Loe raamatut: «Путешествие по пушкинской Москве»
© А.А. Васькин, 2021
© ООО «Издательство «Этерна», оформление, 2021
В гостях у Пушкина
Пушкинская Москва… Какой глубокий смысл вложен в это словосочетание! И хотя по правилам русского языка слово «пушкинская» в нем пишется с маленькой буквы, впору писать его с заглавной – настолько многогранно это явление. В Москве великий русский поэт родился, здесь он жил и творил. Пушкинская Москва – это не только сам город первой трети XIX века, но и люди, его населявшие. Как же повезло им – жить в эпоху Пушкина, ходить по тем же улицам, дышать тем же воздухом, общаться с поэтом и слушать из его уст чтение стихов. Для многих современников даже мимолетная встреча с Александром Сергеевичем на балу или в театре стала ярчайшим впечатлением прожитой жизни. А что уж говорить о домах, которые Пушкин почтил своим присутствием, – каждый из них достоин мемориальной доски.
Мест, связанных с именем поэта, в Москве немало. Прежде всего, это адреса, по которым он жил и, главное, дом, где он появился на свет. До сих пор историки ломают копия об истинном месте рождения Пушкина. На сегодня называются, по крайней мере, три разных адреса, и все они – в Немецкой слободе. Еще в конце XIX века на доме купцов Клюгиных, что стоял в приходе церкви Богоявления в Елохове, была установлена памятная доска, удостоверяющая, что «здесь родился А.С. Пушкин».
На Богоявленском соборе в Елохове установлена мемориальная доска: «Июня 8 дня 1799 года в храме Богоявления Господня в Елохове крещен А.С. Пушкин»
Затем в 1920-х годах возник другой адрес – на месте средней школы по улице Бауманской (дом 40). Школе присвоили имя Пушкина, а в 1967 году сей факт закрепили еще и установкой бюста поэту. И, наконец, позднее появилась третья и последняя на сегодняшний день версия, что он родился в доме Скворцова (на углу Госпитального переулка и Малой Почтовой улицы, на месте дома 4), который сгорел в 1812 году. Это предположение было высказано в 1980 году, и с тех пор никто не смог представить аргументов более весомых, чтобы ее опровергнуть. Как бы там ни было, ни один из этих домов не сохранился до нашего времени – цветы принести некуда.
Почти не сохранились и детские адреса Пушкина. А было их во множестве, поскольку ежегодно семейство Пушкиных, не имевшее в Москве собственного дома, переезжало с квартиры на квартиру. Мать, Надежда Осиповна, якобы не любила долго жить на одном месте, свою роль в этом играли и материальные трудности. «Благодаря» такому непостоянству, семья Пушкиных сменила больше дюжины квартир в Москве. Жили они и в Огородной слободе, где и по сей день пересекаются Харитоньевские и Козловские переулки, нанимали квартиры в районе Арбата – в Кривоарбатском и Хлебном переулках, на Поварской, затем на Мясницкой, потом в районе Большой Молчановки и так далее.
На старом архивном плане 1804 года, хранящемся в Центральном архиве научно-технической документации Москвы, показано владение коллежского асессора Ивана Скворцова. Именно во владении Скворцова и стоял дом, где в 1799 году родился Александр Пушкин. Двор находился на пересечении современных Малой Почтовой улицы и Госпитального переулка. Сегодня на этом месте – безликое административное здание
С того времени до нас дошел лишь один памятник архитектуры, известный как дворец Юсуповых (или палаты Волкова), где Пушкины жили в 1801–1803 годах; сегодня это один из немногих сохранившихся в Москве архитектурных памятников гражданского зодчества XVI–XVII века.
Маленький Саша Пушкин. Худ. Ксавье де Местр, 1800–1802 годы
Дворец Апраксиных на Покровке, известный как «дом-комод», помнит подрастающего Пушкина. Сегодня этот чудом сохранившийся дворец, переживший московский пожар 1812 года, является совершенно необычным памятником русской архитектуры в стиле позднего барокко второй половины XVIII века. Александр Пушкин бывал здесь на «уроках танцевания».
