Гипотеза Рая

© Александра Олеговна Молоткова, 2022

ISBN 978-5-0056-8740-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть 1. «Солнце»

1.

– В завершение хочу ещё раз выразить своё восхищение Райнером Шмицем, теорема которого стала завершающей в истории человечества! А теперь, благодаря ему, было построено всем нам уже известное устройство, соорудить которое мы пытались больше десяти лет! С этого дня мы, учёные всего мира, открываем новую эпоху человеческого существования – эпоху времени покорения Вселенной! Мир теперь не будет прежним, это факт! И здесь, в России, силами НМС – Научного Мирового Содружества, мы начнём свой путь в неведомое ранее пространство, мы покорим его, мы – люди Земли! – торжественно окончил свою речь Валерий Михайлович Брюзгальский, в прошлом руководитель Санкт-Петербургского математического исследовательского института.

После речи 67-летнего главы СПМИН, восторженно улыбающегося всем, сидящим в зале, последовали бурные овации: большой зал с высоким и массивным потолком, набитый учёными, научными сотрудниками, академиками и другими людьми научного мира, содрогался от предвкушения, переполняющего здесь каждого, великих событий скорого будущего. Почти сразу очередной совет, отличающийся только тем, что являлся торжественным, начал расходиться. Люди мира науки, перемешавшиеся в этом зале, спешили каждый в свой научный штат, отвечающий за ту или иную область знаний.

Система НМС, несколько десятков лет назад созданная в России, размещалась близ Санкт-Петербурга, западнее его. Она представляла собой огромный механизм современной научной деятельности человека, направленной на решение задач Вселенского масштаба, на поиск рычагов управления Вселенной. Выстроенный комплекс НМС включал в себя многочисленные штаты различных ветвей науки. Площадью более 800 тысяч квадратных метров, внутри он имел соединения со всеми его точками и частями.

Комплекс был выстроен следующим образом: 7 дугообразных или же полукруглых корпусов, будто рёбра, стояли друг за другом, они были одинакового размера, так, что, если собрать их вместе, получилась бы единая широкая дуга, помешали бы этому закрытые переходы по обоим загнутым концам строений, которые тянулись к следующему, да деревья, посаженные между каждым зданием. Переходы были на трёх верхних этажах, поэтому висели над дугообразными въездами для людей, допущенных в НМС. Замыкала композицию круглая площадка, в центре которой, ещё круглее, стоял жилой комплекс для работников штатов. К нему, от последнего здания, так же шли переходы.

Кто-то с удивлением заметил, что число зданий – 7, 7 этажей в каждом из них, даже количество деревьев, посаженных вряд, столько же. С той и с другой стороны окон было крайне мало, всего 14 на этаж – 7 с одной стороны, столько же с другой. Внутри всё освещалось искусственно, потому что свет в достаточном количестве не мог пробраться сквозь небольшие стёкла, так, видимо, было задумано.

Огорожено всё было холодным железным забором. Он стоял ровно, в отличие от комплекса, который диаметром тянулся из угла в угол металлического ограждения. Через определённые расстояния в железо были впаяны пропускные пункты с вооружённой охраной.

Когда семь задач тысячелетия одну за другой начали доказывать гении мира, приезжая в Россию, стало ясно, что именно здесь будет построен центр, сотрудники которого раз и навсегда покончат с гипотезами, напрягавшими умы человека много веков. Семь задач составляли, как выяснили учёные, кольцевую теорему понимания Вселенной, то есть их решение означало соединение Высшего разума с человеком. Теперь, когда последняя, седьмая гипотеза стала теоремой, сложилась картина иного миропонимания, стало ясно, как человек может перевернуть мир. Оставался последний шаг – применив все формулы, составить одну – ту, которой и будут пользоваться учёные, управляя в космическом пространстве сооружённым беспилотным кораблём, чтобы, путём заполнения космических пустот, Вселенная приобрела первоначальный вид. Так люди постигнут тайну Мироздания.

