Александр Александрович Скочинский. Биографический очерк. К 150-летию со дня рождения

Между Мачей и Нохтуйском – 2 километра, между Мачей и Олекминском – 205.

Олекминск расположен на левом берегу реки Лена в 630 километрах от Якутска. Олекминская крепость (названная так по правому рукаву Лены – Олекме, напротив устья которой и располагался острог) была возведена в 1635 году знаменитым покорителем Сибири и основателем многих сибирских городов Петром Бекетовым. Через полтора столетия укрепленный пункт получил статус поселка. Еще через девяносто лет, в 1843-м, неподалеку от Олекминска, в бассейне реки Олёкмы, обнаружены месторождения россыпного золота.

* * *

1 (13) июля 1874 года у молодых супругов Скочинских родился первенец – сын Александр-Юлиус. Это событие произошло в селе Солянка Олекминского улуса Якутии.

Солянка расположена в 15 километрах к северо-востоку от Олекминска, куда вскоре переехала семья Скочинских. В Олекминске они поселились в доме по улице Горная. Символическое название для улицы детства будущего горного инженера!

14 декабря 1874 года ксендз Шверницкий крестит в "городе Ольохме" "младенца Александра-Юлиуса", сына "дворян Александра и Людвики, урожденной Косцинкевичовой, Скочинских, законных супругов", родившегося "1 числа июля месяца 1874 года". "Восприемниками были Болеслав Лиходзиевский с Александрою Поповой в присутствии Лавр. Заборовского".

Один из восприемников – Болеслав Лиходзиевский – дворянин Бобруйского уезда Минской губернии, также участник Польского восстания 1863-1864 годов, с 1864 года находился в ссылке в Томске. Он – ровесник Александру Медардовичу Скочинскому: в 1874 году Болеславу около 30 лет. Похоже, из Томска на олекминские золотые прииски выехала целая экспедиция попавших под императорскую амнистию поляков!

Почти ровно через два года, 19 декабря 1876 года, ксендз Шверницкий вновь крестит новорожденного Скочинского – Анатолия-Эдуарда, родившегося "2 июля сего года в г. Олекме в 6 часов утра".

«Апостол Сибири» ксендз Христофор Шверницкий (1814-1894)

Ксендз Христофор Шверницкий – личность легендарная и трагическая. В юности, шестнадцати лет, участвовал в Ноябрьском восстании (1830-1831), был ранен, а после его поражения посвятил себя церкви, вступил в орден мариан (иначе – Конгрегация Непорочного зачатия Пресвятой Девы Марии), стал священником. Около десяти лет работал в Институте глухонемых и слепых в Варшаве – специализированном учебном заведении для детей, основанным в 1817 году ксендзом Якубом Фальковским (1775-1848), кстати говоря, выходцем из Гродненской губернии. Потом, вернувшись в родные места, создал подобную же школу в городе Мариямполе. А в 1846 году был арестован.

Ксендз Шверницкий обвинялся в распространении польской патриотической литературы. Пять лет он провел в Александровской цитадели – той самой, где, как мы помним, был расстрелян Трагаутт. С одной стороны она выполняла функцию укрепительного сооружения (в ней размещались регулярные войска Русской императорской армии, несущие внутреннюю службу); с другой – политической тюрьмы. Десятый павильон Варшавской крепости стал одним из главных казематов империи.

Потом узника освободили, но лишь частично – ксендз Христофор Шверницкий отправился в ссылку в Иркутск. Через несколько лет священнику позволили вернуться на родину, но он решил остаться в Сибири – быть там, где слово утешения и веры имеет особенный смысл. С 1856 года Шверницкий – настоятель прихода Вознесения Девы Марии в Иркутске, самого большого по протяженности римско-католического прихода в мире. Он много времени проводит в разъездах, навещает своих подопечных в самых глухих уголках. "Апостолом Сибири" назвал его папа Лев ХIII.

