– Северная Америка. Скалистые горы, – я перебирала пластинки, пытаясь подобрать то, что зацепит Аму с первого выстрела. – Подарок от рейнджеров, научивших меня искусству наблюдения, которое я практикую до сих пор.
– За мной вы тоже наблюдаете? – вопрос звучал как утверждение, поэтому я не сочла нужным как-либо реагировать.
Ама явно всё понял правильно. Он ведь тоже кропотливо собирал информацию и следил за нужными ему людьми. Тело, привычки, поступки часто были честнее слов. Оставалось только правильно их прочитать и понять, что с этой информацией делать. И вот тогда становилось понятно, профан ты или…
Хмыкнув, я вытянула «Чи Май» Эннио Морриконе, которая стала особенно известна после фильма «Профессионал».
Патефон послушно принял дар, зашуршала игла. Кабинет наполнился глубокими, под кожу проникающими звуками. Ама прикрыл глаза, постукивая пальцами в такт по подлокотнику кресла. Статный и изящный, он походил на дирижёра, чуткого до любой мелодии, понимающий, о чём и как та хочет рассказать. Точно так же нам предстояло услышать истории старого дома и разгадать тайну кукол. В определённой степени мне не терпелось поскорее заполнить в этом деле пустоты, но профессионализм не терпел суеты. А ещё – личных чувств и эмоций. Ведь именно они толкали людей на предательство, ложь и совершение преступлений. Мелодия, выводящая пики, волнующаяся морем, плачущая скрипками, об этом очень наглядно напоминала.
После мы с Амой поужинали и разошлись. Он выбрал закуток за ширмой с журавлями, довольно милый и уютный, благодаря футону, светильнику и двум полкам. Будь побольше пространства… Но камерность Аму не пугала, наоборот, кажется, успокаивала.
4. Зов прошлого
Следующий день начался с хмари – тучи подобно хищным птицам поглотили добычу-солнце и распахнули серые крылья по всему небосводу. Минута-другая – и уже стал накрапывать дождь. Завывающий ветер-мятежник сорвал с деревьев очередную охапку листьев, будто стремился создать картину в чёрно-белых тонах. Рисунок тушью с изящными ломкими линиями. Красиво, и всё же навевало тоску. А монотонный ритм барабанящих по крыше капель в равной степени раздражал и убаюкивал. Если отслеживать водные узоры на стёклах, можно было легко погрузиться в транс. Всё расследование сейчас напоминало эти мутные, переплетающиеся и словно никуда не ведущие разводы.
Ама тоже рассеянно смотрел в окно и чуть не насыпал себе соли в чай. К счастью, я вовремя пришла на помощь. При этом никто из нас не произносил ни звука. Мы слушали, как глухо рокочет гром, как скрипят ветви, как шлёпают друг о друга мокрые листья. Бесчинство непогоды завораживало.
Но я всё же нарушила тишину за столом, когда Ама в третий раз поднёс пустую кружку к губам.
– Плохо спалось на новом месте?
– А? Нет… Скорее сон был беспокойным. Я всё время бежал, а меня преследовал один и тот же образ, – Ама помолчал, а потом поднял на меня взгляд, одновременно настороженный и чуточку испуганный. – Рензо-сан, хочу поделиться с вами одной историей. Возможно, она покажется вам странной, и у меня нет никаких доказательств в её правдивости, но, мне кажется, она как-то связана с делом, которым вы занимаетесь.
– Я слушаю.
– Я упоминал, что вырос в детдоме, но воспитывался там не с самого рождения. До семи лет у меня толком не было крыши над головой, мать моя постоянно пила и крутила шашни с такими же алкоголиками, а отца я вовсе не знал. Я вечно голодал и ходил в обносках, но мне не к кому было обратиться за помощью – люди шарахались от меня, как от чумного, – Ама рассказывал спокойно и ровно, значит, уже не раз делился этой историей и давно отпустил прошлое. Впрочем, когда он продолжил, речь его стала более возбужденной и прерывистой: – Но однажды… мать отвела меня в баню и после натянула на меня новую рубашку. Она сказала, что продала меня за хорошую сумму, так что я должен выглядеть и вести себя прилично. Сказала идти мне на мост Касуми и дожидаться там… женщину с куклой.
