Loe raamatut: «Чёрные истории, сшитые белой ниткой»

О чём эта книга?

Книги пишутся потому, что не можешь удержать в себе все то, что накопилось, что вырывается наружу, все те наблюдения, все обиды или радости, всё то, что произошло с тобой или с кем-то рядом – всё это становится материалом, из которого ты по кирпичику строишь своё повествование. И пускай сегодня в ходу больше книги из разряда табуреток – встал ребенок на табуретку, повысил свой горизонт, увидел что-то более интересное, уже несет стул, чтобы взобраться повыше и рассмотреть – а что там лежит на полке? А что на шкафу? А там уже и лестница нужна…

Сейчас читают фантастику, детективы, альтернативную историю – время такое. А там, глядишь, захотят прочитать что-то более серьезное. Впрочем, каждому своя книга и свой срок. Мои истории мне кажутся пока такими… нет, не мелкими, но недостаточно весомыми. Но я набираю в котомку свои истории, храню их, иногда достаю, разглаживаю, что-то подправляю, иногда заштопываю… чтобы потом когда-то достать и на кого-то надеть эту историю. И чтобы она пришлась впору.

А вся жизнь – это сложная штука. И потому я и пишу новую книгу, чтобы попытаться сложные истории этой сложной жизни уложить как-то рядышком, ровненько, чтобы они выглядели проще. Не топорщились, не бугрились, чтобы сразу было видно, где выпирает, а где западает. И чтобы любой человек, посмотрев на эти истории, смог примерить их на себя. И чтобы они пришлись ему впору. А он бы потом смог и на свою историю поглядеть и найти в ней, где что-то можно подправить, а что-то – убрать. Чтобы он в ней выглядел красиво, и все вокруг тоже выглядели красиво.

Хотя это пока еще чёрные истории, сшитые белой ниткой.

Предистория

Убитая «гостинка», скрипучий дряхлый паркетный пол, урчащий, как будто вечно голоден, старый холодильник, потрепанная замызганная кухня. Я сижу на этой кухне и ем наскоро приготовленный позавчера суп. Жарко – хотя и сентябрь. Здесь, на четвёртом этаже пластиковые окна надежно прикрывают эту квартирку от ветра. Поэтому жара, накопившись за лето, никак не хочет выползать отсюда на улицу. И словно старое ватное одеяло, жара кусками вываливается из квартиры то через форточку, то через дверь, когда я её открываю. Дверь такая же убитая, как и квартира. А уж коридор – точнее, коРРидор, ибо такое впечатление, что здесь шли бои быков – так вот, коридор этот не только убитый, но и похороненный. Расшматованый и давно уже ставший чёрным линолеум, как будто вспаханная минами передовая линия обороны. Он завернул, как в саван, разбитый деревянный пол, после чего так и застыл памятником погибшей цивилизации. Дополняют траурную картину жуткие запахи подъезда, в которых запах мусора – это еще не самый токсичный запах. Такое впечатление, что совсем недавно в этом подъезде полегло немало народу, а с ними еще и погибли полчища крыс, котов, собак и еще всякой живности. И все они куда-то были спрятаны. Но вот запах после них спрятать не удалось…

Я ем суп и салат, который настругал прямо в руках. Ведь у меня нет ни кухонной дощечки, ни вообще какой-нибудь посуды. Так, три тарелки, три чашки, две кастрюли и сковородка. Ах, да, ещё два ножа времен царского режима. Из чашек пить я боюсь. Мне кажется, они ещё помнят времена гражданской войны и тифа. У меня есть своя чашка, которую я привез из Португалии. Я кутал её в свою одежду, как маленького ребёнка, которого тайно решил провезти через границу. Это, пожалуй, единственное, что осталось у меня от этой страны. Одежда не в счет, она из сэконд-хэнда. Так что я храню эту чашку и очень бережно наливаю в неё кипяток.

Я до сих пор не понимаю – как так всё получилось? Как я, умный, образованный, талантливый человек, имевший семью, детей, страну, работу, дом, внезапно всего этого лишился? И вот сижу на окраине Киева, как говорит мой приятель Стас, в ебенях, то есть, в отдалённом спальном районе в убитой гостинке, сплю на двух продавленных матрацах, которые, наверное, мне достались после слона. А главное – я никому не нужен! Никому!

