Пентюх

Часть 1. Об удаче

Глава 1. В которой меня пытаются послать

История эта началась совершенно по-дурацки, как, впрочем, все истории, которые происходили со мной. Я лениво перебирал на столе бумажки, когда в присутственное место зашёл наш исправник Егор Пантелеевич Добронравов. Он пошевелили своими пышными усами, гмыкнул зычно, поправил на боку свою то ли саблю, то ли шашку, и спросил, ни к кому не обращаясь:

– Сам-с у себя-с?

«Самим» в речи исправника был председатель земской управы Игорь Фёдорович Кротовой, заведующий нашим Бирюльским уездом. Я промолчал, делая вид, что занят чтением очередной невероятно увлекательной челобитной какого-то Макара Грызлова о меже, неправильно померенной злодейским землемером, подкупленным его соседом. Потому исправнику ответил Ванька. Он поднял голову от такого же, как у меня, стола, и пропищал:

– У себя-с. Доложить?

– Сам доложу, – буркнул исправник и потопал своими подкованными сапожищами через присутственное место к кабинету нашего руководителя. Приоткрыл дверь и втиснул своё огромное, грузное тело внутрь, прикрыл дверь и забубнил чего-то гулким басом.

Мы опять уткнулись в наши бумажки, делая вид, что жутко заняты, хотя изо всех сил пытались разобрать, о чём исправник беседует с нашим начальником. Так уж повелось, что писари – самый любопытный народ. Но, к нашей досаде, слов было не разобрать. Мне лишь показалось, что пару раз я услышал слово «Разуменка», но могло, действительно, показаться. Слово знакомое просто – так речка называлась, которая по нашему уезду протекала верстах в тридцати или сорока от Бирюля. Вот и почудилось.

Впрочем, через несколько минут дверь в кабинет начальника распахнулась, и вместе с исправником вышел Игорь Фёдорович собственной персоной. Должность он имел представительную, а вот внешность – не очень. Был господин Кротовой росту невысокого – метр шестьдесят максимум. Круглая голова его была полысевшей, и от плеши на макушке редкие волосы грустно рассыпались вниз по голове. Под стать голове был живот – кругленький, выпирающий. Не спасало положение в плане представительности и лицо: белесые глазёнки скорбно смотрели из-под грустно-взметнувшихся вверх бровей, а над пухлыми, будто вареники, губами топорщились короткие неопрятные усики. Зато умище у господина Кротового был недюжинный, хоть и характер мягкий и уступчивый. Оттого пользовался председатель у местного дворянства почётом и уважением.

Игорь Фёдорович скорбно осмотрел нас, писарей. Подошёл вначале к Ваньке, потрепал его по голове, отчего Ванька ещё сильнее наклонился, носом почти уткнувшись в бумаги. Потом Кротовой подошёл к Потапу Смирнову. Тот, как всегда при виде начальства, вскочил, выпятил грудь и начал дышать, раздувая ноздри. Эдак Потап своё усердие показывал: вид имел лихой и придурковатый. Впрочем, Смирнову для вида придурковатого и притворяться не приходилось, ибо он действительно был дурак-дураком, и как в писари попал – одному Богу известно, да дядюшке, который был другом нашего начальника. Потом председатель земской управы пошёл ко мне, и я понял, что именно я получу задание. И что задание будет, иначе не вышел бы Игорь Фёдорыч из своего кабинета до вечера! Я тяжело вздохнул и приготовился слушать.

Господин Кротовой остановился перед моим столом, а сзади него замер исправник. Игорь Фёдорович помялся, и проговорил извиняющимся тоном:

– Семён, надо будет тебе прокатиться в волостное село Разумное, что на речке Разуменке.

– Мне? Прокатиться? – я в ужасе вскочил из-за стола, ибо за два года, как попал в этот мир, из Бирюля ни разу никуда не выходил! Уж очень много опасностей подстерегать могло за городскими стенами.

