Loe raamatut: «Терновый венец офицера русского флота»

Введение

Все началось с учебника «Кораблестроение. Курс Морского Корпуса» корабельного инженера А.П.Шершова, 1914 года издания, купленного мною в букинистическом магазине на Невском проспекте в Ленинграде, в теперь уже далеком 1984 году.

Первый владелец книги расписался на обложке, поставил дату – 7 января 1914 года и ниже приписал: «класс № 36».

А ведь хозяином книги был кадет Морского корпуса, подумал я, вспомнив, что в Севастопольском высшем военно-морском инженерном училище, так же нумеровались классы: я учился в классе № 306. Поставив книгу на полку, я больше не обращался к ней. Прошло много лет. Готовя статью в журнал «Судостроение», мне потребовалось уточнить устройство корабля начала ХХ века, и рука сама потянулась к учебнику «Кораблестроение» 1914 года. Я пригляделся к надписи на титульном листе, выполненной уже порыжевшими от времени чернилами, но сохранившей четкость и аккуратность почерка – Б. Садовинский. Кто он? Как сложилась его судьба?

В разговоре с начальником Исторического отдела 1-го Центрального научно-исследовательского института МО РФ, контр-адмиралом Ю.Л.Коршуновым, я обмолвился о том, что интересно бы узнать судьбу юноши кадета, подписавшего учебник по кораблестроению в 1914 году, на что Юрий Леонидович заметил, что судьбы российских моряков складывались по-разному: об одних известно многое, судьбы других вообще неизвестны. Надо работать в архивах.

В тот же день, в книжном магазине, мое внимание привлекла книга, на обложке которой был изображен морской воротник – «гюйс» и офицерский кортик. Книга называлась «Закат и гибель белого флота». Я открыл ее на первой попавшейся странице, и взгляд выхватил строчку «…большевиками были захвачены и расстреляны несколько моряков Белого флота. Среди них лейтенант Бруно-Станислав Адольфович Садовинский».

Меня, как будто толкнули в спину. Гардемарин Садовинский. Он!

Стало известно и имя – Бруно.

Это был знак! Я не мог уже просто поставить книгу обратно на полку. «Закат и гибель белого флота» вызывала больше вопросов, чем давала ответов. Я почувствовал, что судьба начинала плести свои узоры. Но нужно ли поддаваться этому? Кому сегодня интересны события 90-летней давности, происходившие с тем или иным человеком в России, в начале ХХ века, а тем более на флоте?

Но эти правильные критические мысли остановить уже никак не могли.

Судьба гардемарина Садовинского все больше интересовала и волновала меня. Двадцать шесть лет жизни было отмерено этому человеку. Я уже знал дату его рождения и дату гибели. Какая короткая жизнь! Но какая целеустремленная и яркая!

Бруно Садовинский не успел стать выдающимся мореплавателем или государственным деятелем. Обычный человек, необычного времени. Времени на переломе эпох…

Я считал, что простой человек после смерти исчезает бесследно. Но это не так. Постепенно, шаг за шагом, канувшая в Лету жизнь офицера Российского императорского флота Б.-С.А.Садовинского, раскрывалась и проходила передо мной: учеба в кадетском корпусе, окончание Морского корпуса, служба в нем офицером-воспитателем; боевые походы вахтенным начальником на балтийских эскадренных миноносцах в годы Первой мировой войны, непростой выбор – с кем быть, в 1917 году; служба на Севере в Отдельной Архангельской флотской роте в 1918 году, борьба с красными отрядами на Севере, орден Святой Анны 4-й степени за личную храбрость в боях под Холмогорами в 1919 году; отчаянные бои, плен и смерть в 1920 году.

Все это я узнал значительно позже, через несколько лет, в ходе архивной работы, являющейся основой книги, которую Вы держите в руках.

В этой книге, посвященной судьбе молодого офицера императорского флота, главное внимание уделяется тем, кто стоял на мостиках кораблей, кто управлял орудиями и торпедными аппаратами, корабельными механизмами и машинами.