Приход, за который отвечал Христофор Шверницкий, совпадал территориально с современной епархией Святого Иосифа с центром в Иркутске¹⁴.

В 1879 году у Скочинских рождается третий сын – Лев Людовик. Затем дочери – Татьяна-Евгения и Кристина (Христина); потом еще сын – Степан.

Однако эти важные в жизни семьи Скочинских события случились уже не в Солянке и не в Олекминске.

Глава вторая. Из Олёкмы в Красноярск.

Отрочество. Гимназия. Первая любовь. Семья и родственники.

Загадка Зинаиды Скочинской

Дело в том, что в январе 1877 года Александр Медардович Скочинский подал прошение Якутскому губернатору о разрешении на выезд в Томск.

Но вместо Томска семья оказалась в селе Абаканское Енисейской губернии. В тридцатых годах двадцатого века оно было переименовано в Краснотуранское (Тураном называется один из притоков Большого Енисея, который в свою очередь является истоком самой полноводной реки России – Енисея). Еще через тридцать лет в этих местах развернулось строительство Красноярской ГЭС – и старинное село ушло под воду.

* * *

В 13 верстах от Абаканского, в Минусинске, жил революционер-народник Дмитрий Александрович Клеменц. В Сибирь он попал не по своей воле, а по этапу, после заключения в Петропавловской крепости. Первоначально местом ссылки был определен Якутск, но до него Дмитрий Александрович не доехал – заболел и более полугода провел в красноярской тюремной больнице. По выздоровлении же получил разрешение на поселение в Минусинск – и прикипел сердцем к здешним краям.

В 1882 году в Италии выходит знаменитая книга революционера Сергея Михайловича Степняка-Кравчинского "Подпольная Россия". Один из ее очерков посвящен Клеменцу.

Дмитрий Александрович Клеменц (1847-1914)

"Клеменц – один из самых сильных умов, бывших в рядах русской революционной партии", – пишет Степняк-Кравчинский. Не откажем себе в удовольствии привести еще некоторые отрывки:

"Он человек простой, душа нараспашку, веселый собеседник и бесподобный рассказчик. Его вольная, богатая речь, пересыпанная образами и сравнениями, блещет всеми сокровищами русского народного языка, которым он владеет с изумительным, крыловским мастерством…

Клеменц ведет свою пропаганду всю в шутках. Он смеется и заставляет хвататься за животы слушающих его мужиков, старых и малых, несмотря на всю их обычную невозмутимость. Однако он всегда ухитрится вложить в свою шутку какую-нибудь серьезную мысль, которая так и засядет гвоздем им в головы. Редко кому удавалось вербовать столько приверженцев из среды крестьян и городских рабочих…

Речи, которые ему случалось произносить иногда в каком-нибудь кабачке, выходили настоящими перлами искусства. Помню, как, отправляясь, бывало, с ним в поход по деревням, я часто по целым часам не решался вмешаться и прервать неисчерпаемый поток его блестящих импровизаций и, забыв про пропаганду, отдавался весь эстетическому наслаждению слушателя…

Часто одно его слово полагало конец самым ожесточенным спорам, улаживало разногласия, казавшиеся непримиримыми. Это влияние, которого он никогда не искал, которое рождалось, так сказать, само собой везде, куда бы он ни появлялся, особенно обнаруживалось в личных отношениях. Я не встречал человека, который возбуждал бы к себе такую страстную привязанность, доходившую до обожания, как Клеменц. Мне случалось перечитывать несколько писем к нему от разных лиц. Не знай я, от кого они были и кому предназначались, я принял бы их за любовные послания. И эта привязанность была вовсе не мимолетным увлечением, какое способны внушать к себе некоторые блестящие натуры. Такого человека, как он, нельзя забыть. Кто раз его полюбил, того не охладит уже ни расстояние, ни время.

В чем же тайна его единственной в своем роде власти покорять человеческие сердца? Тайна эта в глубине и широте его собственного любвеобильного сердца.

