Loe raamatut: «Восход двойного солнца»

2 кн. цикла Лето и осень сорок пятого

* * *

Глава I. Морская сага

Офицеры флота Его Величества испокон веков привыкли служить в хороших и добротных условиях. Конечно, каюта командира лидера эсминцев не могла соперничать по размерам и комфорту с каютой адмирала или капитана линкора. Всякий сверчок хорошо знал свой шесток, однако эти факторы нисколько не умаляли достоинства самой каюты и ее хозяина коммодора Бэйли. Едва переступив комингс, каждый посетитель чувствовал строгое изящество каюты, ощущал ее аристократичный дух, витавший в воздухе.

Джордж Бэйли был из семьи потомственных моряков, чьи выходцы вот уже четвертое поколение служили в королевском флоте. Бороздя морские просторы сначала под парусами, затем пересев на паровые корветы и турбинные корабли, представители фамилии Бэйли верой и правдой служили интересам Британской империи.

Срочно переброшенный из портов родной метрополии в Нарвик, коммодор Бэйли должен был обеспечить порядок и спокойствие в местных водах. В результате начала боевых действий с Россией возникла угроза захвата Нарвика советскими войсками, чего Лондон никак не мог допустить. Шведская железная руда была очень важная для английской промышленности, особенно сейчас, когда экономика империи, подорванная непомерно высокими расходами на войну, находилась в плачевном состоянии.

Нарвик нужно было удержать любой ценой, но по злой иронии судьбы все имевшиеся в распоряжении английского командования силы были переброшены в Копенгаген для отражения русского натиска. Возвращать их обратно означало внести путаницу и дать противнику очень важное преимущество. Поэтому было решено перебросить на защиту Нарвика войска из метрополии.

Наиболее простым решением этой проблемы было высадка на север Норвегии воздушного десанта, но после голландской неудачи в ноябре сорок четвертого англичане не успели восстановить численность этого рода войск. Единственное, что смогли британцы отправить в Нарвик по воздуху, это две роты десантников из армии генерала Андерса, переброшенных в Данию из Италии. Поляки благополучно добрались до места, но для защиты Нарвика это была капля в море.

Основные силы короны отправлялись морем, и их охрана была возложена на отряд коммодора Бэйли, имевшего опыт проведения конвоев через Атлантику. Для этой цели Адмиралтейство выделило несколько крупнотоннажных кораблей. За их сохранность коммодор отвечал головой, так как в их состав входили лучшие океанские лайнеры, когда-либо созданные на верфях Британии. Ведь это были легендарные покорители Атлантики – «Кинг Джордж» и «Куин Мэри» с «Куин Элизабет». В их честь светлые головы Адмиралтейства и назвали операцию по переброске британских войск в Норвегию – «Король и королевы».

Первой в путь отправилась «Елизавета». «Мария» еще не была готова к походу, «Король Джордж» мог принять к себе на борт ровно вдвое меньше солдат, чем его «королевы», а время не ждало.

Привычно полагаясь на скорость, которая позволяла «королевам» пересекать Атлантику без конвойного прикрытия, британские адмиралы решил отправить «Елизавету» в одиночку. Корабли коммодора Бэйли были должны лишь обеспечить лайнеру благополучный выход из порта, а на подходе к Вест-фьорду «королеву» должны были встретить корабли контр-адмирала Болдуина.

Получив строжайшее предупреждение из Адмиралтейства об обеспечении сохранности лайнера, адмирал выгнал в море все свои эсминцы, сторожевики и морские охотники. Помня трагическую судьбу «Мариты», они двадцать раз просеяли все пространство фьорда в поисках зловредных русских подлодок.

В день прибытия «Куин Элизабет» британские моряки расширили зону своих поисков до границ Полярного круга, но беда подкралась с другой стороны. Стремительно приближавшийся к берегам Норвегии лайнер был прекрасно виден не только на экранах локаторов. Наблюдатели передовых кораблей отчетливо видели в бинокли дымы лайнера. До встречи «королевы» с кораблями конвоя оставалось совсем немного времени, когда радисты доложили о приеме сигнала SOS.