– И ты пошёл? – Сердце моё сжалось, ведь именно этот мост мне поручили патрулировать. Но ведь эти события могли произойти раньше, чем началось повсеместное дежурство полицейских? Очень хотелось в это верить.
– А что мне ещё оставалось? – в голосе Амы засквозила горечь. – Пока шёл, стал накрапывать дождь. Была поздняя осень, как сейчас, и я быстро продрог. Я вообразил, что та женщина будет добра ко мне, отведет меня в тёплое место и накормит горячей едой. Но на мосту никого не было, в парке за ним тоже. Я подумал, что мать всё придумала, чтобы избавиться от меня, – губы Амы искривились, и он шумно втянул воздух носом, сдерживая слёзы.
– Тогда ты решил утопиться?
– Да… Терять мне было нечего, лучшей жизни для себя я не видел. Прыгать я не решился, поэтому спустился под мост с твёрдым намерением заходить в воду, пока не окоченею от холода.
– И тут появилась женщина с куклой?
– Нет. Под мостом спала девочка, свернувшись в калачик. На ней была старая, порванная, но определённо тёплая куртка. Я позавидовал ей и даже задумал недоброе… Только вот рука не поднялась. Она походила на ангелочка. Грязного чумазого ангелочка. Как раз подходящего такому оборванцу, как я, – Ама грустно улыбнулся, а я попыталась представить эту сцену, где двое детей прятались под мостом от дождя и тяжёлой жизни. На душе скребли кошки. – В общем, я не придумал ничего лучше, чем лечь рядом с ней и заснуть.
– А когда проснулся, девочки рядом не было? – Мне доводилось слышать подобные истории, которые побуждали поверить если не в сверхъестественное, то в провидение точно.
– Была и есть в моей жизни до сих пор, – Ама говорил тихо, и в его интонации слышалась печаль.
– Мне жаль, что тебе пришлось пережить подобное, – я выдержала паузу и продолжила: – Но что в этой истории странного? Таинственная женщина с куклой, которую ты так и не встретил?
– Сио видела её.
– Сио? Твоя названная сестра, и она же девочка под мостом?
– И телохранитель Савады, на которого я работаю, – Ама жёстко напомнил, как туго переплелись три судьбы.
– В тот день? – я с жадностью подалась вперёд.
– Раньше. – Ама прикрыл глаза, и по лицу его пробежала тень. – Сио жила под мостом около двух месяцев, и за это время женщина с куклой несколько раз встречала на мосту и куда-то увозила на велосипеде мальчиков-беспризорников с длинными волнистыми волосами. Это всегда было либо поздним вечером, либо в непогоду, когда на улице мало людей. Сио говорила, больше она тех мальчиков не видела, поэтому рада, что я остался с ней.
– Скольких мальчиков увела та женщина? – я похолодела, внезапно открывая для себя ещё большую жуть этой истории.
– Сио вспомнила четыре таких случая. Я должен был стать пятым, но женщина либо не пришла, либо решила, что я убежал.
Пятым… какое-то заколдованное проклятое число. Или жертв было ещё больше? За бездомными не вёлся учёт, поэтому дети могли пропадать пачками, а никто даже не догадывался об этом. И уж тем более родители-бомжи не писали заявлений в полицию о пропаже: избавление от лишнего рта было радостью, а не трагедией.
– Спасибо, что поделился со мной этой историей.
– По правде, я бы хотел стереть её из памяти, но не получается. Время от времени я вижу во сне образ той женщины и таких же мальчиков, как я, сгинувших в небытие, – Ама прерывисто выдохнул. – Может, всё было совсем иначе, и это случайное совпадение, но…
– Не бывает таких совпадений, Ама, не бывает, – я протянула руку и сжала плечо юноши, хоть как-то выражая свою поддержку. Теперь мне ещё сильнее хотелось докопаться до истины и наказать виновника. – Скажи только, какой это был год?
