Убийство к чаю

Глава 3

И вот наступила суббота! Наконец-то! Пунктуально, минута в минуту, бабушка и я с Перси на коленях пустились в путь в нашем грохочущем фургончике, загруженном пирогами, сконами, пирожками, чаем и ингредиентами для выпечки, в сторону Эшфорд-Хауса. Эндрю уже уехал на своей машине, потому что забарахлил один из холодильников на нашей площадке. Я счастливо вздохнула, прислонилась головой к прохладному боковому окну и стала смотреть на прекрасный летний день, расцветающий над бухтой и нашей деревней, и вспоминать свой тайный план, касающийся Финна, который я разработала вчера ночью вместе с Перси.

Я подожду удачного момента. Потом я просто заговорю с ним (просто? Пф!) и приглашу его на чашечку чая (или что он там предпочитает) и шоколадно-земляничный торт, испечённый с дополнительной порцией любви специально для него. От одной мысли об этом моё сердце забилось, как бешеное. Я обняла Перси.

– Перси, мне действительно стоит это сделать? – прошептала я ему.

Перси точно знает, как прогонять злых духов. Он лизнул моё лицо своим шершавым языком. Это значило: «Конечно, ты справишься!»

Если я хотела перешагнуть через это дурацкое «Привет» раз в неделю, то мне больше ничего не оставалось.

В моём воображении мы с Финном уселись бы с пирогом и чаем в стороне от остальных и заговорили бы. Впервые! И Финн влюбился бы в меня с первого взгляда. О да, конечно, так и будет. Во-первых, из-за моего торта, потому что бабушка всегда говорит: «Путь к сердцу лежит через желудок!», а во-вторых, потому что сегодня я навела особенную красоту. Я сто раз прошлась щёткой по волосам, чтобы они действительно красиво блестели. Чуточку подкрасила тушью ресницы и нанесла очень приличный слой блеска на губы.

– Парк выглядит, как голливудская декорация! – удивилась бабушка в тот момент, как в моей фантазии Финн обнял меня. Его губы были уже близко, и…

– Эми, посмотри же!

Я никогда не узнаю, поцеловал ли он меня.

– Да, здорово! – пробурчала я без воодушевления. Что было не очень-то справедливо, потому что парк и усадьба действительно выглядели так, будто вышли из фильма по книгам Розамунды Пилчер^[4]. Не поймите меня неправильно. Я очень радовалась празднованию пятисотлетия. Правда. Все эти лавки, палатки, площадки, манежи с пони и карусель, роскошная усадьба шестнадцатого века, всё это выглядело супер, но… Ну… Что я могла сказать… В моей фантазии не случилось поцелуя с Финном!

Бабушка искоса бросила на меня изучающий взгляд. Один из тех, с помощью которых она раньше выуживала признания из своих учеников. Поэтому я решила упрямо смотреть вперёд и щедро почёсывать Перси под подбородком. У бабушки однозначно возникли подозрения. Ещё бы, я же никогда раньше не красилась! Но мне совершенно не хотелось, чтобы выражение моего лица давало ей лишнее подтверждение.

– Кстати, ты сегодня очень хорошо выглядишь! – заметила она, останавливая фургон и вытаскивая ключ зажигания. – Это летнее платье тебе идёт!

Блаженны верующие. Но, о боже, лишь бы Финн тоже так решил!

Я глянула на наручные часы. Половина десятого. Через полчаса на сцене перед усадьбой начнётся концертная программа. Может, Финн уже здесь? Половина Эшфорда сновала по парку, заканчивая приготовления. У палатки «Маленьких сокровищ» нас уже ждал Эндрю. Он широко ухмылялся. Очевидно, ему удалось привести холодильник в порядок.

Я глубоко вдохнула многообещающе ароматный летний воздух. Стоял прекрасный день, и он станет намного, намного лучше. Я просто знала это!

– Ты тоже так думаешь, Перси, да? – прошептала я ему заговорщически, на что пёс утвердительно гавкнул.

Что могло пойти не так? У меня же не было ни малейшего представления, как день пройдёт на самом деле. Поэтому я в отличном настроении выпрыгнула из фургона, чтобы помочь бабушке и Эндрю с разгрузкой.