Заседавшие, уверенно зашагавшие каждый в своём направлении, точно знали свою задачу, поэтому, не теряя времени, через несколько минут полностью освободили зал.

Валерий Михайлович Брюзгальский некоторое время оставался в зале. Он вспоминал, как с 23-летнего возраста, как только окончил обучение, посвятил себя науке. От лаборанта до академика и руководителя ведущего института – вот, собственно, вся его жизнь. Обзавестись семьёй так и не успел, редко навещал старушку мать, живущую в городе. Невысокого роста, довольно плотного телосложения, он всегда и везде появлялся первым. Оказывался в самых интересных местах, даже там, где его не должно было быть. «Быстро перемещаешься в пространстве», – шутили над ним коллеги. После строительства НМС, институт, который он возглавлял, перевёл лучших своих сотрудников в содружество, сам же Валерий Михайлович возглавил здесь математический штат.

В «отделе» математики, так просто называли здесь каждый штат науки, работавшем над созданием формулы всемирного управления Вселенной, трудились самые выдающиеся математики планеты. Они сотрудничали с многими штатами, те, в свою очередь, работали с другими. Основным соратником отдела являлся биологический штат или, проще говоря, отдел исследования мозга, (располагались оба штата во 2-ом полукруге от центра), который за последние годы изучил мозг почти совершенно, дойдя до возможности, отключая одни фазы мозга, давая их роль другим, создать человека совершенного, который может, управляя своим мозгом, отказаться от всех созданных им устройств, самостоятельно заменяя их. Изучение дошло и до бессмертия, конечно, не в широком смысле этого слова, но, в коей-то мере, до организации человеком собственной жизни. Отдел исследования мозга, возглавляемый Надеждой Игнатьевной Березной, начал сотрудничество с отделом математики, когда, при эксперименте над центральной железой человеческого мозга, были обнаружены магнитные сигналы, связывающие мозг человека с физическим миром. А математика, созданная разумом человека, как известно, соответствует свойствам этого мира. Последнее время группа исследователей мозга ставила эксперименты над лимбической системой, отвечающей за чувства и эмоции человека, они стремились способы самосовершенствования людей.

Валерий Михайлович смотрел в небольшое рядом с кафедрой окно, оно являлось единственным в этом зале. Его мысли были далеко отсюда: он думал о мире, который вот-вот изменят, повернут в другом направлении они, учёные, внутри он был горд, что тоже приложил к этому немалые усилия. За окном был внутренний двор НМС, замощённый серой брусчаткой, в центре которой вряд стояли семь рябин, посаженных при строительстве комплекса. За ними виднелся следующий штат, во дворе которого так же стояли рябины. Деревья, одиноко шелестящие пожухлыми, начинавшими сохнуть, жёлтыми листьями, цеплялись друг за друга ветвями, как будто последний раз видели это небо, и, боясь потерять его, обнимались, чтобы было не так страшно.

2.

В обычном мире было всё не так сложно. Жизнь шла своим чередом, рождая новых и забирая отживших своё, людей.

Осень, давно взявшая права над прошедшим летом, кружила листвой, угоняла на юг птиц и заставляла людей грустить, думать и вздыхать о минувшей жизни. В небольшом городе, находившемся на севере области, день стоял солнечный, но прохладный. Дул промозглый ветер, сильно и неприятно бил горожанам в лицо. Они кутались в шарфы и воротники от пальто, спешили быстрее дойти до нужного им места.

Девушка, лет 20-23-ёх, торопливо шла по городскому парку, на ходу застёгивая красное летнее пальто. Завернув в более глухое и тёмное место парка, она остолбенела: перед ней стоял он – мужчина, с которым она тайно встречалась. Она только что ушла от него злая и расстроенная, видимо, они серьёзно поругались. Не успела она повернуть обратно, как он крепко взял её за плечи, начал торопливо что-то объяснять, но, поняв, что она не хочет его слушать, принялся сильно целовать её бледные губы, впалые щёки и тонкую шею. Она не могла вырваться из его животных объятий, ей пришлось терпеть его насильственные ласки… Бросив девушке её красное пальто, оказавшееся на листве, он ушёл так же неожиданно, как появился. Оставшись на скамье и долго смотря в землю, она вспомнила всё, что когда-то связывало её с этим, как оказалось, давно ненавистным для неё человеком.