Не доходя до точки рандеву пятнадцати кабельтовых, «Куин Элизабет» получила огромную пробоину в носу в результате внезапного взрыва. По счастливой случайности находившиеся в огромном количестве в трюме корабля боеприпасы не сдетонировали, что спасло многие сотни человеческих жизней.

Имея запас хода, капитан корабля решил приблизиться к одному из Лофотенских островов, стремясь посадить судно на мель, но сильное волнение на море не позволило ему совершить этот маневр. Лайнер затонул через тридцать семь минут после взрыва, успев спустить несколько шлюпок и множество спасательных средств.

Подоспевшие на помощь корабли сумели вытащить из воды около тысячи двухсот человек из тех двух тысяч солдат, что находились на борту «Элизабет». Немедленно созданная комиссия для выяснения причин гибели лайнера опросила около сотни спасшихся людей, но не смогла прийти к однозначному выводу. Собранные показания давали двоякую картину гибели «королевы». Большинство свидетелей говорили, что скорей всего лайнер наскочил на шальную мину, но были и такие, кто уверяли, что собственными глазами видели след приближающейся торпеды.

Полностью разрешить вопрос могло только обследование корпуса судна водолазами, но на это у комиссии не было времени и возможностей. Поэтому право делать окончательный вывод о причинах гибели лайнера они предоставили светилам из Адмиралтейства, сняв с себя таким образом всю ответственность.

На Адмиралтейство в свою очередь давил Черчилль, и, оказавшись между двух огней, оно приняло соломоново решение. Считать гибель «Куин Элизабет» результатом взрыва мины, но обязать коммодора Бэйли провести проводку конвоя с максимальным вниманием и осторожностью.

Телеграмма из Лондона застала конвой «Короля Джорджа» на полпути к цели, и для принятия решения коммодор Бэйли собрал свой маленький штаб на экстренное совещание. Ведь коллегиальная ответственность всегда лучше, чем личная.

Зачитав послание Адмиралтейства, он предложил своим офицерам высказываться относительно принятия решения по безопасности проводки конвоя. Следуя старым флотским традициям, первым заговорил лейтенант Эймс, как самый младший по званию из всех присутствующих офицеров.

– Я считаю, что господа из Адмиралтейства просто дуют на воду, обжегшись на молоке. Гибель «Куин Элизабет» очень чувствительный удар для его престижа в глазах общества, но нам необходимо следовать фактам, а они в большей степени вероятности говорят, что лайнер погиб, наскочив на мину, сорванную штормом с якоря. Возможность его атаки русской подводной лодкой вызывает у меня большое сомнение. Для этого русские должны были знать точное время ее выхода из порта, место прибытия, а это просто невозможно, учитывая всю степень секретности вокруг его отправки… – Лейтенант сделал паузу, и коммодор был вынужден с ним согласиться.

Приказ о выходе «Элизабет» в море пришел из штаба Адмиралтейства и был исполнен меньше чем за час. Даже если у русских в порту имелся хорошо осведомленный шпион, и он успел передать сведения сразу с момента начала операции, скорость лайнера сводила к нулю все его усилия. Лайнер можно было настичь только на подходе к Вест-фьорду, ведя непрерывное наблюдение за морем, что было очень сложно и опасно. После гибели «Мариты» британские корабли вели патрулирование акватории фьорда.

– А как же показания тех спасшихся с «Элизабет», кто утверждают, что своими глазами видели след торпеды? – вступил в разговор командор Броуди, который сильно недолюбливал Эймса. Год назад, покинув свою университетскую кафедру математики по мобилизации, лейтенант так и не стал своим среди морских волков.

