Tasuta

Второй шанс. Лирический детектив

Tekst
13
Arvustused
Märgi loetuks
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

Глава 7
«Имею все основания»

– Я не знаю, зачем это нужно, – развела руками Элеонора.

Ветров отменил разбор вчерашних сюжетов и провел утреннюю планерку минут за десять. При раздаче заданий он распорядился, чтобы Маша сосредоточилась на подготовке к ведению выпуска и смонтировала опрос, который сняли вчера впрок. Опрошенные горожане делились своими мнениями насчет работы мэрии. Делать сюжет о заседании городской Думы директор информационного вещания поручил Жоре.

– Дмитрий, и вы с ним поезжайте, – сказал он Клевцову. – Это указание Андрея Константиновича.

Дима с тоской подумал о том, что дни, оставшиеся до второго эфира аналитической программы, летят, как пули, а с шефом еще даже не удалось обсудить контуры сценария. Понятно было, что пререкаться с Ветровым не стоит, и он молча кивнул. Носов вроде бы вернулся из командировки, но его мобильный телефон был отключен. Уточнить у него что-либо не представлялось возможным.

Маша приняла оскорбленный вид, так как городская Дума считалась ее епархией. Кроме того, предстоящее заседание выглядело стопроцентной рутиной. В повестке, которую служба новостей получила в понедельник, значились как на подбор мелкие вопросы. Скворцова была уверена, что слепила бы думский сюжет, как выражался сам Ветров, одной левой пяткой. Об этом она без дипломатических уверток поведала Элеоноре, как только Александр Владимирович унесся, словно на крыльях тропического циклона.

– Бред какой-то, – пробормотала Маша.

Само собой, жаловаться Элеоноре было бесполезно, разве что душу отвести.

Выехали на съемку в городскую Думу заранее, поскольку водитель должен был шустро вернуться за Женей Ждановым и Стасом Омельченко. Их ждали в инспекции по маломерным судам, чтобы запечатлеть пуск в пригородные пруды мальков окуня. Новый корреспондент с неподдельным рвением брался за любые темы и явился на работу с научным фолиантом о рыбах Центральной России.

Дума находилась в одном здании с мэрией, но имела отдельный вход. При советской власти здесь размещались горком КПСС и горисполком, то есть историческая преемственность в целом сохранилась. Уцелели и многие чиновники, а вот депутатский корпус сильно изменился. К весне девяносто девятого года он состоял из трех условных фракций.

Условными они были потому, что имели неформальный характер. Отдельную группу согласно директиве обкома учредили одни коммунисты, остальные публично заявляли, что представляют исключительно интересы своих избирателей. При ближайшем рассмотрении всё обстояло несколько иначе.

В первую фракцию вошли вице-мэры и директора подчиненных им учреждений. Вторую, очень разношерстную, образовали предприниматели. Третью, самую малочисленную – беспартийные народные любимцы из числа правдоискателей. Коммунисты самостоятельной боевой единицей не являлись, голосуя заодно с первой фракцией.

– С городом у нас полное взаимопонимание! – подчеркивал губернатор области Гордей Романович Царёв.

Под городом, который насчитывал без малого миллион жителей, он имел в виду мэра. Анатолий Матвеевич Рындин слыл человеком из его свиты. Послужной список губернаторского протеже, который начался с комсомольской агитбригады, никак не пострадал при замене социализма капитализмом. Продвигаясь поступательно, от кабинета к кабинету, Рындин и первым лицом на вверенной ему территории стал буднично – без шума и гама всенародных выборов. Его избрали из своих рядов депутаты с личной подачи Царёва.

Гордей Романович толкнул зажигательную речь, стремясь обосновать преимущества Анатолия Матвеевича. Из речи вытекало, что один он пашет, как вол, а другие только говорят. Была особо отмечена его стойкая приверженность народно-патриотическому блоку. Последнее заявление удивило думцев, так как ранее Рындин столь же буднично сменил несколько партий, в которых состояли другие покровители кандидата. Но спорить с губернатором в зените его славы никто не хотел…

– Забейте мне местечко, – попросил Дима, когда усиленная съемочная группа была пропущена в фойе.

