоминая смертным: чтобы не забывали о том, что

жизнь не такая уж и весёлая штука, и тем более не длинная. В эту минуту слу- шая её завывания, Побрякушкин, нечайно подумал, что было бы лучше всего, если бы она – эта скорая помощь – сейчас бы взяла и увезла бы его: да куда- нибудь подальше, в какую-нибудь глухую деревенскую больницу, чтобы и с

собаками найти не смогли. В душе всё больше росла та самая тоска и мелан- холия приправленная депрессией, помноженная на уязвлённое честолюбие, навевая гадкие предчувствия предстоящих событий. Сейчас его судьба была похожа, словно на его кипельную постель, на белые простыни, кто-то умыш- ленно плеснул целое ведро дёгтя…

Всего-то две недели назад… И как же всё прекрасно складывалось!.. Име- лись все предпосылки, что вскоре заберут его в главк, а на его место уже и кандидатура подыскана. В канун нового 1982 года успели отчитаться о пере- выполненном плане готовой продукции, которой под потолок забиты все

склады, – девать уже некуда! С улыбками на лицах и поздравлениями готови- лись получать премии за честно отработанный год, а в Новогоднюю ночь… О, бог ты мой!.. о ней только с ностальгией в душе вспоминалось. Даже, Анаста- сия Алексеевна, экономист из планового отдела, по пятам которой целый год Иван Ильич ходил, потеряв уже всякую надежду, сдалась наконец-то. Да

прямо в ту новогоднюю ночь! Да прямо под бой курантов! За полчаса до них, сама взяла его за локоток и увела по срочному производственному вопросу в отдельный кабинет – «на пятиминутку», которая вылилась в целых полчаса, но свидетели – хождения налево – говорили, что в два раза больше. И по этой самой причине, весь дальнейший график интимных общений полетел к чёр- товой матери, ибо у Ивана Ильича, был запланирован сеанс близкого кон- такта с новенькой Ксенией-модельером, а сил уже никаких не оставалось. А ведь уговорено всё было с ней заранее, а теперь: хоть сквозь землю прова- лись и даже в глаза ей стыдно смотреть. Беда, говорят, одна не ходит: дома у Ивана Ильича положение не в лучшую сторону. Просочились слухи, что его

жена, Фаина Соломоновна, узнав о его похождениях, а может лишь прикры- ваясь этим, в отместку затеяла свою тайную закулисную игру на любовном фронте. Но люди говорят, да и сам Иван Ильич вывел такое решение, что его жена Файка от рождения такой ненасытной на свет появилась. Женщина она была красивая, хотя уже и бальзаковского возраста: стройная, и даже, можно сказать, не кривя душой, обворожительная и к глупышкам явно не относи- лась, но и лукавством на фундаменте чисто женского коварства обделена не была. Вертелась в кругах интеллигентного бульона изобразительного искус-

ства, являясь художником-искусствоведом. Но если бы, да только это!.. На трикотажной, чулочно-носочной фабрике, катастрофа! В голове не укладыва- ется! Но, дебет с кредитом за весь прошлый год, за который уже отчитались высокими показателями и как выяснилось сразу после нового года – не схо- дится на все восемьдесят процентов – в сторону минуса! И по сути, получа- лось, что предприятие – вся фабрика – не только не рентабельна, а давно должна бы была объявить себя банкротом. После чего надев суму через

плечо, пойти по-миру, правда, если бы она находилась где-нибудь в капита- листической стране. В стране «развитого социализма» – такого слова, как

«банкрот», вообще в словарном лексиконе не существует: то слово предна-

значено для буржуинов. Но это ещё не значит, что погладят тебя по головке и не поставят раком головой в сторону входной двери. И виноваты во всём

этом, – будь они трижды прокляты!.. – женские колготки, на изготовление и производство которых весь прошедший год задействованы были те самые

восемьдесят процентов производственных мощностей. Всё это, подобно

страшной силе урагана, поселило в душе директора Побрякушкина отчаянье, и казалось, что скоро доконает бедолагу и доведёт его до упомрачения, а то и до кондрашки…

В горьких раздумьях, Иван Ильич по запарке не заметил, как и время проле- тело, когда неожиданно – по селектору – голос секретарши Софьи, будто кула- ком ему в морду, вывел его из раздумий.

– Иван Ильич, извините, что пришлось потревожить вас. Рабочее время за- кончилось, если вы позволите, могу я удалиться?..