– Не ёрзай! – тихо посоветовала мне бабушка.

Мы сидели в цветущем парке перед Эшфорд-Хаусом, в середине второго ряда стульев, откуда открывался хороший вид на сцену, и я просто изнемогала от напряжения. Это было хуже ожидания рождественского утра, когда тебе шесть. Тем временем церковный хор закончил своё выступление, и мэр Беннет с трудом вскарабкался по ступенькам на сцену. Он вытащил зловещего вида толстую стопку листов, обстоятельно разгладил их на кафедре, надел очки и, откашлявшись, начал торжественным голосом:

– Леди и лорд Эшфорд, дорогие жители Эшфорд-он-Си, уважаемые гости, мы собрались сегодня здесь, чтобы отпраздновать особенный день…

Чтобы хоть как-нибудь занять себя, я позволила взгляду скользить по фасаду величественного каменного здания. Подсчёт окон я бросила на двадцатом. Пока что мне было ясно одно: там оказалось действительно много ослепительно-чистых стёкол, в которых отражался солнечный свет. Десятки окон стояли распахнутыми настежь, и в них при малейшем дуновении ветерка танцевали белые занавески. Наверху на крыше бесчисленные каминные трубы сообщали о том, сколько комнат скрывало это здание (окей, с моего места я видела не все трубы, но я знала, что они там есть). Слишком много помещений всего лишь для двоих жильцов. У лорда и леди Эшфорд не было детей, и поскольку им обоим исполнилось больше семидесяти, вместе с ними, вероятно, однажды и прекратится род Эшфордов. Немного жаль. Пятьсот лет Эшфорды оберегали Эшфорд-Хаус, угодья и деревню. Кто знает, как долго это будет продолжаться…

Осторожно, чтобы не помешать бабушке, я повернула голову. Всё здесь, насколько хватало взгляда, каждая травинка, каждый цветок, каждое дерево, каждый куст, каждая рощица и каждый камушек гальки на аккуратных дорожках принадлежали его светлости и его жене.

Вежливые аплодисменты. Я снова обернулась к сцене.

Мэр благосклонно кивнул, складывая свою стопку листов и уступая место хозяину усадьбы. Лорд Эшфорд выглядел точно так, как представляют себе лорда. Несмотря на летнюю жару, он носил костюмы, жилетки и галстуки. Я всегда считала, что он, со своим милым аристократичным лицом, ласковыми карими глазами и белоснежными короткими волосами, выглядел, как добросердечный дедушка. К счастью, он выражался значительно короче, чем мэр. Но его выступление включало стихотворение, которое читали четверо учеников Эшфордской начальной школы одетых в сине-красную школьную форму. Его сочинила их учительница, посвятив его семье Эшфорд и истории деревни. Ужасно скучно и ни следа рифмы.

Это была средневековая пытка!

Когда, наконец, будет выступать Финн? Перси, казалось, этот вопрос не особенно занимал. С первой же секунды он захрапел, уютно свернувшись под моим стулом.

Наконец пытка подошла к концу. Школьники вместе с учительницей ушли со сцены. Я выпрямилась. Мои руки тут же вспотели и одновременно заледенели. Моё сердце разогналось, как машина на Формуле-1, но я старалась оставаться спокойной. О боже, о боже, о боже!!! Наконец-то. С задней части сцены в середину выдвинули чёрный лакированный концертный рояль. Леди Эшфорд в элегантном бежево-белом костюме и туфлях на довольно высоких каблуках поднялась по ступеням на сцену. Каждый раз, когда я её видела, я невольно думала об Одри Хепберн. (Актриса. Прекрасна, как на картине. Самые знаменитые фильмы: «Завтрак у Тиффани», «Сабрина», «Шарада». Даже не слышали о них? Немедленно гуглить!) Леди Эшфорд была такой же изящной и хрупкой, такой же красивой и такой же невероятно элегантной. Конечно, её волосы уже приобрели благородную седину, сохранив лишь несколько тёмных прядей.

Она одарила нас сияющей улыбкой. Сейчас она объявит Финна. Я кусала нижнюю губу и уже начала держать за него кулачки. Но только на левой руке. Правая приносит несчастье! Я отчаянно желала, чтобы Финн сегодня превзошёл себя. Чтобы дурацкой Рубинии ничего не оставалось, как порекомендовать его в Академию.

