Вместо эпилога
«День такой, все радуются»
Последней в списке значилась консервированная кукуруза для салата. Выйдя на улицу из магазина, Дима вдохнул морозный воздух и подумал о том, что в прошлый раз он занимался закупками ровно год назад. Сегодня список ему вручила Наташа, по-хозяйски взявшая на себя приготовление блюд к новогоднему столу. Клевцов сперва выступил с предложением шикануть и забронировать столик в ресторане. «Не заслужил я, что ли?» – гордо заявил он. Ведущая новостей убедила его согласиться на домашнюю обстановку. «Надоела эта кутерьма, давай просто побудем вдвоем», – предложила она. Уходящий девяносто девятый тоже забрал у нее много сил.
Декабрь простоял холодный и снежный. Коммунальщики не успевали чистить городские улицы, из сельских районов сообщали о заносах. Но никакая стихия не помешала выборам девятнадцатого числа. Подсчет голосов до рассвета держал в напряжении все штабы, и в итоге свершилось то, ради чего вкалывали московские технологи, а Дима каждую пятницу артикулировал в эфире. Гордей Романович Царёв был повержен. Полпред с генеральскими погонами, в отличие от своего конкурента, продолжавший говорить по бумажке, обошел его на одну целую девять десятых процента. Народно-патриотический губернатор сам подложил себе свинью, заранее настояв на голосовании в один тур.
Побежденная сторона не стала оспаривать результат. Царёв съехал из кабинета на следующий же день, пожелав генералу здоровья и успехов. Процесс по делу замов Гордея Романовича, обвиненных в коррупции, ожидался только в марте. Пропал с политической сцены депутат Конский, совершенно разгромно продув Грошеву. Как сообщил «Юный труженик», ранее Степан Акимович купил уютную квартирку в столице, где и остался жить. Автора анонимной заметки уверял, что Конскому выдали круглую сумму в валюте во время майского голосования по импичменту. Ответа или привета газетчики не удостоились.
Вслед за Царёвым расстался с серым домом на площади временный квартирант Рындин. Судебному иску против городской Думы, казалось, зависшему между небом и землей, после выборов был моментально дан ход, и строгая Фемида подтвердила законность отрешения Анатолия Матвеевича от должности мэра.
– Самая сложная кампания в моей практике, – призналась Ира, когда они прощались перед ее отъездом.
– Теперь куда? – поинтересовался Дима.
– Теперь отдохну. Друзья зовут на Шри-Ланку, две недели не буду вообще ни о чем думать.
Клевцов сумел натаскать в закрома больше, чем предполагал, но Шри-Ланка всё равно оставалась ему не по карману. Это, видимо, проступило на его лице.
– Ты-то что планируешь? – спросила она.
– Шеф оставляет программу, после каникул продолжу вещать, – сказал он.
– Я не о том. Как жить собираешься?
Вопрос был что надо. Жизнь вроде вошла в некую колею, против которой Дима особых возражений не имел. Его позиции на «Городе плюс» выглядели прочными, как никогда. Отношения с Наташей после обоюдных октябрьских волнений вернулись к прежнему состоянию. О совместном будущем они не говорили, привычно радуясь каждому новому дню в отдельности. Развод с Алиной он отложил на потом: судиться-рядиться было некогда, и лишний раз трепать себе нервы не хотелось. Кроме того, после памятного матча между Россией и Украиной редактор еще несколько раз, набегами, встречался с глубоко порочной Василисой. Она точно не претендовала ни на какой статус при нем, только жадно, первобытно хотела отдаваться и брать желаемое. Укрытием для них служили то проверенная комната в актерской общаге, то квартира Ванина, когда его мать-старушка уезжала к родне. Эти упражнения Дима тоже по умолчанию не оценивал с нравственной точки зрения, воспринимая их как элемент физкультуры по завету Конского.
– Жить? Да так же примерно.
– Поменять ничего не хочешь?
Дима не сразу нашелся с ответом.
– Если честно, я недавно и представить себе не мог, что всё будет так хорошо.
Ира вздохнула, будто пыталась объяснить теорию относительности маленькому мальчику.
– Твое «хорошо» это сущий смех, уж прости меня. Наши ребята из агентства жилье в Москве покупают после одной-двух кампаний.
– То начальники, наверное.
– Начальники на Рублевке давно прописались.
– Да, неудачное ремесло я выбрал, – ответил Клевцов.
– Выбери другое, – серьезно посоветовала Ира.
– Кому я нужен?
Она вздохнула снова – на этот раз как у постели тяжелобольного.
– Так нельзя рассуждать в принципе. Себе нужен, это главное. Хочешь расти? Бросай свой канал и уезжай отсюда.
– Легко сказать, – смущенно заметил Дима под ее напором.
Ира посмотрела на него глазами очень умной и опытной женщины.
– Лучше быть первым парнем на деревне, чем последним в городе?
– Ну, не совсем…
– Но смысл верно передаю?
– Я не могу взять и всё перевернуть, – сказал он. – Мне подумать надо.
– Думай. Все мои номера у тебя есть. Протекцию не гарантирую, но сориентироваться помогу, – она полезла в сумку. – На, возьми.
У нее на ладони сидел серый плюшевый ослик с белым носиком и черными глазками, на вид немножко грустный, но милый.
