Loe raamatut: «Детонатор»
Все изложенное в книге является плодом авторского воображения. Всякие совпадения случайны и непреднамеренны.
© Тамоников А., 2014
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2014
Пролог
Красоткин не был суеверным человеком. Не верил он ни в сглазы, ни в разбитые зеркала, ни в чертову дюжину, ни в прочую чертовщину, а предпочитал полагаться на собственные жизненный опыт и интеллект, которыми гордился. Являясь начальником секретной лаборатории Научно-исследовательского института прикладной химии, Красоткин имел массу иных положительных качеств, в число которых входили дисциплинированность, точность, осторожность. «Саперы, – говаривал он, – ошибаются только один раз, а мы и на единственную оплошность права не имеем. Это, знаете ли, всей стране может боком выйти». Под страной подразумевалась Россия, а чтобы ни у кого в этом не возникало сомнений, Красоткин тыкал большим пальцем через плечо, указывая на огромную карту, висящую за его спиной и занимающую чуть ли не всю стену кабинета. НИИ, в котором он трудился на благо Родины, находился на северо-западе Москвы, в тихом квартале, примыкающем к промзоне. Вывеска института не привлекала к себе внимания, и это было хорошо, потому что посторонним здесь делать нечего.
Промозглым мартовским утром Красоткин поставил старенькую «Мазду» на институтской парковке, выбрался из машины и приготовился перейти улицу. Когда уж собрался ступить на дорогу, нога приросла к асфальту. Он и сам бы не сумел объяснить, почему остановился при виде черной кошки, медленно пересекающей ему путь. В ее круглых желтых глазах, казалось, читалась насмешка. Словно она специально поджидала Красоткина, чтобы пройтись перед ним, и теперь наслаждалась произведенным эффектом.
– Брысь! – прошипел Красоткин и топнул ногой.
Кошка отреагировала на это брезгливым подрагиванием хвоста. Красоткин беспомощно посмотрел по сторонам. Он понятия не имел, откуда начала свое шествие маленькая черная тварь, и обогнать ее тоже не надеялся. Пришлось, трижды сплюнув через плечо, пойти напрямик. Но магические плевки не улучшили настроения. Начальник лаборатории, который, как уже говорилось, был далек от всяческих суеверий, чувствовал себя неуютно. «Впереди неприятности, большие неприятности, – крутилось у него в мозгу. – Добром это не кончится».
Самое неприятное, что не далее чем вчера то же самое сказала его жена, Наташа.
Был темный сырой вечер, в окна барабанил дождь. Красоткин, как обычно, сидел за компьютером, наслаждаясь ароматным лимонным чаем, покоем и тишиной. Наташа дремала на диване, загипнотизированная калейдоскопической сменой событий в долгоиграющем телесериале. Ее присутствие за спиной, как обычно, слегка напрягало, но Красоткин знал, что по окончании фильма она очнется, пожалуется на хроническое недосыпание и, с долей сарказма в голосе пожелав творческих успехов, переберется в спальню.
Телевизор работал почти беззвучно, озаряя затемненную комнату голубоватыми всполохами. Точно такое же мягкое голубоватое свечение исходило от экрана монитора. Из его электронных глубин всплыли разноцветные буквы «Google».
Прихлебывая кисло-сладкий чай, Красоткин листал англоязычные страницы, пытаясь выяснить, насколько западные ученые приблизились к разрешению тех проблем, с которыми столкнулась его лаборатория. Он же собирался ввести в поисковое окошко слова «Phenol azide», когда подпрыгнул на стуле и едва не вывихнул шею, глянув назад, в полумрак, откуда возникла рука, положенная на плечо.
– Ты? – прошептал он, запоздало покрываясь мурашками.
– А ты думал кто? – насмешливо спросила Наташа. – Одна из твоих лаборанточек?
В приглушенном голубоватом свете монитора она и двадцать лет спустя казалась той, прежней, восемнадцатилетней Наташей, которая сказочной новогодней ночью вскружила Красоткину голову.
– Ты лучше, – сипло произнес он, протягивая руки: – Иди ко мне.