– Мой муж и я безмерно рады, представить вам…

Я вытянула голову.

– …всемирно знаменитую Рубинию Редклифф.

Что? Я разжала кулак. Почему её? Выступление Рубинии Редклифф должно было стать кульминацией официальной части. После неё Финн точно не станет играть.

Я растерянно смотрела на леди Эшфорд.

– Рубиния Редклифф установила новые эталоны в самых знаменитых концертных домах мира, её сравнивали даже с Горовицем^[5], и она уже много, много лет является ценным членом нашего сообщества. Пожалуйста, поприветствуйте вместе со мной несравненную Рубинию Редклифф!

Аплодисменты поднялись, как прибой, но я едва слышала их. Почему отменилось выступление Финна? Этот вопрос шумел у меня в ушах и затмевал всё, игру Рубинии и благодарственную речь лорда Эшфорда, но потом он сказал два слова, которые заставили меня прислушаться: Финн Пирс.

– …тоже собирался сегодня играть для нас, и нам действительно очень жаль, что он был вынужден отказаться из-за болезни. Мы желаем ему от всех нас скорейшего выздоровления.

Он заболел? Сейчас?! Вчера же он ещё казался здоровым! Это значит, значит… что он сегодня вообще не придёт. Я поникла. Мой план, мой торт, моё новое платье…

Что за невезение!

Может ли кто-нибудь представить, насколько я расстроилась?

Хуже этот день просто не мог стать. По крайней мере, я так думала. Вот дура.

– Мы послушали выступления, возвышающие душу, как музыкальные, так и стихотворные, а теперь время для удовольствий и кулинарных наслаждений. Прежде чем я объявлю открытым наш праздник, сделаю ещё одно объявление. Как всем известно, в этом году мы столкнулись с массовым размножением диких кроликов. К сожалению, кажется, большая часть этих милых грызунов объявила парк у Эшфорд-Хаус своим домом. Несмотря на то что наши садовники сделали всё, чтобы засыпать кроличьи норы, наши жильцы снова прилежно трудились всю ночь. Так что внимательно смотрите, куда вы ступаете! А теперь… наслаждайтесь нашим небольшим праздником! И не забудьте о традиционном перетягивании каната. Эшфорд-Хаус против деревни Эшфорд. Оно начинается в два часа, так что у всех участников будет достаточно времени, чтобы до соревнования подкрепиться в палатке мистера Пирса…

Лорд Эшфорд рассказывал что-то ещё про пьесу о своём предке Вильяме Эшфорде и про то, как Генрих VIII подарил ему из благодарности этот клочок земли, не забыв упомянуть и про фейерверк в конце праздника.

Да уж, фейерверк! Ему я тоже радовалась!

РАНЬШЕ!

Говорят, беда не приходит одна. И именно об этой поговорке мне стоило вспомнить, когда я решила, что хуже быть просто не может. Потому что из толпы вдруг донёсся женский голос, прошипевший почти по-змеиному:

– Я ненавижу тебя, Рубиния!

Рубиния Редклифф остановилась на ступеньке на полпути со сцены и осмотрелась. Наконец её взгляд остановился на ком-то. Я проследила за ним и обнаружила невзрачную, очень хрупкую женщину. По сравнению с яркой Рубинией Редклифф она выглядела, как серая мышь.

– Сара? Сара Данн? Господи боже, ты ли это? – Рубиния недоверчиво вскинула брови.

Наступила гробовая тишина. Даже чайки над морем перестали кричать.

– Угадала, – фыркнула женщина. – Можешь предположить, зачем я здесь?

– Нет. И мне это нисколько не интересно! – отрезала Рубиния и переложила прекрасный букет роз, который ей только что передал лорд Эшфорд в знак благодарности, из правой руки в левую.

– Ах, вот как. Не можешь! – Женщина прокладывала себе путь к сцене. – Я ожидаю извинений за то, что ты сделала со мной в этом интервью для канала BBC! «Сара Данн безнадёжно переоценена. Она не более чем третьеклассная виолончелистка. Я не стала бы уделять ей внимания». Ты точно знала, какой вред ты этим причинила. Одно слово великой Рубинии Редклифф может отправить музыканта на небеса или на погибель. Теперь я в аду! Никто не хочет нанимать меня. Мне поступают предложения только от незначительных провинциальных оркестров!