Началось это в августовский вечер, когда с деревьев начали уныло падать первые листья. Работа почтового отделения города подходила к концу. Он был последним посетителем, срочно отправлявшим посылку в Санкт-Петербург. Своей наигранной ухмылкой, приглаженными волосами, которые придавали лицу ещё более круглый вид и новым сверкающим бордовым костюмом он сразу не понравился девушке, она даже не скрывала этого – брезгливо и натянуто, но всё же улыбнулась ему, так положено было по этикету почтового работника. Но, нужно отметить, мужчина средних лет удивил её галантностью джентльмена, тем более он дождался её у крыльца отделения, предложил проводить до дома. Этот роман, как теперь рассуждала она, сидя на скамье, поджав под себя ногу, произошёл внезапно, она, как тогда казалось её, встретила свою первую и последнюю любовь. Даже тот факт, что он постоянно будет уезжать в Петербург, а встречи их будут проходить на съёмной квартире, не испугал её, она твёрдо решила, что любит этого человека.

И вот прошло 3 года… Она не могла подумать тогда, что так ошибётся, разочаруется в своём искреннем и почти детском чувстве. «Вот и вся любовь…», – подумала девушка, после чего медленно поднялась и побрела в обратном направлении. Она решила раз и навсегда уйти от этого мерзкого, пафосного человека, осталось только вернуться и забрать вещи, которых было не много в этой квартире, порог которой она переступила совсем юной девушкой, а покидает женщиной. Она перебирала ногами, раздумывая о своей ничтожной жизни: вспомнила детдом, колледж и работу на почте, которую она не могла терпеть всей душой. Терзало её одиночество…

– Ах! Да что же это, простите, пожалуйста! – рассмеялась по-детски наивно рыжая веснушчатая девчушка, налетевшая внезапно и неведомо откуда, на возвращавшуюся девушку.

Вскинув ярко-зелёные глаза, она заметила, что «сбитая» девушка бледна и потеряна:

– Вам плохо? – ответа не последовало, девушка продолжила идти вперёд. Рыжая последовала за ней. Замедляя ход, впередиидущая женщина, как показалось на первый взгляд девчонке, почти остановилась.

– Может, я вас случайно ударила?

– Да нет же, идите, оставьте меня в покое… – с трудом сдерживая слёзы произнесла девушка-женщина.

Закусив указательный палец правой руки, весёлая девушка вновь догнала свою «собеседницу».

– А меня Ирой зовут! – закричала она и протянула руку, молча стала ждать реакции. Эльвира так же молча вложила в руку девчонки свою и резко, даже грубо, назвала своё имя.

Теперь новые знакомые шли вместе, за всю дорогу обмолвились лишь одной фразой. Ира спросила:

– Извините, а сколько вам лет? – поняв, что вопрос неуместен, он был задан для того, чтобы разрядить угнетающую Иру обстановку тишины, которую листья, шуршащие под ногами, ещё больше усугубляли, добавила: – Я просто подумала, что мы с вами ровесницы.

Эльвира молча продолжала идти. Тогда Ира, стараясь придать голосу весёлость, которая, больше от обиды на себя, постепенно отступала от неё, сказала:

– Мне 21

– Мне 23, – думая совсем о другом.

Неожиданно для них обеих они разом повернули в один и тот же подъезд дома, который проходили.

– Как! – вскрикнула Ира, высоко подняв брови – Разве вы здесь живёте?

– Я? Не… Да, здесь… но, недавно…

– Значит, ещё раз приятно познакомится, соседка, – вновь радостно заявила рыжая.