– Ты куда собрался? – полюбопытствовал Жора.

– Потолкаюсь тут. Может, что интересное разнюхаю.

Сам не очень-то веря сказанному, Клевцов побрел здороваться со знакомыми. Пресса проявила не Бог весть какое внимание к заседанию. На лицах у немногочисленных газетчиков застыло выражение скуки. Что же касалось телевидения, то ГТРК вообще проигнорировала приглашение. В кулуарах крутились молоденькие девчонки с чуть ли не бытовой камерой, представлявшие кабельный канал, и «Город плюс», таким образом, оказался основным электронным СМИ на этом почтенном форуме. Зал заполнялся медленно. Гена Федин водрузил орудие труда на штатив и бессмысленно пялился в пространство перед собой.

Дима посмотрел на часы: девять пятьдесят восемь. Кворума явно не было, хотя оба вице-мэра, по совместительству депутаты, заняли места в президиуме и погрузились в перелистывание бумажек. Председательское кресло, предназначенное Рындину, пока пустовало.

Наконец, первый вице-мэр гулко откашлялся в микрофон и сказал:

– Прошу всех присаживаться.

– А где же Анатолий Матвеевич? – вполголоса спросил Клевцов у пробегавшего мимо сотрудника протокольного отдела.

Они были шапочно знакомы и, как правило, раскланивались при встрече.

– В командировке с Гордеем Романовичем, – совсем тихим шепотком ответил чиновник.

«Можно спать укладываться», – уверенно решил Дима. Указание шефа он счел простой блажью. Продажа доли в акционерном обществе «Банно-прачечный комбинат №5», переименование вошедшего в городскую черту села Дракино в микрорайон Мирный, корректировка бюджета в части выделения средств на ремонт подземного перехода… Что и говорить, широчайший простор для анализа и аналитика. У несведущего человека мог вызвать интерес пункт «Внесение изменений в устав города», но Клевцов знал, что имеется в виду лингвистическая правка нескольких пустяковых статей.

Хлопнула, резко распахнувшись, дверь бокового входа. В зал тесной группой ввалились недостающие избранники. Опоздавшие рассаживались, все хмурые и ни на кого не глядя. Невдалеке от журналистов занял свое место депутат Птицын, так и не добившийся права на продление аренды. Его рынку на ипподроме оставалось жить меньше полутора месяцев. По слухам, новый договор собирались заключить с фирмой, которую через племянника и племянницу контролировал второй вице-мэр. Птицын был не причесан, галстук его сбился набок, глаза блуждали.

– Прошу депутатов зарегистрироваться, – стандартно проговорил председательствующий.

Свой разговор с Наташей, опустив несущественные подробности, Дима обсудил со старшим редактором новостей в понедельник. Элеонора сначала выслушала его, не перебивая, затем без тени сомнения вынесла заключение:

– Так ты из нее ничего не вытянешь.

– А как вытягивать?

– Не знаю.

– Может, напоить?

– Проверенный способ, – усмехнулась она.

– Я серьезно, – завелся он. – Что у трезвого на уме…

– Осталось только понять, где и как это сделать, – Элеонора, кажется, была настроена скептически.

– Да, на канале проблематично. Может, на свидание пригласить?

Двоюродная сестра шефа хмыкнула.

– Побыть героем-любовником?

– Ну, так далеко я не планирую заходить, – заметил Дима.

– Спланируй.

Клевцов опять не сумел понять, издевается над ним Элеонора или говорит серьезно.

– Эля, но надо же как-то разобраться в этом деле, – сказал он.

Элеонора вздохнула.