Сара Данн старательно боролась со слезами. Сейчас она стояла на расстоянии вытянутой руки от Рубинии, которая презрительно смотрела на неё с высоты третьей ступеньки.

– Почему ты не отвечала на мои звонки? На мои письма?!

Рубиния Редклифф невозмутимо пожала плечами.

– У меня нет времени на бездарей, Сара!

Ледяной озноб пробежал по моей спине. Там, где у других людей сердце, у неё, очевидно, был камень.

– Что за ангелочек наша славная Рубиния, – с иронией пробормотала бабушка.

Глаза Сары Данн излучали ненависть. От ярости и отчаяния и, наверное, ещё от разочарования её стало трясти.

– Я могла бы убить тебя, Рубиния, ты, мерзавка! – выкрикнула она, и то, как она это сделала, напугало меня.

Перси почувствовал это и ткнулся мордочкой мне в колено: «Не переживай, я рядом и присмотрю за тобой», – сообщил он мне таким образом. Мой Перси!

– Ах, Сара! Мы же не станем сейчас желать невозможного. Даже на это ты не способна! – едко рассмеялась Рубиния.

Я знаю, это плохое чувство, но в тот момент я её ненавидела. И поделом. Ей доставляло такую извращённую радость мучить бедную женщину перед публикой, что это было действительно противно. Наверное, вчера ей доставило такое же удовольствие раздавить мечты Финна, словно жука под каблуком.

Сара Данн окончательно сломалась. Она в отчаянии прижала руки к лицу и, громко всхлипывая, побежала к палатке «Отдыха контрабандиста».

Целую вечность царило неловкое молчание. Потом по рядам пошёл нерешительный шепоток. Думаю, все вокруг были так же шокированы, как и я. Все, кроме Рубинии Редклифф. Проходя мимо, она небрежно бросила букет роз на стул и целеустремлённо направилась к одному из официантов в ливрее, который аккуратно нёс на серебряном подносе дорогие фужеры с жемчужно переливающимся шампанским. Унижение бедной женщины перед публикой только повысило ей настроение. Ведьма, снежная королева, садистка!

Как только я могла быть так глупа. Неожиданно мне всё стало ясно. Финн не заболел. Конечно, нет! Это была вынужденная ложь! Он знал Рубинию Редклифф с её чёрной душой намного дольше, чем я, и поэтому отлично понимал, на что она способна. Она могла высмеять его, его талант, его мечты и надежды перед всем Эшфордом. Я повторюсь: в тот миг я ненавидела Рубинию Редклифф от всей души!!!

Мы с бабушкой и Эндрю прокладывали себе дорогу сквозь толпу посетителей к нашей площадке. Перси бежал трусцой рядом, вытянув нос и взволнованно принюхиваясь.

– Не думай о глупостях, мой милый! – прошептала я ему. Я точно знала, что за фильм крутился в тот момент в его собачьей голове. Его название гласило: «Перси остался один на кухне «Отдыха контрабандиста», и в этом кино шла речь о фиш энд чипс^[6], стейке, печёночном паштете и огро-о-омном ростбифе. И о Перси среди всего этого великолепия!

– Бедная женщина! – пробормотала бабушка. – В каком она отчаянии. У неё украли доброе имя музыканта, а с этим и средства к существованию. Хуже и быть не может. Как бы мне хотелось её обнять.

– Представить не могу, чтобы Рубиния позволила себе сказать такое без веских оснований, – глубоко убеждённым тоном произнёс Эндрю. – Она же незлой человек.

Неужели он был слеп и глух? Застонав, Эндрю закатал рукава своей розовой дизайнерской рубашки.

– Ну и пекло!

– Не могу не согласиться.

Легка на помине. Эти слова принадлежали Рубинии Редклифф, плывшей следом за нами. Перси тут же тихо зарычал. Мой пёс лучше разбирается в людях, чем Эндрю.

– Освежающее купание в Бухте контрабандиста. Как это… заманчиво! – пропела она шёлковым голосом и опустила ресницы.

