Loe raamatut: «Желанный»

– Ну, мам, расскажи историю, – в сотый раз попросила маленькая русая девочка, дёргая женщину, сидящую на диване, за рукав, отвлекая её от чтения книги.

Девочка не хотела слушать выдуманные истории, ей хотелось настоящую. Женщина улыбнулась, она уже успела понять, что девочка настойчивостью пошла в папу и в четыре года искренне желала понять весь мир.

– Малышка, – она усадила дочь на колени и убрала волосы, выбившиеся из её маленького хвостика, за ушко, – ты же слышала эту историю много раз.

– Папа говорит, что ты не рассказываешь самое интересное, – надулась девочка, нахмурив курносый носик.

Мужчина сидел рядом и с любовью смотрел на своих девочек. Когда жена вопросительно посмотрела на него, он лишь рассмеялся и пожал плечами.

Женщина вздохнула и с большей радостью, чем показывала, начала в сотый раз рассказывать историю, которая, кажется, никогда не надоест ни одному из их семьи.

Глава 1

Кажется с самого детства я верила в то, что являюсь самой обычной среднестатистической ничем не примечательной девушка. И как бы мама не пыталась убедить меня, что я особенная, я понимала, что не было того, что могло выделить меня на фоне других девушек. Ни красоты, ни выдающихся способностей, ни света в глазах или особой жизнерадостности. Разве, что моя история была несколько печальней, чем у других. Хотя даже при всём юношеском максимализме, что поглощал меня с головой в этот момент, я готова была признать, что мне было за что благодарить. И я из последних сил хваталась за этот маленький свет, чтобы не утонуть во тьме, когда начинало казаться, что выхода и смысла бороться больше нет.

При всей моей невезучести, я никогда не могла подумать, что со мной может случиться нечто подобное. Я никогда не могла подумать, что буду стоять в дорогущем фойе дома в окружении всех вещей, что нажила за 16 лет. Я никогда не могла подумать, что окажусь здесь с дырой в сердце и абсолютно сухими щеками, через 3 месяца после того, как прошли похороны самого дорого для меня человека.

Я люто ненавидела этот элитный дом с картинами в вестибюле, с дурацкой музыкой в лифте, подземной парковкой и шикарными видами на город. Я ненавидела своего отца и его так называемую жену. Я ненавидела всех, даже свою маму за то, что она оставила меня одну. И ненавидела себя за эти мысли.

– С тобой всё хорошо? Ты какая-то бледная, – послышался голос отца будто из далека, хотя он стоял совсем рядом со мной.

Он бы знал, что это мой привычный цвет кожи, если бы был рядом со мной, а не в другом городе, стараясь наладить свою жизнь. Его тёплая рука легла на мою поясницу, слегка подталкивая вперёд к новой жизни, которая ждала меня за закрытыми дверями новой квартиры.

Очень заботливый папочка приехал за мной через три месяца после того, как умерла моя мама. В день её похорон рядом со мной не было отца. И не он нашёл меня рыдающей под деревом, когда уже стало казаться, что слёз не осталось. Это были незнакомые вечно куда-то спешащие прохожие. Для них это был обычный день. А моя жизнь была сломана, и сердце валялось где-то рядом.

И лишь одно сейчас держало меня на ногах, помогая выстоять против всех напоров судьбы. Какой бы одинокой я себя не чувствовала, в своём горе я была не одна. Папа тоже любил её. Пусть своей странной любовью, приносящей боль, но любил. Я видела это в его глазах, когда отец зашёл в нашу старую квартиру, озираясь по сторонам, будто ожидая, что сейчас выпрыгнет мама и скажет, что всё это просто шутка. Но к счастью или к сожалению, этого не произошло.