– Понимаешь, иногда самая простая версия – самая верная. Вполне возможно, что мы изначально ошиблись. Малявкин сам вывел порнуху в эфир, а Баранникову гнал пургу по принципу «Авось прокатит». Ему ведь ничего больше не оставалось.

– Изобразил себя жертвой?

– Конечно. Хоть какая-то была бы надежда, что не вытурят.

– Слишком просто, – Дима покачал головой. – А я кожей чувствую: вокруг канала что-то происходит.

– Кожа – это не аргумент в науке. Но если хочешь раскрутить Наташу, попробуй вариант со свиданием, – и вновь было неясно, шутит Элеонора или нет.

Рассуждать насчет героя-любовника было легче, нежели реализовать эту идею. Прогулка по бульвару не дала Диме оснований полагать, что Наташа потеряла от него голову. Такой милой, ни к чему не обязывающей болтовни он с кем только не вел, однако после расставания с женой так и не затеял ни одного романа. Во многом, разумеется, был виноват новостной конвейер. Первое место с ним делило безденежье, и в тройке основных причин еще, пожалуй, значилось отсутствие своей жилплощади. Хотя нет, главнейшим из главного всё-таки оставалось другое, для Димы секретом не являвшееся.

Его семейная жизнь рассыпалась после Нового года, но ощущение, что она висит на волоске, возникло у него еще в августе. Канувший в небытие проект с инвесторами стал последней каплей. До тех пор Алина терпела и верила, что всё наладится. Когда Дима признался, что надежды не осталось и надо срочно искать работу, она посмотрела на мужа глазами, в которых сквозила абсолютная пустота. Перебежки из редакции в редакцию, попытки обрести лучшую долю он объяснял заботой о близких, и это было правдой, но… не всей правдой. Клевцов тоже хотел чего-то большего, чем, по выражению мамы, «трепать хвост» в одной из провинциальных газет.

В тот момент Алина сделала для себя вывод, что его усилия были и будут напрасными. Полставки на «Городе плюс», которые он тянул как полторы, дополнительно убедили ее в тщетности дальнейшей суеты. Видимость отношений немного продлилась из-за маленького Вадима, а потом неизбежно случилось финальное объяснение с отвратительными криками и возгласами: «Найди уже что-нибудь нормальное!» и «Ты в моей квартире живешь!» Про квартиру она сказала зря. Это сообразила и сама Алина, когда он, ни слова больше не говоря, положил ключи на трюмо. После того объяснения часть «я» Дмитрия Клевцова, отвечавшая за сильные чувства с эмоциями, будто замерзла и не спешила оттаивать.

 

Наташа однозначно вызвала симпатию у него. Но забыть о том, что она в первую очередь подозреваемая, а уже потом привлекательная и, кажется, неглупая девушка, было трудно. Кроме того, Клевцов попросту успел отвыкнуть от романтических приключений. «Задача действительно по Станиславскому и Немировичу-Данченко. Надо будет поверить, и точка», – решил он, настраиваясь на достижение результата.

В конце концов, форсировать процесс не обязательно. Пусть она тоже выпьет, увлечется, развяжет язык. Потом можно будет спровоцировать на откровенность, дав понять, что держаться за Носова с его каналом он не намерен… Короче, спектакль есть спектакль.

Депутаты не стали возражать против переименования села Дракино, и Дима титаническим усилием подавил зевок. Жора почти не отрывался от блокнота, он уже почти набросал готовый репортаж для выпуска новостей. Ему осталось только выбрать и вставить туда пару-тройку синхронов, или фрагментов живой речи. «И сюжет заиграет», – вспомнилась Клевцову одна из коронных фраз Ветрова.

На ремне у него завибрировал пейджер. «Оставайтесь до конца», – высветилось сообщение от директора информационного вещания. Тут и правда немудрено было поверить в наличие у Александра Владимировича телепатических способностей.

Настал черед вопроса о поправках. За ним, не считая корректировки бюджета, шли еще семь пунктов, и Дима постарался как можно удобнее угнездиться в узком гостевом кресле.