Усадьба Бутурлина на Яузе была построена еще в середине XVIII века. Как магнитом притягивала маленького Сашу Пушкина известная на всю Москву библиотека графа Дмитрия Бутурлина, сгоревшая, к сожалению, в 1812 году.
В Москве Александр Пушкин прожил до 1811 года, когда в сопровождении дяди, Василия Львовича, отправился в Санкт-Петербург в Царскосельский лицей. А вернулся поэт в Москву через полтора десятка лет. Начиная с 1826 года Пушкин бывает в Москве часто, словно восполняя свое столь длительное отсутствие. Но желания остаться здесь на постоянное жительство у него нет. Уже после первого посещения Москвы он пишет Вяземскому 9 ноября 1826 года: «Милый мой, Москва оставила во мне неприятное впечатление, но все-таки лучше с вами видеться, чем переписываться». Из письма Соболевскому в ноябре 1827 года: «У вас в Москве хотят меня заставить даром и исключительно работать журналу. Да еще говорят: он богат, черт ли ему в деньгах. Положим так, но я богат через мою торговлю стишистую, а не прадедовскими вотчинами».
Между Пушкиным и Москвой взаимоотношения складывались слож ные и неоднозначные. Т. Цявловская1 писала, что любовь Пушкина к жене надо изучать по письмам, а не по стихам. А мы почитаем и письма, и стихи, в которых говорится о Москве. В пушкинских стихах мы находим признание в любви к Москве, но написаны они вне ее пределов:
Края Москвы, края родные,
Где на заре цветущих лет
Часы беспечности я тратил золотые,
Не зная горести и бед…
В письмах поэта вылилось раздражение родным городом: «Москва – город ничтожества» (26 марта 1831 года, Хитрово); «Москва мне слишком надоела» (11 апреля 1831 года, Плетневу); «Меня тянет в Петербург. – Не люблю я твоей Москвы» (10 декабря 1831 года, из письма жене). «В Москву мудрено попасть и не поплясать. Однако скучна Москва, пуста Москва, бедна Москва» (27 августа 1833 года из Москвы в Петербург, жене). Похоже, что Пушкину было свойственно отождествлять с Москвой и разочарования, и непонимание коллегами его творческих взлетов, и неудачи на личном фронте («московщина со всеми ее тетками» – выражение приятеля Пушкина Туманского). А обижаться было на что. Кажется, что Москва и Пушкин не поняли друг друга.
«Пушкин очень часто читал по домам своего “Бориса Годунова” и тем повредил отчасти его успеху при напечатании. Москва неблагородно поступила с ним: после неумеренных похвал и лестных приемов охладели к нему, начали даже клеветать на него, взводить на него обвинения в ласкательстве и наушничестве и шпионстве перед государем. Это и было причиной того, что он оставил Москву», – писал С.П. Шевырёв2.
Непонимание обывателями всей сути отношений между царем и поэтом московскому свету было вполне свойственно. Москва в то время была сосредоточением «всех отставных, недовольных и уволенных чинов империи, гражданских и военных. Это ядро русской оппозиции. Поэтому почти все люди либеральных убеждений и те, политические взгляды которых не подходят к политике этих дней, удаляются сюда, где они могут сколько угодно критиковать двор, правительство и т. д., не слишком опасаясь какого-либо вмешательства властей», – рассказывал встречавшийся с Пушкиным англичанин Колвилл Фрэнкленд, гостивший в России в 1830–1831 году. Причем приехал он в Москву из Петербурга и мог, следовательно, сравнивать. Да и в императорской столице относительно Москвы иллюзий не испытывали.
С 1826 года Пушкин приезжал в Москву и на два-три дня, и на несколько недель, и на полгода. Среди сохранившихся зданий, в которых он жил или бывал, выделяются своей архитектурной нарядностью усадьба Малиновских на Мясницкой, Английский клуб на Тверской, церковь «Большое Вознесение», Московский университет на Моховой, Московский главный архив Министерства иностранных дел в Хохловском переулке и немногие другие.