Да-да, вы не ослышались! Попал я в этот мир под названием Терра из совсем другого, где был на дворе не девятнадцатый век, а двадцать первый. Где уже были компьютеры, смартфоны и автомобили, а не дилижансы, земские управы и, прости Господи, мутанты всякие и колдовство! Но настолько я невезучим оказался, что никаких способностей я при переносе из одного мира в другой не приобрёл, и как был Семёном Пентюхом, так им и остался. Хотя и маги меня проверяли. И священники. Но… никаких способностей – ни магических, ни силовых у меня не было. В итоге проверяющие развели руками и сообщили, что я один из тысячи попаданцев, кто при переходе из мира в мир не приобрёл благодати! И это тем более обидно было, что из моего мира в Бирюле был ещё один попаданец – Роман Залимов. И величали его уважительно Романом Валерьевичем, потому как при переносе приобрёл он способности магические, оттого и дворянский титул получил, и стал врачевателем неплохим. И у него, считай, весь уезд оздоравливался от всяческих болячек. Впрочем, ужас мой на председателя земского собрания подействовал мало. Он поморщился и произнёс:

– Опасного нет ничего, Семён! В почтовой карете доедешь да села, сделаешь работу, а на следующей карете назад!

Конечно, Игорю Фёдорычу хорошо говорить об отсутствии опасности. Это ведь не ему сорок вёрст через дикие земли в карете трястись! Тут ведь в этом мире достаточно спокойно, если ты… в населённом пункте. Сюда редко какая нечисть забредёт из-за щитов с рунами охранительных. И ту нечисть быстренько укокошат. А вот мир за границами городов, посёлков и сёл отличается разительно. Нет, там бродят люди, и много. Есть отчаянные, которые спокойно себе пешком путешествуют. Только я не из таких. Тем более, как попал сюда, в писари, стал изучать местную флору и фауну. Такого начитался, что меня и под дулом пистолета за городскую черту не выгонишь. Кстати, писарю это и не нужно было. А тут…

– И что за работа? – с подозрением спросил я начальника.

– А в Разумном мужика убили! – басом загрохотал исправник, – А сыщик наш – Мерлен – как назло в командировку в соседний уезд отправился. Попросили нашего Мерлена Петровича им помочь!

– А я при чём? – леденея, спросил я начальника, старательно игнорируя стоящего за его спиной громогласного Добронравова.

– Дело в том, Сёмушка, – отвёл глаза председатель земского собрания, – Что надобно запечатлеть положение э-э-э- телес умершего…

– Убиенного! – грянул сзади исправник и Кротовой поморщился.

– Убиенного! – поправился председатель. Но сбился с мысли, вновь вздёрнул свои бровки домиком, посмотрел зачем-то на Потапа, но потом, видимо, ухватил мысль, просиял и закончил: – Так вот! Запечатлеть положение телес, описать самого убиенного – цвет кожи, характер ран, ежели таковые имеются. Опросить свидетелей и записать их показания максимально быстро после совершения преступления-с!

– Я писарь! – в отчаянии закричал я Кротовому: – Писарь, а не полицейский чин! Пусть становые приставы отправляются!

Коллеги мои – Потап и Ванька, совсем носы уткнули в бумаги, и делали вид, что их и вовсе нету. Даже Потап – дурак дураком, а тащиться за сорок вёрст не захотел!

– Да как же становые приставы отправятся? – забасил опять исправник, – Они ж бестолковые и писать почти не умеют! Филя еле-еле в прошлом годе научился имя своё выводить без ошибок, а Киря одно слово неделю пишет!

– Так вы и езжайте! – зло и мстительно сказал я Добронравову, наконец, посмотрев в его бесстыжие очи, – Вы же писать умеете?

– Я-то умею, – укоризненно прогудел Егор Пантелеевич, – Да город я на кого оставлю? Или ты, Семён, возьмёшь оружие и будешь нечисть вылавливать?

Нечисть вылавливать я не собирался, конечно. Да и оружие в руках не держал толком ни разу. Тут без оружия безопаснее. С ним тебя любой хам на дуэль вызвать может, а без него ты законом защищён! Попробуй кто на безоружного оружие направить – сразу петля! Но и отправляться куда-то, чтобы труп описывать, я тоже не собирался. Потому непримиримо наклонил голову и стиснул зубы.

