Едва добралась до бумаги и чернил, как тут же принялась писать тебе. Морское путешествие до Бостона прошло практически без происшествий. Рой познакомился с капитаном Уотерхаусом и его старпомом. В их компании мы часто проводили вечера за игрою в бридж. Ах, Киара, сколько же раз за время этого плавания я жалела, что ты не со мной! Мне хотелось, чтобы мы вместе разделили восторг от красоты и величия моря, шума волн за кормой и бесконечного неба над головой. А еще снег!! Тот самый, о котором мы столько читали. Я наконец-то увидела его и даже потрогала. Правда, Рой так волновался за меня, что настоял, чтобы я немедленно возвращалась в каюту и надела теплую одежду, купленную им незадолго до поездки. Признаться, шерстяные чулки и пальто пришлись как нельзя кстати, никогда не могла даже подумать, что от холода можно, оказывается, заболеть и умереть, словно от желтой лихорадки.

Сам Бостон большой, шумный город. Столько машин, моряков, спешащих по улице людей, просто голова кругом. Рой снял номер в отеле с чудесным видом на залив Массачусетс, в котором мы планировали провести три дня до того, как отправиться в Нью-Йорк. Но уже на следующее утро Рой получил срочную телеграмму, которая перевернула все с ног на голову. Ты ведь уже слышала об этом? О том, что, как сказал Рой "банки лопнули", еще никогда я не видела его таким мрачным и встревоженным. На улицах воцарилась страшная паника, толпы людей осаждали банки, что-то крича и требуя. В результате, Рой сказал, что он поедет в Нью-Йорк один, а я на отдельной машине отправлюсь в его загородный дом. Я так молила взять меня с собой, но Рой пояснил, что в Нью-Йорке теперь может быть небезопасно.

О, Киара, как там отец? Я страшно волнуюсь за него! Прочитала в газетах, что даже акции таких надежных корпораций как General Motors и Westinghouse теперь практически ничего не стоят. А ведь именно в них, как я помню, отец вкладывал значительные суммы.

Ответь мне скорее, прошу. Молюсь о вас каждый день!

Джия

1 ноября 1929"

Сидя на низеньком диванчике с резными ножками, расположенном на широкой террасе, я с жадностью и волнением перечитывала письмо сестры. Какое счастье, что они добрались до Бостона благополучно! В нетерпении поднимаюсь и хожу по террасе взад-вперед, с усилием сжимая виски. Но что мне написать ей? Какие слова утешения?

Непальский мальчик-слуга резво подбежал ко мне, держа в темных руках серебряный поднос с высоким стаканом, наполненным прохладной розовой водой со льдом и кусочками лайма.

– Не желает ли раджкумари утолить жажду? – произнес он на хинди, кланяясь.

При его появлении я невольно вздрогнула. Мне была непривычна вся эта вычурная роскошь, которой Эдвард окружил меня. И обращение раджкумари полагалось воздавать лишь ближайшим членам индийских раджей, двоюродные племянницы уже к ним не относились.

Но горло и правда пересохло, потому взяла стакан и сказала:

– Можешь идти, Бимал.

Пройдя через высокую арку обратно в комнату, я опустилась на стул и достала ручку с бумагой из ящичка красивого резного секретера. Некоторое время задумчиво смотрю в сад, не зная, с чего начать. Наконец, рука вывела первые строчки:

"Моя любимая, самая прекрасная на свете сестра!

Прочитав твое послание, я ощутила облегчение, и потому сейчас же отправлю отцу записку о том, что твое путешествие благополучно завершилось. Здесь следует, наверное, дать некоторые пояснения. Сразу после росписи Эдвард повез меня в дом, который, как он сам объяснил, должен стать временным убежищем до вступления меня в наследство.

Стальное перо замерло, и перед глазами предстал Эдвард.

– Вы ведь понимаете, Киара, что банки не обрадуются, если выяснится, что наш брак фиктивный?

Мы едем в открытом мерседесе, за рулем его слуга. Солнце играет в золотой булавке на галстуке Эдварда.

– Полагаю, что так, – отвечаю ему.

Бумаги уже подписаны. В нужных строчках я вывела аккуратно, чтобы не ошибиться, незнакомое сочетание: миссис Киара Фейн, Эдвард уверено и энергично поставил рядом свою подпись. Банковский клерк внимательно изучил брачное свидетельство, и сухо произнес:

– Ожидайте извещение о переводе в течение десяти банковских дней.