– Их число слишком мало от общего числа свидетелей, и, следовательно, этим фактом можно свободно пренебречь, – ответил Эймс и, увидав презрительную ухмылку Броуди, поспешил расшифровать свой математический вердикт: – Испуганным гибелью корабля людям просто могло показаться.

– В ваших рассуждениях слишком много от математика и совершенно ничего от моряка, получившего боевой приказ. Две гибели кораблей в одном и том же месте, с очень важным для империи грузом, не могут быть простыми случайностями, которыми совсем нельзя пренебрегать, – передразнил Эймса Броуди. – Я считаю, что русскую подлодку нельзя списывать со счетов и во время проводки «короля» нужно быть предельно внимательными.

– Хорошо, командор. Вы опытный морской волк. Тогда скажите, как бы вы поступили на месте командира русской подлодки после потопления «Мариты»? – не унимался Эймс, которого сильно задело пренебрежение Броуди.

– Пробыл бы на море еще два-три, максимум четыре дня и с чистой совестью вернулся на базу, – не раздумывая ответил Броуди. – Но если бы поступил приказ уничтожить «Элизабет», обязательно бы продолжил вахту у фьорда и потопил корабль. Такой лайнер слишком заманчивая цель для любого подводника.

– Хорошо, а что бы вы делали после того, как потопили «Элизабет»?

– Ушел бы. Слишком большой риск оставаться в этих водах.

– Вот видите! Вы противоречите сами себе! – радостно воскликнул Эймс.

– Ничего я не противоречу! Кто сказал, что у русских в районе действует только одна подлодка. Одна ушла, другая пришла на охоту, это азбука, – огрызнулся Броуди.

– Конечно, азбука, кто с этим спорит. Но вот по данным кораблей адмирала Болдуина, патрулирующих море в районе Тромсе сразу после гибели «Мариты», проход второй подлодки русских не зафиксирован.

– Они могли просто не заметить ее!

– Точно так же, как они не заметили уход первой подлодки? Но ведь это нонсенс, так не бывает, – не сдавался Эймс.

– На войне много бывает такого, что и не снилось простым математикам, – пренебрежительно выдал Броуди. От негодования Эймс покрылся пятнами и попытался отстоять честь своего мундира, но коммодор утихомирил его властным взмахом руки.

– Вы высказали свое мнение, господа, я его услышал. Благодарю, вас. Теперь я хочу услышать мнение капитана Джиллеана. Что вы думаете по этому поводу, сэр? – обратился он к седовласому моряку, чей рукав был украшен четырьмя золотистыми полосками.

– Как бы это ни странно прозвучало, но я считаю, что лейтенант Эймс прав в своих математических расчетах.

Услышав эти слова капитана, Эймс обрадовался как ребенок, но его радость быстро угасла.

– Однако они полностью верны лишь в отношении действий британского моряка, коим является наш коммодор Броуди. Вы совершенно забываете, господа, что вам противостоят русские, а это люди особого сорта. Мне приходилось встречаться с ними и в восемнадцатом году, и в сорок первом. И я в полной мере оценил степень твердолобого упрямства, я даже сказал бы, фанатизм этого народа. – Лицо Джиллеана исказила недовольная гримаса. Капитан до сих пор помнил свои негостеприимные проводы из Архангельска в 1919 году.

– Поэтому, даже если есть чисто теоретическая угроза для «короля» со стороны русской подлодки, ее надо воспринимать как вполне реальную угрозу. Лучше лишний раз подуть на воду, чем лишиться еще одной морской гордости нашей державы.

– Как вы считаете, Мартин, отвернет ли в сторону командир русской подлодки, когда увидит, какой мощный эскорт имеет наш «король»? – почтительно спросил Джиллеана коммодор.

– Не стоит слишком уповать на наши двенадцать вымпелов, сэр. Вспомните атаку русских на «Тирпиц» в сорок втором году. Тогда у любимой игрушки Гитлера было куда более сильное, чем наше, сопровождение. Любой здравомыслящий командир ушел бы в сторону и постарался навести на линкор авиацию. Однако русский капитан вопреки всякой логике атаковал «Тирпиц» и, насколько мне известно, нанес ему урон.

