Loe raamatut: «Достать со дна черствеющее сердце»

Чувства к женщине, словно болезнь, делают меня слабым, а я ненавижу болеть. Люблю, когда больны мной, в этом случае я силен и безупречен.

Алексей Чайчиц

о. Бали

2020 год

Пролог

Есть люди, которые питаются суррогатной любовью. Я расскажу, что это значит. Возможно, вы и сами знаете, если пережили любовь, ставшую роковой; если отдавались чувствам всецело, но были преданы, сломлены и поражены в момент наивысшей уязвимости.

Послушайте… Каждый, кто носит в груди чёрствое сердце, когда-то был полон любви и наивной надежды, что эта любовь навсегда. Однажды надежда рухнула, а сердце разбилось. И тогда влюбиться снова – все равно что сыграть в русскую рулетку. В барабане есть еще одна пуля. Предыдущая ранила, но не убила наповал.

Проходит время. На сердце шрам, а снаружи кажется, что все хорошо. Отряхнулся, скинул лоскуты печали, прошел бессонные ночи и глубокую агонию. Все стало прекрасно, как летним утром, когда слышишь пение птиц и ловишь бриз на коже.

Слово «любовь» давно не болит, чувства погребены под развалинами, пепелище погасло, а человек, который был близким, стал чужим. Не зудит желание вновь овладеть, ощутить любовь под ребрами… Да, именно нет надобности, тем более что цена и риски хорошо известны.

И вдруг в щели треснувшего сердца проникают, словно свет, вопросы. Что, если в этот раз все будет иначе? А может, стоит на секунду, час или ночь прикоснуться к любви, а после сбежать? И начинаешь искать ту, которая даст ощущение тепла хотя бы на короткий срок.

Ты одиночка, промокший под дождем из воспоминаний. Печальный опыт сделал уединение твоим кредо. Суррогатная любовь – единственный выход почувствовать себя живым, когда в тебе есть черная дыра, которая именуется сердцем.

Находишь подходящую под целый список критериев и обрушиваешься на нее. Выливаешь на нелюбимого человека бездонную бочку законсервированной любви. Сплетение тел, страсть, объятия, ночь пламенного секса и утренний аромат ее тела на подушке… Все это – глоток воздуха для утопающего.

И вновь жизнь играет красками, а ты поспешно покидаешь одну, потом другую, третью… Сбегаешь из постели до того, как остынет. Примеряешь тела, как вещи в супермаркете, успеваешь проникнуть, но не проникнуться, и так по кругу. Вереница без конца, суррогатные чувства, в барабане есть пуля, но она не пригодится.

Ты был романтиком, который собирал полевые цветы и писал стихи, полные девственной любви и добра. Но место романтиков – в книжках, а в жизни ты сорняк, равнодушный нарцисс, ставший таким не по своей воле…

Когда любовь – не более, чем шесть букв, ты в безопасности.

Глава 1. Тени прошлого

«Такие, как я, легко справляются с женщинами, а с любовью не могут».

Безупречность – так можно описать меня этой ночью. Безупречность во взгляде, безупречность в костюме, который идеально сидит. Безупречность даже в том, как я держу стакан, из которого безупречно потягиваю виски. Я в клубе, окружен яркими и красивыми людьми.

Мой взгляд устремлен на барную стойку, где самая безупречная из всех женщин танцует только для меня. Остальных я не вижу, не замечаю, они не существуют, хотя их взгляды на мне, как прицелы снайперских винтовок. Кто-то смотрит с интересом, кто-то – с желанием. Думаю, и зависть есть в некоторых взглядах, прикованных ко мне.

Наплевать. Все, что важно – это танцовщица, чья шикарная задница скоро окажется в моих руках. Все, чего я хочу – напротив. Ну, разве что еще виски.

В привычной суматохе я вдруг почувствовал на себе непривычно знакомый взгляд. Мне пришлось обратить внимание, ведь он свинцом давил на мои плечи. Взгляд очень знакомый, даже родной…

Эти глаза… Они уже смотрели в мои.