Нельзя сказать, чтобы он легко дружился с людьми; напротив, подобно всем глубоко чувствующим натурам, он туг на сближение и очень неохотно открывает свою душу перед посторонним. Он даже считает себя холодным, черствым, и чувства преданности, которые он возбуждает против своей воли, смущают, угнетают его; он считает себя не способным отвечать на них, и потому они ему кажутся точно чем-то украденным, на что он не имеет никакого права. Однако ни один из его многочисленных друзей не сделал бы ему подобного упрека.

Привязанность к нему самому ничуть не влияет на его отношение к людям. Это человек поистине неподкупный. Зато он не пропустит ни одной симпатичной черты в другом человеке и даже со свойственным его натуре великодушием скорей преувеличит ее цену. Он не имеет привычки смотреть на людей с точки зрения пользы, какую они могут принести партии. Среди своих товарищей-конспираторов он остался человеком. Если он с кем-нибудь сходится, то никогда не делает этого с задней мыслью, подобно большинству заговорщиков, которые принуждены рассматривать людей как возможные полезности для дела. Поэтому каждый чувствует себя с ним легко и свободно; каждый готов отдать ему всю свою душу и слепо идти по первому его слову, уверенный, что Клеменц всегда будет настороже и первый предупредит в случае малейшей опасности.

И вздумай он послать кого-нибудь на самое опасное дело, всякий готов будет идти без минуты колебания, так как раз это сказал Клеменц, то нет никакого сомнения, что дело стоит риска; иначе он не послал бы. Но в действительности Клеменц никогда не пользовался этой властью. Сам он охотно шел на всякий риск, но никогда не посылал в опасность другого. Даже в тех маловажных случаях, когда "нелегальный", в сущности, обязан обращаться к помощи посторонних, так как он сам рискует головою, тогда как для человека легального вся опасность ограничивается несколькими днями ареста, даже тут он брал все на себя, не допуская, чтобы другой рисковал из-за него хоть одним волосом с своей головы. Ни замечания, ни даже упреки самых близких друзей не могли поколебать этой щепетильности и заставить его не играть так легко жизнью, столь дорогой для дела. Вот именно последнего Клеменц ни за что не хотел признать. Он – воплощенная скромность, хотя вы не найдете в нем ни тени того униженного христианского смирения, завещанного нам веками рабства и лицемерия, за которым часто скрывается самое необузданное самомнение. Клеменц, напротив, человек независимый, гордый своим человеческим достоинством и не способный ни перед кем гнуть голову. В нем скромность является сама собой. Он искренне и решительно не признает за собой ни одного из тех замечательных свойств, которые приобрели ему столько поклонников. Благодаря какой-то оптической иллюзии, еще не нашедшей себе объяснения в науке, он видит все эти достоинства не в себе, а в своих друзьях".

 

Несколькими годами раньше Клеменца в Минусинске появился Николай Михайлович Мартьянов. Официально Николай Михайлович работал провизором в городской аптеке, а на общественных началах занимался исследованием и классификацией сибирской флоры, сбором информации о населяющих Сибирь народах. Составленные им коллекции легли в основу музея, основателем, вдохновителем и первым директором которого был он же, Николай Мартьянов. С Клеменцем они почти ровесники: Николай Михайлович родился в 1844, а Дмитрий Александрович – в 1848. Оба учились в Петербурге, оба жили в Казани. Кто знает, может быть, их пути пересекались и ранее, а в Минусинске встретились уже старые знакомцы? Клеменц стал одним из самых деятельных соратников Мартьянова в изучении енисейских древностей и создании первого в Енисейской губернии краеведческого музея.