Ночью того дня, когда я впервые вошла в папину квартиру, как в то место, где мне теперь предстояло жить, я долго не могла уснуть. Честно признаться, я не спала не только в тот день. Это началось намного раньше, от чего с каждым днём я чувствовала себя всё ужаснее. К душевной боли присоединилась и физическая, когда всё тело ломит, голова раскалывается и глаза, которые ты не смыкала уже неделю, начинают адски болеть.

Но всё это было ничего по сравнению с тем, что я чувствовала, когда засыпала. Я готова была терпеть многое, но только не видеть маму в своих снах, потому что по большей части они были не из приятных.

Мгновения сплетались в секунды, секунды в минуты, минуты в часы. Но в этот момент мгновение мне казалось намного длиннее часа. Я просто лежала, уставившись немигающим взглядом в потолок. Странно было осознавать, что ночь пробежала мимо меня, а я так и не сомкнула глаз.

Когда в дверь моей комнаты постучались, я не ответила, надеясь что меня оставят одну, но дверь всё равно открылась.

– Ты спишь? – послышался голос отца ещё до того, как я увидела его самого.

Я покачала головой, не заботясь о том, видит он это или нет.

– Пошли завтракать, – позвал папа, стараясь скрыть своё беспокойство за ласковой улыбкой.

Я снова покачала головой. Есть вообще не хотелось, учитывая ещё и то обстоятельство, что мне бы пришлось сидеть за одним столом с мачехой.

Ладно, возможно чисто технически она не была моей мачехой, но уж точно надеялась ей быть. Я же в свою очередь надеялась, что этого никогда не произойдёт. Мне легче воспринимать Дану, как ещё одно увлечение своего отца, чем, как что-то серьёзное и легко заменяющее мою маму.

– Да брось, – прошептал он, потянув край моего одеяла, под которое я зарылась с головой. – Ты должна дать ей шанс.

Я безуспешно пыталась удержать одеяло, но в конце концов оно всё равно покинуло меня. По моим ногам пошли мурашки от слишком холодного для конца лета утреннего воздуха.

Я слегка приподнялась, возмущённо глядя на отца.

– Я не знала, что один из условий моего проживания здесь – это удовлетворение потребностей твоей любовницы, – сказала я, опираясь на локти. – Если тебе или ей что-то не нравится, может я поеду обратно?

Отец вздохнул, будто я была маленьким непослушным ребёнком. Будто он вообще знал, как ведут себя маленькие непослушные дети.

– Не неси бред, вставай и иди есть, – скомандовал он.

Но я не двигалась с места, оставаясь лежать там, где лежала. А терпение папы на глазах уменьшалось.

– Есть мне придётся насильно засовывать в тебя еду, можешь не сомневаться, я сделаю это, – бросил он, развернулся и ушёл.

Не знаю, мог ли он на самом деле это сделать. Но узнавать не планировала, поэтому я подняла свою попу, переоделась и направилась в светлую столовую, откуда проём в стене, вел в просторную кухню, где отец и Дана о чём-то говорили.

Могу поспорить она уговаривала отца увести меня обратно.

Папа посмотрел на меня и улыбнувшись направился в мою сторону. Его взгляд так и кричал: «Я рад, что ты сделала правильный выбор». Как будто этот выбор вообще у меня был. Отец устроился рядом со мной и через секунду напротив него материализовалась Дана. Девушка улыбнулась мне, заправляя за ухо янтарного цвета прядь, выбившуюся из короткого хвоста.

Я опустила глаза в пол, чтобы не встречаться с ней глазами. Мне бы абсолютно точно было бы легче на неё смотреть, не будь она воплощением идеальности.

У неё не должен был быть ангельский голос. У неё не должна была быть ангельская внешность. У неё не должна была быть улыбка, которая озаряет мир. Она должна быть страшной с противным голосом и без зубов. У неё должна быть такая внешность, чтобы люди на улице понимали, что эта женщина разрушила мою жизнь. Люди не должны говорить: "Она так похожа на твою маму". Они должны говорить: "Я не понимаю, что он в ней нашёл". Потому что, давайте на чистоту, никакая внешность не могла оправдать поступка отца.