Морская история – это история проектирования, строительства и боевого использования кораблей флота. Об этом написано немало. Но история Российского флота – это и история служивших в нем людей, судьбы конкретных офицеров, с их характером, мировоззрением, понятием чести и долга, поэтому важна и ценна история жизни каждого, будь-то молодой мичман или заслуженный адмирал.

До сих пор нет ответа, на чьей стороне, в большинстве своем, оказались офицеры Российского императорского флота в годы Гражданской войны. На этот вопрос можно объективно ответить, только изучая и возможно точно выявляя судьбу каждого флотского офицера, независимо от его звания и заслуг.

До недавнего времени судьбы морских офицеров императорского флота в нашей стране замалчивались, да и сейчас, на государственном уровне, мало, что делается для возрождения их истории.

Исторические исследования обычно основываются на анализе экономических, социальных, политических и других факторов. В последнее время, в мировой практике таких исследований, начал применяться новый метод, где в центр ставится судьба отдельного человека в историческом процессе. Вникая в судьбу отдельного человека в исследуемый период, можно дополнять и уточнять истолкование того или иного исторического события.

Этой книгой я хочу донести до читателей не так исторические события и факты – они достаточно известны – как через них помочь представить и почувствовать дух того времени, будничную, боевую работу и бытовую, повседневную сторону службы и жизни офицеров Российского императорского флота, проследить, как те или иные события, повлияли на офицерские судьбы.

Морские летописи, морские хроники требуют строгого следования жесткой логике и хронологической последовательности исторических событий. Определенный вымысел при этом допускается, но он должен реализовываться на основе исторических фактов и документов. В книге, за каждой фамилией и изложенным событием, стоят архивные документы (аттестационные тетради, послужные списки, сведения о плаваниях, вахтенные журналы кораблей, приказы по флоту и флотилиям, телеграммы и телефонограммы, справки и списки, воспоминания очевидцев и участников событий).

Создание этой книги стало бы невозможным без помощи сотрудников архивов, музеев и библиотек Санкт-Петербурга, Москвы и Архангельска :

Российского государственного архива военно-морского флота (РГАВМФ);

Архива-библиотеки Российского фонда культуры; Государственного архива Российской Федерации; Российского государственного военного архива; Фотофонда Центрального военно-морского музея; Центральной военно-морской библиотеки.

Все фамилии, приведенные в книге подлинные. Конечно, переживания, мысли, действия, приведшие к тому или иному поступку героев, в тот или иной момент их жизни, следует принимать с поправкой «предположим», но результат этих действий зафиксирован самой историей в документах, и все приводимые в книге исторические факты, имели место.

В книге даты событий периода до 1918 года, приводятся по юлианскому (старому) стилю. В Белых войсках на Севере и Северо-Западе России был принят григорианский (новый) стиль.

Глава 1
Балтика. 1916 год

Эскадренный миноносец «Разящий» стремительно резал форштевнем волну, оставляя за кормой белый пенный бурун и выбрасывая из труб черные клочья дыма. Он шел курсом NО от острова Руно, в передовую базу флота – Куйвасто, на остров Моон. Брезентовый обвес открытого мостика потрескивал под напором ветра. Вахтенный офицер, опершись на поручни мостика и чуть наклонившись вперед, всматривался в горизонт, обводя его биноклем.

Светало. Рассветы на Балтике, в июне – чудо как хороши. Но не сейчас. Сейчас идет война.

Да идет война! Но он, мичман Садовинский, счастлив и горд! Он на мостике! Это его корабль, его боевой корабль! Сколько рапортов, сколько сил и нервов пришлось потратить ему, чтобы добиться права чувствовать вибрацию палубы под ногами. Награжденный Золотым знаком по окончании курса, он, как и все молодые мичмана, рвавшийся на боевые корабли, приказом директора Корпуса контрадмирала Карцова, был прикомандирован к Корпусу младшим офицером…

Громкий доклад сигнальной вахты: «По левому крамболу – аэропланы!» прервал воспоминания. Мысли мгновенно перенеслись от событий лета прошлого года в настоящее. В небе над горизонтом виднелись две точки. Точки быстро приближались. Неприятельские аэропланы!