Наташа усмехнулась:
– Хорошая идея, – сказала она, увернувшись от протянутых рук супруга. – Но не своевременная. Дети.
Под детьми подразумевались недавно забеременевшая дочь Даша и ее без году неделя супруг, взявший моду расхаживать по дому в пляжных шортах. Сочетание смазливой, почти ангельской мордашки Дениса и его мощных страусиных ног невероятно раздражало Красоткина, хотя он старался ничем не проявлять неприязни к избраннику Даши. Показная невозмутимость давалась нелегко. Умом Красоткин понимал неизбежность перемен, но отцовские инстинкты протестовали против наличия посторонних ног в спальне дочери. Не так давно ее комната называлась детской, и Красоткин не успел свыкнуться с тем, что отныне там происходят совсем другие, сугубо взрослые игры.
– Наших деток из пушки не разбудишь, – проворчал он, выковыривая сигарету из пачки. – Так бы и не вылезали из постели с утра до ночи. Всю жизнь продрыхнут, сомнамбулы.
– Не кури, пожалуйста, – ноздри Наташи брезгливо сузились, – ты же знаешь, что я не переношу табачного дыма.
– Я в форточку.
Устремившийся к окну Красоткин был перехвачен на середине пути и, несмотря на вялое сопротивление, усажен на тахту. Наташа пристроилась рядом, удерживая его за шею чуть ли не борцовским захватом. Потрепыхавшись, он сник, сделавшись покорнее кролика, пойманного удавом. Все было как в бурную эпоху молодоженства, если не считать того удручающего факта, что сами Красоткины претерпели неизбежные изменения. Она беспрестанно пополняла запасы косметики, носила удлиняющиеся год от года юбки и вздрагивала, заслышав роковое слово «целлюлит». Он обзавелся залысинами, лишился нескольких боковых зубов и все чаще подумывал о том, что скоро станет дедом, а Наташа, соответственно, бабкой, так что окончательное перевоплощение в милую (или не очень милую) пожилую пару не за горами. Или оно уже состоялось?
– О чем будет разговор? – осведомился Красоткин, давно усвоивший, что его супруга просто так ничего не делает.
– Ни о чем, – сказала Наташа и, оставив шею мужа в покое, принялась водить пяткой вдоль завитушек коврового орнамента. – Ты меня по-прежнему любишь, Володя?
– Конечно, – подтвердил Красоткин, – жаль, здоровье уже не то. Обидно, что так мало куковать осталось. Меньше половины, как ни крути.
– Типун тебе на язык, – Наташа возмущенно топнула ногой, – дурацкая у тебя арифметика. Ты что, в старые хрычи решил записаться? Ну так записывайся. Лично я погожу.
– При чем тут хрычи?
Красоткин встал и, закусив сигаретный фильтр, подошел к окну. Дым, выпущенный навстречу воздушному потоку, разнесло по всей комнате, но, вместо того чтобы проявить недовольство, Наташа поинтересовалась:
– К тебе как в институте относятся, Володя? Ценят?
– Еще бы им меня не ценить, – буркнул вознамерившийся отмалчиваться Красоткин. – Не хочу хвастаться, но моя последняя разработка… – Он понизил голос: – Это настоящий переворот во взрывном деле. Мой тромонол…
– Тромонол, – перебила Наташа, пренебрежительно морща нос, – только и слышу от тебя в последнее время: тромонол, тромонол, тромонол… Да только проку от него немного. Сколько он нам приносит дохода? Около двухсот тысяч рублей в год? Немного.
– Нельзя же все деньгами мерить, честное слово!
– Особенно когда их нет, да?
Прикончив сигарету в две затяжки, Красоткин вышвырнул ее в форточку и повернулся к жене:
– Ты все сказала? Тогда, если не возражаешь, я еще поработаю.
Наташа хмыкнула:
– Чахнешь на своей работе, чахнешь, а что толку? – Риторический вопрос завершился вздохом: – Пора что-то менять, Володя.
– Устроиться реализатором на рынок? В охранники податься?
– Никто не предлагает тебе сменить профессию, – возразила Наташа, – я знаю, какой ты у меня талантливый. Потому-то и хочу тебе помочь.