Рубиния, как всегда, выглядела сногсшибательно. Сегодня она заплела свои огненно-рыжие волосы в длинную свободную косу, на её правом плече висела дорогая дизайнерская сумочка от Прада, того же зелёного цвета, что и её глаза, вокруг шеи вился яркий жёлто-зелёный платок, а лимонно-жёлтое платье подчёркивало идеальную фигуру. Она сделала глоток шампанского, и тут мне впервые бросилось в глаза кольцо на её левом безымянном пальце. Действительно, роскошное серебряное кольцо с золотой окантовкой, в котором сверкал большой красный камень. Рубин. Я не разбираюсь в драгоценных камнях. Но бабушка – да! И она позже объяснила мне: зелёные камни называются изумрудами, синие – сапфирами, а красные… вот именно, рубинами. А то, что я приняла за серебро, по оценке бабушки, скорее было платиной. Что ещё гораздо благороднее и, конечно, дороже.

– Может быть, позже. После обеда. – Рубиния продолжала мечтать о купании в море.

– В вечернем солнечном свете после пяти там, внизу, должно быть сказочно, – сказал Эндрю, глядя на бокал Рубинии так, будто его мучила жажда. Но ведь и правда было жарко. – По крайней мере, так говорит лорд Эшфорд.

Эндрю оторвал взгляд от бокала и улыбнулся снежной королеве.

– Как счастливый владелец усадьбы мечты он, очевидно, знает это лучше всех, – заливисто рассмеялась Рубиния.

Я не могла понять, как она в мгновение ока из подлой и жестокой превратилась в приторно ласковую. Она решительно вручила Эндрю свой пустой бокал.

– Что ж, увидимся позже. Я должна непременно попробовать торт Эми. Надеюсь, в выпечке у неё больше таланта, чем в музыке, – захихикала Рубиния, и её смех пробежался по гамме вверх и вниз.

И что сделал Эндрю, этот старый предатель? Он засмеялся в ответ.

– Эми – первоклассный пекарь! – возразила бабушка с медоточивой улыбкой. При этом она бросила на Эндрю один из своих взглядов «Я непременно отмечу это в классном журнале», и тот от ужаса поперхнулся собственным смехом.

«А вы злобная ведьма! И не получите ни крошки моего торта», – хотела закричать я. Но что я сказала? Ничего! Хотя на языке вертелись и другие замечания.

– Я охотно позволю убедить себя в этом, моя дорогая миссис Ферн. Но только если в торте нет орехов! К сожалению, в моём меню может быть только такая выпечка. У меня ужасная аллергия. 6-й класс^[7]. Поэтому всегда ношу с собой аптечку… – двумя пальцами она открыла защёлку дизайнерской сумочки и вытащила красный пакетик с белым крестом посередине, – …но осторожность прежде всего!

Историю про аллергию на орехи она рассказывала всем без исключения. Хотели её слушать или нет. И я твёрдо знала, что во всём Эшфорде не было ни взрослого, ни ребёнка, который не знал бы об этой аллергии Рубинии, опасной для её жизни. Нда, и одному конкретному человеку ей не стоило об этом рассказывать. Своему убийце!

– До скорого! – попрощалась Рубиния и пошла прочь, покачивая бёдрами.

Глава 4

День тянулся, как жвачка. В то время как в палатке «Отдыха контрабандиста» были битком забиты все лавки, а «Гиннесс» тёк рекой, всего пара человек думала о пирогах с чаем.

Так что у меня появилось время, чтобы мне погадала Софи Кэмпбелл, жена викария, одетая, как предсказательница, и ожидавшая клиентов. Но для чего это всё? Моё будущее оказалось черным-черно, как безлунная ночь. Это я и так знала. До свидания с Финном никогда не дойдёт, потому что мой лучший шанс разрушила Рубиния Редклифф. Она виновата в том, что однажды я умру старой и одинокой.

Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, я проверила, достаточно ли ингредиентов для выпечки мы упаковали. Гвоздём программы мы заявили мастер-класс по выпечке для детей, который должен был начаться в 17 часов. Вышло бы, конечно, очень глупо, если бы вдруг выяснилось, что у меня закончились, например, ягоды калликарпы^[8]. Я уже начала раскладывать пакетики макадамии этой кричаще-зелёной марки по производству биопродуктов с сердечками на упаковке, когда Перси сел и навострил уши. И я услышала тоже, что и он. Шорох. Неясный шум доносился из большого куста лавровишни^[9] в паре метров от нашей площадки.