Глава 2. Задание

Игорь Фёдорыч моё злобное молчание, видимо, за согласие принял, потому как заговорил преувеличенно радостно:

– Вот и замечательно, Семён! Вот и замечательно!

– Да что замечательного? – неожиданно для себя заорал я, – Вы с ума сошли все? Да я лучше уволюсь, чем поеду в ваше Разумное!

– Ну что же, увольняйся, – неожиданно легко и спокойно сказал Кротовой, – Сколько там у тебя оклад? Шестьдесят рублей? Найдём на твоё место желающего быстро. А ты иди, поищи работу в Бирюле. Особенно, когда Егор Пантелеевич да я порекомендуем тебя не брать никуда!

Такой подлости от своего начальства я не ожидал. И это от Игоря Фёдоровича, которого я учил, как особо надоедливым такие отписки делать, чтобы никогда у них не возникло желания больше кляузы свои пачками к нам в управу нести. А Кротовой радовался и говорил, что я самый лучший писарь управы за последние сто лет! От обиды даже дыхание перехватило. Но в то же время и понимание пришло, что никому я тут действительно не нужен. Пришлый – так попаданцев здесь называли. Способностей никаких. Да и боец из меня, как из говна пуля. Максимум – заляпать смогу. Я тут поначалу от незнания вёл себя как в нашем мире, но оказалось, что здесь мордобитие – вовсе не преступление. И когда пару раз по лицу получил, то очень сильно начал за своим языком следить. А потом уже мне объяснили, что это ещё и повезло – было бы оружие при себе – застрелили бы на дуэли, да и дело с концом. Они ж тут дикари настоящие! Чуть что, как на Диком Западе – к барьеру и из револьверов шмалять друг в друга! Я когда такое первый раз увидел, потом тошнило меня дня три. Или четыре. Так это ещё один дуэлянт другого не убил, а только поранил. Потом привык, конечно, и к такому. И к мордобитию. Но сам никуда не ввязывался. Если промолчал, да мимо прошёл – то никто и не тронет тебя.

Председатель земской управы смотрел на меня своими рыбьими глазками и молчал. Молчал и исправник, вдруг резко поскучневший и уставившийся куда-то в окно. И Ванька с Потапом, с которыми мы два года в одном помещении проработали, с которыми время от времени пиво вместе пили, сидели и молчали. И я сдался. Сел за стол и проговорил трагическим голосом:

– Хорошо, Игорь Фёдорович, я поеду… – хотел сказать, что если случится со мной непоправимое – ему до конца жизни в глаза моим детям смотреть, но вспомнил, что детей у меня нету. И жены нету тоже. Честно сказать, даже девушки не было. На земле учился, да стеснялся. А здешним девушкам я был глубоко неинтересен. Пытался я тут ухаживать за одной – Глафира Дымова её звали. Но она на меня смотрела, как на таракана. И всё по стрелкам сохла, по изыскателям, да по охотникам. Это те самые безбашенные, которые пешком не боялись куда угодно ходить.

А Кротовой, услышав моё согласие, тут же заулыбался. Развернул бумажку какую-то, которую в руках держал. И я понял, что он в моём согласии и не сомневался, подлец, ни минуты.

– Здесь распоряжение на твоё имя, Сёма, а здесь подорожная! А тут вот приказ – командировочные получишь в канцелярии! Завтра с утра почтовая карета уходит на Разумное. В обед останавливаетесь в Лопани – это волостной центр. Там целых два часа отдыха. Можно покушать, отдохнуть, а к вечеру будешь уже в Разумном…

Председатель земской управы рассказывал, а я сидел, смотрел на блестящую пуговицу его пиджака, и внутри поднимался страх. Кротовой объяснил, что назад почтовая карета, но уже другая, будет идти через Разумное спустя три дня. Потому времени всё записать и запечатлеть будет более, чем достаточно.

– Ежели Мерлен Петрович ранее этого времени приедет – сам ему расскажешь и покажешь. А если к тому времени не будет его – поезжай с Богом обратно! А я к зарплате в этом месяце за командировку двадцать рубликов тебе надбавлю, Сёмушка!