Это было три недели назад. И с тех пор ничего. А все потому, что уже на следующий день этот банк закрылся, как и все остальные. Что-то тревожное повисло в воздухе над Вьентьяном, как преддверие грозы. Все улицы, каждый темный переулок теперь круглосуточно патрулировались войсками, охрану дворца усилили. В один день словно исчезла легкая и беззаботная жизнь столицы Лаоса. А мое наследство…

Когда это будет возможно, теперь не знаю, – продолжаю выводить буквы на бумаге, – и в город не выехать, Эдвард запретил подобное, приставив ко мне целый штат индийской прислуги. Ощущаю себя, словно в тюрьме. И нет никакой надежды навестить отца. С самого дня росписи я его и не видела. Отрывистые записки, приносимые нашими лао с плантации написаны небрежно и явно на скорую руку. В основном он пишет, что все хорошо, иногда это сменяется еще более коротким "не беспокойся". Как ты сама понимаешь, подобного рода послания вызывают в моем сердце еще больше тревоги. От лао же я узнала, что Даниэль уехал из дома, и что у них с отцом накануне состоялся разговор, больше похожий на ссору.

А Эдвард… Я его не вижу. Целыми днями я брожу по огромному пустому дому, больше похожему на дворец раджи, совершенно одна и не знаю, что делать. В груди все так и сжимается от одной только мысли, что отцу нужна помощь, а я бессильна помочь ему. Этот странный брак пока что не принес мне ничего, что я ожидала. Ни денег, ни свободы. И потому, я решила для себя, что сегодня же поеду в город, несмотря на запрет Эдварда, и добьюсь выдачи полагающегося мне наследства.

Джи, я так тебя люблю и так скучаю. Мне все время кажется, что стоит выйти за дверь, за ворота, и я обязательно повстречаю тебя. Но мы должны быть сильными, такими бы хотела видеть нас мама.

Люблю бесконечно в этой жизни и в последующих…

Твоя на веки Киара

Запечатав конверт, уже хотела было передать его слуге, но рука замерла.

– Прикажи подать машину, – говорю, поднимаясь, – я поеду во Вьентьян сама.

Непальский мальчик округлил глаза и не сдвинулся с места.

– Ты слышишь приказ? – спрашиваю, хмурясь.

– Да, раджкумари, – прошелестел он в ответ, потупляя взгляд.

– Тогда исполняй.

Я надвинулась на него.

– Простите, госпожа, но месье Фейн строго-настрого…– начал он испуганно.

– Мне плевать! – не выдержала я. – Мне плевать, что там приказал тебе месье Фейн. Ты знаешь, кто я? К какой фамилии отношусь?

Мальчик молчаливо кивнул.

– Тогда ты знаешь, что тебе надо делать – подчиняться.

Мой голос звенел от напряжения и несвойственной ему резкости. Я всегда ненавидела пользоваться своими индийскими корнями, но другого выхода просто нет. Еще хотя бы час бездействия в этих стенах сведет меня с ума. Мне нужно поехать в столицу, нужно навестить отца.

– Слушаю, раджкумари, – проговорил наконец со смиренным поклоном мальчик и вышел, чтобы передать приказ водителю.

Бросаюсь к шкафу и надеваю одно из платьев, подаренных мне Эдвардом. Из дорогого шелка сливового оттенка, расшитое стеклярусом на лифе, натягиваю перчатки, в сумочку кладу письмо для Джи, наличные, оставленные мне еще отцом и документы для банка.

И уже через полчаса белоснежный Бьюик мчал меня в сторону Вьентьяна. Погода стояла чудесная, ни птицы, ни деревья не замечали той тревоги, в которую погрузилось человечество. Я смотрела в окно и вспоминала…

Эта был первый вечер в новом доме. Эдвард с воодушевлением водил меня по комнатам, рассказывая про каждую, словно мы находились в музее искусств

Выйдя в сад, перед нами открылась чудесная аллея из переплетенных между собой крон тюльпановых деревьев.

Я невольно замерла, любуясь красотой.

– Знал, что это место придется тебе по душе, – улыбается, глядя в мое лицо, как мне показалось, с затаенным нетерпением.