– Да, да, Софья Давидовна, можете быть свободны, а я еще немного порабо- таю… – сказал хриплым, упавшим голосом Побрякушкин и выключил тумблер селектора, а настольную лампу включил.

Домой Иван Ильич прибыл поздно. Вполз в квартиру, как будто его избили минуту назад на улице злые и пьяные хулиганы: со стороны гостиной, из те- левизора, слышалась мелодия передачи спокойной ночи малыши – «… Спят усталые игрушки, книжки спят… Одеяла и подушки ждут ребят…», а на пороге в прихожей, вместо жены, его встречала интеллектуально-разбитная тёща, Инесса Остаповна, которая с подхалимской улыбочкой на лице, пряча змеи- ное жало в своей гадючей глотке, язвительно, спросила:

– Я извиняюсь, но поздновато вы как-то, Иван Ильич, уже половина деся- того… – случилось на работе что, или что-то сугубо личное?..

– А, Фаина, где?.. – спросил зять, предпочитая не отвечать на каверзный во- прос тёщи.

– Она разве не звонила вам, что уезжает в Москву, в Третьяковку, на вы-

ставку картин авангардистов, которых в своё время Хрущёв разогнал по под- валам, а некоторых и за сто первый километр?..

– Впервые слышу об этом, – сказал равнодушно Иван Ильич. Снял с себя

пальто и небрежно кинул его вместе с шапкой и шарфом на стул, тем самым принуждая тёщу поухаживать за ним и водрузить вещи на вешалку. Инесса Остаповна, словно наперёд оправдывая поступок дочери, стала пояснять:

– Она утром получила телеграмму – приглашение на выставку в Третьяков- скую галерею, как эксперта – вот второпях и отбыла. На сколько дней, она и сама не знает…

– Да что вы, Инесса Остаповна, передо мной отчитываетесь?!.. тут своих дел

– не продохнуть!.. Как-нибудь самому бы выкарабкаться из того дерьма, в ко- торое фабрика вляпалась…

– Что?.. если, извиняюсь, это не секрет, и насколько это для нас серьёзно?..

– спросила тёща.

– Хуже бывает, Инесса Остаповна – это, когда уже несут тебя на кладбище, а спустя время заколачивают крышку, после чего с гулом падают земляные комки на гроб, а ты в это время лежишь в нём и внимательно слушаешь, кто сколько бросил горстей земли, и что сказал при этом…

– Да будет вам меня пугать, Иван Ильич!.. Вы не темните, ибо мой покойный муж Соломон, в таких случаях говорил так, – что в первую очередь не стоит

подвергаться тем чарам и панике, которые наваливаются в день и час при- хода беды. Вздыхать и грызть ногти, взъерошивать и рвать на своей голове волоса, да ещё при этом и кусать до крови губы – это не выход, из сложивше- гося положения. Кругом льстецы, подлецы, жулики и подхалимы, а с ними на их языке и разговор надо вести…

Продолжая воспитательную речь и со стороны наблюдая за зятем, Инесса Остаповна принялась накрывать ужин на стол, а Иван Ильич, пройдя в гости- ный зал и усевшись в кресло, откинув голову на спинку, уставил взгляд в пото- лок. На приглашение к столу, ответил отказом, после чего, тёща, стоя на по- роге с бутылкой армянского пятизвёздочного коньяка в руках, и вероятно в душе опасаясь за дальнейшее благополучие всей семьи, постучала ногтем по бутылке и в приказном порядке, выкрикнула:

– А ну марш за стол, страдалец!.. нюни он распустил!.. – щас я немного тебя буду лечить и на путь истинный наставлять, а то я смотрю, с таким настрое- нием ты нас по-миру пустишь!.. А мне на старости лет придётся под-церквой милостыню выпрашивать или в старческой богадельне последние свои дни коротать…

После первой стопки выпитого коньяка у Ивана Ильича и аппетит появился, а где-то между третьей и четвёртой развязался и язык, и он неторопливо стал рассказывать, вводя в курс дела продвинутую в торгово-финансовых махина- циях тёщу, по поводу сложившейся на фабрике предгрозовой катастрофы.