– Две тысячи третий, кажется. В новостях ничего не было о пропавших детях. – Ама без дополнительных вопросов понял, что меня волнует. Действительно хороший переговорщик. – Я тщательно изучал газеты, на которых мы спали, в надежде, что меня ищут. И, греясь, смотрел телевизор в одном магазинчике, откуда не выгоняли, если сидеть тихо.
Сердце моё сжалось с новой силой. Это была та часть жизни, от которой вечно хочется отвернуться, отмахнуться, отгородиться… Но она всё равно никуда не девалась.
Прячась то ли от непогоды, то ли от колющего чувства в груди, я погрузилась в кресло, скрестив пальцы на уровне лица. Теперь меня преследовал образ женщины с куклой, но голые факты всегда помогали справиться с наваждением и предрассудками. За мостом Касуми находился район Шин-Ямашита, где Микаши Ори снимал квартиру вместе с другом. Ещё один бесполезный камушек в горе подозрений. Но среди собранных материалов было несколько любопытных фактов и фото, которые могли помочь собрать разрозненные кусочки в целую картину.
Друга Микаши Ори звали Таяно Изуму. Его семья слыла довольно богатой, но они связались с «Аума Шинрекё», нашумевшей в девяностых сектой, и потеряли практически всё, включая собственные жизни. Отравление угарным газом при сжигании древесного угля – именно так значилось в протоколе о вскрытии. Это событие сильно повлияло на Таяно. Мало того, что от него отвернулись однокурсники, друзья и бросила девушка, так ещё и доставшийся в наследство рёкан лег мёртвым грузом, ведь именно там его родители совершили самоубийство.
Вокруг гостиницы ходило множество легенд о призраках, и кто-то даже слышал стуки и завывания в ночи, видел смутные тени и кровь на стёклах. При свете дня, разумеется, никаких следов нечисти не оставалось. А вот предрассудки продолжали витать в воздухе. Поэтому Таяно долгое время не мог рёкан продать. Даже когда его жизнь наладилась, он стал работать в фирме грузоперевозок и подружился с Микаши, всё равно продолжал искать покупателя. В конце концов, Таяно нанял в риэлторы девушку «миловидную, но на голове как вороны гнездо свили» – именно такую характеристику я получила абсолютно от всех оставшихся в живых соседей. От них же узнала, что вдвоём Таяно и риэлтор регулярно наведывались к рёкану, отмывали стены от происков ребятни и продумывали различные стратегии. Только не помогали ни максимальное снижение цены, ни яркая реклама. Помогла, как и в случае магазинчика тканей Чиибаты, кукла.
В разгар цветения сакуры рядом со входом в рёкан появилась кукла в традиционной одежде. Старое дерево как раз росло неподалёку, орошая землю, рёкан и куклу розовыми лепестками. Вроде бы мелочь, но место вмиг и в разы стало более привлекательным. Все будто забыли про слухи и видения, предложения посыпались одно за другим. Вскоре Таяно заключил сделку с местным якудза, собирающимся расширять территорию: его резиденция располагалась совсем рядом, через тенистый сад. Вроде якудза планировал снести рёкан и построить что-то новое, но рёкан очень приглянулся его сыну. Сыну, которому ни в чём не отказывали и чью самостоятельность всячески поощряли. Сыну, которому нравились куклы и эпоха Троецарствия. Судьба порой играла в жестокие игры с людьми…
Вот и лучшие друзья, которые доверяли друг другу тайны, в итоге стали друг для друга убийцей и жертвой. Считалось, что именно девушке-риэлтору Таяно Изуму решил преподнести дорогой подарок, ограбив Микаши Ори. Но, вероятно, никакой девушки не было. Микаши, несмотря на свои странности, оставался талантливым кукольником, который из грубого материала творил изысканные вещи. Поэтому не было ничего удивительного в том, что из угловатого себя он мог сделать типичную аккуратную японку с помощью кимоно, парика и макияжа. А детали внешности никто не запоминал, ведь рядом с ней был симпатичный парень с ангельским личиком и отталкивающим прошлым.