– Да… приятно… мне пора домой, я тороплюсь, – Эльвира уже открывала дверь подъезда, но резко обернулась. – Вы очень хорошая девушка, Ира, оставайтесь такой. Я искренне желаю вам счастья, не хочу, чтобы вы… ошиблись…

Она сказала это, точно зная, что видятся они в первый и последний раз. Ира, заметив это, не дала Эльвире зайти в подъезд:

– Разве вы уезжаете? Вы же только заселились!

– Да, только, но уже… – она не успела договорить, Ира перебила её

– На море? Вы знаете, я никогда не была на море. Мне кажется, вы должны жить на море!

Эльвира ещё больше удивилась открытости и искренности рыженькой милой девушки-девочки, впервые улыбнулась, правда, грустно:

– Я не была на море, я нигде не была…

– Разве красивые не бывают на море?

– Красивые? Может, и бывают…

– Почему же вы не были?

Эльвира, всё время стоявшая к Ире в пол-оборота, так как держала дверь, повернулась, дверь закрылась.

– А я думала, таких девушек, как вы уже нет

– Каких? – искренне не понимая новую знакомую, спросила Ира.

– Таких, как вы…

Теперь обе долго молчали. Эльвира смотрела вдаль, она была не здесь, а где-то далеко – в своём прошлом. Ира наблюдала за движением красивого лица, она пыталась разгадать эту таинственную девушку. Вновь прервала молчание Ира. Она, вытянув перед собой букет из осенних листьев, зелёных и красных, робко произнесла:

– Это тебе… вам…

– Да что уж.., тебе, конечно, – Эльвира всё ещё не видела перед собой новую знакомую, но, поняв, что она, неожиданно для самой себя, ответила что-то своей собеседнице, опустила на неё взгляд. Она была выше Иры за счёт каблуков, без них, девушки были бы одного роста.

– Я и не заметила, что у тебя в руках листья, спасибо… – и с улыбкой, подумав о чём-то, резко подбросила их вверх. Букет взлетел метра на два и, когда падал вниз, стал рассыпчато и медленно опускаться на землю, кружа большие листья.

– Как красиво! – рассмеялась Ира, подняв руки вверх, будто хотела поймать листочки.

Когда все они опустились, своими зелёными ботиночками она стала подбрасывать их. Но лицо её переменилось, сверкнув глазами, Ира быстро посмотрела на широкую улыбку, сохраняющую впечатление от листопада. Только сейчас она увидела в глазах загадочной Эльвиры добрую и такую же открытую, как она, девушку.

– Поехали на море!

– Что?

– На море поедешь, говорю?

– Это же… – Эльвира оборвала речь, зачем-то отвернулась.

«Наверное, я обидела её», – не успела подумать Ира, как вновь наблюдала за красивым лицом.

– Поехали! А поехали! – повторила она.

Будущее рисовалось перед Эльвирой, точнее не рисовалось, оно было тёмным и неведомым. Зачем она поедет? А, главное, с кем? – с незнакомой, почти незнакомой девушкой. Впрочем, она просто хотела сбежать. «Возьму отгулы, вернее больничный, да, я больна» – промелькнуло у неё в голове.

– Пойдём ко мне, закажем билеты, паспорт нужен только, – перебила её мысли Ира.

«А она-то, Ира, зачем меня позвала? У неё, наверное, подруги есть, могла бы их…» – опять размышляла Эльвира.

– Да, идём, только я сначала к себе, мне нужно… паспорт взять…

Девушки поднялись на третий этаж, враз достали ключи, подошли к дверям, стоящим рядом. Медленно повернув головы, Ира налево, а Эльвира направо, они улыбнулись друг другу, первая широко, оголив зубы, вторая же натянуто, она уже делала шаг в квартиру, в которой, почему-то, горел свет.

3.

В комнате, выходящей в прихожую, горел свет. Эльвира стояла в оцепенении, она была уверена, что его здесь нет. Он выбежал из спальни босой, без верхней одежды, в спортивных штанах от костюма, который она подарила ему на юбилей – 35 лет. Вытращив глаза, он провёл рукой по растрёпанным волосам, открыл рот, как будто хотел сказать что-то, но закрыл, видимо, не найдя слов.

– Я сейчас уйду, – с горечью поняла она в чём дело.