Инесса Осиповна тем временем не теряя попусту драгоценное время, не умолкая, принялась наставлять зятя на путь истинный:

– Ты, Иван, этот консерватизм и партийный демократизм со всяким галюно- ванинизмом, откуда выглядывают гадючьи головки, выбрось к свиньям соба- чьим на помойку!.. Это я тебе советую от всего чистого сердца, имея за пле- чами большой жизненный опыт за четверть века работы в должности глав-

ного бухгалтера на оптовой базе горторга. Всех своих замов и помов, которых у тебя там чёртова дюжина – всех до единого, до последнего занюханного

счетовода: да в бараний рог их! да рылом их прямо в грязь!.. а то получается,

что они тебя носом в сотрир!.. Святого из себя не строй!.. Мне дочь говорила, что ты через-чур честный, как я погляжу, а вот на таких, как раз и воду возят, и выезжает всякая шушера в рай!..

Иван Ильич, пока говорила тёща, тем временем успел пропустить ещё па- рочку стопок коньяка. Налил в рюмку очередную порцию, сбившись уже по

счёту какая она, вдруг поднял над столом руку, будто бы собираясь произно- сить торжественный тост, а в другой руке держа вилку с наколотой на ней

большой сарделькой, которую тёща на сковороде поджарила до румяности; осоловевшим – до-о-обрым таким взглядом глядя на Инессу Остаповну – громко, как обычно говорил на трибуне, принялся выплёскивать из себя нако- пившуюся жёлчь:

– Уважаемая, Инесса Остаповна, я тронут от всего сердца и всей не безгреш- ной своей души вашей заботой обо мне, вашими переживаниями, правиль- ными взглядами на сложившееся положение и вашими высказываниями. Ни- жайше признаюсь, что я сел в лужу, но богом клянусь!.. я у государства ни ко- пейки не украл!.. Да-а!.. получал всякие там премиальные, прогрессивные и прочие надбавки и доплаты, но я их себе не начислял! и указаний таких на

этот счёт не давал!.. Не спорю, что много там было и незаконного, но я-то не сидел сложа руки, а горбачил и тянул воз за троих!..

– Ты вот что!.. – прервала его речь тёща, – то, о чём ты сейчас пробубнявил, то лучше всего навеки забыть! Ты смотри в завтрашний день: что и с чего начинать надо выправлять положение, пока дело до прокуратуры не дошло. Прежде, чем тебя законопатят в одиночную камеру – успей десяток своих по ним рассажать, вот тогда, гляди, и появится у тебя шанс остаться на воле…

– Я вас понял, Инесса Остаповна!.. В понедельник, я из этих, мазуриков, сде- лаю из них святых праведников-угодников!.. Это же уму непостижимо!..

склады забиты продукцией, гоним по два плана за каждую смену, оптово- торговые базы отказываются брать, а они мне втюхивают, что всё у нас в луч- шем виде…

– Коварство всегда таится на самом донышке, не забывай об этом, зятёк!.. На что, зять, с пьяной физиономией раболепства на лице, прогнусавил:

– Если бы вы знали, дорогая моя тёщенька, как мне приятно вас видеть, а тем более слушать ваши умные речи…

А далее Иван Ильич, уже заплетающимся языком, стал грозить врагам своим фабричным:

– Я им засранцам покажу!.. Я обещаю вам, Инесса Остаповна, что сам выка-

рабкаюсь из этого дерьма… – а их – уродов этих – законопачу в бочку и сургуч- ную печать прилеплю…

– Ну, дай-то бог!.. Прости меня, господи, чтоб мне век ещё жить и с такими делами больше не встречаться. Иди уже, наверное, да ложись ты спать, а то всё равно в голове ничего не задержится. Впереди два выходных: ещё успеем детально всё обсудить…

В тот день, когда наклюнулись и стали разворачиваться эти события была пятница, а впереди два законных выходных дня, что по советскому трудо- вому законодательству предусмотрено и применяется неукоснительно на деле. Суббота и воскресенье прошли для Ивана Ильича в относительно спо- койном режиме. Порой, всего лишь искоркой в голове возникала мысль о

жене Фаине, которая в это время где-то пропадала в московской гостинице, и как подозревал Побрякушкин, одиночеством вряд ли там страдала. В мыслях рисовался образ бородатого, а то и заросшего волосами по самые глаза и уши, как Карл Маркс, Файкиного поклонника – художника-авангардиста. В эти минуты, как подумал обманутый муж, где-то в номере московской гости-

ницы, сдвинув до кучи две односпальные кровати, но, не исключено, что они пристроились посреди номера на коврике, ибо знал об этом не по наслышке, а из личного опыта, его жена погрязла в плотских утехах прелюбодеяния. И вот сейчас, в то время, когда он страдает от предстоящих больших неприятно- стей на его фабрике, они – эти два существа, в виде двухслойного сдобного

пирога, без начинки, проводят – даже стыдно об этом подумать – телодвиже- ния, которые на глазах у людей обычно производят животные, а чаще всего собаки, когда люди предпочитают отворачиваться, а вот собакам почему-то

не стыдно. Странно… – подумал в эту минуту Побрякушкин, – а почему людям стыдно?..