И положив мою руку на свой согнутый локоть, повел вперед прямо по оранжевым лепесткам.

– Что ты думаешь о нем? Правда дом прекрасен?

Я остановилась и бросила взгляд назад, на белеющий воздушный фасад здания.

– Ты и в самом деле купил его? – спрашиваю.

– Нет, – отвечает Эдвард с небольшой паузой, – лишь раздумываю над этим. Внес первые два транша, через месяц надо вносить третий, последний.

Он замолчал. Чувствуя на себе его взгляд, наконец осмеливаюсь поднять глаза.

– Почему же не вносишь?

– Это будет зависеть…

– От чего?

Эдвард улыбнулся. Мое волнение было столь очевидным, что я ненавидела себя за это.

– От финансовой ситуации в стране конечно же.

Повернулся и пошел вперед по аллее, а я вдруг вспоминаю, что нужно дышать.

В эту ночь сон так и не посетил меня. Я лежала на огромном ложе с опущенным прозрачным пологом и слушала стрекотание цикад в саду. И мысль о том, что Эдвард ночует сегодня здесь, в этом доме, волновала нестерпимо, заставляя то и дело смотреть на дверь, на причудливо изогнутую ручку. И так, измученная, я уснула глубоко под утро, и только за завтраком узнала, что Эдвард уехал еще в шесть часов. На следующий день я получила телеграмму о том, что он отправился в Сайгон на встречу с инвесторами, и что, ради моей безопасности, мне не рекомендуется покидать дом. На самом же деле, Эдвард фактически запер меня, приказав прислуге не выпускать меня даже за ворота сада.

Но природная кипучая энергия заставляла томиться в этом заточении. Я хотела увидеть отца, и более того, я жаждала поскорее покончить с фальшивым браком и обрести покой в сердце и холодную голову. Несмотря на всю пылкую безрассудную влюбленность в Эдварда, я понимала, что он попросту играет со мной, ему нравится читать в моих глазах абсолютное обожание, он купался в нем, маня, дразня, но не подпуская ближе, не давая никаких обещаний. Прекрасно осознавая, что мучает меня.

Тяжело вздыхаю и перевожу взгляд на свою левую руку, медленно стягиваю перчатку. Тонкое золотое кольцо сверкнуло на пальце, напоминая об уже совершенном шаге. Миссис Киара Фейн.

– Надо подать на развод как можно скорее, – бормочу под нос, с раздражением надевая перчатку обратно.

Где-то через час мы наконец въехали в столицу, перед этим несколько офицеров проверили наши документы и уточнили, куда мы направляемся. И строго запретили посещать восточный квартал, сказав, что он оцеплен.

Эти меры безопасности подтвердили мои опасения насчет того, что во Вьентьяне неспокойно.

Я смотрела на улицы и видела то же самое, что и Джи, только в Бостоне, а именно толпы народа, собравшихся возле банков и ломбардов. Полиция, верхом на лошадях, контролировала толпу. Некоторые дороги были перекрыты, и пришлось ехать в объезд. Добравшись наконец до почты, я вышла из машины.

– Киара! – окликнул меня вдруг кто-то.

Эта была Мари Дюпон, дочь нашего соседа по плантации. Одетая в легкое кружевное платье и шляпку, она приветливо махала мне рукой.

– Как давно я не видела тебя, Мари! – восклицаю радостно, сжимая тонкую руку девушки в своей.

– А я тем более! После нападения тех стрелков отец сам не свой, всего боится.

Я сочувственно покачала головой. Мы дружили с семейством Дюпон с детства, наши отцы вместе решали многие проблемы, такие, как нашествие саранчи или засухи. На Рождество мы ездили друг к другу в гости. Месье Жерар держал табун маленьких пони, и с нескрываемым удовольствием сам катал нас с сестрой на них. Для меня те воспоминания были наполнены тихой радостью и беззаботностью. Но теперь, смотря на грустное личико Мари, я понимала, что уже никогда нам не вернуться в прошлое.

– Знаю, ведь он даже не разрешил тебе пойти на свадьбу к Джи.

Мы остановились у входа в почту, и люди торопливо входили и выходили из нее. Стоял шум и гудки машин, сигналивших пешеходам, наполняли пространство вокруг.