Эти волосы… Их блеск я тоже видел.

Эти жесты… Знаю их наизусть.

Знаю ее, как самого себя. Узнаю мельчайшие детали даже в темноте. В груди стало теснее и сердце, львом рычащее, забилось в уголок и заскулило… Моя безупречность мгновенно стала зыбкой.

Я посмотрел в эти глаза и увидел в них себя, но слабого. Того, кого поклялся закопать и не показывать никому и никогда! Я увидел прошлое, в котором был разочарован и разбит, хроники киноленты, где играл чужую роль, несвойственную мне. Я герой: сильный, невозмутимый, безразличный. Тот, кого уважают и за кем молча идут! А он кто? Тряпка, каблук и размазня! Романтик, который любит и отдает все, лишь бы угодить!

Злоба, ненависть и презрение переполняли меня. Сжал зубы, надменно улыбнулся, быстро отвел глаза. Мой взгляд – сверху вниз, не наоборот. То, о чем мне только что напомнили – лишь часть опыта, без которого нельзя было стать тем, кем я сейчас являюсь.

Гоущица – так называют танцовщиц – обняла и поцеловала меня. Тащит за руку, хочет внимания, желает. Каждый мужчина мечтает увидеть эту ночную бестию в своей постели.

Не спешу, ведь я хозяин. Нам некуда спешить, особенно в любви. Я сам решаю, когда поделюсь ею с одной из счастливых мадам. Вижу, как те глаза провожают нас.

Ухожу.

Пьяная танцовщица дергает за руку и пытается произнести слова.

– Мы едем ко мне?

– К тебе.

Что-то еще слетало с ее губ, но я уже не слышал.

Холодный подъезд, ключи, открылась дверь. Кидаю на постель, снимаю белье с ее упругой задницы. Хороша, как я люблю.

Уведомление в телефоне прозвучало неожиданно громко. Неужели я не выключил звук? Открываю сообщения. Смс с незнакомого номера: «Прошу! Только не спи с ней! Умоляю…» Я как будто ждал этого сообщения. Каждая частичка во мне вспыхнула, как напалм, которым во Вьетнаме уничтожали все живое.

Да как ты смеешь! Как ты посмела написать мне после всего, что сделала? После того, как поступила со мной! Этот год многое расставил по своим местам. Не думал, что снова встречу тебя, не ожидал, что посмеешь ворваться в мою жизнь еще раз. Не смей писать мне больше никогда, а тем более не указывай, с кем спать!

Танцовщица посмотрела на меня.

– Что с тобой? Кто это тебе пишет?

– Да ничего серьезного, забей. Лучше займись делом, хочу тебя.

Гнев наполнил меня и напомнил о былой слабости. Я выключил телефон и предался похоти.

Утром перечитал сообщение, стараясь понять, насколько далеко она сумела зайти. Она написала много, пытаясь достать со дна мое черствеющее сердце, но глубина стала черной мглой и, чтобы добраться, нужна целая экспедиция.

«Я дура. Знаю, звучит, как оправдание… Но я была такой эгоисткой! Мне нужно было потерять тебя, чтобы все осознать. Прошел год, целый год! И весь этот год я мучилась и пожирала себя…

Нашла парня, который был со мной таким, как я якобы хотела. Он стал бумерангом, олицетворением моих слов, которые кидала как упрек тебе. Он не делал, как хочу я, не изучал меня и не ласкал досыта. Только тогда я поняла, что потеряла. Признаться тебе не могла, видела, как ты болезненно принял расставание и как больно тебе было. Знаю, я задела твое эго, так поступают предатели, вгоняя нож в спину. Поэтому я наказываю себя…

Теперь я увидела тебя в клубе. Увидела, каким ты стал всего за год: еще красивее, еще увереннее. Я убила в тебе нежность… Прости! Я убила в тебе все, что отличало тебя от остальных. Я не могла не смотреть на тебя, ведь все еще люблю тебя и все еще полна осколков.