В воскресенье, Иван Ильич, встряхнув головой, выпил пару рюмок коньяку с вновь распечатанной бутылки и постарался выбросить из головы эти пош- лые и навязчивые мысли о жене, ибо завтра предстоял гораздо серьёзней эк- замен на выносливость нервной системы, а значит, и всего его здоровья в це- лом. Происшествие, которое нежданно негаданно свалилось на заштатный

подмосковный городишко Суконный, основанный ещё Саввой Морозовым,

было подобно невидимой человеческому глазу эпидемии гриппа и располза- лось по всем закоулкам города, забираясь в каждую семью и в кабинеты начальников. Да и вообще: подобных городишек вокруг Москвы было зава- лись, порой в них даже запутывались, но каждый, даже самый захудалый и

зачуханный, имел свой фирменный знак, гордился этим и занимался своим и

только ему присущим делом. К примеру, Гусь-Хрустальный изготовлял каких- то там гусаков из хрусталя, а может быть, ещё курями и утками разбавлял

свой суррогат, но хрусталь на ноги-то, тем более на задницу, – не натянешь!.. Потому, с нашей точки зрения, в городишке Суконном благодаря текстилю, сукну и всяким там тряпкам, которые: плелись, прялись, шились и вязались, всё это являлось гвоздём всей жизни в городе и надеждой в будущем всего потомства. Сунонно-носочно-чулочная фабрика в городе являлась для жите- лей городка – подобно дойной коровы для бедной многодетной семьи.

Сложно было найти в городе семью, в которой кто-нибудь из её членов не ра- ботал бы на этом предприятии, потому и случай поневоле задевал и давил на затылок всех поголовно. В те дни, как перешёптывались богомольные, в про- шлом исчахшие за ткатскими станками, старушки, сидя на лавочках у подъез- дов домов и в многочисленных сквериках в черте города: говорили, что во всех церквях в округе Москвы, на иконах святые угодники поникли взором. А у некоторых – отмечено было старушками – они пустили слезу. Слухи злове- щие и пугающие – из уст в уста передавались шёпотом – что со дня на день всё начальство фабрики пересажают по каталажкам, а саму фабрику, из-за её

убыточности, навсегда закроют, а горожанам прикажут расходиться, – куда глаза глядят, на все четыре стороны! Многие, конечно, в этом сомневались, – а напрасно!.. Те, кто это говорил, будто в воду глядели, предрекая впереди

судьбу города, но до тех мрачных времён ещё надо было прожить более де- сяти лет, и как покажет практика, многим это окажется не по силам. Сейчас стоял злободневный вопрос, как и во все прошлые века по всей России,

судьба завтрашнего дня: что делать?.. и, быть или не быть?!..

Стояло хмурое утро понедельника. Тучи, чернее печной сажи, косматые и подобно кошмарному сну, низко ползли в сторону Москвы – златоглавой, где вороньё кружилось не к добру. Зима где-то там, вероятно, задумавшись, за-

стряла у самого Полярного круга: тоже никак не могла настроиться на плодо- творную работу после новогодних праздников. Капель стекала по длинным

сосулькам на крышах домов и капала многим прохожим прямо за воротник, а некоторым, с похмелья, думалось, что укусила змея. Под ногами хлюпает мерзость слякотного снега, пропитанного водой, как губка в посудомоечной раковине; зябко, и настроение, как будто перед смертью. Иван Ильич Побря- кушкин, как было уже сказано, директор всё той, богом прокятой, трикотаж- ной фабрики «Красный вымпел», сидя рядом с водителем в служебной

«Волге» и проезжая через проходную предприятия, не соизволил, но воз- можно, из-за своей задумчивости, не ответил кивком головы, что всегда

неукоснительно делал, поприветствовать вахтёра. А он, бедолага, в ту минуту стоял навытяжку, словно у входа в мавзолей Ленина, и символически помахи- вал рукой. Как только «волга» проследовала через проходную, вахтёр стрем- глав бросился в свой домик-конуру и схватив телефонную трубку, торопливо вращая диск на аппарате, принялся обзванивать, – куда и кому надо. Далее