– Что там, Перси? Зайчик? – тихо спросила я.

Радостное помахивание хвостом.

Однако зайчики обычно не бывают васильково-голубыми и уж точно не вырастают под метр восемьдесят… Кто же околачивается в кусте лавровишни? Я не успела это выяснить, потому что неожиданно оказалась занята по горло, оттаскивая Перси от сервировочного стола.

Обычно он очень хорошо знает, что ему можно, а что нет. Единственная проблема с терьерами – они могут быть невероятно упрямыми. Если они чего-то хотят, то добиваются этого всеми способами. А в тот момент Перси хотел рассмотреть трёх собак, которые, тяжело дыша, тянули за собой Дороти. Та, в свою очередь, с отчаянием озиралась по сторонам.

– Кларисса! Эми! Эндрю! – Она храбро помахала нам, но, чтобы держать три поводка, ей нужны были обе руки.

– Ах, что ж такое… Это добром не кончится! – предсказала бабушка и приложила руку к щеке, будто её мучила зубная боль. – Дороти испытывает судьбу.

Так и вышло. Потому что её собаки направлялись, как Титаник навстречу айсбергу, прямиком к Рубинии Редклифф, стоявшей в двадцати метрах в тире и целившейся маленькими мячиками в разинутый рот ярко раскрашенного деревянного клоуна.

У собак на уме было только одно: поохотиться за летящими мячиками!

– Не тяните так, дорогие мои! – пропела Дороти с напряжённым лицом.

Собаки, не обратив на это внимания, неслись дальше. Будто почуяв опасность, угрожающую ей сзади, Рубиния неожиданно развернулась. Она моментально оценила ситуацию и последние три мяча метко бросила в сторону карусели. Собакам это пришлось очень даже по душе, они заложили крюк в девяносто градусов и сбили кричащую Дороти с ног.

– Ваши собаки хотели напасть на меня! Это могут засвидетельствовать все присутствующие! – Рубиния Редклифф, сверкая своей ярко-рыжей шевелюрой, набросилась на лежащую на земле Дороти. – Просто чтобы вы знали… вчера я написала письмо начальнику полиции, который совершенно случайно оказался моим добрым другом. Он позаботится о том, чтобы у вас забрали этих опасных для общества тварей, и чтобы вам вообще запретили заводить собак. Совершенно невозможно жить рядом с вами и этими вонючими, тявкающими беспризорными дворнягами!

C трудом поднявшись, Дороти отряхнула с платья траву, а потом бросилась за удирающими собаками.

– Они просто хотели поиграть! – задыхаясь, крикнула она через плечо. И даже для моих ушей это прозвучало довольно жалко.

– Я больше не намерена терпеть ваши жалкие оправдания, – прошипела Рубиния Редклифф вслед своей соседке, вскинув руки. При этом солнечный свет красиво блеснул в рубине на её пальце. – Скажу только одно: если начальник полиции окажется так же бесполезен, как наш деревенский сержант Оакс, и не станет ничего предпринимать, то я сама отравлю этих тварей!

Дороти мгновенно остановилась. Как в замедленной съёмке она развернулась к Рубинии. В её глазах пылал гнев, и сопела она, как бык, которому под нос сунули красную тряпку.

– Смотрите, чтобы я не отравила вас, Рубиния Редклифф!

В ужасе от собственных слов, она развернулась на каблуках и бросилась следом за собаками. Они тем временем потеряли интерес к мячикам, и целеустремлённо направились к «Контрабандисту». Ростбиф, фиш энд чипс… Кино для собак!

Что за день сегодня! Неужели Рубиния говорила всерьёз? Неужели она действительно хочет отравить собак? Как мог человек даже подумать о чём-то настолько отвратительном? Собаки – самые милые существа на земле. Они любят безоговорочно и не ждут в ответ ничего, кроме любви. Эта женщина действительно ужасна!

– Две смертельные угрозы за день, – пробормотала бабушка с уважением. – Если так пойдёт и дальше, Рубиния Редклифф сегодня побьёт мировой рекорд. Посмотрим. Ещё только полдень.