Я ненавидяще посмотрел на начальника, но тут в дело вступил Ванька-подлец, и подложил свинью, которой я от него вообще не ожидал! Он подошёл к нашему столу боком и зашептал что-то на ухо Игорю Фёдоровичу, а тот всплеснул руками и заговорил:

– Точно! Как я мог забыть? Неси!

Ванька метнулся к сейфу, забряцал ключами и через минуту шмякнул передо мной на стол… револьвер! Огромный, тяжёлый, с длинным стволом или дулом, как уж называется, не знаю. А исправник, который всё так же за спиной начальника нашего стоял, крякнул радостно:

– Вот это дело! Давно пора! – заговорил резко басом. Я же посмотрел дико на Ваньку, на Игоря Фёдоровича и спросил:

– А это зачем?

– По формуляру-с положено, – Ванька втянул голову в плечи, и смотрел не на меня, а на начальника.

– Молодец, Ваня, садись на место! – милостиво кивнул ему Кротовой, и повернулся ко мне: – Сёма, надо так по закону! Ты распишись за пистолетик и за двенадцать патронов к нему! Вот здесь и здесь!

– И что я с ним делать-то буду? Я даже не стрелял ни разу, – в отчаянии спросил я председателя.

– Носить будешь, Семён! – пробасил исправник. Притиснул свою моржовую тушу к столу, высыпал патроны из коробочки и ловким движением откинул какую-то штучку возле барабана. А после стал запихивать в дырки патроны, пулями вперёд, постоянно проворачивая барабан: – Так он заряжается! Потом планочку на место! А потом целишься и нажимаешь на спусковой крючочек! На!

Исправник сунул мне заряженный револьвер, и я машинально взял железяку. Поразился, какой тяжёлой оказалась машинка для убивания, даже чуть не уронил от неожиданности. На вид револьвер легче казался. А исправник в это время сгрёб оставшиеся шесть патронов и бережно ссыпал мне в карман. Потом оглядел меня придирчиво и спросил:

– А кобура твоя где?

– К-какая кобура? – я натурально начал заикаться, глядя на огромного исправника. А тот повернулся к Кротовому и спросил:

– Игорь Фёдорович, а кобуру почему не выдаёте?

– Так по формуляру только наган положено-с выдавать и двенадцать патронов к нему-с! – тут же сообщил Ванька, выглядывая из-за кучи бумаг, как солдат из окопа.

– Действительно так, – кивнул председатель земской управы.

– Ну, положено-с, не положено-с, – благодушно прогудел исправник, – Не в сапоге ж ему оружие носить! Выдайте и кобуру!

– Так нету кобуры, – развёл руками Кротовой.

– Ладно, – исправник махнул своей ручищей: – Зайди после службы к нам в участок, найдём!

И потопал на выход. Кротовой тут же развернулся и зашёл в кабинет. А Ванька и Потап уткнулись в бумаги и сделали вид, что не произошло ничего. Я подумал, и решил уйти пораньше. К чёрту сидеть, всё равно работать не смогу теперь. Взял блокнот, да грифельный карандаш. Подумал немного и сгрёб со стола линейку. В сериале каком-то видел, что эксперты на месте убийства замеряют всё. Вдруг понадобится? Поднялся и уже к выходу пошёл, как вспомнил вдруг про оружие. Вернулся, взял револьвер и стал крутить, соображая, куда его сунуть. Пробовал за пояс, но оказалось – неудобно. Тогда взял волостную газету «Ведомости», завернул в неё пистолет и сунул подмышку. Так и пошёл из присутственного места, провожаемый сочувственными взглядами оставшихся писарей.