– Чем? – спросил Красоткин голосом усталого трагика, вынужденного в сотый раз повторять одно и то же. – Чем ты можешь мне помочь?
– Советом. Ты должен устроиться на работу туда, где тебе станут платить достойную зарплату.
– И где же такое место, по-твоему?
– За границей, конечно. Сколько можно вкалывать за гроши? – Жена подошла к Красоткину вплотную, чтобы заглянуть ему в глаза. – Пашешь, как папа Карло, без выходных, без полноценного отпуска. И это за пятьсот долларов в месяц? Жили бы мы вдвоем, я бы слова не сказала. Но Дашенька! Ты хоть немного о ней думаешь?
– У Даши теперь есть муж, чтобы о ней заботиться, – напомнил Красоткин. – С такими ножищами он далеко пойдет. Горы свернет, если пожелает.
– Боже мой, сколько яда, сколько желчи! – покачала головой Наташа. – Ну почему, почему ты взъелся на Дениску? Симпатичный мальчик, опрятный, вежливый, из хорошей семьи… И чем тебе не нравятся его ноги? Дениска как раз очень даже неплохо сложен.
– Ну да, ты у нас эксперт по мужским фигурам.
– При чем тут мужские фигуры, когда речь идет совсем о другом?
– О чем именно?
– Дети взяли в банке кредит, – заговорила Наташа, зябко поводя плечами. – Для того чтобы выплачивать проценты, необходимы деньги. Почти пятьсот долларов в месяц.
Красоткин уставился в телевизор, словно надеясь, что голос, сообщивший ошеломляющую новость, исходит оттуда. Но по экрану ползли титры советского фильма о победной весне сорок пятого, когда наш разведчик и слыхом не слыхивал о банковских кредитах. «Суровая была пора, трудная», – подумал Красоткин. Хотя, с другой стороны, нынешние времена тоже не сахар.
– Ничего не понимаю, – признался он. – Кредит? Зачем?
Наташа проследила за его рассеянным взглядом, взяла пульт и выключила телевизор.
– Чтобы обзавестись собственной крышей над головой, – сказала она, – неужели не ясно? Так что придется поднапрячься. Стоит детям просрочить платежи, и выкупленная квартира перейдет в собственность банка, да и наша ведь оставлена в залог. Короче говоря, положение серьезное. Дашенька и Дениска, конечно, будут лезть из кожи, но и мы не имеем права прохлаждаться. Ты не против поработать на какую-нибудь зарубежную фирму?
– Где я тебе ее найду, фирму зарубежную? – тоскливо спросил Красоткин.
– А ничего искать не надо. Ко мне уже обратились.
– Кто обратился?
– Люди, – загадочно ответила Наташа, – которые заинтересованы в сотрудничестве с тобой.
– Шпиона из меня хочешь сделать?
– А ты предпочитаешь стать бомжом? И семью свою по миру пустить?
– Разве это я взял кредит?
– Теперь это значения не имеет, – резонно заметила Наташа, – теперь важно одно: придумать, как выпутываться станем. Иначе добром дело не закончится.
– Желаешь впутать меня в авантюру?
– В очень прибыльную авантюру, Володя. Так поговоришь с моими новыми знакомыми?
– Вот как? Уже твои знакомые?
– Деловые знакомые, – поправила его жена.
Наташа ждала ответа. Красоткин молчал, ошарашенный новостью о кредите. В комнате работала невидимая мясорубка, перемалывающая виды на обеспеченную старость, уют и заслуженный покой. От былых надежд только ошметки летели.
– Так поговоришь? – нарушила молчание Наташа.
– Поговорю, – вдруг решился Красоткин.
В конце концов, он действительно заслужил большего, чем ему давало государство. Решился и испугался. Он чувствовал себя крысой, загнанной в угол.
– Тогда, Володя, завтра в 20.00 в кафе у кинотеатра, – облегченно выдохнув, сказала жена. – Займешь любой свободный столик. К тебе подойдет очаровательная брюнетка. Она подскажет, что делать.
– Конспирация, – с сарказмом проговорил Красоткин.
– Элементарная осторожность, Володя.