– От меня. Сувенир на память.
Клевцов бережно принял дар.
– А как его зовут?
На лице его бывшего куратора возникла лукавая улыбка.
– Его? Димой.
Элеонору он повстречал у Дома книги, в витрине которого всё так же перемигивались телевизионные мониторы. Порнографию здесь больше не показывали, и народ, не задерживаясь, трусил мимо – кто тоже с покупками, кто с ёлочными ветками. Только дворник, никуда не торопясь, сгребал снег широченной лопатой. Из его рта, как из чайника, вылетали клубы пара.
– С наступающим Новым годом! – первым приветствовал ее Дима.
Она была в новенькой меховой шубке чуть выше колен, которая удачно подчеркивала стройную фигурку, с капюшоном, накинутым поверх выкрашенных в золотистый цвет волос. И походка у нее была летящая, воздушная. Клевцов улыбнулся ей совершенно искренне, будто позабыв обо всём, что омрачило их растаявшую ныне дружбу. Да он и в самом деле не держал на Элеонору зла.
– С наступающим, – недоверчиво отозвалась она.
Двадцатого числа и. о. директора информационного вещания взяла отпуск и с тех пор ни разу не появилась на канале. Женя Жданов ходил понурый. Главной оптимисткой на испытательном сроке сделалась Инна Точилина.
– Ты как, в порядке?
– Да, спасибо, – ответила Элеонора.
– Шуба тебе идет, – похвалил Дима.
– А у тебя вид довольный.
– День такой, все радуются, – Клевцов перекинул пакет с покупками из одной руки в другую. – Знаешь, Эля, не обижайся на меня. Мы тогда все как с цепи сорвались, стыдно даже. Мне надо было с тобой просто нормально поговорить… ну, когда из-за ночного монтажа ругань началась. Помнишь?
Она поглядела на него немного удивленно, потом выражение ее глаз смягчилось.
– Ты сам меня извини. Тоже что-то нашло, помутнение какое-то… Не нужно было тебя в эту грязь втягивать.
– Мир? – Дима снял перчатку и протянул руку.
– Мир, конечно, – кивнула Элеонора, делая то же самое.
Прикосновение ее тонких прохладных пальцев пробудило в нем другие воспоминания.
– Я не вернусь больше, – сказала она, задержав свою руку в его ладони.
– Как?
– Вчера всё решили с шефом. Увольняюсь, в Москву еду.
– С Александром Владимировичем?
– Да.
За ее спиной продолжали беззвучно перемигиваться экраны. Многочисленные каналы транслировали всё подряд, от старых советских комедий до мультиков Уолта Диснея. В одном из этих окон в чудесный мир телевидения, над головой Элеоноры, вдруг возник президент на фоне украшенной ёлки, в обрамлении тяжелых штор и колонн. Стол с массивным письменным прибором был абсолютно пуст. Сложив перед собой крупные, будто набухшие кисти рук, Борис Николаевич что-то медленно, через силу, говорил. Понять, что именно, по движению его губ было невозможно.
– Я тебе желаю удачи, – искренне сказал Дима.
– И вы здесь живите дружно, – она, помедлив еще секунду, аккуратно высвободила пальцы.
– Кто же вместо тебя?
– Жора, наверное.
– Ему понравится, и Маше тоже…
Клевцов проводил Элеонору глазами и действительно почувствовал облегчение от того, что им удалось объясниться. Еще мелькнула мысль, что между ними всё могло сложиться иначе. Мелькнула и не задержалась. «А новости без нее будут другими», – подумал он, потянувшись в карман пуховика за перчаткой. Уже надевая ее, ощутил, как в чехле на ремне колотится пейджер.
«Ельцин уходит, прощается», – написала ему Наташа. Он вскинул голову на верхний экран: глава государства продолжал говорить, застыв в одном положении перед камерой. Это было настолько неожиданно, что сразу и полностью поверить в реальность происходящего Дима просто не смог. Повинуясь первому импульсу, он захотел спросить кого-то о судьбе президентских выборов, ожидавшихся в июне35… но кого?
На его глазах безвозвратно утекала эпоха, в которую он вырос, окреп и окончательно стал взрослым. Эпоха, когда он искал себя, падал, вставал и вроде бы нашел. Теперь, конечно, в стране многое изменится. Как? В какую сторону? Наверное, в лучшую. Еще в начале года его, и не только его, не покидало ощущение беспросветного тупика. Представлялось, что этому не будет конца. Потом в какой-то миг что-то сдвинулось с места, а дальше события накатили потоком. Диму будто подхватило и вынесло из глухой заводи на простор, где не всё легко и понятно, но, несмотря на это, совсем не хочется назад.
Он свой личный выход отыскал. Или так получилось, что перемены со знаком «плюс» добрались до него сами, неважно. Почему бы не выбраться на прямую дорогу всем остальным, потерявшимся в эти трудные девяностые? Почему не использовать второй шанс, который дает история?..
Здесь Наташа снова напомнила о себе, оторвав Диму от раздумий о высоких материях. Она забыла включить в список покупок зеленый горошек и настоятельно просила взять баночку.
КОНЕЦ
Автор благодарен Ольге Волковой за идею написать роман о 1999 годе.