– Официального подтверждения о попадании в линкор нет! – энергично запротестовал Броуди, но Джиллеан и бровью не повел.

– Я говорю о самом факте атаки, командор! А было или не было попадание, пусть это решают историки. Повторяю, капитан Лунин атаковал линкор, идя на смертельный риск. Он несколько раз поднимал перископ, находясь в окружении немецких кораблей ради того, чтобы поразить «Тирпиц». Назовите мне, кто из наших подводников действовал аналогичным образом? – капитан властным взглядом окинул каюту Бэйли, но никто из моряков не проронил ни слова.

– Поэтому я не советую вам успокаиваться относительно числа кораблей конвоя. Русские по своей сущности очень опасны, а русские моряки, получившие приказ к действию, опасны вдвойне.

– Исходя из ваших слов, капитан, думаю, будет совсем не лишним запросить у адмирала Болдуина помощь. До Вест-фьорда мы добежим сами, а вот на подходе пусть нас встретит патрульная авиация. Думаю, их глаза не будут лишними к сотне глаз наших наблюдателей, – подвел итог разговора Бэйли, и все с ним согласились. Адмиралтейство никогда не простило бы гибель второго лайнера за столь короткое время.

Оценивая угрозу для своего конвоя, англичане были одновременно правы и неправы. Правы они были в том, что подлодка капитана Лапина продолжала бороздить воды Норвежского моря, но ошибались, записывая «Куин Элизабет» в ее боевые успехи. К гибели лайнера советская подлодка не имела никакого отношения.

Проведя удачное торпедирование «Мариты», Лапин не стал кружить возле Вест-фьорда, а направился на юг к Тронхейму, надеясь перехватить идущие из этого порта транспорты с войсками. Ход был вполне разумным, но срочная телеграмма из штаба флота перечеркнула эти намерения капитана. Командование приказывало Лапину возвращаться в район Нарвика, для перехвата британских конвоев.

Столь хорошая осведомленность о действиях недавнего союзника объяснялось очень просто. Советские разведчики смогли достать коды британского Адмиралтейства, и теперь Москва читала все действия противника как открытую книгу.

Обладание подобной форой серьезно облегчало действия советских моряков. Однако знать было мало, нужно еще было потопить, а вот с этим были большие проблемы. Эсминцы адмирала Болдуина плотно прикрыли подходы к Нарвику со стороны Тромсё, и все надежды советского командования по срыву переброски войск в Норвегию теперь были связаны с подлодкой капитана Лапина.

Прекрасно зная, какой теплый прием ему готовят англичане после уничтожения «Мариты», Лапин проявил максимум осторожности во время похода к Вест-фьорду, что в конечном итоге спасло жизнь экипажу подлодки. Достигнув точки рандеву с конвоем Бэйли, он не стал всплывать, а ограничился подъемом перископа. Пролетавшие мимо патрульные самолеты англичан не смогли разглядеть в одном из морских бурунов темного моря перископ подлодки, тогда как идущая в надводном положении субмарина была бы видна им как на ладони.

Зная время и место прибытия конвоя, Лапин недолго провел в томительном ожидании появления своей цели. Ему пришлось всего лишь дважды поднимать перископ, прежде чем на самом краю горизонта были замечены дымы конвоя. С поста акустиков капитану подтвердили результаты его наблюдения. Наступал момент истины, но дальнейшие действия командира советской подлодки в корне отличались от того, что стал бы делать его английский визави. Вместо того чтобы начать сближение с конвоем, а затем атаковать транспорт с перископной глубины, Лапин полностью отказался от подобной тактики боя.

Уйдя с перископной глубины и начав сближение с конвоем, он полностью положился на мастерство своих акустиков, которые не подвели своего командира. Слившись воедино с эбонитовыми чашечками наушников, они сначала отделили шумы винтов эсминцев от шумов «Короля Джорджа», а затем прочно взяли его пеленг.