Он систематизировал уже собранные материалы, организовывал экспедиции – естественнонаучные, этнографические, антропологические, археологические – и сам в них участвовал. Параллельно с научными трудами Клеменц писал небольшие тексты для периодической печати. Его стихи, художественные фельетоны и научно-популярные статьи появлялись на страницах "Сибирской газеты"¹⁵, которая выходила в Томске. Кстати говоря, и книга Клеменца "Древности Минусинского музея. Памятники металлических эпох" тоже была издана в Томске. После ее публикации Клеменц был избран членом-корреспондентом Московского археологического общества.

А еще Дмитрий Александрович занимался педагогической деятельностью, давал частные уроки детям ссыльных, а некоторых, как братьев Скочинских, готовил к поступлению в гимназию.

Ссыльный политический элемент группировался вокруг Минусинского музея. Не случайно в январе 1886 года именно его организатору Мартьянову нанес первый визит приехавший в Минусинск американский журналист и правозащитник Джордж Кеннан (1845-1924). Кеннан был известен своими путешествиями и разоблачительными выступлениями о тяжелых условиях сибирской ссылки, его острое перо немало способствовало возникновению либерально-демократического движения "За свободную Россию", развернувшегося в Англии и Америке в конце 19 – начале 20 веков. Кстати говоря, "крестным отцом" этого движения считается Сергей Степняк-Кравчинский, который был и редактором его печатного органа – англоязычного ежемесячника "Свободная Россия".

"Музейные встречи " выполняли роль своеобразной ширмы, скрывающей главную цель американского гостя – встреч с политическими ссыльными.

Думается, вполне может быть, что семейство ссыльных польских повстанцев Скочинских тоже участвовало в этих встречах.

Во всяком случае, зимою 1886 года Скочинские почти наверняка еще жили в селе Абаканское. А вот летом, в августе, они уже в Красноярске, где старшие сыновья поступили в мужскую гимназию.

Абаканско-минусинские встречи не минули даром. Саша Скочинский уехал из этих мест двенадцатилетним, но, видимо, интерес к науке и серьезность характера отличали его с самого детства. Нет точных сведений, что он переписывался с Клеменцем (может быть, просто писем не сохранилось); но то, что многие годы, вплоть до смерти Николая Михайловича Мартьянова в 1904 году, гимназист, а потом студент и горный инженер Александр Скочинский писал ему письма, сомнений не вызывает.

Вот отрывок одного из них:

"Я беседовал с Иваном Васильевичем Мушкетовым насчет карышских котлов и насчет интереснейшего сообщения Вашего в последнем письме о встреченной Вами на Борусе морене. Иван Васильевич отнесся довольно равнодушно к котлам, но о морене расспрашивал с живейшим интересом. Он находит, между прочим, вполне возможным, что Вами встречена именно морена…"

Этот кусочек приведен красноярскими краеведами Иваном Тихоновичем Лалетиным и Петром Николаевичем Мешалкиным в статье "Академик из села Абаканское", опубликованной газетой "Красноярский рабочий" 1 марта 1973 года. Однако он требует комментариев. Вот они.

Иван Васильевич Мушкетов (1950-1902) – профессор Санкт-Петербургского Горного института, автор первой научной системы геологического строения Средней Азии. С сыном Ивана Васильевича – Дмитрием Ивановичем Мушкетовым (1882-1938) Скочинский участвовал в экспедиции Л.И. Лутугина по исследованию Донбасса. В 1918 – 1927 годах Д.И. Мушкетов был ректором Петроградского-Ленинрадского горного института, в 1926 – 1929 возглавлял Геологический факультет. В 1937 году арестован, расстрелян. В 1956 посмертно реабилитирован.

На фото: Д.И. Мушкетов (в середине) в Средней Азии, 1922. Государственный геологический музей имени В.И. Вернадского РАН

Морены – ледниковые отложения, встречающихся в горах Хакасии. Гора Борус – что-то вроде хакасского Олимпа или Арарата. По преданию, хакасский богатырь Борус плавал на плоту во время всемирного потопа, а когда на сороковой день вода начала спадать, причалил к вершине этой горы. Говорят, что окаменевший плот и по сю пору находится на макушке Боруса.