– А произошедшее на рынках окончательно подкосило его, – вздыхает Мари, – но странно другое…

Она запнулась, словно раздумывая говорить мне это или нет. Я продолжала молчать, показывая, что готова слушать дальше.

– В один из дней отец собрался в город, – наконец продолжила Мари, – ведь ценные бумаги прогорели, а плантация требует больших средств. Сама знаешь. А тут еще падеж скота… Одним словом, отец вместе с нашим поверенным, месье Круа, поехали в банк, чтобы попытаться выяснить насчет залогов. Большой надежды на успех у них не было. Мы с мамой ждали их возвращение к ужину, не раньше, каково же было наше удивление, когда уже через четыре часа отец вернулся, сияющий и радостный. И уверил нас с матерью, что все хорошо и деньги он достал. Лишь потом нам удалось выяснить у месье Круа, что это не банки вернули залог, а Даниэль Марэ дал отцу денег. Все пятьдесят тысяч пиастров, которые ему были так нужны.

Я оторопело уставилась на подругу. Услышанное просто не укладывалось в голове. Пятьдесят тысяч пиастров?

– Ты уверена, что месье Круа не ошибся? – мне не верилось, что такое возможно.

– Да, – кивнула Мари, – меня поначалу удивило подобное, ведь Даниэль не обладает таким капиталом. Но потом мне рассказали друзья, что твой брат купил старые верфи под Сайгоном, на которых китайцы собирали свои баркасы. Ты не знала об этом?

Растерянно качаю головой. А потом вдруг меня пронзает воспоминание. Да, именно это, видно, имел в виду Эдвард говоря, что теперь Даниэль предоставлен своей судьбе.

– Мари, разве покупка старых верфей может принести доход?

Подруга пожимает плечами.

– Не знаю, Киара. Эта ссуда очень не понравилась матери, она даже хотела сразу поехать и вернуть деньги твоему брату, но отец заупрямился. Он как ребенок, наивно полагает, что сможет вернуть их.

Мы еще поговорили с ней. Она жаловалась на здоровье месье Дюпона, на то, что боится, как бы он не залез в еще большие долги, и что они с матерью уговаривают его продать дом и хозяйство и уехать в Европу.

Мне стало тягостно после разговора с Мари. Этот рассказ подтвердил то, чего я так боялась, прежде всего то, что Даниэль открыл свое предприятие, которое, не понятно каким образом вдруг стало приносить доход, и второе – Индокитай, тот самый, с его особым колоритом, с аккуратными плантациями, веселыми вечерами фокстрота у друзей постепенно начинал умирать. Мы были последними представителями навсегда уходящего французского колониального мира.

Отправив письмо, я приказала водителю отвести меня к банку "Восточный". Едва машина затормозила, как мое сердце упало – вся площадь перед зданием банка была запружена людьми.

– Добрый день, мадмуазель, – поприветствовал меня, подъехавший на лошади офицер, – с кем имею честь разговаривать?

– Мисс Киара М..– слова так и застряли у меня в горле, – миссис Киара Фейн, месье офицер, – представилась я, расправляя плечи. – Что происходит? Банк закрыт?

– Нет, мадам, – отвечал, – банк работает, но пускает не более двух человек в час, больше они не могут обслуживать. Крайне не советовал вам оставаться тут на жаре да еще в толпе.

Но я уже дернула ручку и вышла.

– Мне необходимо говорить с месье Жабьером, – отчеканила я, решительно направляясь к очереди, плотно зажатой с двух сторон цепочкой полицейских.

Толпа состояла в основном из белых европейцев, но было и немало лаосцев с вьетнамцами и даже парочка филиппинцев. Напряженные взгляды в большинстве своем были направлены на высокую дверь банка. В какой-то момент она вдруг отворилась, и по толпе пролетел мгновенный вздох.

– Сволочи! Проклятые ворюги! – орал на диалекте низенький мужичонка, его волочили под руки двое высоких парней, но тот отчаянно сопротивлялся. – Все деньги! Все сбережения! Отдайте хотя часть!

Он был одет в грубые штаны и рубаху, голова блестела потной лысиной.

– Нет! Я не уйду! Не уйду! – продолжал вопить несчастный, но его уже бросили на землю, и тут же несколько полицейских обступили его.

– Шакалы! Что сделали с человеком! Будьте вы прокляты! – раздалось из толпы.