Где-то поэт бывал неоднократно: в гостинице в Глинищевском переулке, в которой останавливался шесть раз, в салоне Волконской на Тверской, на балах в доме генерал-губернатора Голицына. Часто видели Александра Сергеевича в Большом Чернышевском переулке (ныне Вознесенский), где жили его друзья – Вяземский и Баратынский.
Куда-то Пушкин заходил лишь однажды – например, на обед к Уварову в дом на углу Страстной площади и Малой Дмитровки. Единственной была и нанятая Пушкиным квартира на Арбате, куда привез он молодую жену после венчания 18 февраля 1831 года. Бывал поэт и в Большом театре, и в Дворянском собрании, и в Лепехинских банях, что у Смоленского рынка. Все, что удостоил Пушкин своим вниманием в нашем городе, принято нынче называть пушкинскими местами Москвы.
Попытки их сохранить и увековечить предпринимались неоднократно, чему способствовал и первый столетний юбилей поэта, широко отмечавшийся в 1899 году; но, кажется, спохватились слишком поздно – большую часть пушкинских зданий время (а точнее, люди) не пощадило. Так, пожар 1812 года уничтожил многие детские адреса Пушкина. Дома перепродавались и меняли владельцев, что тоже увеличивало утраты. Большие потери понесла пушкинская Москва в ХХ веке. Претворение в жизнь «сталинского плана реконструкции Москвы» в 1930-х годах сопровождалось всеми вытекающими, а точнее, разрушающими последствиями. Трещала, лопалась по швам старая Москва… Затем война, во время бомбежки столицы в 1941-м попаданием снаряда была уничтожена усадьба Погодина. А после войны – опять разрушение старой Москвы. Взять хотя бы нашумевший снос «дома Фамусова» на Пушкинской (!) площади в 1968 году, в котором поэт бывал у Римских-Корсаковых…
Но, справедливости ради, шел и обратный процесс. Силами многочисленной армии энтузиастов удавалось отвоевывать у разрушителей-строителей пушкинские адреса. Например, арбатский дом, где нынче расположена мемориальная квартира Пушкина, дом Веневитиновых в Кривоколенном, дом Василия Львовича Пушкина на Старой Басманной, после реставрации в 2013 году ставший музеем пушкинского дяди…
С началом нового века список потерь умножился. Так, в 1997–2002 годах уничтожен дом Шаховских на Никитском бульваре (XVIII–XIX вв.), где устраивались литературные и музыкальные салоны. Здесь бывал не только Пушкин, но и Гончаров, Грибоедов. В 2002– 2004-м снесена усадьба Римских-Корсаковых на Тверском бульваре, 26, с палатами и флигелями XVIII–XIX века. А вот и еще один бывший пушкинский адрес – Столешников переулок, дом 12. Сюда, в канцелярию московского обер-полицмейстера, поэта вызывали в связи с делом о распространении крамольных стихов из «Андрея Шенье». Дом этот, построенный в XVIII–XIX веке, был снесен в марте 1997 года для благоустройства местности к 850-летию Москвы. 16 сентября 1826 года Пушкин посетил князей Трубецких после гулянья на Девичьем поле, современный адрес – улица Усачева, дом 1. Это был один из самых старых деревянных домов Москвы, переживших пожар 1812 года. Здание, построенное во второй половине XVIII века, сгорело в 2002 году, причем перед реконструкцией. Огонь тогда слизал и хорошо сохранившиеся интерьеры XIX века.
Отправимся же в путешествие по пушкинской Москве …
Глава 1. Здесь бегал Пушкин маленький: детские адреса поэта (1799–1811)
«В начале жизни школу помню я»
Большой Харитоньевский переулок, 21
Дворец Юсуповых – старейшее на сегодняшний день московское здание, связанное с жизнью Пушкина. В основе дворца – палаты XVI–XVII века. Существующее ныне строение сформировалось в результате неоднократных реконструкций и перестроек из двух первоначально самостоятельных корпусов – восточного со столовой палатой и западного. К сожалению, о том, как они выглядели, остались лишь воспоминания: «Каменные двухэтажные палаты Юсуповых с пристройками к восточной стороне стояли на пространном дворе; к западной их стороне примыкало одноэтажное каменное здание, позади каменная кладовая, далее шел сад, который до 1812 года был гораздо обширнее, и в нем был пруд», – писал в 1891 году Михаил Пыляев, незадолго до реконструкции здания.