Она сделала шаг к двери в спальню. Дверь была прикрыта, но в щель отчётливо была видна худенькая ножка, поспешно натягивающая чулок. Собирать вещи он ей не помогал, ничего не говорил, стоял молча, в той же позе, в которой «предстал» перед Эльвирой. Она была готова через 10 мину. Уходя, положила ключи на пол в прихожей и навсегда вышла из этой квартиры.

4.

В лаборатории, где белый яркий свет горел только над огромным столом, находившемся в центре, было тихо и напряжённо. Учёные, столпившиеся у этого стола, с всевозможными новейшими приборами, созданными в процессе экспериментов, проводами, к ним подключёнными и трубками, торчащими в разные стороны, последний раз, перед очередным испытанием, проверяли устройства и вычисления, которыми были исписаны две белые доски на правой от входа стене: одна доска содержала разнообразные чертежи сфер и невообразимых для понимания обычного человека фигур, на другой мелкими цифрами и символами были обозначены формулы и вычисления, здесь и стояли вряд около десяти человек, молча, каждый сам с собой, проверяя их правильность. Ещё столько же человек стояли у стола, не отрываясь смотрели на него. Райнер Шмиц, высокий и худой, так, что белый короткий халат смотрелся на нём нелепо, немец 52-ух лет, то и дело поправлял квадратные очки. Когда руки его наконец оставляли очки в покое, он, положив одну ладонь на стол, тянулся к прибору, на котором холодным металлом было выбито: «В-6», на нём он крутил в разные стороны небольшой вентиль, смотря в это время наверх, где располагался экран с цифрами, меняющимися в зависимости от кручения. В глаза его азартно пылал огонь, ведь если цифры сойдутся, относительно вычислений, можно будет приступить к эксперименту.

В лаборатории был и Валерий Михайлович Брюзгальский. Он не участвовал в эксперименте, в математическом отделе его роль, хотя он и был руководителем, заключалась в исправлении аппаратов после неудачных экспериментов. Находился он здесь, потому что не мог не наблюдать за работой коллег. Академик постоянно менял место просмотра, передвигался от стола к доске, не задерживаясь на одной позиции более минуты. На круглом лбу его скапливались капельки пота, он вытирал их рукавом заношенного пиджака.

– Может быть, всё же, – замешкался он, – через магнитометр-13 пробовать? – но ответа от Шмица не последовало, тот, стрельнув глазами в Брюзгальского, резко отвёл их в сторону, глубоко задумавшись.

– Я думал об этом, – довольно хорошо, с небольшим акцентом, заговорил он на русском языке, – впрочем, мы проводили работу с ним, но он чувствителен к магнитным полям, думаю, не выдержит.

– При испытании нового двигателя он хорошо помог, – подняв на высокого немца глаза, доказывал Брюзгальский

– Да, но тогда сила трения была невелика, сейчас же мы запускаем более мощный механизм, я боюсь, что…

– Но нужно же проверить все варианты, всё таки мы имеем дело с идеальным двигателем, – перебил Брюзгальский, пожалев об этом

– Я думаю, если, что будет ужасно, испытание провалиться, мы поработаем с вашим предложением, – твёрдо заключил Шмиц, продолжая подгонять числа.

Валерий Михайлович очень расстраивался, когда его предложения и идеи отвергались, но никогда не подавал вида. Вот и сейчас, когда Райнер Шмиц, который формально давно уже был главным в отделе, отказал ему, сердце его сжалось от обиды, и он, поджав пухлые губы, отошёл к доске. Пока Брюзгальский подавлял в себе горькое чувство, случилось то, чего вот уже несколько месяцев, после последнего эксперимента, ждали учёные.

– Готово! —вскричал Шмиц, отпрянув от стола метра на два.

Все ждали этого возгласа, поэтому были готовы после него спокойно подойти к столу и занять каждый свою позицию: кто у прибора, за который отвечал, кто у экрана, кто просто вдалеке, если не участвовал в следующей части эксперимента. Но, услышав заветное «Готово!», учёные разом ринулись к столу, бешено сверкая глазами, у многих дрожали руки.