события стали разворачиваться уже не подвластные циркулярам чиновни- чьей бюрократии. Нарушая и игнорируя многолетние общепринятые пра- вила, машина не поехала в сторону административного здания фабрики, а

свернув направо, стремительно понеслась в сторону производственных цехов и складов. В эту минуту, сотни, а может быть, и тысячи невидимых глаз, из укромных мест следили за её перемещением. Остановилась она у входа в

цех, где изготовлялись женские колготки. Иван Ильич вышел из машины, хлопнув со всего размаха дверью, так что водитель перекрестился три раза подряд, а директор махнул себе за спину ладонью, давая понять, чтобы он уезжал; сам же направился в дверь цеха…

Спустя час с четвертью, Побрякушкин уже входил в приёмную своей рези- денции. Недобрым взглядом, из-под хмурых бровей, посмотрел на секре- таршу Софью, кивнул головой вместо приветствия, и грубо, словно перед ним провинившийся прогульщик и запойный слесаришка, сказал:

– Первое!.. обзвони все цеха и службы: в тринадцать ноль, ноль в актовом зале состоится расширенное собрание всего руководящего состава фабрики, включая всех!.. Весь начальствующий состав, плановиков-экономистов и всю бухгалтерию; модельеров-художников, мастеров и бригадиров. Второе!..

сразу же садись и печатай приказы, не внося в них должность и фамилию – это ты впечатаешь в процессе следственно-производственного совещания.

Приказы будут двух образцов и каждый образец, на всякий случай, отпечата- ешь в десяти экземплярах. Первый вариант приказов, там сама по его содер- жанию поймёшь, положишь в красную папку, второй, более карающий – в

чёрную. К обеду постарайся успеть. Пока ты будешь обзванивать, примерный текст приказов я набросаю… Приступай!.. Да!.. вот ещё что. Отпечатаешь от- дельный ещё приказ: об отмене всем, до последнего алкоголика сторожа, тринадцатой зарплаты за прошлый год, а на этот год отменить все надбавки и прогрессивно-премиальные выплаты. К этому добавишь: понизить на трид-

цать процентов все должностные оклады, как и расценки за норму выработки тоже снизить на те же тридцать процентов…

Актовый зал в административном здании фабрики ещё за полчаса до начала собрания набит был до отказа; пришли даже те, кому тут и не место

было. Из соседних кабинетов пришлось ещё натаскивать и стульев. В зале многолюдно, но стоит предгрозовая тишина; лишь на ушко перешёптываются и в основном женщины. Напряжение собравшихся в ожидании чего-то архи- неординарного, не вписывается в рамки ранее подобный сборищ, ибо всегда собирались только в торжественных случаях: вся эта бодяга душу гнетёт: му- жикам хочется выпить, а женщинам плакать, а лучше всего бы домой поско- рее уйти. Там уйма работы: жрать надо готовить, стирать и на детей накри-

чать, а с мужа, что с колокольни фонарь.

За длинным столом президиума, вновь нарушая все каноны ведения подоб- ных собраний, сидело всего три человека: сам директор Побрякушкин, его

первый заместитель Сикорский Илья Николаевич, и в качестве ведущей со-

брание, секретарь партийной организации фабрики Мария Ильинична Моро- зова. (Не путать с Марией Ильиничной Ульяновой и ещё просим не думать,

что она состояла с Саввой Морозовым в родственных отношениях, потому как сведений таких не поступало.) Чуть в стороне, за отдельным столиком, на ко- тором стояла печатная машинка, положа кисти рук на крышку стола: с печаль- ной, убитой гримасой на личике и отсутствующим осмысленным взглядом,

сидела секретарша Софья, – «святая мадонна» – с иконы. Сидела будто бы у гроба покойника.

– Слово предоставляется директору фабрики «Красный вымпел» Побрякуш- кину Ивану Ильичу, – поднявшись с места, объявила парторг Мария Ильи-

нична Морозова. В зале стали аплодировать. Директор поднялся и направля- ясь к трибуне, подняв руку кверху, прокричал, что есть мочи:

– Прекратить аплодисменты!.. на похоронах покойника не приветствуют!..