– Хорошо, посижу с брюнеткой, но… дорогая, – Красоткин похотливо взглянул в глаза Наташи, – сейчас мы пойдем в спальню.
– Уговорил, милый, – поморщилась супруга.
Следующий день прошел в повседневных заботах. Вот только настроение у Красоткина было паскудное. Вечерняя встреча не давала покоя, рассеивала внимание, противный холод от страха вползал внутрь и вызывал тупую боль в области желудка. Красоткин боялся, а потому старался успокоить себя. Собственно, встреча сама по себе ничего не значит. Отчего не поговорить с людьми? Не послушать, что предложат? Ведь помешать отказаться от предложений ему никто не сможет. Даже Наташа, с которой в этом случае наверняка возникнут проблемы, но ничего… переживали и не такое.
В 20.00 Красоткин сидел за угловым столиком довольно уютного кафе, с неожиданно небольшим количеством посетителей. Видимо, для тех, кто здесь проводит досуг до утра, восемь вечера не время начала активного отдыха.
Заказал чашку кофе. Ждать долго не пришлось. Спустя минуты три за его столик подсела красивая брюнетка:
– Добрый вечер, Владимир.
– Добрый. Вы и есть та женщина, с которой я должен встретиться?
– Да. Меня зовут Инга.
– Очень приятно.
– Но разговаривать вам предстоит не со мной и не здесь.
– А где и с кем?
Брюнетка подозвала официанта, расплатилась за кофе, невзирая на протест Красоткина.
– Все узнаете, – заявила она. – Идемте.
Приказной тон не понравился Красоткину, но отступать было поздно.
Вскоре они оказались в салоне «Тойоты», припаркованной недалеко от кафе. Инга села на переднее пассажирское сиденье, Красоткин устроился сзади, рядом с мужчиной безупречного вида.
– Здравствуйте, господин Красоткин. – Голос мужчины звучал успокаивающе.
– Здравствуйте…
– Карл, – представился мужчина, – просто Карл.
– Здравствуйте, Карл.
Мужчина сразу же перешел к делу:
– Ваша чудо-взрывчатка готова?
– На экспериментальном уровне.
– Нам нужен тромонол.
Красоткин усмехнулся:
– Понимаю, но я не смогу вынести из института не только даже мизерное количество вещества, но и копии документации.
Ответ Красоткина мужчину не смутил, он сказал:
– Мне это известно, но тромонол должен пройти испытания в полевых, скажем так, условиях?
– Конечно. Однако до этого еще далеко.
– Ничего. Мы умеем ждать. От вас ничего особенного не требуется, господин Красоткин. Как только спецконвой заберет тромонол для доставки на место испытаний, тут же сообщите об этом мне. Вот по этому телефону.
Карл передал Красоткину листок, с нанесенными на нем цифрами.
– Номер придется запомнить. Он не сложный.
Красоткин взглянул на мужчину:
– Что, просто позвонить и все?
– Да. Как видите, вы практически ничем не рискуете. Запоминайте номер.
– Запомнил.
Номер запоминался легко, после стандартных 8–910 цифры шли через одну в сторону нарастания.
– Прекрасно. Набрав номер и услышав ответ, произнесете фразу: «Племянник выехал, встречайте». У вас есть племянник?
– Нет.
– Впрочем, это неважно. То, что ваша семья получит взамен, и уже совсем скоро, узнаете у супруги. Уверен, вы будете довольны.
– Один вопрос, Марк!
– Да?!
– Как вы вышли на Наташу?
Мужчина рассмеялся:
– Вышли – громко сказано, на самом деле все банально просто. Вы знаете Марину Скобеву?
– Это подруга жены.
– А Инга – подруга Марины. Дальше объяснять?
– Нет, я все понял.
– Оставьте листок с номером, и до свидания, Владимир Васильевич.
– До свидания.
Выйдя из машины, Красоткин отправился домой. В голове крутилась мысль: «Добром это не закончится», – но теперь что-либо изменить он не мог. Другой бы смог, Красоткин – нет.