4 ч 50 мин, 12 июня 1916 года, Рижский залив.

«Боевая тревога»!

По всем отсекам эсминца ударили колокола громкого боя: «По местам стоять!», «Боевая тревога»!

Первая бомба каплей оторвалась от аэроплана. Вторая капля, третья… Фонтаны воды, смешанной взрывной волной с осколками, обрушивались на палубу. Не снижая скорости «Разящий» круто валился с левого на правый борт. Открытый по аэропланам орудийный, пулеметный и ружейный огонь не давал результатов. Атаки с воздуха следовали одна за другой. Но теперь и германские пилоты стали осторожнее. Облака шрапнелей русских снарядов не позволяли им снизиться и прицельно атаковать.

В вахтенном журнале «Разящего» за 12 июня, мичман Садовинский сделал следующую запись:

4:50. Были атакованы двумя неприятельскими аэропланами; было сброшено 12 бомб – безрезультатно; открыли ружейный, пулеметный и орудийный огни, было выпущено 8 шрапнельных снарядов, 5 пулеметных лент.

5:30. Окончилась атака, легли на старый курс.

Атака аэропланов продолжалась 40 минут, а ему показалось, что прошли считанные минуты.

Спустя 90 лет, изучая в Российском Государственном Архиве ВМФ (РГАВМФ) вахтенный журнал эсминца «Разящий», я читал эти строки написанные рукой мичмана Садовинского. Запись сделана сразу после атаки, но почерк четкий, аккуратный, буквы выписаны твердо, как говорят на флоте, штурманским почерком. Я сразу узнал этот почерк: им же он подписал свой учебник «Кораблестроение. Курс Морского Корпуса» 7 января 1914 года, за год до окончания Корпуса. С этой надписи и началось мое причастие к боевому и жизненному пути кадета—гардемарина—мичмана—лейтенанта Бруно-Станислава Адольфовича Садовинского. Впереди были годы поисков, запросов, изучений архивных материалов.

«Разящий» лег на прежний курс – на Куйвасто. Боцманская команда приводила в порядок палубу. В 8 ч 10 мин показались створные знаки Куйвасто. Через 10 мин «Разящий» стал на якорь.

Война – до победы, а обед – по корабельному расписанию. Офицеры, за обедом в кают-компании, живо обсуждали утренний бой. После него нервы требовали расслабления и, хотя действовал «сухой закон», офицеры знали, что лучшего способа, чем чарка холодного столового вина № 21 – обыкновенной водки, флотские медики не придумали.

В 18 ч. 45 мин. Команду уволили на берег. В 22 часа команда с берега вернулась. Нетчиков нет.

Под парами котел № 3.

Под этими словами расписался в вахтенном журнале за прошедшие сутки мичман Садовинский.

Гельсингфорс встретил его облачной и ветреной погодой. Был по-

недельник, 18 апреля 1916 года. Эсминец «Разящий» находился на ремонте у стенки Сандвикского завода. После первой пробы машин, заводские рабочие устраняли замечания, экипаж наводил флотский порядок в помещениях и на палубе. У трапа Садовинского приветствовал вахтенный офицер – мичман Ляпидевский. Они представились друг другу, пожав руки и улыбнувшись. Ляпидевский был так же выпуска 1915 года, и Садовинский прекрасно помнил его по корпусу.

– Николай Алексеевич у себя в каюте – проговорил Ляпидевский, называя командира по имени и отчеству, и указывая рукой на дверь в офицерский коридор.

Садовинский шагнул в коридор и сразу почувствовал знакомый с гардемаринских времен корабельный запах. Запах краски, металла, машинного масла, тот, еще не выветрившийся, запах завода, который приносят с собой мастеровые, и который исчезнет сразу после первого выхода в море. Матрос, делавший приборку в коридоре, стал вплотную к переборке, что бы пропустить офицера. Да, коридоры миноносца – не линкоровские коридоры. Но радость переполняла мичмана: это его первый боевой корабль.