Хлопки тут же замерли; и лишь в самом дальнем ряду, какой-то идиот, всё продолжал хлопать, будто бы всем на зло, но на него уже никто не обращал внимание. Директор подошёл к трибуне, но остановился рядом с ней, поло- жив лишь правую руку на тумбу, словно желал тем самым быть ближе к слу- шателям, и донести до каждого всю ту горечь, которую он намерен был вы- плеснуть в последующие минуты в зал.

– Сегодня с утра, – начал свою речь директор, а в зале в эту минуту казалось, что все дышать прекратили, – я в течение часа обошёл проблематичную часть наших производственных площадей, которые поставили нас на грань пропа- сти и полного краха… Заглянув при этом, по пути, и на склад готовой продук- ции, после чего, у меня добавилось на голове седины и появилось в душе

чувство, что я уже покойник. Потому-то я вам и не позволил устраивать ова-

ций. За вонючие всякие загашники и закоулки-подсобки, можно при этом по- молчать, ибо, когда рубят голову, сами знаете, по волосам уже не плачут…

Неожиданно умолкнув, директор резко обернулся и направился к столу, где сидел его жидкий президиум, в двух только лицах. Подойдя, взял со стола

папки, после чего вновь вернулся к трибуне. Красную папку, держа в левой руке, а чёрную в правой, поднял на уровень головы и потрясая ими, эмоцио- нально, выкрикнул:

– Вот в этих двух папках, для многих из вас сидящих в этом зале, не только благополучие завтрашнего дня, но и всей дальнейшей вашей судьбы: про- должать работать на совесть и дальше на фабрике или будет выписана пу- тёвка к следователю прокуратуры, после чего придётся, так или иначе отпра- виться в исправительный лагерь и ишачить там уже за чашку баланды!..

При этих словах, словно под сковородку подбросили жару, на которой си- дели члены собрания, ибо, по наблюдению со стороны, многие стали прив- скакивать на сидениях, а уже через минуту, пока выступающий выдерживал

длительную паузу, в зале стали кричать, ругаться и грозить неизвестно кому, а на отдельных островках зрительного зала возникли стихийные зуботычины.

Но, начинали-то, казалось ведь, с совсем безвредного жеста – кукиш под нос!.. – а следующий кукиш почему-то не получался, превращаясь в обычный кулак…

Иван Ильич, продолжал терпеливо ждать пока успокоятся, но видя, что

этому не будет ни конца и ни края, снова поднял руку, как гаишник регулируя движение транспорта на перекрёстке, крикнул, словно на стадо коров, кото- рые вышли из подчинения:

– Угомонитесь!.. пока я вас совсем не разогнал!..

В зале, словно тумблер выключили, голоса мгновенно утихли, только по- скрипывание сидений кое-где слышалось. Директор повернулся в сторону правого участка сцены, где в рядок стояло четыре пустых стула и указывая пальцем на них, сказал:

– Вот то место – будет у нас скамьёй для подсудимых и первым кого прошу занять эти почётные места, для ведения судебно-следственного разбиратель- ства, самых главных виновников случившегося преступления, ибо других

слов, назвать то, что у нас произошло, я не нахожу… Так!.. почему сидим?!.. Нужны фамилии?.. – или совести не хватает самому подняться и занять ме- сто?!.. Ну, ладно, пока вы будете набираться храбрости или совести… Софья Петровна, зачитайте нам приказ по фабрике.

Žanrid ja sildid

Vanusepiirang:
18+
Ilmumiskuupäev Litres'is:
24 veebruar 2021
Objętość:
541 lk 2 illustratsiooni
ISBN:
9785005331090
Allalaadimise formaat:
Audio
Keskmine hinnang 4,2, põhineb 225 hinnangul
Mustand, helivorming on saadaval
Keskmine hinnang 4,8, põhineb 181 hinnangul
Audio
Keskmine hinnang 4,6, põhineb 614 hinnangul
Mustand
Keskmine hinnang 4,8, põhineb 294 hinnangul
Mustand, helivorming on saadaval
Keskmine hinnang 4,7, põhineb 99 hinnangul
Tekst, helivorming on saadaval
Keskmine hinnang 4,3, põhineb 423 hinnangul
Audio
Keskmine hinnang 4,7, põhineb 1599 hinnangul
Mustand
Keskmine hinnang 4,7, põhineb 34 hinnangul
Tekst
Keskmine hinnang 0, põhineb 0 hinnangul
Tekst
Keskmine hinnang 0, põhineb 0 hinnangul
Tekst
Keskmine hinnang 0, põhineb 0 hinnangul