С самого начала войны Михаил Лапин увлекся идеей так называемого «слепого удара» – атаки противника без поднятия перископа, основываясь только на данных акустика. Этот метод был очень сложен и труден. Он требовал полной слаженности всего экипажа и в первую очередь точности акустиков в наведении на цель. Многие командиры подлодки избегали не только использовать его, но даже говорить о нем, но только не Лапин. Сразу оценив все плюсы от возможности внезапного удара, он с радостью ухватился за него, заразив своей уверенностью весь экипаж.

За все время войны капитан лишь трижды смог проверить столь необычный способ атаки на практике. Дважды победа была за ним и один раз торпеды прошли мимо. Начав охоту на «Джорджа» с таким скромным багажом атак, Лапин шел на огромный риск. Когда подлодка оказалась между кораблями сопровождения и лайнером, старпом предложил командиру поднять перископ.

– Михаил Алексеевич, я считаю необходимым всплыть и поднять перископ. Это даст нам точное представление о месте положения транспорта и поможет лучше сориентироваться перед атакой.

В словах старпома был свой резон, но капитан был непреклонен.

– Всплывать и поднимать перископ сейчас, значит подвергать лодку смертельному риску. На море штиль, сотни глаз сигнальщиков внимательно глядят за морем, а после гибели «Элизабет» глядят с утроенной силой. В этом можете не сомневаться. Так что атака транспорта «вслепую» – это наш единственный шанс выполнить приказ командования. Иного выхода у нас просто нет.

– Но ведь можно всплыть, поднять перископ, дать залп и благополучно уйти. Вы ведь мастер ухода от «глубинок» противника, – не сдавался старпом.

– Конечно, можно, Павел Константинович, – согласился Лапин, – но вы не учитываете одно обстоятельство. Атакуемый нами корабль – быстроходный лайнер и у него больше шансов уклониться от наших торпед, чем у обычного транспорта. Для его поражения надо бить наверняка, но в этом случае у нас слишком мало шансов уцелеть при перископной атаке. Вы что предпочитаете? Потопить лайнер и героически погибнуть или выполнить задание и остаться в живых.

– А тот ли это транспорт, Михаил Алексеевич? – проигнорировал вопрос командира старпом.

– Тот, тот. Других тяжелых транспортов здесь быть не может.

Капитан Лапин склонился к переговорной трубе.

– Молочков, диктуй пеленг, через каждый градус, – приказал он акустику, и тот принялся выдавать координаты транспорта.

Идя на самом малом ходу, подлодка неторопливо сближалась с легендарным лайнером. Наступал решающий момент в этом напряженном противостоянии. Молниеносные секунды, что ранее пролетали подобно пулям, стали тянуться, превращаясь в невыносимо долгие минуты. На плечи всех, кто находился в эту минуты на центральном посту, давило невидимое, но вполне ощутимое бремя ответственности.

Не отрывая глаз все смотрели на своего командира, который достал из кармана хронометр и зажал его в руке. Слушая доклад акустика, он совершал последние расчеты атаки, не имея права на промах.

Когда, по мнению Лапина, пришло время атаковать, он вновь склонился к трубе и произнес заветную команду:

– Носовые аппараты, товсь!

– Есть, товсь! – один за другим доложили командиру торпедисты.

Лапин выдержал паузу, а затем приказал:

– Пли! – и щелкнул секундомером.

Появление торпед стало настоящим шоком для сигнальщиков конвоя. Подобно страшному кошмару из злой сказки, они неожиданно возникли из толщи воды и, хищно блеснув на солнце своими толстыми темными боками, устремились наперерез «Королю Джорджу».

– Торпеды по правому борту! – подобно напуганным чайкам, визгливо и пронзительно закричали наблюдатели, так и не усмотревшие приближение врага.