Дворец Юсуповых. XIX век
Дворец Юсуповых в наши дни
Ценное свидетельство (еще до Пыляева) оставил архитектор и знаток Москвы Алексей Мартынов, по словам которого, первая палата была о двух ярусах, «с крутою железною крышею на четыре ската, или епанчой, и отличается толщиною стен, сложенных из 18-фунтовых кирпичей с железными связями. Прочность и безопасность были одним из первых условий здания. Наверху входная дверь сохранила отчасти свой прежний стиль: она с ломаною перемычкою в виде полуосьмиугольника и с сандриком вверху, в тимпане образ святых благоверных князей Бориса и Глеба. Это напоминает заветный благочестивый обычай русских молиться пред входом в дом и при выходе из него. Здесь были боярская гостиная, столовая и спальня; к западной стороне – покой со сводом, об одном окошке на север, по-видимому, служил моленною. В нижнем этаже, под сводами – то же разделение; под ним – подвалы, где хранились бочки с выписными фряжскими заморскими винами и с русскими ставленными и сыпучими медами, ягодными квасами и проч. Пристроенная на восток двухэтажная палата, которая прежде составляла один покой, теперь разделена на несколько комнат».
Но даже те изменения, что пережил дворец Юсуповых в XIX веке, не умаляют его огромной ценности, ибо они были сделаны опять же в русле традиций древнерусского зодчества. Композиция этого интереснейшего московского памятника связана с «хоромным» принципом построения. Обращает на себя внимание живописная группировка отдельных разновеликих объемов, крытых порознь кровлями различной высоты и формы, то заслоняющих друг друга, то открывающих новые завораживающие виды. На второй этаж дворца ведет наружная лестница, что было характерным архитектурным приемом XVI–XVII веков – так называемое красное крыльцо. Это относится и к столовой палате – обязательному для подобных зданий парадному помещению. Нетрудно уловить в ней элементы, восходящие к Грановитой палате Московского Кремля. Высокий свод, освещенный с обеих сторон многочисленными окнами, напоминает гигантский купол.
Реконструкция 1892–1895 годов (архитектор Н.В. Султанов) в дань существовавшей тогда моде стилизовала здание под старину, что заметно проявилось в пышном декоре, обильно покрывшем стены, шатровой крыше, узорчатой кровле с флюгерами, оконницах, кованых решетках и других элементах. В 1891–1892 году западный корпус был надстроен третьим этажом (архитектор В.Д. Померанцев). В середине 1890-х по окончании перестройки интерьеры восточного корпуса были расписаны по эскизам художника Ф.Г. Солнцева также под старину. Постройки заднего двора относятся к 1895-му, стилизованная чугунная ограда – к 1913 году.
Николай Борисович Юсупов. Худ. И.Б. Лампи, 1790-е годы
Прошло почти сто лет, и вновь в Большой Харитоньевский пожаловали реставраторы. На этот раз они принялись восстанавливать облик здания, созданный их предшественниками в конце XIX века. В результате реставрации, длившейся с начала 1980-х до 2008 года, восстановлены уникальные изразцовые печи начала XVIII века, красочные и яркие росписи Солнцева, воссозданы паркетные и каменные полы и некогда полностью утраченные оконные витражи. Восстановлено и кровельное покрытие с декоративными дымниками…
Первым известным по документам владельцем палат был богатый купец Чирьев, обосновавшийся в Москве в 1670-х годах. Затем их хозяевами последовательно являлись сподвижники Петра I или вельможи, к ним приближенные: в начале XVIII века палаты принадлежали дипломату, вице-канцлеру П.П. Шафирову, отправленному впоследствии за казнокрадство в ссылку. В 1723 году конфискованные у Шафирова палаты перешли к графу П.А. Толстому, управляющему Тайной канцелярией, вынесшей приговор сыну царя Петра Алексею.
