Loe raamatut: «Альманах «По Тропе Вдохновения»», lehekülg 4

В душе моей оставив блик…

Разбей же все мои страдания,

Оставив счастья светлый миг!

Мы будем думать о хорошем,

Откроем новые пути;

За все ошибки в жизни прошлой

Меня, как грешника, прости…

ПОСВЯЩЕНИЕ ГОРАМ

Пронзая толпы облаков,

Накинув мантию тумана,

Они стоят среди снегов,

Застыв, как в сказке, великаны.

Они стоят, назло ветрам,

На нас взирают взглядом гордым…

Мы к ним приходим, словно в храм, -

Убрать с души осадок черный.

Там лед прочнее, чем гранит,

И слышно вечности дыханье;

Там небо на земле лежит;

А звезд касаешься руками.

Там даль хрустальная чиста,

Голубизна струится сверху;

Там душу лечит красота,

Врачует, словно дивный лекарь.

Пройдя от городских огней

К вершинам трудную дорогу,

Ты станешь чище и мудрей –

Ведь с каждым шагом ближе к Богу.

И пусть седой лавины сход

Кому-то станет приговором –

Благословенным будет тот,

Кого однажды примут горы!

Юлия Герман

Недосказано, недодумано

Недосказано, недодумано.

И наружу рвется, взрывая грудь.

Очень хочется по-разумному,

Но сильнее тянет рискнуть!

Кто рискует, тот пьет шампанское,

Ввысь взлетает, несется вдаль.

Смотрит звезды, Луну гигантскую,

И не знает слова «печаль».

Видит мир исключительно розовым,

Любит грозы и солнечный свет.

Ничего в рискнувших серьезного.

И так было тысячи лет.

Недосказано, недодумано.

Описать не хватит и тысячи слов.

Словно в адском туманном сумраке

Бродят мысли среди домов.

Кто рискует, взмывает вы́соко,

Небо чище, трава зеленей.

Риск оправдан.

Близится высадка.

Падать будет намного больней.

Мне каждый раз мучительно прощаться…

Мне каждый раз мучительно прощаться,

И не иметь возможности обнять.

Не говорить с тобой, не любоваться.

Как трудно вечно тосковать и ждать.

Мне каждый раз мучительно прощаться,

Смотря в глаза. В отчаянном бреду,

Так хочется услышать: «Стой, останься»,

В ответ сказать: «Я больше не уйду».

Мучительно смотреть в лицо родное,

И видеть слезы –жемчуг на щеках.

И что мне гром и небо грозовое?

Мне только ты нужна в моих руках.

И не устану я тобою восхищаться,

И не устану по тебе страдать.

Мне каждый раз мучительно прощаться,

Мне трудно вечно тосковать и ждать.

Душа истерзалась сомнением…

Душа истерзалась сомненьем,

И не пропадает печаль.

Представь, что меня вдруг не стало:

Тебе хоть немного, но жаль?

Представь, что исчезла навечно,

Как вазы разбитый хрусталь,

И взгляд мой пропал бесконечный:

Тебе хоть немного, но жаль?

И больше никто не целует,

Не смотрит отчаянно вдаль,

И сердцем ничуть не ревнует:

Тебе хоть немного, но жаль?

Избавь же меня от раздумий,

Разбей эту боль, что как сталь,

Представь, что исчезла, не стало!

Скажи, что чудовищно жаль!

И вот, наконец понимаю…

И вот, наконец, понимаю: теперь больна.

Бежать ли? Укрыться? Забыться? Кричать? Стонать?

О. как невозможно с ним просто, спокойно жить.

О, как невозможно бывало чертовски больно.

И вот понимаю, что где-то внутри война.

И рвутся на волю пули – мысли, слова,

Царапая душу. Истерзано всё нутро.

И слышится тихое: смирно, равнение, вольно.

И рада бы победу отдать врагу,

Отметить с тобой поражение, в узком кругу.

Забыть все, что било с размахом мне по лицу.

Да только клеймо не дает все оставить в прошлом.

В борьбе побеждает сильнейший. Так слаба.

В жестокие игры играет со мной судьба.

И все же надежда, что искра в твоей душе

Не гаснет. О, как же теперь тревожно.