На фото: подмосковная морена. Государственный геологический музей имени В.И. Вернадского РАН

А вот, что такое "карышские котлы", узнать не удалось. Можем только сказать, что Карыш – это река в Башкирии, а еще так называют в Сибири мелкую рыбу – в частности, молодых осетров и стерлядок.

* * *

В сердце города, откуда "есть пошел" Красноярск, в районе стрелки Качи и Енисея, в начале проспекта Мира почти всегда тихо и малолюдно – величаво. Тени прошлого бродят по древним линиям улиц. В бывшем гостином дворе, впоследствии крайгосархиве, хранятся пожелтевшие, полуистлевшие, пропитанные пылью времен листки. Даже сама бумага историческая. Оборотная сторона какой-нибудь описи, составленной в 50-х годах ХХ века, представляет собой еще более старинную рукопись с замысловатыми росчерками пера.

В архивных документах Красноярской мужской гимназии содержатся сведения об отметках подростка Скочинского (кстати, очень хороших, лучших, чем у других учеников: Дмитрию Александровичу Клеменцу не пришлось краснеть за своего ученика!); о том, что в августе 1886 года он поступил во 2-й класс, а в мае 1893-го окончил гимназию, и вместе с ним из 4-го класса ушел и брат Анатолий по причине хронической неуспеваемости. Есть и одна неожиданная запись, что сын дворянина Александр Скочинский римско-католического вероисповедания родился 14 декабря 1874 года. Но мы-то с вами, уважаемый читатель, уже знаем, что 14 декабря (важная для русской истории дата!) ксендз Шверницкий крестил младенца Александра-Юлиуса, родившегося 1 (или 13 – по новому стилю, на который Россия официально перешла в 1918 году) июля 1874 года.

Воспроизведем здесь запись об Александре Скочинском, которая находится в "Книге на записку поступающих учеников" на странице 41 от 7 августа 1886 года:

№ 20 Скочинский Александр

Родился – 14 декабря 1874 года

Звание – сын дворянина

вероисповедование – Римско-католическое

Где до этого обучался – дома

В какой класс желает поступить – во II класс

Русский язык – 4

Латинский язык – 4

Арифметика – 5.

Красноярская мужская классическая гимназия открылась в 1868 году. Обучение было рассчитано на семь лет, после чего гимназисты получали документ о среднем образовании – аттестат зрелости – и могли поступить в высшее учебное заведение. Гимназия называлась классической, имела гуманитарный уклон.

Здание Красноярской мужской гимназии. Сегодня здесь располагается один из корпусов Политехнического института Сибирского федерального университета

В аттестате зрелости Александра Юлиуса Скочинского, выданном ему 29 мая 1893 года, мы видим не только латинский язык, но и греческий, немецкий и русский со словесностью, а также логику, математику, физику и математическую географию, историю и географию. Оценки везде отличные – сплошные пятерки. Прочерк стоит только против Закона Божьего (но это понятно: Скочинский ведь римско-католического исповедования: католикам и не ставили отметки по этой православной дисциплине), а также естествоведения и французского языка.

А вот еще красноречивая цитата из аттестата А. Скочинского:

"Во внимание к постоянно отличному поведению и прилежанию и к отличным успехам в науках, в особенности же в физико-математическим педагогический совет постановил наградить его золотою медалью и выдать ему аттестат".

Среди соучеников Александра Юлиуса – в будущем именитые красноярские люди. Художник Дмитрий Каратанов, архитектор Леонид Чернышев, революционер Петр Красиков… Мать Дмитрия Каратанова – в девичестве Павлина Николаевна Сабесская – тоже, между прочим, происходила из семьи ссыльных поляков – участников Январского восстания.

Непоседливый, не слишком усердный, но способный Петр Красиков учился двумя классами старше Скочинского. Через три десятка лет их пути вновь пересекутся – в ходе Шахтинского дела, где Скочинский будет среди арестованных, а Красиков – прокурор Верховного суда СССР – выступит с заявлением о контрреволюционном экономическом заговоре.