Глава первая
Мал, да удал
Суббота, 11 мая
Осунувшийся, невыспавшийся, с коричневыми подглазьями, напоминающими темные очки, Красоткин выбрался из «Мазды» и направился ко входу в Научно-исследовательский институт прикладной химии. На сей раз черная кошка ему дорогу не перебегала, да он и думать забыл про тот давнишний инцидент. Лишь тревожная мысль «добром это не закончится» засела в подсознании болезненной занозой.
За последнюю пару месяцев Красоткин стал нервным, издерганным человеком, у него испортился сон, зато прорезался зверский аппетит, в результате которого Красоткин быстро обзавелся внушительным животиком, еще более заметным при его общей худобе. Вот и сегодня, минуя вестибюль, он посмотрел на свое отражение в зеркальной стене и в очередной раз обнаружил, что сделался похожим на кругленького паучка, проворно семенящего тонкими ножками. Отвратительное зрелище! Красоткин поспешил отвести от зеркала взгляд.
Поднимаясь на третий этаж, он запыхался, но это не удержало его от соблазна перекурить на верхней площадке, где уже вовсю дымил сигаретой старший сотрудник Нудгин – небритый мужчина в узких очках, воображающий, что сивая щетина прибавляет его наружности мужественности и даже брутальности.
– Как дела? – поинтересовался он, посасывая сигаретный фильтр.
– Как сажа бела, – машинально ответил Красоткин, хотя не раз давал себе слово выбросить из лексикона эту дурацкую присказку.
– Ну, не прибедняйся, не прибедняйся, – подмигнул Нудгин, – наслышан о твоих успехах. Небось на государственную премию нацелился, а? Признайся.
– Ни на что я не нацелился, – буркнул Красоткин, успевший пожалеть о том, что задержался покурить.
– Скромничаешь. Таишься. Напрасно. Я ведь не американский шпион.
Нудгин захихикал, довольный своей глупой шуткой, а Красоткин поперхнулся дымом и закашлялся, мучительно побагровев при этом. После памятного разговора с Наташей он совершенно охладел к шпионской тематике и даже не захотел смотреть последний фильм об агенте 007, за похождениями которого следил на протяжении многих лет.
– Ладно, – сказал он, отправляя окурок в урну, – мне пора. Дел много.
– Знаем, какие у тебя дела, – опять подмигнул Нудгин. – Тебя там с утра дожидаются.
– Кто? – опешил Красоткин.
– Двое в штатских костюмах, но наружности отнюдь не штатской.
Наблюдая за реакцией собеседника, Нудгин прищурил один глаз. Красоткину показалось, что его ударили кулаком под ложечку. Изо всех сил. Так, что перехватило дыхание, а в глазах потемнело.
– Двое? – переспросил он непослушными губами.
– Ага, – подтвердил Нудгин. – У твоей двери торчат и все зырк-зырк. Вылитые сотрудники ФСБ. А чего ты испугался? Совесть нечиста?
На этот раз он не захихикал, а загоготал, наслаждаясь своим остроумием.
– Мне бояться нечего, – пробормотал Красоткин, с трудом перебарывая желание броситься наутек.
Умом он понимал, что двое в штатском скорее всего действительно являются сотрудниками Федеральной службы безопасности, но явились они не по его, Красоткина, душу, а для конвоирования контейнера с тромонолом. Однако, увы, в принятии человеком решений участвуют не столько мозги, сколько всевозможные первобытные инстинкты. И они, эти инстинкты, подсказывали Красоткину, что ему следует бежать, бежать, бежать.
Несмотря на свою врожденную тупость, старший научный сотрудник Нудгин правильно угадал, что у Красоткина совесть нечиста. С недавних пор его перестали беспокоить проблемы финансовые, зато стали тревожить вещи другого рода. Например, существование правоохранительных органов России… Уголовное законодательство с его ответственностью за измену Родине… Ну и многое другое, чем и поделиться-то было не с кем, потому что Наташа предпочитала делать вид, будто ничего особенного не произошло. Красоткин ей завидовал. Хотел бы он тоже обзавестись подобной амнезией.
– Мне бояться нечего, – повторил он, повернулся к Нудгину спиной и покинул лестничную площадку.