Отчаянно загудели басовитые сирены тревоги, к которым присоединился грохот матросских башмаков по палубе корабля, вперемешку с громкими криками страха и отчаяния перед возникшей угрозой.

Стоявшему на капитанском мостике капитану Гуллю было достаточно одного взгляда, чтобы определить всю серьезность положения «Короля Джорджа». Без всякого промедления он положил руль влево, одновременно отдав приказ в машинное отделение «самый полный вперед».

Корабль немедленно откликнулся на приказ капитана, став плавно поворачивать своим могучим корпусом. Мощные стальные винты стали яростно пенить морские просторы, стремительно набирая ход. Благородный «скиталец морей альбатрос» намеревался благодаря своей быстроходности если не уклониться от столкновения с торпедами, то хотя бы получить минимальный урон.

Все козыри, которыми только обладал «Джордж» и его команда, были брошены на стол, но их оказалось мало для отражения нанесенного удара. Он был выполнен столь мастерски и столь расчетливо, что ничто не могло помочь англичанам в этом смертельном поединке. Весело вздымая белые буруны, торпеды догнали лайнер и с интервалом несколько секунд разворотили его изящный стройный борт.

Два огромных столба взрыва взметнулись вверх, словно пытаясь достать столпившихся у борта людей. Мощный удар потряс корпус «короля», и он стал заваливаться на поврежденную сторону. Началась паника, темные клубы дыма стали вырываться из развороченного нутра лайнера, но никто из экипажа капитана Лапина ничего этого не видел. Зафиксировав попадание, подлодка уходила прочь от места трагедии, отчаянно пытаясь избежать глубоководной сдачи от эсминцев коммодора Бэйли.

Узнав о гибели «Джорджа», Адмиралтейство пришло в неописуемую ярость. Гром и молнии обрушились мощным шквалом на головы моряков, не сумевших обеспечить безопасность легендарного лайнера. Казалось, что их судьба уже решена, но тут неожиданно для всех в дело вмешался Черчилль. Поверив клятвенным заверениям коммодора Бэйли и адмирала Болдуина о том, что русская подлодка потоплена, он лично отдал приказ о выходе в море «Куин Мэри».

Затаив дыхание, высокие и не очень высокие чины Адмиралтейства ждали известий из Нарвика. Многие из них были настроены крайне скептично в отношении решения премьера. По их мнению, это был очень опрометчивый шаг. Следовало подождать, подтянуть дополнительные силы и только тогда пускать в ход последний из трех легендарных лайнеров. «Осторожность, мать фарфора», – говорили они, однако Черчилль оказался прав. «Мэри» благополучно миновала все опасные места Вест-фьорда и доставила в Нарвик подкрепление. Самый северный стратегический форпост Британской империи был надежно прикрыт от лап русского медведя.

Не менее напряженно развивались события по ту сторону Бельтов, в районе славного ганзейского города Киля. Передовые подразделения генерала Осликовского, сломив отчаянное сопротивление британских войск, вышли к его предместьям. В городе находились лишь подразделения британской военной полиции и несколько комендантских взводов. Оборонять город было практически нечем, однако англичане не собирались просто так отдавать столь важный порт на Балтике.

Не в силах остановить наступление советских солдат при помощи сухопутных войск, англичане бросили в бой флот. Но так как на Балтике не было крупных военно-морских британских соединений, англичане решили задействовать свои военные трофея, благо они находились в боеспособном состоянии.

Так из Копенгагена, под прикрытием отряда эсминцев и тральщиков, в Кильскую бухту был переброшен тяжелый крейсер «Принц Ойген» в сопровождении легких крейсеров «Нюрнберг» и «Лейпциг».

Последнему линейному крейсеру фюрера уже ранее приходилось вести бои с войсками маршала Рокоссовского. В марте 1945 года, вместе с линкором «Шлезиен», он огнем своих главных калибров прикрывал подступы к одной из двух главных крепостей немцев на Балтике городу Данциг.