В Красноярске. На охоте. 1894 год. Третий справа – Александр Скочинский. Фото из личного фонда К.К. Кузнецова, Главархив Москвы

Каким был Красноярск в конце восьмидесятых – начале девяностых годов девятнадцатого века? Этот период достаточно подробно изучен красноярскими краеведами. О нем рассказывают солидные монографии, художественные произведения, отдельные статьи, материалы научных конференций, подшивки старинной периодики, экспозиции краеведческого музея…

По Енисею плавают пароходы, в воздухе гудят провода – в городе установлено телеграфное сообщение, работает театр, издаются газеты… Здесь живут купцы-золотопромышленники, которые не чуждаются меценатства; интеллигенция, которая горит прекрасными идеями… Все время что-то происходит, учреждается, открывается, организовывается… В 1889 году – городской общественный музей, потом первая в Сибири фельдшерская школа, потом – отдел Императорского Московского общества сельского хозяйства…

В 1890 году через Красноярск проезжал Антон Чехов. Его встречали известные красноярские журналисты Федор Федорович Филимонов (1862-1920) и Емельян Федорович Кудрявцев (1857-1916). О Красноярске Чехов оставил просто превосходные отзывы. Причем в личных письмах они даже лучше, чем в опубликованном очерке:

"Красноярск красивый интеллигентный город; в сравнении перед ним Томск свинья в ермолке и моветон. Улицы чистые, мощеные, дома каменные, большие, церкви изящные".

Еще через год в Красноярске появится телефонная связь, электрическое освещение, а еще его посетит цесаревич Николай. Возвращаясь из путешествия в Японию, 28 июня 1891 года наследник со свитой прибыл на поезде из Иркутска на Бирюсинскую станцию, которая находилась в 5 верстах от границы с Енисейской губернией. Вместе с енисейским губернатором и другими официальными лицами Николай Александрович доехал до села Березовское, где пересел на пароход "Св.Николай"¹⁶, который и доставил своих пассажиров в Красноярск. Интересно, что через шесть лет этот же пароход доставит из Красноярска в Минусинск другого в будущем всемирно известного пассажира – Владимира Ильича Ульянова; псевдоним «Ленин» появится позже – и его обладатель сначала будет называться не Владимиром, а, скорее, Николаем: "Н. Ленин"¹⁷.

Но до этого еще нескоро. Приехавший в Красноярск 23-летний цесаревич Николай знакомится с городом, заезжает и в мужскую гимназию. "Енисейские губернские ведомости" от 14 сентября 1891 года помещают подробный отчет о передвижениях будущего императора:

"На дворе выстроились ученики гимназии, семинарии, а также в числе 400 человек, городского 3-х классного, 5-ти начальных училищ, воспитанники Владимирского приюта, Синельниковского благотворительного общества и приюта арестантских детей и ремесленного. Государь Наследник обошел все ряды, отправившись, затем, по просьбе директора гимназии, в гимназический сад. Государь соизволил посадить там кедр".

Скорее всего, среди нескольких сотен гимназистов и прочих учащихся Красноярска находились и братья Скочинские. По крайней мере, первый ученик Александр.

В Красноярске – нескучно. Простор! Высокое небо, мощная река, сопки в туманной дали… Главнейшая красноярская достопримечательность – Столбы – северо-западная часть горного массива Восточных Саян. Излюбленное место загородных прогулок красноярцев становится лучшим местом изучения природы, своего рода естественной научной лабораторией, а заодно и территорией для высказывания идей. Знатоки и почитатели Столбов, скалолазы, альпинисты – столбисты! – всегда отличались свободомыслием и вольнодумством. Один из первых красноярских столбистов, основоположник этого движения – Иван Тимофеевич Савенков (1846-1914). Педагог, археолог, шахматист в одном лице, он проводит там экскурсии для своих учеников. Изучив скалистые горы, в 1886 году Савенков издает труд о геологическом строении красноярской местности.

