Loe raamatut: «Баллады»

Font:

* * *

Франческа

К отрадному направила Франческа
Желания и помыслы свои.
За музыкой торжественного блеска
Даруют ей тепло другой семьи.

Хвала судьбе! Но после брачной ночи
Застлала взор ей горькая слеза:
Не синие сияли рядом очи —
Жгли чёрные, как уголья, глаза.

Несчастная Франческа невзлюбила
Законного супруга своего:
Подобием эфирного светила
На гибель ей лучился брат его.

Немилого окрестности призвали —
И близко с ней сошёлся дорогой.
О страсти их, игравшей без вуали,
Доложено хозяину слугой.

Взбесившийся домой вернулся тайно.
Пред ним её светёлка заперта.
Ломился тот и злился чрезвычайно,
Мгновения страшней не знала та.
Железный крюк у двери незаметной
Любимого за плащ остановил,
А грешница душе старозаветной
Меж тем открыть успела с дрожью жил.

Угодного жене библиофила
Преследовал убийца с быстротой,
Франческа же легко опередила
Страдавшего природной хромотой.

В сумятице под яростную шпагу
Меж братьями подставила себя.
Клинок исторг из нежной плоти влагу,
Нечаянно красавицу губя.

Скорей клинок окрасившийся вынув,
И нужную пронзил убийца грудь.
Остывшие тела в крови покинув,
Отправился верхом обратно в путь.

Особого рыдания достойных
Одной свели могилой на заре.
Фонтан умолк устами струй спокойных,
Акация поблёкла во дворе.

Элейна

Стремительно летели хлопья снега
На первые, но пышные цветы,
Когда пришлось искать ему ночлега
Средь города старинной красоты.

Приветствовали все клинок и сбрую,
Уверенно предвидя, что вот-вот
Явлением Элейнумолодую
Поправит им отважныйЛанселот.

Упадку сил её подвергла фея
До той малоразборчивой черты,
Пока смельчак, ярчайший меч имея,
Своими не возьмёт её персты.

Недавно был у ней смельчак изрядный,
Но он, увы, не вылечил её,
Задетую десницей беспощадной
За всё очарование своё.

Смутился Ланселот: едва ль успешно
Поможет он Элейнев терему,
Но сделает отзывчиво, конечно,
Что в обществе больной велят ему.
Узрел он из окна внизу под башней
По-вешнему дымящие костры,
Нашёл её в открытости домашней,
Ладони взял у ней, как у сестры.

Мучения покинули больную.
Служанки принесли нарядов ей.
Красавица в часовню расписную
Пошла превознести Царя царей.

С отцом Элейны гость остался вместе.
Хозяин умолял его почти
Помочь оздоровившейся невесте
Наследника родне произвести.

На то не соглашался гость, однако:
С единой связь у воина крепка.
Пролётные станицы, клича всяко,
В тумане к ней влекли издалека.

Придворные ж искусностью келейной
Ночное совершили волшебство:
Возлечь его заставили с Элейной
По вере, что она – любовь его.

Когда чуть свет узнал он об ошибке,
Затмился, но поклялся богом ей
К её теплу, к её младенцу в зыбке
Вернуться не единожды поздней.

Маргарита

Супруг её кутилой оказался.
Навек её румянец умирал.
И в этой мгле Тучков ей повстречался,
Поистине прекрасный генерал.

Узнала мать о горечи дочерней,
Позволила развод устроить ей.
Не виделось истице буйства терний,
Не чудилось ответчика дурней.

Тучкову же на лестные подходы
Последовал из отчих уст отказ:
«Уважим испытательные годы,
Скощённые безумно в прошлый раз».

Изводится горячкой Маргарита.
В чужой дали теряется Тучков.
Одно, другое лето пережито…
Четвёртое дарует им альков.

А дальние – ничто, по ней, просторы,
Не любит отпускать его она.
Внимания не стоят уговоры —
Повсюду с ним отрадная жена.
Терпеть ей суждено поля сражений,
Нести бойцам израненным уход.
А гром артиллерийских исступлений
Лишал её покоя в свой черёд.

И как-то раз она во мраке ночи
Проснулась от ужаснейшего сна:
Кровавую читали надпись очи
Над ширью, где царила тишина.

«Бородино? – Тучков ответил, – Это
В Италии найти скорей всего».
Провидела ж она рубеж и лето,
Где воинской земле предаст его.

Фея

По берегу ручья лесной тропинкой
На лошади приблизилась она.
Под венчиком и никнущей косынкой
Струился рой кудрей светлее льна.

Наездница негромко напевала.
Бубенчики звенели по пути.
Лютниста стать её околдовала.
Почтительно помог он ей сойти.

Под деревом ему сказала фея:
«На лютне мне немного поиграй!»
Мелодия звучала, грустью вея,
Но трогала чарующе, как май.

«Что надобно тебе за эти звуки?
Сокровищ я немало расточу!»
Со страстью взяв её ладони в руки,
Шепнул он: «Я любви твоей хочу».

«В угодники и в узы навсегда я
Возьму тебя запрошенной ценой,
Но, далее струной по мне страдая,
Не встретишься ты более со мной».
Дано дивить избыточно химерам.
Увидел он, утратив эмпирей,
Что белое на фее стало серым
И несколько развился рой кудрей.

Сиявшие зарёй поблёкли щёки,
Безумие во взоре залегло,
Но дали знать отдельные намёки,
Что сердце в нём и точно расцвело.

Россетти

Натурщицей добыв её случайно,
Трудился с ней Россетти допоздна.
По первой же работе чрезвычайно
Художнику понравилась она.

Совместные для них отрадны сети,
Но долгого на тверди счастья нет,
И некогда в сени своей Россетти
Безжизненной нашёл Элизабет.

О ней не забывать ему в сиротстве,
По памяти писать её порой.
Но слышит он о странном её сходстве
С Агнессой, чудотворицей святой.

В экстазе та написана когда-то
БолонцемАнджольери на холсте.
Россетти вдаль отправился крылато
К усиленно влекущей красоте.

Хранители пред ним открыли двери.
Приблизился приезжий к полотну.
Глядит – и впрямь Агнесса Анджольери
Похожа на покойную жену!
Но видит он ещё неподалёку
В музейной полумгле портрет его.
Расшириться сильней случилось оку:
Узнай себя, Россетти, самого!