За все отдается плата. Моя война –

Моя же тяжесть и ноша; моя вина.

Но рада тебе отдаваться, во всех боях.

И, кажется, этой войне я бываю рада.

И, кажется, где-то внутри эта боль цветет,

Избавь же меня от волнений, стенаний, забот.

И все, что вокруг, так неважно. Просто со мной,

Где бы ты ни был, будь непременно рядом.

Ксения Якина

Мама

Наполняй полные легкие,

Тем, чего тебе так не хватало.

И целуй его в щеки крепче,

Когда он тебе скажет: «Мама!»

Отвечай на его любопытство.

Слушай с приукраской рассказы.

Поругай его за бесстыдство.

Он гулять? Ну, а ты наказы…

Собирай впопыхах игрушки.

Укрывай его одеялом.

Объясняй «хорошо» или «плохо».

Приголубь его нежным взглядом.

Для него будь несменной Богиней.

И хранителем всю дорогу.

Для него ты одна – Спаситель.

Понимаешь сама понемногу.

Мало слов… Много…

Правда.

И вы связаны крепкой нитью.

Ты одна для него МАМА.

Запасные его крылья.

Зонт

Погода привносит свои изменения.

Ручьи грязи исчезают в бетоне.

Новая жизнь в дожде зарождалась

Как путешествие в старом вагоне.

Зонт – спаситель от мокрых капель.

Куртка – спаситель от холодов.

Обувь не пропускает влагу.

Много ли нужно?

Всюду Бог,

Раскинул свои незримые руки,

Расплескал чудо, да так щедро.

Наполнил душой сосуд человека.

Осень эту согрел чем-то.

И мы идем по маршруту «дальше».

Меняя холодный на теплый фронт.

Сами в жизнь привносим краски,

Держа, как флаг, ярко красный зонт.

Гость на пороге

«Три печали сковали мою душу в плен.

Одна: мой взгляд скользит по шее и выше линии колен. Мой разум взглядом одурманен, мой дух уже увяз в тебе. Моя судьба совсем не знает, как удержать твою в руке.

Другая: миром одурманен. Я был так глуп и был так слеп. И все немыслимые дали так начинали свой разбег. Того не жаль мне. Все подвластно тому, кто хочет начинать…я убегал…всю жизнь напрасно, но как-то надо продолжать…

И третья, главная причина, в которой нет и тени зла. Теперь я понял, что всечасно во всем я видел лишь тебя».

Земля всего лишь…

Я могу летать, как орел, потому что ты – ветер, расправляющий мои крылья.

(с) из фильма «Жизнь не может быть скучной»

Земля всего лишь взлетное поле.

У каждого по крылу.

Давай полетим там, где звезд море.

Я одна не могу.

Руку свою протянув однажды –

Обратно не отниму.

Говорят, жизнь не живут дважды.

А если тобой дышу?

Если уже нет границ и рамок.

Строгости в «я» и «ты»?

Если летать – то только вместе.

Одна я боюсь высоты.

Зная только координаты

Зная только координаты.

За порог навстречу к мечте.

Мы летели, летели куда-то…

По маршрутам в глухой темноте.

И сбивая ноги о землю,

Хоть по ней-то идти тяжело,

Мы летели, летели куда-то…

Мир вокруг превращая в кино.

Беглым очерком строки писали.

И просили их передать:

Что ни разу руки чужие,

Не смогли как родные обнять.

Лишь отзвук нас…

Лишь отзвук нас…

Проходу нет от этого нахала.

И как же сталось, что упас

Тот свет внутри, хоть сам дошел до края

Шоссе? На сотни километров

Тянулись наши голоса…

Гордясь своей нечаянной победой,

Глупец уверовал, что это навсегда…

Я не писал стихов, и не кричал о ней,

Не низал слов, – держа её подальше…

Теперь смотрю, как не мое качает чадо…

Я писем совсем не пишу. А ей и не надо.

Люба Кирелиаускене

Марионетка…

Я – мертвая марионетка, просто кукла

Без души, без желаний и мыслей.

Госпожа Душа потухла,

Перегорела очень быстро.

Мой хозяин – строгий кукловод