Участвовал ли в этих экскурсиях Саша Скочинский? Документальных свидетельств о том не сохранилось, да и были ли они? Но, пожалуй, предположение, что хоть один красноярский       подросток не лазил по Столбам, в высшей степени фантастично! Белокурый мальчик с прозрачными глазами наверняка засматривался на синеватые горы и что-то видел в дальних далях.

А, возможно, и в основанном Савенковым шахматном кружке блестящий математик Саша Скочинский тоже состоял.

В Главархиве Москвы, в личном фонде племянника А.А. Скочинского – Константина Константиновича Кузнецова сохранилось несколько фотокарточек, сделанных в Красноярске. На них в немного разных ракурсах запечатлены одни и те же люди. Например, вот на этом, датированном 22 мая 1892 года. Первый слева, в светлой одежде – Александр Скочинский. Но кто сфотографирован вместе с ним? Друзья и родственники? Отец и братья?

Александр Скочинский в Красноярске. 22 мая 1892 года

Жили Скочинские в районе современной улицы Горького. Неподалеку от усадьбы Шепетковских. Известная в Красноярске фамилия – без неё и Красноярск не был бы тем изящным, интеллигентным городом, так восхитившем Чехова!

* * *

Родоначальником красноярских Шепетковских можно назвать Александра Кирилловича Шепетковского (1808-1877). Потомственный военный, выпускник Первого кадетского корпуса в Санкт-Петербурге, некоторое время (а именно – четыре года) бывший архангельским полицмейстером, Александр Кириллович после выхода в отставку в 1848 году перебрался с семейством в Сибирь, где занялся золотоискательством. Был владельцем приисков в северной и южной системах Енисейского округа¹⁸. В Красноярске Шепетковский приятельствовал со ссыльными декабристами, в частности с Василием Львовичем Давыдовым¹⁹. Между прочим, оба они были многодетными отцами. У Василия Львовича – тринадцать детей, у Александра Кирилловича – девять. Судьба многих из младших Шепетковских тоже связана с Сибирью, с Красноярском.

Николай Александрович Шепетковский был старшим сыном Александра Кирилловича. Он родился в Архангельске в 1847 году, учился в Петербурге – в Павловском кадетском корпусе, затем Павловском военном училище и военно-юридической академии. Однако уже в 1870 году мы видим его в Красноярске. Вначале Николай Александрович служил заведующим учебной командой войск Енисейской губернии, но через пять лет вышел в отставку и поступил в местное отделение Государственного банка, а в 1877 году избран гласным, то есть депутатом, красноярской городской Думы.

Н.А. Шепетковский явился одним из инициаторов создания и первым директором Красноярской публичной библиотеки (ныне – Центральная городская библиотека имени Максима Горького). Он занимается также организацией школы для девочек, составлением устава Общества попечения о начальном образовании, хлопочет об устройстве литературно-музыкального общества и проведении народных чтений… Два срока подряд – с 1898 по 1901 и с 1902 по 1905 – избирается городским головой Красноярска. Не самые спокойные времена! Об этом периоде жизни Красноярска и его градоначальника Шепетковского можно написать целый роман или научный труд.

С женою Зинаидой Ивановной (урожденной Батуриной) у них шестеро детей: два сына и четыре дочери. Самая старшая – Мария – родилась в 1873 году.

Где они познакомились, Саша Скочинский и Маша Шепетковская? Может быть, в городской публичной библиотеке? Или на концерте литературно-музыкального общества? Да где угодно! "Мы жили по соседству, встречались просто так". В Красноярске люди "одного" (или почти "одного") круга почти наверняка хорошо знакомы.

Да, Саша Скочинский – из семьи ссыльных, но в Сибири таким происхождением никого не удивишь.

В Сибирском торгово-промышленном справочнике 1890 года Александр Медардович Скочинский фигурирует в качестве торговца солью в городе Красноярске.