Толстого в 1727 году сослали на Соловки, а хозяином здесь стал Алексей Волков, обер-секретарь Военной коллегии и ближайший помощник А.Д. Меншикова – новоиспеченного генералиссимуса и фактического правителя России с 1725 по 1727 год при малолетнем Петре II. Как тут не вспомнить пушкинские строки о Меншикове из «Полтавы»: «…и счастья баловень безродный, полудержавный властелин». Но распоряжался палатами Волков недолго – как только звезда Меншикова закатилась, сгустились тучи и над обер-секретарем. И вот уже князь Григорий Юсупов челом бьет Петру II, буквально выпрашивая себе волковские палаты, а Волкова в своем доносе-прошении он называет «согласником» во всех «непорядочных и худых проступках князя Меншикова». Прошение князя было удовлетворено. С 1727 года Юсуповы владели палатами без малого два века – до 1917 года (при cоветской власти здесь располагался президиум Академии сельскохозяйственных наук).
Род Юсуповых – богатейший и по этому критерию соперников в России не имел. Он принадлежит к числу многочисленных татарских княжеских родов, перекрестившихся в России и ставших новой дворянской аристократией в XVI–XVII веке (как Урусовы, Кочубеи, Карамзины, Мещерские и прочие). Согласно летописи, «сыновья [хана] Юсуфа, прибыв в Москву, пожалованы были многими селами и деревнями в Романовской округе (ныне город Тутаев. – А.В.), и поселенные там служилые татары и казаки подчинены им. С того времени Россия сделалась отечеством для потомков Юсуфа». Ногайский хан Юсуф жил в XVI веке. Потомки татарского властителя впоследствии присягнули Петру I, один из которых, Абдулла-мурза перекрестился в православие под именем Димитрия.
Правнук Абдуллы-мурзы князь Николай Борисович Юсупов стал одним из самых известных представителей рода. Дипломат и коллекционер, меценат и богач (владелец Архангельского!) он остался в истории как влиятельнейший вельможа при четырех царствованиях – от Екатерины II до Николая I.
Юсупов часто бывал за границей, служил посланником в Сардинии, Неаполе, Венеции. Успел подружиться с королевской семьей Франции. Людовик XVI и Мария Антуанетта так полюбили его, что подарили ему красивейший сервиз из черного севрского фарфора в цветочек – шедевр королевских мастерских, поначалу предназначавшийся для наследника престола (позднее, в 1912 году запылившийся сервиз нашелся в чулане, посмотреть на него приехали искусствоведы из самой Франции). Не чаял души в Юсупове и Наполеон, преподнесший ему в 1804 году две гигантские севрские вазы и три гобелена «Охота Мелеагра». Ну, а о приятельских отношениях с королем Пруссии Фридрихом Великим и австрийским императором Иосифом II и говорить не приходится. В том же ряду – Бомарше, Дидро, Вольтер, граф Сен-Жермен (якобы раскрывший ему секрет долголетия – меньше пить) и даже папа римский Пий VI, позволивший князю сделать копии с рафаэлевских фресок и отправить их в Эрмитаж. Начальство над Эрмитажем и Оружейной палатой было среди многочисленных должностей Николая Борисовича. А потому и собрание юсуповское наполнено было в большинстве своем иноземными предметами искусства – редкими и дорогими книгами, скульптурой, бесценными полотнами Рембрандта, Тьеполо, Ван Дейка, Лоррена и других мастеров. Кто на чем сидит, то и имеет.
Завистники связывали благополучие князя с расположением к нему Екатерины II, годившейся ему в матери. Впрочем, кого только не называли в числе фаворитов любвеобильной императрицы, но не всем дано было оставить след в истории, подобный юсуповскому. Как-то во время ужина в Зимнем дворце Екатерина поинтересовалась у Юсупова, умеет ли он разрезать гуся. Тот отвечал: «Мне ли не уметь, заплативши столь дорого!». И далее рассказал семейное предание про гуся, превращенного в рыбу, развеселив государыню. А предание это гласило, что однажды один из представителей рода Юсуповых накормил патриарха гусем, искусно «замаскированным» под рыбу. Все бы ничего: гусь понравился патриарху, да только дело было в пост. Патриарх, а за ним и царь сильно разгневались, и тогда Юсуповы перешли в православие, дабы задобрить монарха. «Прадед ваш получил по заслугам, а остатка имения на гусей вам хватит, еще и меня с семейством прокормите», – тонко намекнула государыня на богатство Юсуповых.