Ты прав, я не имею права тебе писать и указывать, что делать. Ты уже с другой или с другими. Я ни на что не рассчитываю, но знай, что сожалею. Хочу, чтобы ты откопал свое сердце среди руин, достал его со дна, даже если оно очерствело. Дай шанс другой получить от тебя то, что получила я.

Посмотри, что стало со мной! Ты видишь? Зачахла без твоей любви, без твоего солнца… Надеюсь, ты не совершишь моих ошибок и будешь счастлив. Уверена, что твоя любовь сильнее обиды. Прощай».

Да, с тех пор, как мы расстались, прошел год. Она уехала, оставив меня один на один с пониманием, что любовь создана для фанатов мыльных опер и читателей романов. Я понял, что нужен лишь образ, который всем так нравится, что должен играть ту роль, в которой я профессионал. Вот почему Ремарк мне близок: в его книгах жестокая правда о любви, в которой всегда есть место для алкоголя и разочарования.

Когда она уехала, я ожесточился. Мы не рождаемся чёрствыми, такими нас делает разбитая любовь.

Глава 2. Случайности не случайны

«Женщина приукрашивает внешность, мужчина – слова».

Однажды вечером, ровно за год до той злосчастной ночи я готовил ужин и, как обычно, переписывался с девушками. Одну из них звали Ханна.

– Не мог не заметить, что вы знакомы с Кристиной, она моя соседка.

– Кристина? Моя лучшая подруга, а тебя я нашла случайно в интернете. Потом посмотрела общих друзей и удивилась.

– Она и моя подруга тоже. Часто заходит, отличная девушка, но любит повысить голос, сказать: «Потише музыку».

Я громко включаю, так, что стены сотрясаются.

– Девочка отличная, не спорю. Странно, она же вроде и сама дома всегда включает на максимум.

Эта переписка ничем не отличалась от сотен других. Ханна пролайкала мои фотографии и я это заметил. Всегда замечал симпатичных, заигрывал и отвечал тем, кто приглянулся.

Кристина? Соседка по общаге. Конечно же, отметил, что Ханна в общих друзьях, и предположил, что увидела меня на тусовке, но это не так. Кристина послужила связующим звеном между нами, всего лишь звеном, чтобы мы могли продолжить общение.

– Ко мне тоже приходят соседи просить потише. Видимо, не любят дабстеп так, как мы.

– Я думал, ты видела меня этой ночью именно на вечеринке… И обратила внимание, вспомнила. А тут – случайность. Приятно, что и тебе нравится тот же стиль музыки.

– Я не в Минске учусь, бываю там крайне редко, так что видеть тебя нигде не могла. А даб лучший вообще.

Пока писал сообщения, вокруг, как в метро, перемещались люди, каждый в своем мире. Как и в любом студенческом общежитии, вереница молодых и беззаботных. Посередине комнаты – большой стол и компьютер, по бокам – кровати, моя слева. За столом удобно писать и смотреть кино, а в перерывах – паутина соцсетей, где можно хорошо порыбачить. Рыбой были новые знакомства и флирт с девушками.

Ханна понравилась мне сразу, но понимание, что это любовь, пришло не скоро. Интуитивно хотелось писать ей, флирт у меня в подкорку вшит, а переписка была своего рода оттачиванием навыка обольщения, который давно уже перешел в нужный контекст. Он стал приложением ко мне, моим существом, как и потребность быть желанным – честная, здоровая и ненасытная.

– Прости. Я отлучался мыть посуду, готовлю мясо. На чем мы остановились? Я уже понял, что не видела. Ничего страшного. Может быть, увидишь еще.

– Как знать… Может. Как, кстати, вечеринка? Понравилась?

– Это было нечто! Очень крутая. Приезжай в гости к Кристине – увидимся.

Огорчило, что она, оказывается, даже не в стране, а где-то там, в Польше. Не то чтобы сильно огорчило, ведь девушек и так предостаточно. И все же плюс одну в копилку было бы неплохо, учитывая, как легко шел диалог.