Командир миноносца капитан 2 ранга Н.А.Костенский – офицер на флоте известный. Одного выпуска с А.В.Колчаком, он слыл среди миноносников смелым командиром, отлично ориентирующимся в финских шхерах, особо отличившимся в кампании 1915 года.

Попросив разрешения и войдя в каюту, мичман представился:

Мичман Бруно-Станислав Адольфович Садовинский, прибыл из Морского его императорского высочества наследника цесаревича корпуса в ваше распоряжение.

Разговор с командиром запомнился мичману своей конкретностью и деловитостью:

Минный офицер лейтенант Клевцов выбыл на 3-й дивизион. Принимайте дела. Готовьтесь к прохождению курса артиллерийских и минных стрельб. Они будут проводиться на полигоне в Ревеле – напутствовал командир своего нового офицера.

Когда я начинал изучать служебный путь Бруно-Станислава, у меня была следующая информация: окончил Морской Корпус в 1915 году, 2-й Балтийский флотский экипаж, офицер эскадренного миноносца

«Расторопный». Но в списках офицеров миноносца «Расторопный» за 1915 год мичман Садовинский не упоминается. В чем дело? Не было его и среди экипажа этого эскадренного миноносца и в первой половине 1916 года. Идет война, каждый офицер, тем более выпускник, на счету и каждый рвется на фронт. Пытаюсь разобраться…

В фонде «Аттестации на личный состав», в обнаруженной карточке Садовинского Б.-С. А. указано следующее:

Воспитанником – 1912—1915 г.

Корабельным гардемарином – 20 июля 1915 г. Мичманом – 30 июля 1915 г.

Зачислен во 2-й Балтийский Флотский экипаж – 8 августа 1915 г. уч. с. «Бриз» мл. кор. оф. – 2 августа 1915 по 20 апреля 1916 г.

Переведен из 2-го в 1-й Балтийский Флотский экипаж – 23 мая 1916 г.

Значит, мичман Садовинский после зачисления во 2-й Балтийский флотский экипаж, не был сразу распределен в Минную дивизию Балтийского моря, а находился на учебном судне «Бриз».

Разыскиваю в архиве «Выписки из вахтенного журнала о плавании учебного судна “Бриз” за 1915 год».

«Судно “Бриз” находилось в учебном плавании со 2 июня по 18 августа и состояло в учебном отряде судов Морского Е. И. В. Наследника Цесаревича Корпуса». Читаю далее:

Каких экипажей и команд офицерский и личный состав находился на борту «Бриза» в тот период – Из Морского Е. И. В. Наследника Цесаревича Корпуса Командующий – лейтенант В.Н.Синицын, Старший корпусной офицер – лейтенант Л.Б.Зайончковский, Вахтенный начальник – мичман В.К.Дориан, Младший корпусной офицер – мичман Б.А.Садовинский.

Ситуация стала проясняться. Значит, Бруно Садовинского оставили служить в Корпусе младшим корпусным офицером. Его – одного из лучших по выпуску, бывшего в своей 3-ей роте старшим унтер-офицером, корабельным гардемарином со старшинством по сравнению со сверстниками с 9 июня 1915 года, награжденного «Золотым знаком по окончании курса Морского Корпуса», как указано в «Списках личного состава флота, строевых и административных учреждений Морского Ведомства. 1915 г.»

Для того чтобы это произошло, надо было не просто служить хорошо, надо было учиться и служить отлично! И все-таки должна быть другая, более веская причина оставления молодого офицера при корпусе. В РГАВМФ нахожу нужный документ: в докладе № 2097 от 21 июля 1915 года Морскому министру И.К.Григоровичу директор Корпуса контр-адмирал В.А.Карцов, пишет следующее:

В настоящее время, во вверенном мне Корпусе, из числа положенных 39-ти офицеров строевого состава имеется лишь 22.

При таком некомплекте воспитательная деятельность Корпуса, равно как и служба в нем, не могут быть организованы на началах, которые до сих пор служили руководящими.