Ноги у него были слабые, норовили подогнуться в коленках, а при виде двух мужских фигур в коридоре совсем отказались идти, поэтому Красоткин был вынужден остановиться, делая вид, что роется в карманах.
– Владимир Васильевич, мы к вам, – окликнул его один из двоих мужчин.
Рассмотреть его, стоящего на фоне залитого солнцем окна, было невозможно, но Красоткин узнал голос и испытал невероятное облегчение. Словно с его плеч свалилась гора, а он благодаря этому сделался легким и невесомым, как воздушный шарик.
Почти не касаясь ногами пола, он устремился к сотрудникам ФСБ, приговаривая:
– Товарищ капитан… товарищ майор… А я вас сразу не узнал!..
– Без званий, – осек Красоткина фээсбэшник, представившийся при встрече капитаном Желтухиным.
– Я тебе не любимая девушка, чтобы меня издали узнавать, – мрачно изрек майор Половинкин.
Ничего женственного в его наружности действительно не было. Низкие надбровные дуги, поросшие густыми топорщащимися волосами, близко посаженные глаза, поблескивающие, как пара янтарных пуговиц, жесткие, не гнущиеся в улыбку губы. Ему было не более сорока лет, но казалось, что он успел разочароваться в земном существовании. Что касается капитана Желтухина, то он был полной противоположностью своему спутнику: улыбчивый, жизнерадостный, румяный и красноносый, с белесым пухом на голове, заменяющем ему полноценную прическу.
Пропустив майора за Красоткиным, открывшим дверь в лабораторию, капитан окинул коридор быстрым внимательным взглядом и, убедившись, что поблизости нет любопытных или просто праздношатающихся, последовал за ними.
Кабинет, в который они вошли, представлял собой длинную высокую комнату с единственным окном, занимающим чуть ли не всю торцовую стену. Там стоял письменный стол и допотопный сейф, крашенный зеленой масляной краской, а вдоль боковой стены тянулись книжные шкафы и стеллажи, набитые под завязку книгами.
Для посетителей предназначалась длинная вереница разномастных стульев, некоторые из которых помнили хрущевские, а то и сталинские времена. Там и пристроился капитан Желтухин, тогда как майор Половинкин предпочел примоститься на письменном столе, едва не опрокинув настольную лампу с гибкой змеиной шеей. Поразмыслив, Красоткин не опустился в свое крутящееся креслице, а остался стоять.
– Все готово, – доложил он и зачем-то потер ладони, хотя прежде никогда этого не делал.
Эйфория закончилась. Красоткину было все труднее и труднее находиться в присутствии сотрудников самой грозной службы безопасности в мире. Ему хотелось как можно быстрее остаться одному и разложить компьютерный пасьянс или заняться решением газетного кроссворда, как он всегда делал, когда возникала необходимость успокоиться и собраться с мыслями.
А такая необходимость уже возникла и с каждой секундой становилась все более и более настоятельной. Стараясь не проявлять чрезмерной суетливости, Красоткин извлек из кармана связку ключей, нашел нужный и, вставив его в замочную скважину сейфа, повернул. Дверца со скрежетом открылась.
Загораживая корпусом недра железного ящика, Красоткин запустил туда руку и взял серебристый бронированный контейнер, изготовленный в виде чемоданчика «дипломат». Красоткину не хотелось, чтобы сотрудники ФСБ заметили початую коньячную бутылку и коробку шоколадных конфет, хранившиеся в служебном сейфе, но они увидели. Переглянувшись с майором, капитан Желтухин ухмыльнулся:
– Сладеньким балуетесь, Владимир Васильевич?
– Чисто в служебных интересах, – заверил Красоткин, клятвенно приложив ладонь к груди. – У нас ведь гости бывают. Как не угостить?
Майор Половинкин проворно спрыгнул со стола, чтобы лучше видеть начальника лаборатории.
– Гости?
Теперь Красоткин прижимал к груди уже не одну, а сразу две руки.
– Так ведь санкционированные! – горячо воскликнул он. – И потом я давал подписку о неразглашении… – Красоткин не стал уточнять, о неразглашении чего именно, поскольку и так было ясно, что речь идет о государственной тайне. – Будьте уверены, я абсолютно лоялен нашей власти.
