Tsitaadid raamatust «1095»

Ты знаешь, как зовут в народе конунга всех данов, Олуфа? – Как? – Олуф, приносящий голод… – Хм. Что же, данам не откажешь в чувстве юмора, – Славята улыбнулся. – Поверь мне, господин, когда от голода готов убить и съесть себе подобных, вовсе не до смеха.

– Не серчай, княже, потерпи немного, – глядя вслед ускакавшим воинам, произнес Ратмир. – Береженого Бог бережет. Уйдут половцы, народ успокоится, мы здесь наведем порядок, вот увидишь.

– Смотри, Ванюша, видишь? – Ратша указал рукой туда, где темная вода из Припяти сливалась с волнами Днепра. – То Припять изливается в Славутич. Им теперь отсюда и до самого до моря суждено быть вместе.

С ним справились не сразу. Он сумел ранить троих, пока боярин не убил его. Но даже после смерти, без одной руки и головы, этот поганый вызывал у многих суеверный ужас. Его подняли на копья, а один из торков отрубил ему вторую руку. Только после этого его останки перебросили через ограду.

– Я с четырех ударов мог бы отрубить ему обе руки, – Сатмаз взял в руки кнут, – но это слишком просто, да и нам поможет вряд ли. Нужно, чтобы он не только жил,

Это был первый поход Воицы. Выехали налегке, на санях только оружие и брони да припас на несколько дней пути, у каждого в поводу по заводному коню. До Переяславля добраться можно и так, а следом выступит главный полк, с ним пойдут обозы.

– У Шарукана есть еще один сын, Атрак. Это не считая всех его ублюдков, – булгарин снова поднял было кубок, но, в последний миг раздумав, только пригубил вина. – Однако все это не в счет. Сырчан любимец. Старший сын. Наследник. Вскормленный с копья,

Сейчас он тщетно пытался вспомнить, каково это – ощутить первый миг победы. Радость, ликование, облегчение. Я жив! Я жив! Я жив!

– Каматиры – очень древний род, – начал булгарин, голос его больше не дрожал, в глазах вспыхнули искры надежды. – Я слышал, что их предок много лет назад был протоспафарием и стратигом Корсуни.

– Вы бы еще факелы запалили, – недовольно проворчал Славята, глядя на это воинство, выступившее им навстречу из городских ворот. – Мы бы и запалили, – огрызнулся в ответ всадник на огромном вороном коне, – да боюсь, вид ваш распугает поганых так, что они убегут за Сулу.