– Смотрите! Они закрывают ставни! Они закрываются! – выкрикнул вдруг кто-то.

Страшная энергия вырвалась в одночасье и одним порывом двинулась к дверям. Полиция и военные вытащили револьверы и принялись стрелять в воздух.

– Граждане, успокойтесь! – командовал молодой офицер.

Но его голос тонул в выкриках и свистах обезумевшей толпы, начавшей штурмовать здание банка.

Я стояла в самом конце очереди и при первых признаках паники, хотела уйти, но меня зажали со спины, сдавили, стиснули, пока стало невыносимо дышать. И тут страшная мысль пронзила меня насквозь – нельзя падать. Упасть сейчас означало равносильно смерти. Уцепившись кое-как за пиджак впереди стоящего господина, я приказала себе стоять.

– Если не прекратиться беспорядок, мы будем вынуждены применить силу! – продолжал французский офицер, пытаясь перекричать гул.

Сил держаться у меня почти не осталось, где-то слева увидела, как повалилась женщина, и по ней пошли, раздавливая. Я попыталась вздохнуть и не смогла, голова закружилась. Больше не могу… Не могу.

Глава семнадцатая

Чья-то грубая рука дернула ворот, и разноцветный стеклярус посыпался под ноги.

– Пустите! Пустите! – отчаянно кричал кто-то рядом, пытаясь вырваться из тисков, но безуспешно.

Туфли слетели с моих ног, пальцы отдавлены в кровь чужими ботинками. Невозможно было даже поднять голову и позвать на помощь. Кругом лица-лица. Старые, молодые. Перекошенные от ужаса и боли.

Пот градом бежал по спине, тонкое платье намокло. Подавив очередной приступ головокружения, пытаюсь хотя бы получить возможность сделать вздох, но едва начинаю ворочаться, как тут же меня сдавливают с новой силой, выбивая последний дух.

– Сволочи! Воры! – послышались вопли, звон битого стекла разрезал пространство.

И сразу последовали новые выстрелы. Толпа, как единый организм, качнулась прочь и понеслась.

Кто-то навалился на меня сзади. Ноги заплелись, одно мгновение – падаю.

– Что вы делаете! Ай!

Свист в воздухе, выстрелы. Черные круги плывут перед глазами.

– Прочь! Пошли прочь! – кричит кто-то, и что-то знакомое показалось в этом голосе.

Снова яростный свист и крики боли.

– Прочь! Киара, черт тебя побери!

Я уже лежу, несколько человек по инерции повалились прямо на меня, прижав к земле.

– Проклятье! Пошли прочь!

Кто-то, ругаясь на чем свет стоит, принялся расшвыривать людей в разные стороны, и тут же, схватив за шиворот, рывком ставит меня на ноги.

– Киара! – с силой встряхнули, помогая выйти из оцепенения.

Сознание фрагментами выхватывало образ. Карамельные глаза с таким ненавистным мне прищуром, узкие губы, по-щегольски дорогой костюм.

– Нет… только не ты… – шепчу, снова закрывая глаза, не желая верить им.

– Я так понимаю, что ты меня узнала, – ухмыльнулся Джон Картер.

Он взял меня за предплечье и потащил подальше от яростной толпы, в другой руке он сжимал хлыст, которым безжалостно бил любого, попадавшегося на пути.

– Раджкумари! Раджкумари! – подбежал ко мне перепуганный водитель. – Я думал, вы пропали!

И рухнув на колени, залился горькими слезами.

– Это что еще за олух? – сверкнул глазами Джон, замахиваясь на слугу.

– Базу, помоги дойти до машины, – высвобождаюсь из рук Джона.

– Слушаюсь, раджкумари! – он тут же подскочил и помог облокотиться на его широкое плечо.

Голова кружилась страшно, ноги не слушались. Базу подвел меня к Бьюику и открыл дверь.

– Киара, постой! – Джон Картер порывисто подлетел сзади и захлопнул дверь. – Не уходи!

В этом голосе послышались нотки самого настоящего отчаяния. И я наконец посмотрела на него. Он не изменился с тех пор, как я видела его в последний раз. Все та же насмешливая манера речи, лицо уже носило не себе следы разнузданности. Джон Картер не знал ни в чем меры, ни в алкоголе, ни в еде, ни в беспорядочных связях.