Столь мощный огонь со стороны моря сильно затруднял продвижение советских войск. Неся серьезные потери, они были вынуждены остановиться, что дало возможность немецким войскам упорядоченно отойти к крепости и организовать прочную оборону.

Только вмешательство асов 51-го минно-торпедного авиаполка майора Орленко заставило германские корабли покинуть Данцигскую бухту. Их торпедоносцы и топовики «Бостоны» в пух и прах раскатали балтийскую эскадру фюрера, потопив за день боев несколько транспортных судов противника, миноносцев и вспомогательный крейсер. Сильное зенитное прикрытие, а также воздушная поддержка не позволили советским летчикам добраться до главных сил противника. Единственным утешением было уничтожение собрата «Принца Ойгена», крейсера «Зейдлиц». Давно разоруженный по приказу Деница из-за невозможности восстановления после столкновения с британцами, он использовался немцами в качестве плавучего склада и был выведен из осажденного Кенигсберга в Данциг.

Добротно сделанный на верфях рейха, крейсер «Зейдлиц» выдержал прямое попадание одной бомбы и двух торпед. Лишенный команды и не имея возможности откачивать воду, крейсер начал тонуть, не имея сильного крена. Почти сутки медленно прибывающая вода проникала в отсеки корабля, пока он не скрылся под водой.

Пощипанные сталинскими соколами и напуганные видом гибнущего «Зейдлица», капитаны «Принца Ойгена» и «Шлезиена» предпочли ретироваться на запад, в спокойный порт Свинемюнде. Именно там в начале мая произошла новая встреча германской эскадры со своими крылатыми противниками. После нее линкор «Шлезиен» был уничтожен, а «Принц Ойген» вновь ретировался на запад, в Копенгаген, где спустил флаг перед англичанами.

Появление трех крейсеров, вместе с эскортом эсминцев, серьезно изменило расстановку сил в Кильской бухте. Тем более что к могучему хору крейсеров присоединились орудия «Адмирала Хиппера», стоявшего в доке Киля. Получив серьезные повреждения в результате налета британской авиации, тяжелый германский крейсер был полностью лишен хода, но имел возможность вести огонь из неповрежденных орудий.

Стремясь переломить ситуацию в свою пользу, англичане бросили против кавалеристов Осликовского все, что имели, и эти действия принесли им успех. Не имея в своем распоряжении тяжелой артиллерии, способной противостоять корабельным орудиям противника, советские соединения были вынуждены приостановить свое наступление на Киль.

Чтобы не допустить повторения Данцигского сценария и не дать британцам возможности организовать оборону города, требовалось немедленно предпринять решительные контрмеры. Счет шел на часы, и Рокоссовский бросил в бой славных торпедоносцев 51-го авиаполка.

Так, в июле сорок пятого года состоялась третья встреча противников, которая должна была стать для кого-то из них последней.

Минно-торпедный авиаполк майора Орленко базировался под Висмаром и находился в полной боевой готовности для перелета в Гамбург. Оттуда летчики должны были начать охоту за транспортами, идущими из Норвегии в датские порты. Ставка прекрасно понимала, что авиация не сможет полностью блокировать все морские коммуникации противника, но появление в этой акватории моря советских торпедоносцев могло серьезно нарушить планы англичан по переброске немецких солдат в Голштинию.

Летчики и штурманы полка изучали карты пролива Скагеррак и разрабатывали маршруты перехвата транспортов, идущих из Кристиансанн или Осло, когда пришел приказ лететь на Киль. Известие о новой встрече с «Принцем Ойгеном» вызвало бурю радости и ликования. У многих из летчиков были личные счеты с этим кораблем, в особенности у старшего лейтенанта Богачева.

Во время мартовских боев он получил серьезное ранение головы в ходе атаки на крейсер и чудом сумел посадить поврежденный самолет. После лечения летчик вернулся в строй и горел желанием поквитаться с врагом.