К тому же совсем скоро начались пересуды о якудза: кто-то волновался, кто-то радовался такому соседству, кто-то неприкрыто искал покровительства. Люди могли удивительно быстро переключаться с одного на другое.
Так что никто не сопоставил страшные звуки, доносящиеся из рёкана, с куклой перед входом. Никто не удивился, что с арестом Микаши миловидной девушки-риэлтора и след простыл: ведь наверняка берегла репутацию! И уж тем более никто не связал убийство лучшего друга с похищениями детей. А мне вот не давал покоя факт, что у Таяно были большие глаза и волнистые волосы, но после удачной сделки тот обрился наголо. Могло ли кукольника переклинить после порчи образа «главной музы»? Я считала – вполне.
От усиленной мозговой работы захотелось есть. И словно в ответ на это желание, с кухни донеслись ароматы жареного мяса. Так непривычно и забыто… Ион любил готовить и часто баловал меня новыми блюдами, пока я распутывала преступления, и после изнуряющей смены в участке дома всегда ждал горячий вкусный обед. На секунду мне даже померещилось, что сейчас я его увижу и прижмусь к широкой спине. Но на кухне над сковородой колдовал Ама, помешивая кусочки курицы, сдобренные соусом. Видать, такова была моя судьба: держать в кухонном рабстве мужчин. От вида хрустящей корочки во рту скопилась слюна. Запах кружил голову. Спустя некоторое время Ама добавил к мясу нарезанные морковка, перец и стручки грибов эноки. Разноцветные ингредиенты весело плясали на сковороде, подчиняясь ритмичному помешиванию. Овощи скукожились по краям, став явно мягче. И в завершении это великолепие накрыла шапка из лапши.
Ама усмехнулся, заметив меня, и указал головой на стол. Меня не нужно было долго уговаривать: я сполоснула руки, достала палочки и подставки для них и юркнула под котацу, согревая успевшие озябнуть ноги. Через пару минут Ама торжественно поставил передо мной тарелку якисобы, и я едва не обожглась, тут же накинувшись на еду. Одновременно нежная и хрустящая, лапша с курицей и овощами открывала мне дорогу в рай. Много ли человеку надо для счастья?
После обеда Ама попросил ознакомиться с документами по делу и засел в своём ноутбуке, сверяясь с какими-то данными в интернете. В толстой папке было и про пропавших мальчиков, и про визит к Чиибате, и про рёкан Таяно с приложенными фотографиями. Множество стрелочек и фактов сводились на одной персоне – известному в определённых кругах кукольнику.
Отдельно я гордилась собранными сведениями из фирмы перевозок, где работал Таяно. Они проливали свет и на то, когда молодые люди познакомились, и на то, что в рёкане был скрытый отсек. Повезло, что за двадцать с лишним лет на фирме мало что поменялось и что от старых бумаг никто не избавлялся. «Наша гарантия бессрочна! Мы всегда готовы обратиться к бумагам в случае спорных ситуаций, и чаще всего решаем конфликты в нашу пользу, поскольку работаем на совесть!». Хоть высказывание и веяло преувеличением, я не была проверяющим инспектором, а ценность добытых материалов перекрывала любое лукавство.
Руководитель фирмы охотно рассказал, как однажды вечером, перед самым закрытием, чудной кукольник ворвался к ним в офис и чуть не на коленях просил оказать услугу по перевозке куклы. Таяно взялся за этот заказ, хоть и отпахал смену, и Микаши остался настолько доволен сроком и качеством перевозки, что даже оставил отзыв в специальной книге от двадцать первого июня двухтысячного года. А потом всегда настаивал на определённом водителе и даже платил за это тройную таксу. «Ну а я что, дурак отказываться? Уж признаться, уважаемая детектив, пусть бы он хоть трупы перевозил заместо кукол за такие деньги». Помимо честного признания в слабости человеческой натуры, мужчина также поделился со мной блокнотом, который нашёл в бардачке Таяно, да и упрятал в его личное дело. Блокнот оказался залит кофе, и в нём в основном были записи по работе, но встречались и личные заметки. Среди них я обнаружила любопытную запись про уборку запретной комнаты. Скопировав это кусочек, остальной блокнот я отдала для выявление записей в лабораторию. Кто знает, что ещё интересного можно было найти среди размытых чернил.