– Чего тебе нужно, Джон? – спрашиваю, стараясь вложить в этот вопрос всю ту холодность и ненависть, что питала к нему.

Но этим его не проймешь.

– Терпеть меня не можешь, так? – хмыкнул он довольно.

– Мне обязательно отвечать? – поднимаю бровь, и снова берусь за ручку двери. Разговор окончен.

Но неожиданно Джон хватает мою руку и подносит к губам. Волна омерзения охватывает целиком.

– Уйди, Картер! – толкаю его в грудь.

– А ведь я только что спас тебя, Киара. Где благодарность?

Я замерла, не успев отдернуть руку от его губ. Великий Будда, а ведь так оно и есть.

Джона явно забавляла моя растерянность, он сократил расстояние между нами, нависая.

– Держи, – он сжимал двумя пальцами белую карточку.

– Что это еще такое?

Ярость закипала в венах ключом. Не хочу быть ему ничем обязанной, уж лучше бы та толпа разорвала меня на части.

– Здесь адрес моего дома в Лондоне, – поясняет Джон. Его глаза уже беззастенчиво глядят в распахнутый ворот порванного платья, в котором вырисовывалась грудь.

– И зачем он мне нужен? – презрительно хмыкаю, машинально прикрываясь рукой. – Надеешься на подарки на Рождество?

Губы Джона так и растянулись в насмешливой улыбке.

– Ты, наверное, слышала, Киара, что мой прадед был женат на индианке из Северной Америки. Говорят, женщины ее племени умели предсказывать будущее. Эта способность передалась сначала моему деду, а затем моему отцу и мне. Даже сейчас, когда все эти умники и толстосумы стремительно нищают, мы смогли вовремя вывести деньги, ни потеряв не цента. Мы смогли предвидеть эту катастрофу, – он замолчал и медленно провел пальцем по линии моего подбородка, – и сегодня я видел твое будущее, Киара. Хочешь скажу, какое оно?

– Мне это не интересно, – бросаю зло, – можешь оставить свои байки для разгульных девиц из опиумных салонов.

Хочу вырваться – не отпускает, прижимая спиной к машине.

– Я вижу твою прелестную фигурку, одиноко идущую по Пикадили стрит, – шепчет Джон, склонившись к моему уху, – ты подходишь к дому номер семнадцать и звонишь. Знаешь, чей это дом? Мой, Киара. Я вижу, как ты подходишь ко мне и смотришь своими невозможными глазами. "Помоги мне уничтожить Эдварда Фейна", – произносит твой прелестный сладкий ротик. И о, с каким же удовольствием я соглашусь помочь тебе. Сделаю тебя орудием против него.

– Оставь меня! Оставь! – поднимаю руку и даю крепкую пощечину этому мерзавцу.

– Раджкумари, вам помочь? – наконец набрался духу Базу, до этого момента растерянно наблюдая, как его хозяйку лапает белый господин.

– Да, мы уезжаем, – говорю, продолжая прожигать Картера взглядом. Я ненавижу его. Будущее, видите ли он мое знает. Так и хотелось подобно старым лао плюнуть в эту рожу, но ограничилась удовольствием от лицезрения красного отпечатка на левой щеке.

Джон пошатнулся и отступил. Взгляд его загорелся лихорадочным блеском, хорошо мне знакомым.

– Ты думаешь, что между мной и Эдвардом Фейном большая разница, Киара? Что он такой весь благородный красавчик, а я подлец? Но ты ошибаешься. На самом деле все наоборот. Я никогда не врал тебе, Киара. Не обманывал, не скрывал своих связей с другими женщинами, при этом я готов прямо сейчас все оставить. Бросить все к твоим ногам и увезти туда, куда ты мне прикажешь. И мне не надо, в отличие от Эдварда, страшиться своей свихнувшейся мамаши или адски-ревнивой английской невесты, которая готова перегрызть глотку любой девке, которая только стоит рядом со мной.

Я уже села в машину, и последние фразы Джона слышала не четко, но этого было достаточно, чтобы они отравили меня своим ядом.

– Куда едем, раджкумари? – спросил Базу.

Я устало гляжу на свои босые распухшие ноги, на порванное платье.

– Вези меня обратно, – выдыхаю наконец.