Каждый раз, когда я видела её, у меня возникало непреодолимое желание сделать ей больно. К нашему общему счастью сейчас желание не открывать рот сильнее любого другого.

– Тебе не нравится? – спросила Дана, глядя на тарелку передо мной.

Я даже не сразу обратила внимания на то, что передо мной на столе что-то стоит, поэтому и не притронулась к еде. Я бы с удовольствием просто проигнорировала девушку, но папа подтолкнул меня, дав понять, что это ничем хорошим не закончиться.

– Выглядит аппетитно, – промямлила я.

Я покорно взяла вилку в руку и приступила к еде. Ну как приступила, я катала по тарелке кусочки яства, чем бы оно не являлось.

– Есть продукты, которые ты не ешь? – через некоторое время Дана снова обратилась ко мне, оторвавшись от разговора с моим отцом, за которым я даже не пыталась уследить, – Может ты захочешь что-нибудь приготовить?

Я пожала плечами.

Папа снова посмотрел на меня, улыбнувшись. И как бы я не ненавидела его улыбку в стиле «сейчас я тебя попрошу о том, что тебе определённо не понравится», это было намного лучше, чем тот взгляд, которым он одаривал меня, когда думал, что я этого не вижу. Хуже взгляда «прошу не спорь» только взгляд «мне так жаль тебя». Меня передёргивало каждый раз, когда я видела жалость в глазах людей. А на мои глаза вновь и вновь наворачивались слёзы, хотя я думала, что до этого выплакала норму на всю жизнь.

– Твою новую форму должны привести завтра, – сообщил папа, – нужно будет сходить по магазинам купить тебе одежду и всё остальное. Я завтра буду на работе, а у Даны выходной, может вы сходите вместе?

Дана работала в издательстве. И намного легче было поверить в то, что она не умеет читать, чем в то, что она прикладывает руку к созданию чего-то настолько прекрасного, как книги.

– Конечно, – со слишком большим энтузиазмом согласилась Дана.

– У меня есть одежда, – возразила я, пытаясь отвертеться, – и новая мне не нужна.

Отец с сожалением посмотрел на Дану. Для него она была по настоящему огорченной, а я считала, что она слишком хорошо умеет играть.

– А тетради, ручки? – попробовал он снова, с надеждой глядя на меня.

Я готова была стонать от безысходности.

– Можно я схожу одна? – спросила я, с надеждой глядя на него.

– Как ты доберёшься до торгового центра? – спросил папа, поднимая бровь. – Мой водитель будет занят.

Да, красивой папиной квартире прилагалась ещё и дорогая машина с огромным водителем, что наводил страх на любого человека, который ему не платил. Это точно была не жизнь, а мечта.

– Я могу подвести тебя, а потом мы разойдёмся, – предложила мне Дана, снова воодушевившись.

Я неохотно кивнула.

Уже на следующее утро я стояла перед огромным зеркалом в своей новой гардеробной, которая по размеру была в разы больше, чем моя комната в нашей с мамой квартире. А моя новая школьная форма до комичного идеально сидела на мне.

Дело в том, что мне в принципе было сложно подобрать одежду. Природа одарила меня довольно широкими бёдрами, большой грудью, узкой талией и ростом вряд ли превышающим 160 сантиментов. Я не была худой, но и толстой меня назвать было нельзя, особенно сейчас, когда из-за стресса сбросила несколько килограмм. Всё это звучало хорошо до тех пор, пока мне не надо было выбирать одежду. Вся она была мне либо мала в попе, либо большой в талии, либо волочилась по земле в 10 метрах от меня.

При взгляде на новую форму невооружённым взглядом было видно, что форма сшита на заказ у дорогого портного. Мягкая шерстяная ткань и идеальные швы делали своё дело.