Дабы иметь возможность и в текущем году установить воспитательную деятельность вверенного мне Корпуса на тех же основаниях, как и в минувших годах, ходатайствую перед Вашим Высокопревосходительством о временном прикомандировании ко вверенному мне Корпусу, по примеру прошлого года, нижеследующих Корабельных Гардемарин, по производству их в Мичманы:

Виктора ДОРИАНА, Владислава УЛЯНОВСКОГО, Бруно САДОВИНСКОГО, Сергея БЛАГОДАРЕВА, Георгия БЕРЕЗОВСКОГО, Олега НАР-

БУТА, Андрея ХОЛОДНОГО, Николая САХАРОВА, Георгия САРНОВИЧ, Сергея БУГАЕВА.

Да, это решение директора Корпуса было продиктовано нуждами подготовки, несмотря на войну, следующего поколения высококлассных морских специалистов. Это государственный подход, и он был утвержден на самом высоком уровне.

Теперь понятно, почему лишь 18 апреля 1916 года в вахтенном журнале эскадренного миноносца «Разящий» появилась запись:

Сего числа явился на миноносец из Морского Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича Корпуса Мичман Бруно Адольфович Садовинский.

Мичман Ляпидевский

По собственному многолетнему опыту службы в ВМФ, могу предположить, сколько настойчивости, твердости и нервов стоил Бруно Садовинскому этот перевод в Минную дивизию, на действующий флот.

После представления командиру, мичман Садовинский поднялся на палубу. Его багаж был уже перенесен на корабль, матрос-вестовой убывшего с корабля лейтенанта Клевцова, перешедший к Садовинскому «по наследству», проводил его в кают-компанию, где был уже наведен полный порядок – тужурки и пальто мичмана были на раскрылках в шкафу, рабочий китель на вешалке, белье в ящиках. Бруно огляделся: на миноносцах нет брони, тонкие стальные переборки, окрашенные под светлое дерево, с имитацией слоев более темным цветом, стол, привинченный к палубе, стулья, полочки, шкаф и диваны, отгороженные шторками, – все это понравилось ему. Половину своей молодой жизни он прожил в казармах, кубриках, каютах и спартанская обстановка миноносца казалась ему прекрасной.

Как ни странно, но я очень хорошо представляю обстановку, в которой жили офицеры эскадренного миноносца времен Первой Мировой войны. Работая в Центральном Военно-Морском Музее в фон-де схем и чертежей, я отыскал цветные эскизы типовой корабельной мебели миноносцев начала века. И, как будто оказался в середине 1950-х годов, когда мальчишкой, бывал в отцовской каюте на эскадренном миноносце «Вспыльчивый», проекта 30-бис. Каюта отца – командира БЧ-III эсминца, была маленькой, но мне, мальчишке, казалась просторной, красивой и очень удобной. На столе, привинченном к палубе, стоял чернильный прибор из черного эбонита с башней-маяком в центре, на скале, в основание которой были вмонтированы командирские часы. Справа и слева от маяка две рогатые шаровые мины, служившие чернильницами, торпеда являлась перьевой ручкой, все это было обнесено столбиками в виде снарядов и обтянуто миниатюрными корабельными цепями, заканчивающимися двумя якорями Холла. Чернильный прибор был работой флотских умельцев, из минно-торпедной боевой части миноносца.

Кстати, работая в фотофонде Центрального Военно-Морского Музея, я обнаружил фотографию подарка офицеров Минной дивизии адмиралу А.И.Непенину. На фотографии была заснята крюшонница, выполненная в форме башни одного из маяков Балтийского моря. Я не оговорился, когда сравнивал каюты кораблей, построенных в царское и в советское время, в конце 1940-х годов. Головной корабль проекта 30-бис, вошел в состав флота в 1949 году. Это был технологический рывок в кораблестроении, вместе с тем, недостатки артиллерийского вооружения, привели к тому, что фактически, по своему техническому уровню, он соответствовал концу 1930-х годов – такая общая оценка вытекала из заключительного протокола Государственной Комиссии. Да и в части обитаемости, требования существенно не менялись с начала века.