За делами я не заметила, как прекратился дождь. Даже солнце робко показалось из-за туч, вылизав двор светом, и я решила, что нельзя упускать такую возможность отвлечься от хоровода мыслей. Для этого у меня был проверенный способ, который всегда помогал успокоиться и сконцентрироваться.
– Ты стрелял когда-нибудь? – крикнула я Аме, и тот удивленно показался из закутка.
– Из пистолета приходилось, – он нахохлился и сморщился, словно воспоминание было не из приятных. – Но не в человека.
– А из лука?
Ама помотал головой.
– Тогда пошли.
На стрельбище я как следует размялась, чувствуя, как пробуждаются затекшие мышцы. Тело благодарно отозвалось даже на эту малость, и я в который раз задумалась о регулярных тренировках. Никогда ведь не поздно начать, верно? Ама, глядя на меня, тоже робко поделал наклоны в стороны. Похоже, спорт отсутствовал и в его жизни, уступая место интеллектуальным баталиям.
Я перебрала стрелы, извлекая те, у которых были дефекты: поломанные перья или хлипкое древко. Прохладный ветер бодрил и, к счастью, дул в направлении мишеней.
– Смотри внимательно. Прикладываешь стрелу к метке и стараешься держать перпендикулярно луку, пока натягиваешь тетиву. Когда лук чуть прогнётся, как следует прицеливаешься и отпускаешь стрелу. Вот и всё. – Стрела сорвалась из моих пальцев и пронзила мишень; лук отзывался лёгкой вибрацией. – В идеале сверяться с ветром и просчитывать отклонения, но сейчас тебе нужно просто почувствовать механизм.
Я протянула Аме лук, и он повременил, прежде чем взять его. Явно сомневался, есть ли польза в подобном времяпрепровождении, и мысленно продолжал копаться в фактах. О, я знала, каким наркотиком был поиск правды. Между тем расследования мало чем отличались от стрельбища: есть цель, есть средства и либо успех, либо провал. А ещё для поимки преступника всегда оставались важны холодный расчёт, сосредоточенность и умение выбрать оптимальную траекторию за короткий срок. Но объяснять свою философию я предпочитала на деле.
– Тугая… – Натягивая тетиву, Ама держал лук совершенно неправильно: тот болтался как вздумается, и стрела постоянно из-за этого смещалась с метки.
– Именно поэтому лучники часто носят перчатки и у них хорошо развита мускулатура рук.
– А на меня перчаток у вас не нашлось?
– Это твоё первое знакомство с луком, Ама. Я хочу, чтобы ты почувствовал структуру всех его составляющих. Через боль и преодоление связи образуются крепче.
– Тут вы определённо правы… – Ама опустил лук, и по лицу его засквозила бездна эмоций.
С таким на стрельбище делать нечего. Большой риск получить травму или натворить дел. В похожем состоянии я однажды умудрилась выстрелить в окно… И после благодарила всех богов, что пострадало одно стекло. Но только я решила отвлечь гостя экскурсией по окрестностям, как Ама вновь вскинул лук – и попал прямо в «яблочко». Взгляд у него сделался острым, чуть не пронзающим насквозь и не дающим пощады. Это был взгляд переговорщика, чьё предложение невозможно отвергнуть.
– Я знаю, как нам попасть на территорию якудза.
5. Профессионал
Больше суток Ама готовился, подавал запросы, подолгу разговаривал по телефону, оперируя не слишком понятными мне терминами. Ноутбук его яростно клацал, и я боялась представить, сколько там открыто вкладок. Не менее грозно шуршала листами моя папка с делом. Ел Ама урывками, и я сомневалась, спал ли он: слишком много информации приходилось обрабатывать за короткий срок. В редкие перерывы Ама много курил, выходя для этого на террасу, и рассеянно скользил взглядом по пейзажам. Шестерёнки наверняка усиленно крутились в его голове, чтобы свести воедино полученные данные.