По дороге всё думал, что с собой взять. И решил, что нужно пирожков с капустой купить. Очень вкусные они были в булочной, что напротив моей квартиры располагалась. Зашёл, взял сразу десяток, занёс всё домой да так и лёг обутый на кровать застеленную. Думал и не засну, а только глаза закрыл, как провалился в сон. И проснулся уже рано утром…

Глава 3. Что такое не везёт и как с этим бороться

Рано утром я пришёл к зданию управы и стал дожидаться почтовую карету. Не знаю, что это за мир, в котором я оказался, но он в чём-то очень похож был на наш. Если не считать монстров всяких, да разные расы. Таких тут, кроме людей, насчитывалось пять штук: тырки, гмуры, грыли, альфилы и парафины. Первые три жили зачастую и среди людей, а вот парафины с людьми не дружили никак. И вообще ни с какими расами не дружили. Жили сами по себе и особо никуда не высовывались. Хотя, альфилы тоже были весьма заносчивыми тварями. Они, по преданию, в этот мир попали первыми. А может, и изначально здесь жили. Это потом уже сюда проваливались и другие расы и люди из разных миров. Когда-то – густо и много. А потом, как я, изредка и по одному. Но я так подозреваю, что королевство Рось, в которое я и попал, было заселено как раз выходцами из России. Оттого так мало различий. Даже если и начинались расхождения, проваливались новые, с более современным языком и понятиями, и нынешняя цивилизация подтягивалась к уровню той. Хотя, тянуть её ещё надо было много, но вот местные условия не всегда позволяли!

Возле управы стояли две девицы, видимо, тоже карету ожидали. Я скромно стал рядом, щупая холщовую сумку, в которую положил и револьвер, и пирожки с капустой, и блокнот с карандашом и линейкой. Вскоре подъехала карета, запряжённая парой здоровенных лошадей. Тут их называли тяжеловозами. Кучером был грыль – мелкое, худощавое существо с сероватой кожей, огромными, без ресниц глазами, тонкогубым ртом и узловатыми конечностями. Грыль глянул на нас и спросил писклявым голосом:

– Билеты есть?

Я достал свой, девицы достали свои билетики. Только они полезли в карету, на площадь вышел дворянин лет тридцати от роду. Высокий, статный, с орлиным носом и усами, закрученными наверх. Он весело глянул на нас, подошёл и спросил у грыля:

– В Ожск карета?

– А куда ж ещё? – пробурчал грыль, – Или тут двадцать карет разных?

– Поумничай мне, – нахмурился дворянин. Сунул грылю под нос билетик и упруго вскочил в карету. Сел рядом со мной, напротив дам, и тут же представился: – Поручик в отставке, Жилов! Егор Егорович!

И коротко так головой кивнул. Я бы мог поклясться, что даже щелчок каблуков услышал. А девицы зарделись, глянулся им поручик. Потупили глаза, как того правила приличия требовали. Одна – высокая, налитая, как уличный надувной батут, так, что груди, казалось, корсет платья разорвут, прошептала томно:

– Скрипина, Катерина Леопольдовна! – и ножкой шаркнула по полу кареты.

Вторая – похудее, побледнее, зато с завитыми в кучеря локонами и красным от помады ртом, тоже жеманно ножкой сделала:

– Ольга Анатольевна! Жугарова!

Бравый дворянин повернулся ко мне. Понимая, что отмолчаться не получится, я произнёс:

– Семён Петрович… Пентюх.

– Как-как фамилия? – вскинул вверх брови поручик. И я его понимал. В этом мире слово пентюх означало то же самое, что и в моём. Потому покорно повторил фамилию. Дамы заулыбались, а Жилов так и вовсе расхохотался: – Чем занимаетесь, господин… Пентюх?

– Писарь в земской управе, – проговорил я, уже мысленно ненавидя отставного поручика.

– Как нам повезло, дамы, – чуть наклонился к попутчицам Егор Егорович. В это время карета тронулась, и он закончил уже под скрип колёс: – Случись что, и господин… Пентюх подробно запишет происходящее!

Дамы захихикали активнее. У Скрипиной стиснутая корсетом грудь заколыхалась опасно, будто холодец на вибрирующей стиральной машине. А я отвернулся и сделал вид, что дремлю. Поручик в это время стал рассказывать о своей службе в кавалерии. О славных походах и жестоких схватках. Около часа я слушал Жилова, и оказалось, что королевство наше стоит только благодаря Егору Егоровичу. И в атаки лихие он полки водил. И разведку проводил. И огромных злобных тырков убивал сотнями, и даже рога их коллекционировал, да потом перестал. Только вот с тырками мы не воевали никогда. Хотя, может, потому и не воевали, что всех воинственных бывший поручик порубал…

Мы давно выехали из города и ехали по лесу. Я смотрел между деревьев и гадал, сколько же злобных, опасных существ сидит там и следит за нашей каретой. А отставной поручик наклонился так, что губами чуть не касался бюста Скрипиной, и рассказывал:

– А возле моего имения завелось логово хвылей! Так не поверите, дамы, я взял рогатину и пошёл на этих зверей! В одиночку!