Последние эскадренные миноносцы типа «Деятельный», к которым относился «Разящий», вступали в строй в 1909—1910 годах, некоторые прослужили до конца 1920-х годов. Таким образом, интервал в 25 лет, в таком инерционном вопросе, как условия обеспечения жизни экипажа на эсминцах русского и советского флота, не особенно сказался на размерах, обстановке и убранстве корабельных помещений.

Мичман Садовинский переоделся в рабочий китель, натянул плотнее перчатки и, защелкнув их кнопками, поднялся на палубу. На корме артиллерийский унтер-офицер 1-й статьи с двумя матросами возился у 75-мм орудия Канэ, рядом, обступив 450-мм торпедный аппарат, трудились минные специалисты во главе с минно-машинным кондуктором. Садовинский подошел к работающим.

– Так, что вот, вашбродь, – повернулся в его сторону минный кондуктор, протирая руки ветошью, – проверяем второй минный аппарат, по корпусу пошла ржавь, будем устранять. Мичман кивнул.

Стоя на палубе «Разящего», он припоминал, что ему известно о миноносце. Заложен на Невском судостроительном и механическом заводе в Санкт-Петербурге в 1906, спущен на воду в 1907, вступил в строй в 1909 году. Длина 210 футов, ширина 21 фут, углубление 6,2—8,5 футов, водоизмещение 400 т. Две вертикальные машины тройного расширения мощностью по 6000 л.с, четыре водотрубных котла Нормана, два винта. Скорость хода до 26 уз, запас угля 90—100 т обеспечивает район плавания полным ходом 450 миль, экономичным ходом – 900 миль. Вооружение: два 75-мм орудия Канэ, шесть 7,62 мм пулеметов, два однотрубных надводных 450-мм торпедных аппарата, на борт можно взять 14 мин заграждения.

Что еще? Один 60-см прожектор, радиотелеграф. Для Балтики – грозное оружие. Да, еще экипаж, – четыре офицера, два кондуктора, четыре боцманмата, шесть унтер-офицеров 1-й статьи, баталер 1-й статьи и 50 матросов. Да,экипаж, ибо без него железо мертво и неподвижно.

С этими людьми ему предстоит служить, воевать, одним словом – жить, а если придется, то и умереть. И этих разных по характеру, темпераменту, знаниям и мыслям людей, объединяет одно короткое слово – экипаж.

В Русском Императорском флоте экипажи комплектовали только из русских, белорусов, украинцев, прибалтов и поляков.

С офицерами миноносца мичман Садовинский сошелся быстро. Вахтенный начальник мичман Владимир Васильевич Ляпидевский был хорошо знаком ему по корпусу, корабельный механик инженер-механик лейтенант Владимир Иванович Нейман 2-й, произведенный из подпоручиков флота в инженер-механики лейтенанты, в военном декабре 1914 года, оказался человеком знающим, спокойным и выдержанным; он был на шесть лет старше мичмана и считался одним из лучших механиков 9-го Дивизиона миноносцев.

Миноносцы – это разнорабочие морской войны. Эсминцы 9-го дивизиона под брейд-вымпелом капитана 1 ранга А.В.Развозова, базировавшиеся на Гельсингфорс – «Громящий», «Сторожевой», «Достойный», «Расторопный», «Сильный», «Дельный», «Стройный», «Деятельный», «Видный», «Разящий» – не застаивались у причалов. Хотя они и были угольными, в отличие от нефтяных «новиков», морячили не меньше. Малая осадка, высокая маневренность и малозаметность делали эти корабли незаменимыми для действий в шхерах Балтики.