Лишь ближе к полуночи мы пересеклись на кухне и уселись напротив друг друга за низким столиком котацу, чтобы греть ноги. Посередине стола я установила горелку для чайника. Ама сидел, слегка покачиваясь. Бледный, с кругами под глазами, он особенно напоминал сейчас вестника смерти и словно бы смотрел внутрь себя. Тем не менее, разговор начал именно он:
– Вам привет от Генджи.
– Вот как? – я безмятежно заливала кипятком чайные листья, представляя, в каких выражениях глава безопасности якудза посылал мне весточку. – Надеюсь, у него всё хорошо.
– Его страстью стали ставки на лошадях. – Ама неудачно вскрыл коробку с печеньем и чертыхнулся, когда часть печенья рассыпалась.
– И ты предложил ему альманах из будущего? – Я не могла не вспомнить знаменитую трилогию, доливая в кастрюльку молоко.
– Достал билеты на Кентуккийское дерби, которое состоится в мае. – Ама сосредоточенно пересыпал крошки обратно в коробку, но всё равно всюду наследил. Вздохнул, прикрывая уставшие воспаленные глаза.
– Оставь, я уберу. – Я деликатно похлопала его по руке и забрала чашку, чтобы разделить с ним королевский чай. Аме точно будет полезно для работы сердца и стрессоустойчивости. – Твоим связям можно только позавидовать.
– Связи тут ни при чём. – Ама впился в меня взглядом. – При ведении переговоров важно сразу взять тон и не терять позиций. Стоит дать слабину, как тебе начнут диктовать условия. Поэтому важно подобрать такое предложение, которое сразу заинтересует клиента и будет для него выгодным.
– Тут ты безусловно прав, – я улыбнулась и протянула Аме чай. – Ты хорошо поработал.
Ама шумно отпил и впился в чашку как в спасательный круг.
– Это не всё. Глава клана завтра дома с трех до пяти дня. Рензо‑сан, вы можете пойти со мной, только, прошу, не встревайте в мою работу.
– Для чего бы мне тебя нанимать, чтобы потом мешать. – Я потягивала свой чай, наслаждаясь мягким кремовым вкусом.
– Заказчики бывают разные. Кто‑то до самого конца предпочитает оставаться анонимом, а кто‑то лезет впереди паровоза и суёт нос не в свои дела.
– Очень хорошо понимаю. Некоторые, небось, ещё и тыкают себя пальцем в грудь: «Я же вам заплатил!» – Я передёрнула плечами от дурных воспоминаний. – Я сотрудничаю с полицией, поэтому редко беру непосредственно частных клиентов, но и в моей практике были такие персоны.
Ама покивал, больше так и не притронувшись к чаю. Это было странно с учётом того, сколько он говорил и сколько выкурил за сутки. Может, у него была аллергия на молоко? Но тогда бы он не ел пасту.
– Ты никогда раньше не пил такой чай?
– Только порошковый. – Ама смотрел в чашку как в бездонный колодец. А ведь была у меня мысль угостить его «Эрл Греем»…
– Ама, мальчик мой, – я не смогла сдержать этого отдающего то ли жалостью, то ли пошлостью выражения. – Все мы совершаем ошибки, все мы теряем дорогих сердцу людей, но никогда не стоит в этом тонуть. А ты будто никогда и не видел света.
– Я… не… – Ама вскинулся: взгляд горел, желваки ходили под кожей. – Вы ошибаетесь.
– Разве? – я критично и показательно окинула его взглядом. – Ты прилично зарабатываешь, но живёшь в халупе, носишь затасканную невзрачную одежду, заказываешь одну и ту же дешёвую еду в одном и том же кафе годами. У тебя нет не то что любимой девушки, но даже любимого места, любимого дела, любимой вещи. Ты ни с кем не общаешься и не контактируешь вне работы, и можешь сколько угодно прикрываться стремлением к безопасности, но правда в том, что ты просто‑напросто живёшь от заказа к заказу. Разве я не права?
Весь мой спич Ама выслушал с непроницаемым лицом, не дрогнув, но по выражению глаз стало понятно, что его это задело.