«Князь Юсупов, – вспоминала московская старожилка Е.П. Янькова, – большой московский барин и последний екатерининский вельможа. Государыня очень его почитала. Говорят, в спальне у себя он повесил картину, где она и он писаны в виде Венеры и Аполлона. Павел после матушкиной смерти велел ему картину уничтожить. Сомневаюсь, однако, что князь послушался. А что до князевой ветрености, так причиной тому его восточная горячность и любовная комплекция. В архангельской усадьбе князя – портреты любовниц его, картин более трехсот. Женился он на племяннице государынина любимца Г.А. Потемкина, но нравом был ветрен и оттого в супружестве не слишком счастлив… Князь Николай был пригож и приятен и за простоту любим и двором, и простым людом. В Архангельском задавал он пиры, и последнее празднество по случаю коронования Николая превзошло все и совершенно поразило иностранных принцев и посланников. Богатств своих князь и сам не знал. Любил и собирал прекрасное. Коллекции его в России, полагаю, нет равных. Последние годы, наскуча миром, доживал он взаперти в своем московском доме. Когда бы не распутный нрав, сильно повредивший ему во мненьи общества, он мог быть сочтен идеалом мужчины».
Князь Н.Б. Юсупов. Рисунок А.С. Пушкина
Упомянутая мемуаристкой племянница Потемкина – это Татьяна Васильевна Энгельгардт, на которой князь женился в 1793 году, пленявшая многих красотой, но только не своего мужа, имевшего множество любовниц. Ей было двадцать четыре года, ему – более сорока. Но распутный нрав князя вскоре привел к тому, что с женой они жили в разъезде. А в доме своем Юсупов держал гарем из актрис, наплевав на всякие приличия и общественное мнение («Мирза Юсупов взял к себе какую-то русскую красавицу и никому ее не кажет», – из письма В.Л. Пушкина Вяземскому от 8 мая 1819 года. Один московский театрал рассказывал: «Во время балета стоило старику махнуть тростью, танцорки тотчас заголялись. Прима была его фавориткой, осыпал он ее царскими подарками. Самой сильной страстью его была француженка, красотка, но горькая пьяница. Она, когда напивалась, бывала ужасна. Лезла драться, била посуду и топтала книги. Бедный князь жил в постоянном страхе. Только пообещав подарок, удавалось ему угомонить буянку. Самой последней его пассии было восемнадцать, ему – восемьдесят!».
Незабываемое впечатление производил выезд Юсупова из своего московского дворца в Архангельское. Это был большой поезд из не менее десяти карет, запряженных каждая шестеркой лошадей, в которых ехали друзья, музыканты, актеры, пассии, а также собаки, обезьяны, попугаи и прочая живность. Сборы занимали недели, встречали и провожали князя пушечной пальбой.
Богатейший человек своего времени, Юсупов владел не только драгоценными предметами искусства и сонмом любовниц, но и тридцатью тысячами крепостных душ в двадцати трех губерниях. Годовой доход его редко опускался ниже миллиона рублей. Когда князя спрашивали, есть ли у него имение в такой-то губернии, он нередко открывал памятную книжку с подробным реестром всех своих имений, и, как правило, отвечал утвердительно. Имея такие барыши, Юсупов тем не менее сдавал свою недвижимость внаем. Просвещенность на равных уживалась в нем с жадностью до денег. Сдавал он и дом в Большом Харитоньевском переулке.