– Какой вы отважный! – прошептала, подкатила коровьи глаза кверху батутоподобная Скрипина. Подруга её лишь кивнула молча, не сводя восхищённого взгляда с отставного поручика.

– Подхожу к логову, и оттуда выскочили сразу три хвыля! И вот эти чешуйчатые скотины, – продолжал разливаться соловьём Жилов, – Принялись прыгать вокруг меня, будто кузнечики!

– Хвыли волосатые, на шести лапах передвигаются. Весят около тонны, потому если прыгнут – по колено в землю провалятся, – сообщил я, и тут же пожалел.

Глаза отставного поручика налились кровью. Он побагровел и повернулся ко мне:

– Что вы изволили сказать, господин… Пентюх?

– Так в трактате о монстрах написано, – проговорил я, жалея уже, что рот открыл.

– Не извольте юлить, писарчук! – Жилов рванул на себе ворот и схватился за кобуру: – Вы посмели меня во лжи обвинять?

– Ничего я не посмел, – пробормотал я, с ужасом глядя на взбесившегося дворянина.

Жилов забарабанил в стенку кареты и заорал грылю:

– А ну, стой, серое отродье!

Грыль, в отличие от меня, говорить ничего дворянину не стал. Послушно натянул поводья, и карета остановилась.

– А ну, пшёл вон из кареты! – заорал, брызгая слюной Жилов.

– Ваше благородие! – пыталась сказать что-то напомаженным ртом та, что похудее.

– Молчите, дамы! – процедил поручик, – Его счастье, что без оружия, иначе, клянусь, тут же дуэль! И в лоб!

– Но оставить в лесу, поручик? – проговорила Скрипина.

– Ничего-с! Жить захочет – выберется! И впредь за языком будет следить!

Так как я сидел, обмерев от страха, Жилов схватил меня за грудки и просто выкинул из кареты. Заорал грылю и тот тронул, увозя моих бывших попутчиков вперёд.

Первой моей мыслью было побежать следом, объясниться. Но я вспомнил налитые кровью глаза дворянина, и решил, что лучше потихоньку пойду следом. А то не дай Бог узнает, что у меня в сумке пистолет лежит – действительно ведь застрелит, скотина! Когда почтовая карета отъехала шагов на двадцать, я тихо пошёл следом. Но отставной поручик и не думал успокаиваться. Он высунулся из окна и прокричал:

– А ну, пшёл вон, мразь!

Я сделал вид, что не слышу и шёл понуро следом. Тогда дворянин вытащил из окна руку с пистолетом и выстрелил в мою сторону. Не знаю, убить хотел или просто так бахнул, но я услышал, как пуля мимо меня просвистела. Я ломанулся с дороги в кусты, убегая из-под огня одуревшего помещика. Задыхаясь от страха, бежал и бежал подальше от дороги, пока не уткнулся в болото. Только там остановился, запыхавшийся, и оглянулся назад. Отсюда уже не было видно ни дороги, ни кареты. Я сел прямо на траву и чуть не заплакал. Вот же незадача! И кто меня за язык потянул? Впрочем, плачь не плачь, но жить хотелось. Потому, когда отдышался, я решил съесть пирожок и вернуться назад на тракт. Авось и выйду по ней назад в Бирюль! Далеко мы не могли уехать – за два часа пути хорошо если вёрст десять проехали.

Достал пирожок, начал жевать, и тут услышал густой, тяжёлый всхрап. Повернул голову и обомлел. Судя по всему, передо мной стоял самый настоящий бздым! Мерзкая, зелёная скотина, с плоской башкой и огромной пастью. Она чем-то напоминала жабу, только в размерах была, как лошадь! Я встал с пирожком в руке и медленно повернулся к чудищу…