– Это – мой путь. Я сам его выбрал.
– Путь кого? Праведника или жертвы? – я допила чай и стукнула донышком чашки о стол. – Знаешь, Ама, мне знакомо это чувство: груз ответственности. Когда мой муж, Ион, скинулся с моста, я долго существовала как будто в полусне. И думала‑думала «Если бы…»: если бы я уделяла ему больше времени, если бы вовремя обратилась к врачу, если бы у нас родился ребёнок, если бы то, если бы сё… до этого бы не дошло! Но я не была стервой, не была ревнивой женой, не была азартным игроком, спускающим все деньги в пачинко. Просто слишком любила свою работу. И за пару месяцев до гибели я предлагала мужу развод на выгодных для обоих условиях. Он отказался. Ион уже тогда выбрал для себя смерть – позже я нашла рецепты на седативные лекарства, хотя самих блистеров обнаружить не удалось.
– Так странно думать, что вы были замужем… – Ама стал меньше напоминать сыча, но напряжение ещё сквозило в мимике и резком движении, которым он откинул волосы назад.
– Не похожа я на вдову?
– Не похожи на ту, кто стремится создать семью… – Ама обронил тихо, но твердо.
Я рассмеялась громко, немного истерично, как давно уже со мной не случалось.
– Я трудоголик, ты прав. Но мне не чужды человеческие чувства, желание делить с кем‑то тепло и постель, вместе переживать заботы и радости. Когда ты один, ты сам себе хозяин и сам себе тюремщик. С годами это смертельно надоедает, знаешь ли.
– Знаю… – Ама аккуратно и осторожно отпил из чашки ещё, потом снова и снова, пока не допил до конца. Вид у него был странный: он определённо смаковал, но не мог понять, понравилось ему или нет. – Вы во всём правы, Рензо‑сан. Признаться, я даже никогда не целовался.
– А хочется? – я постаралась добавить в голос мягкости, а не ехидцы с провокацией. Как будто в этом доме было полчище девиц на выданье, а не одна перезревшая дама.
– Вы жестоки, Рензо‑сан, – Ама прошептал, поднялся и приблизился тенью. – Вы для этого сюда меня пригласили?
– Чтобы затащить тебя в постель? – я даже фыркнула, наблюдая, как он опускается рядом со мной на колени. – Прости, я слишком старомодна. Сначала общение, потом свидания, узнавание вкусов и предпочтений друг друга, подарки, а уже потом секс.
– Отговорки. – Ама, миг поколебавшись, положил руки мне на плечи и развернул к себе. – Для вас единственный путь найти партнера – это договорной брак или свидание вслепую. Ну или, может быть, однажды повезёт и в консерватории рядом с вами сядет симпатичный мужчина в разводе, вы начнёте бурно обсуждать музыку, будете друг другом очарованы и…
– Останемся просто хорошими знакомыми, – я подмигнула, провоцируя специально. Ама вспыхнул и наконец меня поцеловал.
Это было просто прикосновение – несмелое, робкое, требующее ответного тепла. Бедный мальчик, которого никто никогда не любил, а все только использовали. Признать подобное – очень больно, но необходимо для движения вперёд. Я обняла Аму и погладила по спине. И мягко отстранила.
– Ты понимаешь, для чего я тебе рассказала о своём муже? Это не акт доверия и не откровение за откровение. Я правда не хочу, чтобы ты застрял в серости будней. Не хочу, чтобы ты крутил в голове это «если бы». Каждый человек в ответе за себя сам.
Ама застыл в моих руках, словно птица в силках – ворон, слишком мудрый для бесполезного трепыхания, слишком уставший для уловок.
– Я понимаю. Поэтому работаю сейчас с вами над делом Кукольника, а не превращен в куклу, – он улыбнулся блекло, но довольно искренне.
– А ты, оказывается, умеешь иронизировать. Точно не всё потеряно, – с этими словами я притянула его ближе к себе и увлекла в глубокий поцелуй.