– Спокойно, коллеги, – успокоил всех Шмиц, возглавляя завершающий, если он удастся, эксперимент, – аккуратнее, Владимир Дмитриевич, – обратился он к молодому, но уже старшему научному сотруднику, – так, верно.

Владимир Дмитриевич Землеров, завсегдатый помощник Шмица, был главным действующим лицом эксперимента. Его задача состояла в проведении толстого провода через узкий тоннельчик и подключение его к тому самому прибору В-6. Сложность была в том, что задеть стенки тоннеля – загубить эксперимент, задержав на несколько месяцев создание идеального двигателя, работа над которым шла в НМС больше десяти лет.

Именно Владимир Дмитриевич был одним из тех, у кого дрожали руки, более того в животе он чувствовал неприятные боли от волнения. Взяв красный провод, он не спешил начинать, посмотрев на Шмица, получил одобрительный кивок и крайне медленно стал протягивать руку с проводом к тоннелю. Когда кончик провода был уже в тоннеле, все, наблюдавшие за этим, напряглись и перестали дышать. Здесь и последовали помогающие, как сам он думал, слова немца. Но Землеров не слышал ничего, в ушах его звенело, он истекал потом. Шмиц говорил успокаивающие слова, скорее, для себя, потому что неимоверно боялся отрицательного исхода эксперимента. Он думал, что не переживёт провала, ведь идеальный двигатель был построен уже на 99%, оставался последний эксперимент, который не удавался учёным уже 76 раз, это было 77-ое испытание, 77 раз сердце Шмица переставало биться. Всё сжалось внутри немца, от этого лицо его исказилось, изрезалось множеством морщин, глаза его бешено смотрели на руку Землерова, в них отчётливо был виден страх.

Тем временем пальцы руки всё приближались к тоннелю, казалось, ещё миллиметр и они коснуться прибора, что делать ни в коем случае нельзя, так как устройство, при напряжении, даст сбой. Но Землеров контролировал каждое движение, поэтому остановил руку и едва перебирая пальцами начал протягивать провод внутрь. Он, подключал прибор, чтобы тренироваться ночами, давая отдыхать организму всего 3—4 часа. Зато теперь точно знал, как ему действовать. Вот уже кончик провода находился в центре тоннеля, одно неловкое движение, и нужно будет проводить эксперимент заново. Проблема состояла в том, что проводок был мягким, и не было возможности зафиксировать его в одном положении. Так же невозможно было заранее протянуть провод, сначала должен был быть заряжен тоннель. Провод показался из противоположного отверстия, тогда Землеров остановил онемевшие пальцы и другой рукой аккуратно и медленно взялся за показавшийся кончик. Вытянув его, он глубоко, но тяжело вздохнул, предстояло ещё присоединить провод к устройству B-6. Протягивая с двух сторон проводок через тоннель, учёный достиг прибора, стоявшего в 20-ти сантиметрах от тоннеля. Он перевернул руку, державшую кончик провода и подсоединил его. Чтобы пошло напряжение, на противоположной стороне стола стоял сотрудник, который, после подсоединения, убедившись, что ничего не задето и провод подсоединён верно, подключал небольшой агрегат. Теперь Землеров отпустил левую руку, державшую кончик, всё было в порядке, по проводу пошёл ток, тоннель мягко затрещал, как и должно было быть. Можно было отпускать и правую руку, но Владимир Дмитриевич не мог решиться, так же, как и другие учёные не решались сказать ему ни одного слова, все ждали дальнейших действий Землерова. Он начал отпускать по одному пальцу. Теперь держал провод только двумя – большим и указательным. Но стоять вечно было невозможно, математик поднял указательный палец, оставив проводок лежать на большом и медленно стал убирать на себя руку. Он опустился на корточки и закрыл лицо руками, когда увидел, что провод, тянущийся от прибора B-4 к B-6, через тоннель, повис в воздухе. Реакции учёных не последовало, эксперимент ещё не был закончен. Теперь они ожидали подсчёта цифр на экране, всё должно было сойтись в единицу, от чего станет ясно, что установка сооружена верно, тогда дело будет за производственным цехом, где и будут собирать тот самый идеальный двигатель.