– Есть предложение заслушать содокладчика, – раздался голос.

Клевцов, приготовившийся подремать с открытыми глазами (спасибо армии), приподнял одну бровь. Предложение внес депутат Птицын.

– Содокладчик в повестке не значится, – даже не успев удивиться, ответил председательствующий.

– Требую поставить на голосование, – рявкнул Птицын, вскакивая с места.

Требование было законным. Гена взялся за камеру и вопросительно поглядел на коллег. Жора заколебался, видимо, не успевая отойти от написания сюжета. «Снимай», – подал сигнал Дима.

– «За» пятнадцать, решение принято, – бесстрастно информировала счетная комиссия.

Дума состояла из двадцати пяти членов, отсутствовал только один – командированный Рындин. Дима подумал, что, возможно, он сидит тут не напрасно. «Не выключайте камеру», – прилетело новое сообщение от Ветрова.

Содокладчиком выступил Зудин, самый напористый из независимых правдоискателей. Его округ находился на дальней фабричной окраине, где простые избиратели боготворили своего избранника. У правдоискателя был густой бас и огненно-рыжие волосы. Кампанию он выиграл с одной-единственной листовкой под лозунгом «Не отдадим город мафии!» Имен и фамилий мафиози Зудин не называл, обещая открыть тайну позднее.

Кроме лингвистической правки, он предложил внести в устав кое-что еще. А именно, запретить совмещение должностей в мэрии и любых ее структурах с депутатством.

– Этот вопрос не имеет однозначного толкования. Он предполагает тщательное изучение и, возможно, голосование большинством в две трети, – пролепетал растерянный юрист из аппарата.

– Что не запрещено, то разрешено. Устав не требует двух третей по данной статье! – отрезал депутат Зудин.

Те же пятнадцать подняли руки «за».

– Предлагаю ввести поправку в действие немедленно! – не давал опомниться правдолюб.

Оба вице-спикера в президиуме словно языки проглотили. «Да, Жора, не пригодится тебе твой рутинный текст», – успел подумать Дима. У Гены, снимавшего эксклюзивные кадры, глаза горели неподдельным азартом.

– Пятнадцать «за», – эхом откликнулась счетная комиссия.

– Попрошу посторонних покинуть зал заседаний, – торжествующе объявил Зудин. – Просьба к депутатам повторно зарегистрироваться… Присутствует девятнадцать, кворум есть. Продолжаем работу!

Первый вице-спикер попытался что-то сказать в микрофон, но тот оказался выключенным. Фракция мэра, только что переставшая быть ею, застыла с побелевшими лицами. Четверо коммунистов озирались в панике, не имея руководящих указаний обкома и без них не зная, где пролегает единственно верная генеральная линия.

– Поскольку часть депутатов… то есть, бывших депутатов лишена полномочий, квалифицированное большинство составляет четырнадцать голосов. Поступило предложение рассмотреть вопрос о доверии мэру города Рындину Анатолию Матвеевичу.

Гена за камерой ликовал. Жора лихорадочно листал брошюрку с уставом.

– Я же помню… Ничего не выйдет всё равно… Вот: «…может быть отрешен от должности после троекратного выражения недоверия городской Думой».

Участь мэра была решена в течение следующих двадцати минут. Как вполне справедливо отметил всё тот же Зудин, устав не запрещал трижды выразить недоверие в течение одного заседания. Рындину вменили в вину вмешательство в работу Думы через совместителей, повышение тарифа на водоотведение без согласия депутатов плюс незаконную приватизацию закусочной в здании мэрии. Насчет закусочной на днях вынесла заключение прокуратура, указав на нарушение конкурсных процедур, а вот при повышении тарифа, как тихонько прокомментировал Жора, депутаты в свое время смолчали.

Избрать нового мэра также решили открытым голосованием, по такому случаю внеся дополнительную поправку в устав.