– Сегодня одной лояльности мало, – произнес Желтухин, назидательно поднимая указательный палец.
– Враг не дремлет, – сказал нахмурившийся Половинкин.
И хотя изреченная истина была банальна, от этого она не переставала быть истиной. Все здравомыслящие люди России понимали это. Во враждебных устремлениях Запада сейчас сомневались только либеральные пустозвоны, да и те высказывали свои сомнения исключительно за деньги – как правило, американские.
– Я знаю, – сказал, вернее, пролепетал Красоткин.
Он действительно знал. Недремлющий враг щедро платил за секретную информацию. Но мог ли он, этот враг, защитить своего информатора от карающей руки правосудия? Ответ был однозначный: нет.
– Вас что-то беспокоит? – осведомился Половинкин, внимательно наблюдающий за начальником лаборатории.
– Нет, – ответил тот, чуть не выронив серебристый контейнер. – Да, – поправился, сообразив, что ведет себя слишком подозрительно, чтобы ему поверили. – Понимаете… – Он кашлянул в кулак. – Понимаете, я и в самом деле немного не в своей тарелке. Такое ответственное, гм, мероприятие…
– Ну, самое главное позади, – ободряюще произнес Желтухин. – Наверное, изобрести и изготовить тромонол было гораздо труднее, чем передать его по назначению.
– Разумеется. – Красоткин снова поднес пятерню ко рту, но кашлять не стал, а просто почесал нос, изображая задумчивость. – Прошу вас соблюдать необходимые меры предосторожности, изложенные… изложенные… – Достав из контейнера два скрепленных листка с текстом, он закончил: – В инструкции.
– В этом можете не сомневаться, – заверил Половинкин.
– Это сверхмощное взрывчатое вещество. Если, не приведи господь, что-то пойдет не так…
– Все пойдет так, как нужно, Владимир Васильевич.
– Надеюсь. Потому что это опытный образец, который нам удалось создать в лабораторных условиях. – Красоткин развернул контейнер, демонстрируя визитерам содержимое. – На создание его ушло три года, и я не уверен, что мы сумеем повторить результат с первой и даже с третьей попытки.
Половинкин нахмурился:
– Вы что же, никаких записей не ведете? – спросил он.
– Документация-то в полном порядке. Но, видите ли, пока что мы имеем всего лишь несколько удачных экспериментов. Иными словами, нет стопроцентной уверенности в том, что тромонол можно будет воспроизвести с первой или со второй попытки. – Красоткин развел руками. – Конечно, я надеюсь на идентичный результат, но…
Офицеры ФСБ переглянулись, потом одновременно уставились на начальника лаборатории.
– Но эта партия работает?
Задавший вопрос Половинкин кивнул на запаянные и покрытые светонепроницаемым лаком колбы, уложенные в специальные ячейки контейнера.
– Должна, – ответил Красоткин. – Это и призваны подтвердить испытания. Вы ведь отправите груз на полигон, как я понимаю?
– Вы правильно понимаете, – кивнул Желтухин. – Однако распространяться на эту тему не рекомендуется.
– Молчу, молчу. Держу, так сказать, язык за зубами.
Красоткин сделал серьезное выражение лица, давая понять, что будет нем как рыба. Вместе с этим он вдруг вспомнил, что сопровождать тромонол будут не только спецконвоиры, но и два бойца внутренней безопасности института, которые не очень-то скрывали, какое ответственное задание они получали. Болтали о новейшем взрывчатом веществе повышенной мощности и другие сотрудники НИИ. Это делало положение самого Красоткина не столь уязвимым. Он подумал, что будет не так-то просто определить источник утечки информации.
В том, что утечку рано или поздно обнаружат, Красоткин не сомневался. Ведь речь шла не о какой-то ерунде, а о сверхмощной взрывчатке.
– Здесь радиодетонаторы, – пояснил Красоткин, демонстрируя блоки размером с сигаретную пачку. – А это – пульты дистанционного управления.
– Похож на телевизионный, – заметил Желтухин, осторожно беря пульт в водонепроницаемой оболочке.