Юбка трапеция в синюю клетку идеально сидела на моей талии, облегала бедра, а потом слегка расширялась к низу. Я накинула сверху пиджак из точно такой же ткани с вышитым на груди гербом.

У какой нормальной школы вообще есть герб? Мы что в Англии 19 века?

Я быстро стянула с себя форму, повесив её на плечики. Через пять минут я должна стоят у входа, а злить мачеху мне не хотелось. Я натянула первое, что выпало из шкафа, и буквально вылетела из комнаты.

– Ты готова? – спросила улыбающаяся Дана, когда я оказалась в прихожей.

Я едва заметно вздрогнула от испуга, не ожидая, что она придёт сюда раньше меня. Эта её фирменная улыбка раздражала меня до чёртиков. И только понимание, что это не совсем нормально, удерживало меня от того, чтобы выйти из себя. Напряжение между нами можно было резать ножом. Дана не могла найти тему для разговора, а я просто не хотела с ней говорить.

А нам предстояло ещё в машине вместе ехать. Хорошая будет поездочка.

Глава 2

Мой телефон завибрировал, когда я уже подходила к выходу из торгового центра, нагруженная грудой пакетов. Мне пришлось остановиться и поставить их на землю, чтобы они сами не повалились из моих рук.

– Да, – ответила я, придерживая телефон плечом.

– Пообедай с Даной, – сказал отец с ходу.

Нет, пожалуйста, только не это.

Я раздражённо вздохнула.

– Она что, уже успела тебе нажаловаться?

Когда девушка парковала машину, она ненароком спросила хочу ли я что-нибудь перекусить после шопинга, но я отказалась. Видимо Дана не знала слова нет. А мой дорогой любимый папочка не считал, что я имею право выбора.

– Пообедай с ней, – повторил он, всё ещё пытаясь уговорить меня.

Как мило. Я поморщилась.

– Я не хочу, – настаивала я на своём, грызя ноготь большого пальца.

– Ты ела что-нибудь сегодня?

Я вздохнула.

– Нет, но ты меня не понял. Я не хочу есть с ней, – сказала я с нажимом на последнее слово.

– Для неё это важно, – сказал отец на этот раз намного жёстче. – Она этого хочет.

Его вообще не волновало, что хочу я. Сейчас его девушка по какой-то непонятной причине хотела подружиться со мной, и он шёл на её поводу. И сдаётся мне, что если через неделю она захочет выставить меня из дома, папа сам соберёт мне чемодан.

– Я не хочу обедать с ней. Если ты забыл, не так давно у меня умерла мама, и я не смогла забыть её так легко, как это сделал ты. Прошу, не заставляй меня, – попросила я с надеждой в голосе.

Раз я опустилась до пустой мольбы, значит дело было серьёзное. Он должен был понять меня. Или хотя бы попытаться.

– Не будь ребёнком, – грозно отозвался отец. – Ты пообедаешь с ней и точка.

Я пыталась показать, что для меня это ужасно, но мой отец никогда не слушал меня. Он просил меня не быть ребёнком, хотя сам считал меня трёхлетней девочкой, которая ни с чем не могла сама справиться.

И всё ещё, даже спустя столько лет, он пытался сблизить нас с Даной, пытаясь сделать из нас образец идеальной семьи. У меня уже была одна счастливая семья, и я точно не нуждалась в ещё одной.

– Я честно не знаю как с тобой разговаривать, – вздохнул отец. – Ты всё делаешь мне наперекор.

Конечно он не знал. Откуда ему знать, как разговаривать со своим ребёнком?

– Я не просила тебя забирать меня. Я не просила тебя со мной разговаривать, она твоя жена, обедай с ней сам.

Я вела себя, как ребёнок, и я прекрасно это понимала. Но на войне все средства хороши, особенно если это война с собственным отцом.

На секунду в трубке стало тихо.

Пожалуйста, пойми меня.