Против «главной германской канонерки на Балтике» было брошено 53 самолета, в составе четырех торпедоносцев и восьми топмачтовиков. Сопровождающие их двадцать два «яка» и восемнадцать штурмовиков должны были прикрыть краснозвездные «бостоны» от удара с воздуха и отвлечь на себя огонь кораблей охранения. Координацию действий эскадрильи взял на себя капитан Макаркин, вылетевший на специальном «бостоне», не имея бомбового запаса.

При подлете к цели эскадрилья столкнулась с самолетами прикрытия. По поднятому в воздух числу истребителей англичане превосходили количество «яков» капитана Усачева и имели все шансы сорвать атаку советских торпедоносцев. Однако здесь простое арифметическое счисление потерпело жестокое фиаско.

Точнее фиаско потерпела манера ведения боя англичанами и их союзниками. При встрече с идущими на бомбежку самолетами противника англичане действовали следующими образом. Сначала, используя свое численное превосходство, они сражались с истребителями прикрытия. И только уничтожив их или рассеяв, они принимались за оставшиеся без защиты бомбардировщики.

Советские летчики действовали совершенно по иной схеме. Несмотря на истребительное прикрытие, они атаковали в первую очередь бомбардировщики, стремясь любой ценой помешать противнику выполнение его боевой задачи. Зачастую хваленые асы Геринга не выдерживали столь агрессивного прессинга «лапотных Иванов», и, потеряв несколько машин, они спешно выходили из боя, опустошив свои тугие бомболюки где придется.

Верные своей тактике, столкнувшись с эскадрильей капитана Макаркина, англичане вступили в бой с истребителями капитана Усачева. Завязалась отчаянная схватка, в результате которой «яки» оттянули англичан на себя, дав возможность подопечным Макаркина беспрепятственно подойти к своей цели.

Первыми, следуя указаниям комэска, по врагу ударили «илы». Объектом атаки «черной смерти», как прозвали эти самолеты немцы, стали английские корабли сопровождения германских трофеев. Именно на них обрушился мощный шквал огня из пушек, пулеметов и ракет, которыми располагали прославленные советские штурмовики.

Любой корабль, будь это тральщик, сторожевик, морской охотник, а уж тем более целый эсминец, по своим размерам в несколько раз превосходили танки, пушки и зенитки, по которым в основном работали «илы». И промахнуться по этим громилам было весьма проблематично. Поэтому почти каждый патрон, снаряд или ракета, выпущенная трудягой штурмовиком, попадали в цель и наносили урон противнику.

Огненный смерч пронесся по кораблям королевского флота, прикрывавшего своими бортами крейсера, на мачтах которых развевались трехцветные флаги нацистского рейха. Конечно, потопить и уничтожить боевой морской корабль – задача для штурмовика, прямо скажем, невыполнимая. Для этого за короткое время атаки ему должно очень и очень повезти. Однако безжалостно исковеркать борт и оснастку корабля, уничтожить его экипаж и вызвать пожар на нем – это штурмовику вполне по силам.

Два тральщика и три сторожевика в результате атаки «илов» были вынуждены покинуть Кильскую бухту и уйти в открытое море. Досталось от огненной лавины штурмовиков и королевским эсминцам. «Ил», управляемый старшим лейтенантом Борисовым, храбро атаковал британский эсминец «Фогт» и нанес ему серьезный урон. Два реактивных снаряда угодили в эсминец на уровне ватерлинии, и в корабль стала поступать вода. Получив столь серьезное повреждение, командир эсминца решил ретироваться, с чистой совестью оставив свой боевой пост.

Другой штурмовик, лейтенанта Бахметьева, нанес серьезные повреждения эсминцу «Сэвидж». Невзирая на яростный огонь его «эрликонов», он атаковал командную рубку противника, чем нарушил управление кораблем. В результате его атаки на борту эсминца вспыхнул пожар, и он надолго был исключен из боя.