Миноносцы 9-го дивизиона строились на Невском судостроительном и механическом заводе. Они представляли собой дальнейшее развитие миноносцев типа «Громкий». 30 сентября 1904 года Невский завод получил наряд на постройку восьми миноносцев – «Деятельный», «Дельный», «Достойный», «Разящий», «Расторопный», «Сильный», «Сторожевой», «Стройный». Морской технический комитет (МТК) рассмотрел и согласовал применение на них котлов системы Нормана, имевших нагревательную поверхность на 11,2% меньше, а паропроизводительность на 20 % больше, чем у котлов Ярроу. По мнению МТК эти миноносцы отличались улучшенной остойчивостью, за счет понижения на 200 мм центра массы котлов. Общая масса котлов Нормана была на 1,12 т меньше массы котлов Ярроу, что позволило на этих миноносцах установить по четыре машинных вентилятора, увеличив тем самым доступ воздуха в котельные отделения. Удачно расположенная вентиляция обеспечивала надежное вентилирование, как жилых помещений, так и провизионных кладовых и погребов боезапаса. Температура во внутренних помещениях поддерживалась грелками парового отопления, электрическое освещение обеспечивалось «паро-динамо-компаунд машиной» системы Гульта, распределительной станцией и 70 лампами накаливания.

Высоту носового мостика на миноносцах типа «Дельный» (такое название было официально закреплено за этой серией), увеличили так, чтобы щит носового 75-мм орудия не закрывал рулевому обзор.

К недостаткам кораблей относили выброс пламени из труб, на больших скоростях и незначительную вибрацию корпуса, при частоте вращения винтов более 325 об/мин.

После рассмотрения в Морском министерстве вопроса боевого использования миноносцев типа «Деятельный», Комитет прибрежной обороны согласился признать их пригодными для использования в шхерных условиях Балтийского моря, благодаря их незначительной осадке, маневренности и скрытности. В 1907 году миноносцы типа «Деятельный» перевели в класс эскадренных миноносцев.

Третий военный год, 1916, начинался для Балтийского флота сложно. В начале года Балтийский флот стал подчиняться непосредственно Ставке, при которой был создан Морской штаб. Перед флотом была поставлена задача: не допускать проникновения противника к востоку от главной морской Нарген—Порккала—Уддской позиции в Финском заливе. Штаб флота, на основании этой директивы, разработал план кампании на 1916 год, состоящей из двух частей: оборонительной и активной, которая сводилась к тому, что бы «стремиться к уничтожению всякой более слабой части неприятельского флота и всех коммерческих его судов каждый раз по выходе их в море».

Эсминцы Минной дивизии минировали подходы к базам германского флота при любой погоде. Изменчивая балтийская зима, то покрывала море тонким слоем серого льда, то разводьями, из которых поднимался пар и клочьями стелился над морем. Мокрый снег забивал глаза, рот, ноздри людей, находившихся на верхних палубах, а ледяная шуга забивала забортные отверстия миноносцев. Зимние походы кораблей были очень тяжелыми.

Командующий Минной дивизией Балтийского моря капитан 1 ранга Александр Васильевич Колчак, не щадил ни себя, ни подчиненных. Не каждый командир владеет умением плавать во льдах, А.В.Колчак таким умением обладал. Огромный практический опыт, полученный им в северных экспедициях, помог изучить балтийский лед во всех тонкостях. А.В.Колчак-Полярный, как звали его среди офицеров, знал, когда можно идти сквозь льды, хотя внешне они казались непроходимыми, и чувствовал когда миноносцу нельзя соваться в лед, хотя с палубы он казался непрочным и легко проходимым.

Постановка мин у чужих берегов всегда опасна не только потому, что можно нарваться на корабли противника, но и тем, что в тяжелых метеоусловиях, можно подорваться на своих же минах.

В конце декабря 1915 года, эскадренный миноносец «Забияка», только что переданный флоту, следуя совместно с эскадренными миноносцами «Новик» и «Победитель», под прикрытием угольных «Сибирского Стрелка», «Генерала Кондратенко» и «Пограничника» на постановку минного заграждения, к занятыми немцами Либаве и Мемелю, подорвался на одной из двух замеченных плавающих мин. Это случилось 24 декабря в пяти милях на SW от маяка Нижний Дагерорт.