– У нас завтра ужин с друзьями, – начал папа после молчания. – Либо ты пообедаешь сейчас с Даной, либо идёшь завтра с нами в ресторан.

Он прекрасно знал, что я выберу.

– Прекрасно, – огрызнулась я в трубку, мой желудок начало скручивать.

Мне сейчас было совсем не до еды.

– Влада, пойми меня, – попросил отец.

– Ты не захотел понять меня, с чего я должна это делать? – сказала я, отключаясь.

Я не имела в виду сейчас. Один обед с Даной я ещё могла пережить. Но с того самого момента, как он ушёл от нас, он не считался с моим мнением или моими чувствами. Он никогда не встанет на моё место и не поймёт каково это чувствовать себя ненужным ребёнком, поэтому мне пришлось сидеть в прекрасном кафе с самой замечательной мачехой на свете.

Я смотрела сквозь панорамные окна на бегущих куда-то людей. Меня охватывало странное ощущение безмятежности, когда я видела их торопливый шаг, но сама в этот момент просто сидела. Будто скорость картинки за окном увеличили в несколько раз, и люди начали расплываться в одно разноцветное пятно.

Посчитав, что в мои обязанности входило только прийти в сюда, отсидеть и благополучно отправиться домой, я отказалась делать заказ. Но Дана великодушно сделала это за меня, снова подтверждая, что здесь я не имею право что-то хотеть или не хотеть.

Я оставила пакеты с покупками в багажнике машины Даны, пока она с сияющим видом рассуждала о том, куда нам сходить. При этом она старательно игнорировала тот факт, что меня практически силой заставили проводить с ней время. Но справедливости ради, я могла отдать девушке должное. Она была специалистом по хорошим местам. Это кафе выглядело намного лучше, чем все те, в которых я была раньше.

У нас с мамой не было достаточно денег, чтобы купить здесь даже салат, не говоря уже о том ассортименте блюд, которые заказала Дана. И за этого я ненавидела ещё больше. Моя мама работала в больнице, брала дополнительные смены, чтобы обеспечить мне что-то примерно похожее на достойную жизнь.

Нет, конечно папа пытался нам помочь финансово. Пока я была маленькая, мама брала у него деньги только при крайней необходимости. Гордость дело такое. А когда я выросла, она дала мне право самой выбирать брать у него деньги или нет. В начале я пыталась отложить их и отдать маме, чтобы она перестала пропадать на работе. Но она отказывалась поступать даже так. А мне самой были не нужны деньги отца, мне нужен был он сам. К сожалению этого он мне дать не мог.

– Дана, – услышала я радостный женский голос позади себя.

Девушка перевела взгляд на кого-то за моей спиной и, мгновенно просияв, поднялась, чтобы обнять брюнетку. Оторвавшись друг от друга, две женщины уставились на меня, взглядом от которого я чувствовала себя не по себе.

– Это Влада, дочь Димы, – Дана улыбнулась, указав на меня, – а это Вероника.

Вероника была прекрасной жгучей брюнеткой, в её крови точно были испанские корни. Она выглядела шикарно. Я даже не могла сказать, сколько ей примерно лет, но уж точно больше Даны, которой кажется совсем недавно перевалило за тридцать.

– Рада наконец встретится с тобой, – улыбнулась женщина, уставившись на меня тёплыми карими глазами.

Я натянуто улыбнулась и отвернулась от неё. Сомневаюсь, что она слышала обо мне хоть что-то. Зато врать у неё получалось прекрасно. Но я точно не смогу выдержать ещё одну слабоумную женщину, думающую только о шмотках и деньгах. Мне и одной Даны было вполне достаточно.

– У нас завтра всё в силе? – Вероника оторвала от меня взгляд и обратилась к Дане.

Девушка кивнула в ответ, хотя ей явно было не по себе от моего поведения, а Вероника переводила взгляд с моей мачехи на меня, явно ожидая большего дружелюбия с моей стороны

– Мне пора, Арина уже наверно заждалась, – наконец неуверенно сказала она.