Среди нанимателей была и семья Пушкиных, жившая здесь с 24 ноября 1801-го по 1 июля 1803 года. В то время здешнюю местность называли Огородной слободой, а эта часть Большого Харитоньевского переулка была известна как Большая Хомутовка. Название слободе дали дворцовые огороды и поселения живших при них в XVII веке огородников. Со второй половины XVII века на территории Огородной слободы селились по большей части купцы, представители высшего духовенства, московской знати.
В сей утомительной прогулке
Проходит час-другой, и вот
У Харитонья в переулке
Возок пред домом у ворот
Остановился. К старой тетке,
Четвертый год больной в чахотке,
Они приехали теперь.
Пушкин не раз мысленно обращался к детским годам, проведенным в Большом Харитоньевском переулке. И процитированные строки из седьмой главы «Евгения Онегина» – яркое тому подтверждение. Татьяна Ларина была поселена автором именно «у Харитонья в переулке», то есть рядом с церковью Св. Харитония, что и дала название переулку (построена в 1654-м, снесена в 1935 году).
Церковь Св. Харитония Исповедника в Огородной слободе, 1880-е годы
Поселившаяся здесь семья Пушкиных состояла из пяти человек: глава семьи Сергей Львович Пушкин (1770–1848), московский чиновник средней руки; его жена (с 1796 года) Надежда Осиповна, урожденная Ганнибал (1775–1836); дети – Ольга (1797–1868), Александр и Николай (1801–1807). Позже у Сергея Львовича и Надежды Осиповны родились еще пятеро детей. Из них выжил только Лев (1805–1852), остальные же – сыновья Павел (1810), Михаил (1811), Платон (1817–1819) и дочь Софья (1809) умерли в раннем возрасте.
Сергей Львович Пушкин. С портретной гравюры К.К. Гампельна, 1824
Ольга Пушкина вспоминала, что «Сергей Львович… был нрава пылкого и до крайности раздражительного, так что при малейшем неудовольствии, возбужденном жалобою гувернера или гувернантки, он выходил из себя, отчего дети больше боялись его, чем любили. Мать, напротив, при всей живости характера, умела владеть собою и только не могла скрывать предпочтения, которое оказывала сперва к дочери, а потом к меньшему сыну Льву Сергеевичу; всегда веселая и беззаботная, с прекрасною наружностью креолки, как ее называли, она любила свет. Сергей Львович был также создан для общества, которое умел он оживлять неистощимою любезностью и тонкими остротами, изливавшимися потоком французских каламбуров. Многие из этих каламбуров передавались в обществе как образчики необыкновенного остроумия».
Мать поэта Надежда Осиповна Пушкина. Худ. Ксавье де Местр, 1800-е годы
В усадьбе Юсупова в начале XIX века стояло три каменных дома, один из которых – средний – и был арендован Сергеем Львовичем Пушкиным. В результате более поздних перестроек дом стал частью одного большого здания. Сегодня это левое крыло дома 21 (по другому мнению, Пушкины обретались в несохранившемся деревянном флигеле).
В 1801 году Николай Борисович Юсупов вдобавок к своему терему решил прикупить соседний особняк, принадлежавший семье колежского асессора Х. Христиана (ныне Большой Харитоньевский, 24) для размещения в нем домашнего театра и, главным образом, актрис, столь любимых князем. Дом как дом, а вот примыкавший к нему большой сад был даже более удачным приобретением, простираясь до современного Фурманного переулка. Юсупов решил сделать из него Версаль в миниатюре – с регулярной планировкой, украсить его статуями древних богинь, разбить посередине круглый пруд со спускавшимися к нему двумя лестницами, устроить искусственный грот, беседки, аллеи и клумбы. Войти в него можно было через красивые ворота с Большого Харитоньевского. Юсуповский сад славился на всю Москву, усадебное садоводство на иноземный манер – английский или французский – было в ту пору в большой моде. Маленький Саша Пушкин много времени проводил в саду князя.