– Hat es wirklich geklappt? (Неужели получилось?), – прошептал Райнер Шмиц, выжидающе смотря на экран, сверкая огнём глаз, в которых появились слёзы.

Действительно, цифры, то и дело меняющиеся на экране, показали единицу. По щекам Шмица полились слёзы, он не устоял бы на ногах, если бы пожилой сотрудник с широкими усами, стоявший сзади, не подставил бы своё плечо.

– Господин Шмиц, что с вами? – испугался Григорий Иванович

– Всё хорошо, спасибо, – он обвёл глазами коллег, которые первую минуту стояли, не веря тому, что случилось, теперь же обнимались и жали друг другу руки, многие сдерживали слёзы.

По очереди они стали подходить к Райнеру Шмицу и восхищаясь его гению говорить слова благодарности. Когда все немного успокоились, новый неофициальный глава математического отдела, коверкая от волнения русский язык, произнёс:

– Нам всем нужно…, как вы говорите по-русски… не расслабляться. Мы с вами, господа, подошли к рубежу, и перед нами уже вплотную стоит высочайшая задача – мы, уже имея, конечно, ещё не испытанный, но всё же… двигатель… идеальный двигатель, должны работать над созданием самого корабля, который и будет управляем этим двигателем… Мы все немало представляем, что из себя представляет будущая машина, мы долго работали и над ней. Я уверен, совсем скоро мы запустим её бороздить просторы Вселенной. Я говорю «мы», потому что все научные штаты НМС проделывают колоссальную работу. Из-за этого наша «формула Вселенной» тоже будет доработана в ближайшем будущем. Теперь, господа, остаётся последний шаг! – гений говорил очень торопливо, он волновался и едва переводил дух, потому что всё ещё не мог привыкнуть к тому, что задуманное вот-вот случится. Примерно такую же речь он говорил и на общем собрании людей науки в большом зале на торжественном собрании.

Этот выдающийся эксперимент и речь немца и вспоминал Валерий Михайлович Брюзгальский, стоя у окна и смотря на рябины, которые, склонив от ветра головы, шелестели листвой, точно начали плакать.

5.

– Ну вот, а я хотела уже звонить тебе в дверь, – сказала Ира, встретившая соседку в подъезде. – Ты вещи уже собрала? – смеясь, спросила она, увидев в руках Эльвиры сумку.

– К тебе? – не отвечая, ухватилась та за последнюю соломинку.

– Да, заходи, конечно. —Ира открыла дверь, пропуская вперёд себя девушку, которую хотела видеть своей подругой.

– Мама вернётся поздно, у неё на работе какая-то проверка, – протараторила Ира, разливая по чашкам чай. – Поэтому, до вечера мы можем делать тут всё, что хотим. Или тебе куда-нибудь нужно?

– Никуда мне не нужно, с завтрашнего дня беру больничный на месяц.

– Где работаешь? – Ира старалась не обращать внимание на резкость девушки

– На почте, впрочем, это не интересно, – сухо ответила Эльвира, начав при этом отхлёбывать из чашки дымящийся кипяток.

Она опять задумалась, и Ира, на этот раз решила всё же узнать, о чём всё время размышляет её, как ей мечталось, будущая подруга.

– О море, конечно, – пытаясь выдавить улыбку, процедила та, – ты точно решила ехать?

– Да, я всегда мечтала о какой-нибудь поездке! А ты разве передумала?

– А мама не будет против? – вопросом на вопрос ответила Эльвира.

– Я уже не маленькая, – по-взрослому сказала рыжая девушка, на что получила в ответ улыбку от гостьи. – Конечно, я предупрежу маму, но решение я приняла сама! У меня есть накопленные от стипендии деньги, я особо не трачу. Заказываем билеты? Нести ноутбук?