– Наши избиратели должны точно знать, кто кого поддерживает в этот судьбоносный момент! – мотивировал Зудин, потрясая разбойничьей бородой.

Майор Князев посмотрел на часы. «Пора бы уже», – подумал он и снова проверил, на месте ли предохранитель автомата Калашникова со складывающимся прикладом. Группа сидела внутри белого микроавтобуса с хорошо тонированными стеклами, который был припаркован на углу квартала, метрах в ста от мэрии. Отсюда идеально просматривались оба ее входа с лепниной и скульптурными атлантами, обреченно подпиравшими подъездные козырьки.

Звякнул мобильный телефон с левой симкой, полученной накануне операции.

– Приготовиться, – предупредил известный майору голос.

Князев поднял руку.

– Готовность – минута.

Бойцы натянули на головы шапочки-маски с отверстиями для глаз. Двери дальнего подъезда распахнулись, показались люди в костюмах и галстуках.

– Вперед!

Водитель, заранее прогревший мотор, взял с места, перед ближним входом резко ударил по тормозам. Князев первым соскочил с подножки, остальные за ним.

– Быстро, быстро! Двигаем!

Группа зашла в здание на несколько секунд раньше депутатов. Двое дежурных внутри вестибюля даже не успели поднять тревогу.

– Стоять! Смена караула! – скомандовал майор.

Дима с Жорой следовали в общей группе, Гена снимал происходящее с плеча, на ходу. На то, чтобы подняться по парадной лестнице и вместе со всеми ввалиться в приемную перед кабинетом мэра, у них ушла от силы минута.

– Майор Князев, отряд специального назначения ГУВД Московской области. Согласно договору беру объект под охрану, – объявил человек в милицейском камуфляже, но без маски.

– Какому договору? С кем? – не потеряла самообладания Марина Никифоровна, бессменная секретарша Рындина.

Клевцов помнил ее по городскому комитету имущественных дел, которым Анатолий Матвеевич заведовал в девяносто втором. Была она женщиной в теле, уже совсем не юной, энергичной и властной. Пожалуй, временами даже более властной, чем ее шеф.

– Договор подписал я, – из-за широкой спины майора вынырнул депутат Шилов.

– На каком основании?

– Имею все основания как избранный мэр города.

– Кто-кто?!

В короткой, но ожесточенной схватке, которая затем произошла, Марина Никифоровна была оттеснена из приемной в коридор, со стола у секретарши упал на пол письменный прибор, а избранный мэр лишился одной пуговицы на пиджаке и получил пару болезненных царапин кисти правой руки. У дверей кабинета в знак победы выставили пост. Вице-мэры и прочие члены низвергнутой фракции скрылись из здания в неизвестном направлении.

Пока вокруг царил хаос, Дима воспользовался телефоном на столе преданной Марины Никифоровны и передал первые подробности в службу новостей. «Готовим экстренный выпуск», – сообщил ему на пейджер Ветров, по-прежнему находившийся непонятно где.

Александр Владимирович был доволен тем, как развиваются события. Канал «Город плюс» после тринадцати ноль-ноль выдал в эфир несколько анонсов, озвученных Олей Каминской, а в четырнадцать часов зрители увидели специальный выпуск. Сразу после этого картинку запросили два конкурирующих между собой федеральных канала. Шеф-редакторов их новостных служб Ветров заранее предупредил о возможной сенсации, но до «часа икс» тайну не открывал. Журналисты ГТРК в бессильной зависти кусали локти. Их председатель никак не мог дозвониться губернатору и поэтому пока не выработал свою позицию.

Гордей Романович вместе с Рындиным и доверенными помощниками еще на утренней зорьке занял выгодную позицию на озере Белужьем, в ста сорока километрах от города. Здесь испокон веков был изумительный клёв. Улов собирались отпраздновать по старинному обычаю, с холодной водочкой под ушицу. Охлаждением напитка в воде у бережка занимался отдельный помощник. Вылазка была спланирована загодя с целью без лишних глаз и ушей обсудить политическую обстановку и грядущие выборы. Информацию о ней спикеру законодательного собрания слил еще один доверенный человек Царёва. Спикер никогда не садился играть, не собрав максимум сведений о сопернике.