Дана кивнула, улыбнувшись.

– Рада была встретиться с тобой.

Женщина вновь одарила меня неуверенным взглядом, будто хотела что-то сказать, но промолчала и, натянув на себя улыбку, удалилась. А вот Дана пристально наблюдала за мной своими зелёными глазами, пока я ковырялась вилкой в тарелке. Когда я подняла на неё взгляд, девушка отвернулась, будто её застали за чем-то постыдным.

– Хочешь в школу? – неуверенно начала она разговор.

Конечно, о чём ещё можно поговорить с подростком, как не о школе.

Я едва заметно кивнула, потому что продолжать этот разговор у меня не было желания.

– В твоём возрасте я тоже любила школу, – Дана слегка улыбнулась. – В основном литературу за то, что можно было обсуждать книги.

Я вздохнула с ничем не прикрытым раздражением. Я даже упивалась этим чувством.

– Папа не сказал, что в мою миссию "Сделай так, чтобы тебя не выгнали из дома" входит пункт "Поболтай со своей мачехой", – перебила я её, чтобы из её рта не вылезло ещё больше ненужной информации. – Чего ты добиваешься?

Дана с непониманием посмотрела на меня, нахмурив свои идеальные брови.

– Что ты имеешь в виду?

Я едва сдержала порыв закатить глаза, раздражаясь с каждым моментом всё больше.

– Почему ты считаешь, что я чего-то добиваюсь? – вновь спросила Дана, в упор глядя на меня. – Я просто пытаюсь быть милой.

– Не будь со мной милой. Мне этого не нужно, – сказала я, положив вилку на стол.

Аппетит снова пропал, а от вида еды меня тошнило.

– Что я тебе сделала? – непонимающе спросила девушка.

Я вздохнула, сложив руки на груди.

– В смысле?

– Ты меня ненавидишь, – просто сказала она (и тут я не могла поспорить). – Чем я заслужила такое отношение? Я убила твою собаку или не поздравила тебя с днём рождения?

Я сидела точно так же, как и минуту назад. И немного не понимала, что тут вообще происходит и почему она меня в чём-то обвиняет. Я рассмеялась. Заливистый смех вырвался из моего рта, пока я сама находилась в километре от радостного состояния.

– Ты сейчас серьёзно?

Дана кивнула.

– Я всегда хорошо к тебе относилась. Пыталась проявить терпение, потому что я тебя понимала. Тебе сейчас больно, я это понимаю, но… – говорила она, пока я её не перебила.

– Знаешь, что ты плохого сделала мне? – спросила я, с вызовом глядя в её зелёные глаза. – Появилась в моей жизни. В жизни моего отца.

С каждым предложением мой голос становился громче, люди вокруг начали поглядывать на нас. Я не была намерена устраивать шоу для кучки богатеньких снобов, поэтому встала из-за стола и направилась к выходу из кафе. Но рядом со мной практически сразу появилась Дана. Надеюсь, что она хотя бы оплатила счёт. Сидеть в полицейской машине со своей мачехой явно не входило в мои планы.

– Ты прекрасно знаешь, что мы с Димой познакомились уже после того, как они с твоей мамой расстались, – сказала она, пытаясь поспевать за моими быстрыми шагами.

Да, знала, но это обстоятельство никогда не мешало мне винить её в том, что отец нас бросил.

– Я никогда не была против того, чтобы вы с ним общались, и я честно всегда хотела с тобой подружиться, – продолжила Дана, задыхаясь, потому что я практически бежала к машине.

Тошнота медленно, но верно подбиралась ко мне. День начинал казаться слишком жарким и удушливым.

– Если бы не ты, рано или поздно он вернулся к нам.

– Нет, я никогда не держала его. Я любила его достаточно сильно, чтобы желать ему счастья. Если бы он захотел уйти, я бы его не держала.

Я резко развернулась.