Где‑то в глубине сознания я видела момент близости иным – более традиционным и насыщенным: Ама был бы в кимоно и лежал бы на футоне, раскинув руки, раскрасневшийся и вздрагивающий от каждого прикосновения. В реальности всё оказалось прозаичнее и честнее. Ама вообще не раздевался и не стремился раздеть меня, но вжимался жарко и отчаянно. Целовался, плотно зажмурившись и периодами сталкиваясь со мной то зубами, то носом. А потом и вовсе уткнулся в плечо и сидел у моих коленей, робкий и оглушенный пониманием, что это не страшно, что и так – можно.
Я чувствовала, как он отпускает себя – нерешительно, едва ли на четверть, в любой миг готовый вскочить и ощериться, но я не требовала многого, откровенно говоря – вообще ничего не требовала, и Ама, похоже, был за это благодарен. Не просто же так обронил «Спасибо», щекоткой пробежавшееся внутри. И со смаком разбил чашку, добавив без раскаяния «Извините». Было бы за что – каждый выпускал пар по‑своему.
Спать мы легли отдельно – и это лишь едва отозвалось сожалением. На самом деле я пригласила Аму к себе вовсе не для любовных утех, а чтобы посмотреть, как он работает. Его рассказ про нелёгкое детство явно был ключом к доверительным переговорам, простой манипуляцией, играющей на чувствах жалости и сострадания. Так действовали аферисты: делились слезливой историей с незнакомцами ради выкачивания денег. Только Ама выкачивал нужную ему информацию. Конечно, это явно был не единственный его приём из арсенала переговорщика, но, похоже, использовал он его довольно часто. Стоило отдать ему должное: даже я со своим рациональным складом ума не сразу уловила, к чему всё идёт. Ещё сложнее оказалось понять, где правда, а где умелая ложь, но кое‑что мне открылось, как ни смешно, благодаря поцелую, и я собиралась использовать это в качестве козыря в нужный момент.
Проснулась я от копошения и первым делом захотела схватиться за оружие, пока не вспомнила о госте и не разглядела его контур в полутьме. Ама, сидя на корточках, что‑то сосредоточенно вбивал в ноутбуке. Стрелки на часах безжалостно расплывались. А когда удалось сфокусироваться, я не сдержала удивленного вздоха: едва перевалило за пять.
– Извините, что разбудил так рано. – Ама захлопнул крышку, и не удалось считать выражение лица. – На то есть причина.
– Надеюсь, тебе не приснился кошмар, – я растёрла ладонями лицо, отгоняя остатки сна.
Ама оставил фразу без внимания.
– Я приготовил завтрак.
Пришлось подниматься. Не пропадать же кулинарным трудам… От прохладной воды разум окончательно пробудился. Хотя солнце ещё не взошло, и в сгущённых тенях бродить по дому оказалось неуютно. Обычно я вставала на пару часов позже, разминалась, гуляла по саду и только тогда наливала себе чай. Но Ама уже устроился за низким столиком, склонившись над плошкой риса и соленьями к нему. Меня ждала точно такая же порция и омлет.
Скоро стала понятна спешка: прежде чем нанести визит в дом якудзы, мы направились к тюрьме, где содержался под стражей Микаши Ори. Я не видела в этом особого смысла. Вряд ли человек, готовящийся к выходу на свободу, даст показания, которые повлекут за собой смертную казнь и большой резонанс в обществе. Размышляя о добровольной сдаче Микаши властям, я заключила одно: вероятно, совершив импульсивное убийство друга, Микаши увидел в этом шанс избежать сурового наказания и не колеблясь воспользовался им. Отсюда текла ещё одна ниточка: значит, существовала вероятность раскрытия дела и обвинения Микаши в похищении мальчиков, поэтому он решил затаиться в месте, где был стопроцентно лишен соблазна и возможностей экспериментировать с живыми куклами. Но раз Ама решил навестить подозреваемого и даже навёл для этого мосты, я не стала препятствовать. По подсчётам, мы успевали везде, включая перекус.
– Пожалуйста, Рензо‑сан, просто слушайте и наблюдайте, – Ама говорил вполголоса, пока нас сопровождали до переговорной.