– Бить надо в слабое место, – назвал он Ветрову один из главных своих принципов, собирая шахматные фигуры. – Гордея Романовича в городе не шибко любят. Мы подпилим эту ножку и посмотрим, что со стулом будет.

«Какое образное сравнение! Самородок», – оценил его высказывание директор информационного вещания.

– Промышленники не подведут? – спросил Александр Владимирович.

– Не подведут, – заверил спикер. – У них эта чрезвычайная комиссия в печенках сидит. Последнее вытрясает.

Теперь служба новостей была в центре внимания. Остальные сотрудники телеканала успели минимум по разу навестить ее, чтобы хоть одним глазком увидеть сенсационный материал. Жору, Диму и Гену поздравляли, как героев. Даже спортивный обозреватель Валентин Тимофеевич, до сих пор не слишком жаловавший новости, бросил пару одобрительных фраз.

Наташа поздравила Клевцова персонально.

– Не страшно было во время штурма? – спросила она.

– Какого штурма?

– Когда мэрию брали с кабинетом?

«И она туда же? То ли подкалывает, то ли нет. Надрать бы тебе зад». Дима внезапно подумал, что упомянутая часть Наташиного тела очень аппетитна.

– Я, как бравый солдат Швейк, занимался самовоспитанием для смерти за императора, – сказал он.

– Им кадет Биглер занимался.

Редактор программы испытал небольшое потрясение.

– Ты Гашека любишь?

– Скорее по необходимости читала.

– На факультете?

– Нет. Для дома, для семьи.

Тут он поймал себя на мысли, что, начиная с их самого первого разговора, не уточнил ее семейное положение. «А планы строил, о свидании фантазировал».

– У меня муж был военный, – пояснила Наташа.

– Красивый и здоровенный?

– Ну, так, физически крепкий.

Погрузиться в увлекательную тему помешал Стас Омельченко, остановившийся напротив них, возле входа в едальню.

– Что, рады? Один импичмент не прокатил, другой замутили? Эх, заговорщики сраные…

Стас и при дамах не подбирал выражений.

– Знаю этого Шилова, снимал еще до вас. Те же яйца, только вид сбоку.

В комсомольской юности нынешний депутат и только что избранный мэр плясал и декламировал стихи в одной агитбригаде с низложенным Рындиным. Оба ездили в Тынду, на БАМ, вдохновлять молодых строителей магистрали. Впоследствии Шилов дорос до секретаря райкома партии по идеологии, от которой успел откреститься незадолго до путча девяносто первого года.

При владычестве Анатолия Матвеевича он успел побыть главой муниципального предприятия по теплоснабжению, однако не задержался там. На Рындина после увольнения затаил злобу, частичный выход которой давал через подметные листки у себя в округе. По публицистическому накалу они всё же уступали произведению рыжебородого Зудина про мафию.

– Интересно , что дальше будет, – ответил Дима.

– Интересно им… Страна в полной ж…, а мы продолжаем… Да ну вас!

Омельченко махнул рукой, будто муху отгонял, и скрылся в комнате для приема пищи. Клевцов хотел напомнить ему, что намечавшееся отрешение Ельцина от власти он вроде бы приветствовал, но передумал. Стас, если ему указывали на противоречия в его подходах, очень сильно раздражался.

– Трезвый, по-моему, – заметила Наташа.

– В том-то и дело.

Дима продолжил бы общение, но подошла его очередь озвучивать и монтировать сюжет о «маски-шоу» в мэрии. Они с Жорой по-товарищески поделили отснятый материал и будущую славу. Уличный опрос на тему о работе городских чиновников, сделанный вчера Женей Ждановым, оказался более чем кстати.