Ровно в два под барабанный бой началось перетягивание каната, и, хотя Рубиния принимала в нём участие, обошлось без очередной смертельной угрозы на сцене. Сразу разъясню: в этот день мировой рекорд ей побить не удалось. Хотя – существуют ли здесь вообще какие-то числа? Я имею в виду, есть ли такой раздел в Книге рекордов Гиннесса? Например, «Мистер Смит из Эксетера получил в такой-то день столько-то смертельных угроз, и в связи с этим ему присваивается мировой рекорд». Такого представить я себе не могла, но кому охота – и у кого есть нормальное интернет-соединение – тот может поискать сам.

Итак, перетягивание каната прошло без смертельных угроз, но зато с противным происшествием. Сегодня вообще был не мой день.

Мне стоит ещё коротко упомянуть, что это традиционное соревнование, в котором Эшфорд-Хаус выступает против Эшфордской деревни, сопровождается безудержным весельем. Поскольку Эшфорд-Хаус, конечно, может быть представлен совсем небольшим количеством людей, за команду усадьбы всякий раз выступает кто-нибудь из деревни. Но это никому не мешает, так как значение имеет только олимпийский дух. Вот именно! Главное – участие.

Все снимают обувь и носки, и действо начинается. Всё решается за три подхода. Та команда, которая может записать на свой счёт две победы, логичным образом побеждает. Конечно, после каждого подхода внимательно следят за тем, чтобы канат снова лежал ровно и чтобы никто не начал тянуть его до сигнального выстрела.

В первом подходе победил Эшфорд-Хаус, во втором – деревня. Так что третий подход решил бы всё. Под усердный лай болеющего за нас Перси я старалась изо всех сил, помогая команде Эшфорда-он-Си. Злость на Рубинию придала мне сил (она выступала на стороне усадьбы и получила почётное место сразу за лордом Эшфордом). Уже дважды у нас почти получилось перетащить красную отметку середины каната через границу игрового поля. В третий раз победа оказалась очень близка, но тут команда усадьбы так неожиданно и сильно дёрнула канат, что я, как Дороти, полетела вперёд, не смогла удержаться на ногах и, споткнувшись, рухнула на поле противника. В тот момент я очень, очень порадовалась, что Финн меня не видит.

Но… там были они. В двух сантиметрах от кончика моего носа. Два пальца ноги, сросшихся в один бесформенный комок. Бесформенный комок пальцев без ногтя! Очень противно!

– Я помогу тебе встать! – Лорд Эшфорд, улыбаясь, протянул мне руку. Я лежала прямо перед ним, и комок пальцев принадлежал его правой ноге. Я очень надеялась, что лорд Эшфорд не обратил внимания на моё брезгливое выражение лица, потому что я ни в коем случае не хотела его обидеть.

Я вскочила так быстро, как смогла, и снова бросилась на своё поле. Слишком поздно. Благодаря этой атаке Эшфорд-Хаус получил последнюю и решающую победу. Снова.

– Перси, озорник ты эдакий, где ты прячешься? – крикнула я, стряхивая грязь со своего красивого платья и стирая траву и песок со ступней.

Я торопливо скользнула в кроссовки. Перси, как я уже упоминала, – твёрдолобый ирландский терьер. Периодически он делает вид, что при всём желании не понимает, что я от него хочу. Тогда он вопросительно смотрит на меня своими верными глазками-пуговками, склоняет голову на бок и делает то, что ему кажется правильным. И очевидно, сейчас ему казалось правильным обнюхивать вход в лабиринт из изгородей.

– Перси, иди сюда! – снова попытала счастье я. Безрезультатно. Я только и успела увидеть, как его рыжий, как у лисы, хвост исчез за углом.

Только не сейчас! После церемонии награждения все, как саранча, бросятся к нашей палатке, чтобы набить до отказа животы пирогами, сэндвичами и чаем. Сейчас воцарится ад. Так что я взяла ноги в руки и бросилась за Перси.