«Они жили теперь в порядочном деревянном доме, Юсуповском, рядом с домом самого князя, большого туза. Сергей Львович был доволен этим соседством. Князь, впрочем, редко показывался в Москве. Раз только летом видел Сергей Львович его приезд, видел, как суетился камердинер, открывали окна, несли вещи, и вслед за тем грузный человек с толстыми губами и печальными нерусскими глазами, не глядя по сторонам, прошел в свой дом. Потом князь как-то раз заметил Надежду Осиповну и поклонился ей широко, не то на азиатский, не то на самый европейский манер. Вслед за тем он прислал своего управителя сказать Пушкиным, что дети могут гулять в саду, когда захотят. Князь был известный женский любитель, и Надежде Осиповне было приятно его внимание. Вскоре он уехал.
Сад был великолепный. У Юсупова была татарская страсть к плющу, прохладе и фонтанам и любовь парижского жителя к правильным дорожкам, просекам и прудам. Из Венеции и Неаполя, где он долго был посланником, он привез старые статуи с обвислыми задами и почерневшими коленями. Будучи по-восточному скуп, он ничего не жалел для воображения. Так в Москве, у Харитонья в Огородниках, возник этот сад, пространством более чем на десятину. Князь разрешал ходить по саду знакомым и людям, которым хотел выказать ласковость; неохотно и редко допускал детей. Конечно, без людей сад был бы в большей сохранности, но нет ничего печальнее для суеверного человека, чем пустынный сад. Знакомые князя, сами того не зная, оживляли пейзаж. Пораженный Западом москвич шел по версальской лестнице, о которой читал или слышал, и его московская походка менялась. Сторожевые статуи встречали его. Он шел вперед и начинал, увлекаемый мерными аллеями, кружить особою стройною походкой вокруг круглого пруда, настолько круглого, что даже самая вода казалась в ней выпуклой, и, опустясь через час все той же походкой к себе в Огородники, он некоторое время воображал себя прекрасным и только потом, заслышав: “Пироги! Пироги!” или повстречав знакомого, догадывался, что здесь что-то неладно, что Версаль не Версаль и он не француз. Сад был открыт для няньки Арины с барчуками», – писал Юрий Тынянов.
Почти через четверть века после того, как Пушкины жили у Харитонья в Огородниках, в 1830 году поэт принимается за автобиографию. Он набрасывает «Программу автобиографии», в которой описание своего детства начинает именно отсюда: «Первые впечатления. Юсупов сад». И в это же время он сочиняет стихотворение «В начале жизни школу помню я», где рисует восхитительную картину сада, на аллеях которого встречались маленькому Саше причудливые мраморные скульптуры древних богов:
И часто я украдкой убегал
В великолепный мрак чужого сада,
Под свод искусственный порфирных скал.
Там нежила меня теней прохлада;
Я предавал мечтам свой юный ум,
И праздномыслить было мне отрада.
Любил я светлых вод и листьев шум,
И белые в тени дерев кумиры,
И в ликах их печать недвижных дум.
Всё – мраморные циркули и лиры,
Мечи и свитки в мраморных руках,
На главах лавры, на плечах порфиры —
Всё наводило сладкий некий страх
Мне на сердце; и слезы вдохновенья,
При виде их, рождались на глазах.
(…)
Другие два чудесные творенья
Влекли меня волшебною красой:
То были двух бесов изображенья.
Один (Дельфийский идол) лик младой —
Был гневен, полон гордости ужасной,
И весь дышал он силой неземной.
Другой женообразный, сладострастный,
Сомнительный и лживый идеал —
Волшебный демон – лживый, но прекрасный.
Пред ними сам себя я забывал;
В груди младое сердце билось – холод
Бежал по мне и кудри подымал.
Безвестных наслаждений темный голод
Меня терзал – уныние и лень
Меня сковали – тщетно был я молод.
Средь отроков я молча целый день
Бродил угрюмый – всё кумиры сада
На душу мне свою бросали тень.
Стихотворение это лучше, чем какая-либо из возможных иллюстраций, передает атмосферу сада с его оранжереями, фонтаном и прудом, пленившую будущего поэта. В «Программе автобиографии» Пушкин упоминает также про землетрясение, няню и «первые неприятности». Землетрясение случилось в Москве 14 октября 1802 года и вызвало большой переполох. О нем, видимо, рассказывала поэту Арина Родионовна.