У меня нет работы. Ну, пока нет. Может, появится… Но сейчас работы нет, и мои профессиональные навыки, мой многолетний опыт, мои умения, знания здесь всем до одного места! Причем, скорее всего, мое резюме рассматривали такие фифочки, которым плевать на 25 лет опыта работы в журналистике, и вообще – они решают, что нужно телеканалу, а что не нужно. Они научились раскрывать рот для одной надобности, но теперь думают, что могут использовать свое ротовое отверстие и по другому назначению.

У меня нет друзей. Костя Тайсон, с которым я хожу боксировать в Гидропарк, и которого я знаю давно – он просто приятель. Такая большая машина убийства. Он очень похож по комплекции на настоящего Тайсона, правда, немного мелковат – даже до 90 килограмм явно не дотянул. Костя немного неадекватен, поэтому я побаиваюсь его в спаррингах – у него моментально падает планка, если он пропускает. Последний раз он мне зарядил в челюсть, когда пропустил мой удар справа на скачке. Он тут же взбесился и… После этого я решил немного погодить с ним драться. Надо набрать вначале форму. Четыре года я не одевал перчатки и не спарринговался по-настоящему. Разве что первый год моего пребывания в Португалии. Когда я еще надеялся, что смогу найти работу тренера…

Нет, на самом деле, хоть я и растерял друзей, но один друг у меня точно есть. Он остался в Португалии. Это Стас. Мы прожили с ним месяц в одной комнате, спали на полу, на матрасах. Потому что это был как бы офис фирмы промышленного альпинизма, где мы с ним работали. Мы там жили, ели практически из одной миски, готовили вместе, стирали, убирали. В такие моменты как раз очень хорошо узнаёшь человека. Так что одним другом я точно могу похвастаться.

У меня нет дома. Свою трёхкомнатную квартиру я сдал приятелю. Весьма дёшево. 10 тысяч гривен. Столько в Киеве стоит снять однокомнатную квартиру в том же районе, где находится моя «трёшка». Издержки, когда сдаешь квартиру своим. Вроде бы риска меньше, а потом… Да и разговоры о квартплате – это для меня просто нож в сердце. Бывшая жена постоянно выносила мне мозг, мол, надо повышать, надо повышать… Твой друг, а не мой…

Если бы друг…

У меня нет семьи. Нет, номинально даже после развода я остался отцом двоих детей. Но я – где-то здесь, а они – где-то там. В Португалии. И все эти новомодные скайпы и ватсапы не помогают. Если дочка, у которой в руках её смартфон, не хочет мне звонить или писать – всё, я её не увижу. А малого попробуй поймай, заставь поговорить с папой, если он скачет по всей квартире! Да и заставлять я не хочу, пусть скачет. Впрочем, он, уже как взрослый, мне один раз всё разложил.

– Папа, у меня осталось пять минут посмотреть мультик, а потом я должен идти ложится спать. Если я сейчас с тобой поговорю, то у меня не останется времени на мультик.

И ведь не поспоришь! Железная логика! Весь в меня!

В общем, простейшие коммуникации с детьми превращаются постоянно в какой-то запутанный квест, где невозможно собрать воедино все составляющие – телефон, зарядку для него, интернет, детей… Поэтому вижу своих деток я крайне редко. Чуть чаще слышу, а еще чаще читаю короткие сообщения от Насти. Максим писать ещё не умеет.

Но я далеко. И повлиять сейчас на воспитание своих детей не могу. И вот думаю – а всё ли я смог заложить в них, пока ещё мог? Всё ли сделал для того, чтобы появились в них какие-то основы? Чтобы потом это проросло? Думаю. Но пока ответить сам себе на этот вопрос не могу.

Я не могу сказать, что я был хорошим папой. Неплохим – да, был. Но не идеальным. Не самым лучшим. Сейчас я понимаю это особенно остро. Даже если бы всё вернуть опять назад – вряд ли бы что-то сильно поменялось. Нет, конечно, я старался бы какие-то вещи поменять, что-то сделать лучше. Только динамический стереотип в поведении очень быстро превращается в заезженное Колесо Сансары. Круговорот жизни в природе и Мироздании. Мы снова и снова сбиваемся на ту же колею и совершаем те же ошибки. Мы ленимся и порой не понимаем, что вот сейчас, в этот самый момент кого-то или что-то теряем…