Тисы, составлявшие лабиринт Эшфорд-Хауса, были толстыми и высокими, уж точно выше двух метров. И подстригали их так ровно, будто садовники обрабатывали их маникюрными ножницами и использовали линейку. Для тех, кто ещё ни разу не оказывался в таком лабиринте, поясню: он выглядит в точности как в фильме «Гарри Поттер и кубок огня». С небольшим отличием: здесь у нас светило солнце, было тепло и совсем не так мрачно и жутко, как у Гарри Поттера.

Я помчалась по лабиринту, свернула пару раз и остановилась, как вкопанная. Засунув мордочку глубоко в изгородь и подняв переднюю лапу, моя собака, казалось, взяла чей-то след. Я медленно подошла к Перси. «Я нашла тебя!» – хотела сказать я, но тут слова застряли в моём горле. С другой стороны изгороди кто-то разговаривал.

– Ты ещё смеешь показаться мне на глаза!

Перси вытащил голову из ограды и, радостно виляя хвостом, посмотрел на меня, будто хотел сказать: «Видишь? Вот поэтому мы здесь».

– Кто это? – прошептала я и села рядом с ним на корточки.

– Миссис Редклифф, пожалуйста, я всё могу объяснить!

Кровь застыла у меня в жилах. Финн. Он всё-таки пришёл!

Дрожащими руками я осторожно раздвинула ветки. Среди зелени снова мелькнул васильково-синий цвет, который я до этого заметила в лавровишне. Толстовка Финна. Значит, это он прятался в кустах? Но зачем?

– Я не стану опять слушать твои лживые истории! – прошипела Рубиния. Неожиданно её голос совсем стих, я, кажется, даже дышать перестала, но всё равно могла различить только обрывки фраз:

«…подделка… зашёл слишком далеко… последствия… написала письмо в Академию… И разговор закрыт!»

– Подождите, пожалуйста. Всего одну секунду!.. Миссис Редклифф!

– Будь паинькой, Перси! – пробормотала я, и на этот раз он послушался. Мы сбежали, не попавшись. По крайней мере, я так думала. Потому что, когда я в последний раз видела Рубинию Редклифф живой (наверное, где-то между четвертью и половиной пятого), по ней было незаметно, что она о чём-то подозревает.

Я вынырнула из лабиринта как раз вовремя, чтобы издалека увидеть, как лорд Эшфорд, светясь от радости и представляя свою команду, принял кубок победителя из рук жены.

Мой шоколадно-земляничный торт стал бестселлером. К счастью, я испекла их два, потому что, когда подошла очередь Рубинии Редклифф, последний кусок первого торта как раз доедал сержант Оакс, и это была уже вторая его порция.

– Я бы тоже охотно съела кусочек твоего шоколадно-земляничного торта. Все в таком восторге, – сказала Рубиния с лёгким недоверием в голосе. – Но только если там нет орехов. Эми, это важно. Вопрос жизни и смерти! – сообщила она мне и всем в очереди за её спиной. – Каждый орех может стать для меня последним. Крошечный кусочек ореха размером с пылинку может убить меня. Я уже подготовила свою аптечку… – она постучала по сумочке, – …но судьбу лучше не искушать.

Конечно, это было не особенно вежливо, но я ограничила свой ответ коротким кивком и от всей души понадеялась, что ей бросится в глаза уничижительный взгляд, которым я одарила Эндрю. Вообще-то я как раз хотела попросить его передать мне второй шоколадно-земляничный торт из холодильника прямо за его спиной, но он уже протягивал мне его кусочек на одной из наших хорошеньких тарелок, расписанных цветочным узором.

– Я всё понял. Кусочек шоколадно-орехового торта для нашей знаменитости, – воскликнул он, лучезарно улыбаясь.

– Спасибо! – сказала я, закатила глаза и поставила тарелку на сервировочный стол. Если честно, я охотнее бросила бы ей торт в лицо. Причём весь! В качестве мести за Финна, за Сару Данн и за Дороти с её собаками. Как мог один-единственный человек причинить столько горя?

От бабушки Рубиния получила чашку чая. Роясь в кошельке в поисках подходящей купюры, миссис Редклифф сказала:

– В одном я хочу вас уверить, моя дорогая миссис Ферн! Я покупаю всю выпечку только у вас, и знаете почему? Потому что я могу положиться на вашу добросовестность. Потому что я знаю, что вы готовите выпечку для аллергиков отдельно от выпечки для счастливчиков без аллергии.