– Не смей говорить, что он не хотел возвращаться, – отрезала я ледяным голосом.

Секунду на лице Даны было замешательство, но потом она просто покачала головой.

– Я этого не говорила, – возразила девушка, – Дима всегда любил твою маму, а я с этим мирилась.

Я прекрасно знала это и сама. Дана никогда не держала папу. Мама всегда была готова его принять. Папа всегда любил маму, но выбрал Дану. И я прекрасно знала, что судьба бывает сукой.

Мы дошли до машины. Я молчала, а девушка продолжила свою тираду, будто я была её психологом.

– Дима всегда лишь позволял мне быть рядом, он никогда не делал шагов на встречу. Я даже не уверена, что он любит меня, – девушка вздохнула и казалось, что она вот-вот заплачет.

«Не говори мне это» – хотелось мне крикнуть, – «Я не твоя подруга, чтобы обсуждать с тобой твоего парня». Я больше других знала, как ужасно безразличие моего отца. Я больше других знала, каково это сомневаться в его любви к себе.

– Тогда уйди от него, – выдавила я, срывающимся голосом. – Сделай это, если он по твоим словам тебя не ценит.

Руки Даны сжались на руле, и она едва заметно покачала головой.

– Я люблю его.

Я закрыла глаза, чтобы не видеть её.

Нет. Она не должна была мне это говорить. Она не должна мне ничего объяснять. А я не должна чувствовать жалость к ней. Я не должна осуждать своего папу за то, что он не может дать Дане той любви, которую она заслуживает. Но именно это я сейчас делала.

Возможно, если бы это происходила где-то в книге или с моими знакомыми, я бы пожалела Дану и восхитилась её самоотверженной любовью. Но это была моя история. Я понимала, что это эгоистично смотреть на эту ситуацию лишь со своей стороны, но мне было всё равно. Я не собиралась сидеть и жалеть её, потому что несколько лет назад она не пожалела меня. Не пожалела мою маму, которая каждую ночь плакала в подушку.

Вечером того же дня ко мне зашёл папа, сел на кровать, но ничего не говорил. Я читала книгу и изредка поглядывала на него, ожидая хотя бы чего-то с его стороны. Он выглядел печальным и было в его лице что-то такое, чего я практически никогда не видела.

– Как погуляли? – спросил отец спустя несколько минут тишины, глядя в пустоту.

– Нормально, – сказала я, отрываясь от книги. – Всё в порядке?

– Между вами с Даной что-то произошло? – спросил папа, направляя на меня печальный взгляд своих серых глаз.

Мы с твоей девушкоц разговаривали, потом кричали, потом она жаловалась на тебя, а потом рыдала.

– Нет, – солгала я. – Она тебе что-то сказала?

Он кивнул.

– Она сказала, что поживёт пока в отеле.

Когда папа только сообщил мне эту новость, я не знала радоваться или грустить. В глубине души я понимала, что практически выжила Дану из дома, это было плохо. Но само её отсутствие меня не сильно огорчало.

Определиться я так и не успела, потому что уже на следующий день девушка была дома. Не знаю, как папа уговорил её, и пришлось ли её вообще уговаривать, но с того дня я не видела Дану ни разу, хотя прекрасно знала о её присутствии всего в нескольких шагах от меня. Мы негласно пришли к соглашению избегать друг друга.

Но в понедельник утром, когда я вышла в столовую, она сидела за столом и старательно игнорировала моё присутствие.

– С днём знаний, милая, – донёсся до меня голос отца из кухни. – Омлет будешь?

Это было очень символично, что первое сентября выпало на понедельник. Давно такого не было. Ну примерно 28 лет.

Я кивнула, но потом поняла, что отец не видит меня, и сказала, проходя мимо него:

– Да.