На «Забияке» обнаружили мину прямо по курсу, когда до нее оставалось 12—20 м. Командир корабля капитан 2 ранга Коменский приказал рулевому взять «Право на борт», и мина прошла от левого борта на расстоянии меньше 2 м. Когда мина поравнялась с мостиком, последовала команда «Лево на борт», но корму корабля отвести от мины не удалось. Раздался страшный взрыв, в небо взметнулся столб пламени и воды. «Забияка» осел на корму и, описывая циркуляцию вправо, остановился. У миноносца был разрушен правый борт в кормовой части корабля, повреждено днище. Через большую пробоину вода проникла в кондукторское помещение и кормовой кубрик команды. Не выдержала переборка, разделяющая кормовой кубрик и румпельное отделение – туда начала поступать вода. Паропроводы и рулевое устройство были разрушены взрывом, руль заклинило в положении вправо 15о.

Погибло 12 человек – три кондуктора, девять матросов, было ранено восемь человек Через пробоину «Забияка» набрал много воды, но, благодаря героическим усилиям экипажа, остался на плаву, и на буксире эскадренного миноносца «Новик», в условиях сильной зыби и сильного северо-западного ветра, со скоростью не более 5 уз, под охраной «Победителя» был отбуксирован в Ревельскую гавань.

Но опасный и напряженный труд моряков Балтийского флота наносил урон кайзеровскому флоту и в условиях зимней Балтики. На пути из Либавы в Киль, 13 января 1916 года подорвался на минном заграждении, выставленном в декабре 1915 года русскими миноносцами, к югу от Готланда, германский крейсер «Любек», получивший пробоину в корме и повреждение руля. Потерявший ход крейсер, сначала буксировал миноносец сопровождения, затем, подошедшее на помощь из Данцига, портовое судно. С трудом «Любек» удалось довести на буксире до Нейфарвассера.

Миноносцы Минной дивизии не только выполняли минные постановки. Они конвоировали суда, обеспечивали работу землечерпалок, по углублению фарватера в Моонзудском проливе, охраняли тральщики при тралении фарватеров, вели противолодочную оборону входов в базы Балтийского флота, обеспечивали артиллерийское прикрытие флангов армии, осуществляли фельдъегерскую связь между Гельсингфорсом, Ревелем, Куйвасто, Кронштадтом и Санкт-Петербургом, и делали многое другое, что поручалось их экипажам командованием Балтийского флота и Минной дивизии. В конце января 1916 года на эскадренном миноносце «Охотник» был поднят брейд-вымпел командующего Минной дивизией капитана 1 ранга А.В.Колчака. С помощью ледокола «Трувор», часть миноносцев дивизии вывели на внешний рейд для уничтожения девиации и проведения боевой учебы.

Февраль прошел в интенсивной подготовке миноносцев к началу боевой работы. Проводились плановые ремонты машин и механизмов, доукомплектовывались экипажи, готовилось тыловое обеспечение.

Весна 1916 года выдалась поздней, боевая деятельность миноносцев началась в середине марта. Только 21 марта эсминцы вышли в море к мысу Лехтма, для прикрытия работ тральщиков, проводивших проверку фарватеров. Корабли Минной дивизии, приняв на борт мины, совместно с заградителем «Волга» 26 марта выставили минное заграждение на подходе к Балтийскому порту.

28 марта эсминцы прикрывали отряд минных заградителей

«Амур», «Волга», «Лена», «Свирь» при постановке южной части минного заграждения Передовой позиции, имевшей целью служить передовым рубежом для боя с прорывающимся в Финский залив противником, и обеспечивать оборону флангов Або-Аландского и Моонзундского районов.

Капитан 1 ранга А.В.Колчак, в середине апреля, получив, как говорили тогда, «черных орлов на погоны», стал контр-адмиралом. 18 апреля А.В.Колчак, несмотря на державшийся прибрежный лед, на миноносце «Охотник», в сопровождении «Сибирского стрелка», совершил разведочный поход к острову Вормс. В это время эскадренный миноносец «Разящий» все еще находился у стенки Сандвикского завода в Гельсингфорсе. Ремонт заканчивался. На корабле наводился порядок. Матросы драили палубу, мыли и подкрашивали надстройки.