– Он и есть телевизионный, – сказал Красоткин, – только лишние кнопки удалены, видите? Мое рацпредложение.
– Рацпредложение? – переспросил Половинкин.
– Ну да. Расшифровывается как «рациональное предложение». Термин такой был во времена СССР, помните?
– Нет. Не помню.
– Тогда вообще было много чего хорошего, – вздохнул Красоткин. – И никаких тебе банковских кредитов.
Фээсбэшники поддерживать разговор о чудесных временах в Советском Союзе не стали. Прихватили контейнер, напомнили о необходимости хранить государственную тайну и были таковы.
Когда дверь за ними закрылась, Красоткин упал в скрипнувшее кресло и долго сидел неподвижно, делая глубокие вдохи и выдохи. Для того чтобы окончательно успокоиться, этого оказалось мало. Тогда Красоткин открыл сейф, глотнул коньяка прямо из горлышка, сунул в рот конфету и стал жевать, шумно сопя носом.
Повторив эту нехитрую процедуру, он извлек из кармана мобильник, набрал нужный номер и после скупого ответа негромко произнес:
– Племянник выехал. Встречайте.
После этого Красоткин еще раз хлебнул коньяку, а потом еще и еще. К обеду он находился в таком состоянии, что ему пришлось покинуть рабочее место и отправиться домой, чтобы проспаться.
– Племянник выехал, – бормотал он, раскинувшись на диване, – племянник выехал.
Безобидная фраза звучала загадочно и пугающе.
Между тем майор Половинкин и капитан Желтухин и думать забыли о существовании начальника лаборатории Красоткина Владимира Васильевича. Со всеми удобствами устроившись в черном джипе с тонированными стеклами, они катили в сторону специального секретного полигона под Котлуном.
Населенный пункт под таким названием значился исключительно на служебных картах, тогда как жители звали свой поселок иначе. Конечно, они догадывались, что местный полигон имеет военное назначение, но выяснить, что именно там происходит, никак не могли по причине полосы отчуждения двухкилометровой ширины.
Те, кто пытался пробраться в запретную зону, неизменно отлавливались и получали столь серьезное внушение, что потом не хотели даже смотреть в сторону полигона, а сердито сплевывали и отворачивались, хотя порой там происходили события прелюбопытные. Кто-то слышал выстрелы, кто-то – взрывы, а иные даже видели в небе странные вспышки и светящиеся летающие предметы, смахивающие на НЛО. «Оборону укрепляют», – шушукались местные жители и были правы. При всем миролюбивом характере своей внешней политики, Российская Федерация не забывала о том, что необходимо защищать свои рубежи от всех тех, кто мечтает захватить ее плодородные земли и природные ресурсы. Мощь евроазиатской державы росла как на дрожжах, и конца этому видно не было.
К такому выводу пришли оба офицера ФСБ, которые, как и все люди, любили потрепать языками в свободное время.
– Слышал анекдот о том, как наш президент европеоидам не только газовые, но и канализационные трубы перекрыл? – спросил Половинкин.
– Ага, – сказал Желтухин и засмеялся.
– А вообще-то ситуация невеселая, – заметил майор.
Покосившись на него, капитан насупился и поиграл желваками.
– Да, – согласился он. – Каждый год как предвоенный… И чего им неймется, западникам хреновым?
– Россия им как кость поперек горла.
– Помню, в газетах когда-то про волчий оскал американского империализма писали, – проворчал Желтухин. – Я думал – врут. А оно вон как вышло.
– Ничего-о, – протянул Половинкин. – Настанет время, мы им фитиль промеж ног вставим. – Он похлопал рукой по боковой крышке серебристого контейнера: – Да вот хотя бы тромоноловый.
И оба офицера одновременно улыбнулись своим мыслям, которые на данный момент были у них абсолютно одинаковые.
Двухэтажный особняк, стоящий у лесной опушки, казался нежилым. За запертыми воротами не наблюдалось никакого движения. Стояла такая тишина, что было слышно, как жужжат еще не вполне проснувшиеся пчелы, пьянеющие от напоенного ароматами воздуха.