Я приготовила себе большую кружку кофе в дорогущей кофемашине подобной тем, что стоят в кофейнях. Папа поставил передо мной тарелку с огромной порцией омлета с помидорами и поцеловал в макушку. Я с непониманием уставилась на него, смущённая таким не типичным для него приступом нежности.

– Готова к школе? – спросил папа, улыбаясь.

Нет, нет и нет. Я вообще старалась не вспоминать о том, что сегодня мне в школу. И сделать это было довольно сложно, учитывая, что меня практически трясло от непонятного раздирающего страха.

Я в принципе не любила новые коллективы. И ненавидела знакомиться. А уж тем более быть новенькой. Просто спасите, помогите. Надеюсь меня хотя бы не стошнит от страха, а то хорошее первое впечатление произвести будет достаточно сложно.

До этого я сидела и уплетала вкусный омлет, приготовленный папой, но когда вновь подумала о школе, он резко попросился обратно.

– Во сколько на занятия? – спросил отец, отрываясь от такой же большой, как и моя, чашки кофе.

Кофеманкой я была явно в него.

– К десяти.

Единственный плюс этой школы, помимо конечно шикарной формы, – все учатся в одну смену. А следовательно не надо иди в школу к 8 и вставать в 6, как мне приходилось раньше делать.

Папа посмотрел на часы, висящие на стене напротив и усмехнулся. Я знаю, о чем он подумал.

Сейчас семь часов утра. До школы ехать тридцать минут максимум. И даже если я выйду за час, как я кстати и собиралась поступить, у меня всё равно остаётся два часа.

Что я буду делать два часа? Я без понятия. Но я чертовски волновалась. Волновалась так, что час выбирала наряд для школы, хотя что там выбирать, если есть форма. Волновалась так, что не могла ночью уснуть, но при этом проснулась раньше будильника. Волновалась так, что меня всю трясло, как в ознобе, а еда просилась наружу.

– Мне пора, – сказала сидевшая до этого тихо Дана, поднимаясь и напоминая о своём присутствии. – Спасибо за завтрак, я задумываюсь о том, что тебе надо готовить каждое утро, – потом она кинула на меня беглый взгляд и чисто из вежливости произнесла, – удачи в первый день.

Я кивнула, а папа улыбнулся своей девушке и проводил её взглядом до кухни, куда она отнесла тарелку. Мы ещё пару минут посидели в абсолютной тишине, которая не настолько резала мои уши, как сирена в моей голове, призывающая прямо сейчас лечь в кровать и укрыться с головой под одеяло.

– Я бы с радостью подвёз тебя в школу, но мне надо на работу, – сказал папа, возвращая моё внимание к себе, и тоже поднялся. – Виктор заберёт тебя в девять. Надеюсь ты не обижаешься?

Я кивнула даже не до конца осознав это.

Что могло быть хуже? Правильно, ничего! Ехать в школу в первый день с водителем, которого я слегка побаивалась. Виктор вводил меня в тихий ужас, в основном из-за своего телосложения. Он скорее был похож на телохранителя, чем на водителя. Хотя папа клятвенно уверял, что ему не нужна защита. И я надеялась на это. Потому что потерять ещё одного родителя, каким бы он ни был, не было тем, о чём я мечтала.

Я натянула на себя лучшую улыбку.

– Всё нормально, – пробормотала я, стараясь скрыть своё разочарование.

Но ничего не было нормально. Я не хотела делать вид, что не обижаюсь, потому что на самом деле было чертовски обидно. Возможно во мне жил маленький капризный ребёнок, но в момент, когда моя жизнь практически начиналась заново, я как никогда, я нуждалась в поддержке папы.

Так с улыбкой на губах, но болью на душе я осталась одна в гигантской квартире, за два часа до школы, вспоминая о том, как мама обещала проводить каждое первое сентября вместе.

Я помню, как она откинула свои кудрявые рыжие волосы в тот момент, когда уверена произнесла:

– Малышка, я буду ходить на твои линейки до тех пор, пока буду жива.

И она правда это делала.