А вот такую справку прислали нам из Центрального государственного исторического архива Санкт-Петербурга:

– В документах архивного фонда Петроградской духовной консистории в метрической книге церкви Благовещения Пресвятой Богородицы на Васильевском острове в Санкт-Петербурге за 1900 год в части о бракосочетании имеется запись под № 160:

"Александр Александрович Скочинский, горный инженер, состоящий в распоряжении директора Горного института императрицы Екатерины II-й для практических занятий, 26 лет, римско-католического вероисповедания, и Мария Николаевна Шепетковская, дочь статского советника, 27 лет, православного вероисповедания, девица, бракосочетались 5 ноября 1900 года.

Оба первобрачные.

Поручители жениха: Михаил Федорович Делярю, потомственный дворянин, студент Горного института императрицы Екатерины II-й, и Стефан Осипович Ветошинский, помощник присяжного поверенного.

Поручители невесты: Сергей Иванович Чистяков, потомственный дворянин, и Василий Юлиевич Кузнецов, окончивший курс императорского Санкт-Петербургского университета, студент Горного института императрицы Екатерины II-й.

Венчание совершил священник Иаков Михайловский с диаконами Михаилом Ливановым и Александром Озеровым".

Однако мы забежали на семь лет вперед и опять нарушили линейность повествования.

* * *

Получив аттестат Красноярской гимназии, в 1893 году Александр Скочинский уезжает в Санкт-Петербург, становится студентом физико-математического факультета университета. Однако уже через два года, в 1895, оставляет его и переводится в Горный институт. В своей автобиографии А.А. Скочинский пишет, что этот перевод явился следствием трудного материального положения, в котором он тогда находился: дело в том, что в Горном институте студентам-отличникам давали хорошие стипендии.

Приезжал ли студент Скочинский домой, в Красноярск? Думается, что до 1896 года, наверняка! В 1896 году умер его отец, Александр Медардович Скочинский. Извещение вдовы, Людвиги Казимировны, об этом скорбном событии опубликовано в красноярской газете "Енисей".

Сам Александр Александрович в той же автобиографии говорит об антирелигиозности своего отца, и о том, что у семьи, по всей вероятности, возникли сложности с отпеванием. Тем не менее, в церковных книгах при Покровском соборе в Красноярске сохранилась запись о месте захоронения Александра Медардовича Скочинского. Теперь на этом месте располагается торговый центр.

* * *

После смерти мужа Людвига Казимировна с детьми (младшему, Степану, только четыре года) перебралась в Иркутск. Почему именно туда? Почему не в европейскую часть страны, поближе к сыну и к своей родине? Почему не осталась в Красноярске, где у нее появились свойственники – Шепетковские?

Мы не знаем ответы на эти вопросы. Возможно, в Иркутске у Людвиги Казимировны были более близкие люди? Брат? Сестры? А возможно, какие-то знакомства остались от "иркутского периода" жизни ссыльных Скочинских?

И сегодня в Иркутске живут потомки Скочинских. Правнучка Людвиги Казимировны – Мария Помпеевна Ромашева рассказала о дальнейшей судьбе братьев и сестер Скочинских.

Жизнь их не баловала. Младший из братьев – Степан – умер в 34 года, средний – Лев – в 42, второй по старшинству Анатолий – в 58. У Степана был туберкулёз, у Льва – порок сердца, Анатолий заразился брюшным тифом.

По словам самого Александра Александровича Скочинского, Степан работал в артели инвалидов, а Мария Помпеевна нашла сведения, что Степан являлся представителем "свободной профессии". Чем занималась эта артель, и кем трудился Степан? Артели инвалидов в двадцатые годы изготовляли весьма художественные вещицы! Можно предположить, что Степан был художником. Он состоял в браке; но как сложилась последующая жизнь его жены, были ли у них дети, и что с ними сталось, неизвестно.