– Неси, неси…

Пока Ира ходила в комнату, Эльвира рассматривала скромную кухню в однокомнатной квартире. На холодильнике она заметила фото, прикреплённое сверху большим магнитом в форме осеннего листочка. Она подошла, чтобы поближе разглядеть женщину, крепко обнимавшую маленькую девочку.

– Здесь мне 6 лет, – неожиданно вернувшись, проговорила Ира, заставив Эльвиру вздрогнуть.

– Какая у тебя молодая мама…

– Она просто так выглядит. На самом деле на фото ей уже 45, она родила меня в 39

– А папа?

– Не было его никогда, – обиженно проговорила Ира и стала грызть сахарное печенье.

– А у меня никого не было, я в детдоме выросла, вот так одна всю жизнь…

– А друзья?

– Какие друзья?.. Нет никаких друзей. Рано или поздно друзья становятся врагами.

– Я так не считаю, – с досадой сказала Ира, подумав о намечающейся между девушками дружбой. – Вот мы с тобой сможем стать подругами? – после некоторого молчания аккуратно спросила она.

– Не знаю, я ничего не знаю…, – на кухню вновь водворилось молчание

– А я вот верю в настоящую дружбу! – не выдержала Ира. – И в любовь настоящую тоже верю! Ты можешь смеяться надо мной! Я вижу, ты разочаровалась во многом, но я знаю, что к человеку должно прийти настоящее, крепкое, иначе он просто не сможет жить, он будет тосковать и рано или поздно умрёт, так и не поняв, что такое любовь, дружба…

– А зачем понимать? – перебила Эльвира

– Зачем? А жить зачем? – удивилась Ира. – Чтобы понять это, я думаю. Вот у тебя что-то случилось, я, правда, не знаю, что, но вижу, что у тебя очень тяжело на душе. Но это обязательно пройдёт, потому что не может в жизни всё и всегда быть плохо. А представь, как радостно и восторженно ты будешь жить, когда случится с тобой… это… Его ведь, горького, гораздо больше, чтобы потом настоящее счастье было слаще, а оно будет, просто нужно не озлобиться, всегда любить мир, чтобы не происходило, тогда в ответ мир подарит тебе, то что ты, я это вижу очень-очень ждёшь!

– Может, знаешь, сколько ждать нужно?

– Может, всю жизнь! – блеснула огнём глаз Ира. – Вот, когда поймёшь, что всё не просто так…

– Вот что я тебе скажу, – вновь перебила её Эльвира, но в этот раз спокойнее, заметив, как треплются зрачки у Иры, – я года 3 назад такой же, как ты была, вроде, жизнь любила… А вот когда поняла, что ни любви, ни дружбы настоящих нет, что всё это ложное, что это – просто слова, как та надежда, о которой многие любят говорить, поняла, что и счастья нет ни сейчас, ни в будущем…

– А ты знаешь, что такое слова? Слово…

Эльвира не ответила, может, она не поняла вопроса, а может не услышала его… Ира изучала её, пронзая светом зелёных глаз, будто строила план.

– Ты прости, что я так резко говорю, но ты, я вижу, многого ещё не знаешь. Но я по-прежнему хочу, чтобы у тебя всё сложилось так, как ты об этом мечтаешь. У тебя молодой человек-то есть? – несколько улыбнулась она, придавая тяжёлому разговору лёгкость

– Нет, – угрюмо ответила Ира, – А что?

– А был?

– Не было, – Ира с удивлением повела плечами

Вскинув на Иру заблестевшие глаза, как будто не ожидала такого ответа, Эльвира по-доброму, тепло сказала:

– Понятно, почему у тебя в голове такие мысли…

– Нормальные у меня мысли! И не мысли это, а чувства, —огоньки так и посыпались из зелёных глаз Ира, – а если ты не веришь в это, я тебе это покажу!

– Покажешь?

– А вот на море поедем и покажу!

– А… море…

– Ты что забыла, глупенькая? – по-детски рассмеялась Ира, от чего её пухленькие щечки стали ещё больше.