– Я бы с удовольствием приехала, но у меня просто нет свободного времени. В следующий раз буду в Беларуси, скорее всего, в конце июня и то недолго.

– Оу, не скоро, конечно.

– Хотя, в принципе, можно еще в конце апреля.

– А может, в конце марта можно?

– А почему именно в конце марта?

– Ближе, чем апрель. Ну, можешь в конце февраля. Буду очень рад.

– К сожалению, не могу. Если получится, то только в конце апреля… Хотя планировала приехать только в июне в следующий раз.

– Бери Кристи подмышку и приезжайте ко мне. Я вам покажу отличные даб вечеринки!

Отвечал банально и, хотя понимал, что она не в Минске, пригласил в гости, ведь это было на руку.

– К тебе – это в Варшаву?

– Да! Был когда-нибудь?

– Нет.

– Здесь очень классно! Сочетание старого города и небоскребов.

– Я верю… Хотелось бы приехать.

– Стоит только сильно захотеть.

– Пока возможности нет…

С раннего возраста я отличался тем, что, в отличие от других, говорил правду, не умел врать. Сестра всегда высмеивала жалкие попытки ее обмануть и приговаривала: «Ну, не умеешь ты врать! Вижу тебя насквозь».

И правда, не умел да и не хотел врать. «Чтобы хорошо врать, нужно иметь отменную память», а ею похвастаться не могу. Поэтому и написал, что нет возможности, и не соврал. Студент без гроша в кармане, но с образом мажора, а вдобавок красив и статен. Это всегда помогало мне заполучить женское сердце без наличных сумм.

Здесь все, как в бизнесе. Мужчина обладает тремя характеристиками: доходностью, ликвидностью, надежностью. Я был ликвиден и красноречив, умел сделать комплимент и, конечно, обладал опытом. Писал девушкам одно и то же множество раз. Зачем придумывать колесо, если оно уже изобретено и есть рабочая схема?

– Бывает… Скорее я приеду в Минск, чем ты в Варшаву.

– Ты права! Приезжай, пойдем гулять.

– Рано или поздно приеду.

– Ладно, мне пора.

– Пока.

– Приятно было пообщаться. Удачки.

– Взаимно.

Стоял теплый осенний вечер, в котором, казалось бы, не было ничего необычного.

* * *

Проснувшись утром, машинально потянулся к телефону, чтобы проверить сообщения. Копался в череде разных «Привет, как дела?», а глаза бегали, как капли по стеклу, от сообщения к сообщению… В голове одна мысль пыталась продавить другую, но я пытался не думать о том, что меня задевает отсутствие сообщения от незнакомки.

Постарался себя успокоить, как бы смирившись: «Ну, ок». Нужно было начинать день – день студента, наполненный излишком мыслей о сексе, теле, уважении и деньгах, а уже после – о том, что есть пары, лекции, конспекты…

Я всегда просыпался поздно, а куда спешить? Пары начинались с двух. Я жил в общаге, за место в которой пришлось даже побороться. Точнее, познакомился с нужным человеком и по связям меня пропихнули. Пусть я не отличался везением, но в этот раз, видимо, наступил на клевер с четырьмя лепестками: оказался в нужное время в нужном месте.

В комнате жили еще двое парней и мы, хотя были абсолютно разными, быстро нашли общий язык. Парень, чья постель справа от меня – футбольный «околофанат», как их называют. Стиляга и боец, как он сам говорил. На ногах – «дудочки», фирменный джинс, кроссовки New Balance и футболка-поло Fred Perry с изящным венцом, как у Цезаря в древнем Риме. Я всегда мыслил ассоциациями, замечал детали и делал отсылки.

Только бренды, никаких ноунеймов. Высокий рост, татуировки, речь с долей юмора и харизма. Мы сразу подружились да и людям он нравился, скажем так, свой в доску. Имя его – Макс Драконов.

– Макс, какие сегодня пары? – спросил я автоматически, всегда об этом спрашивал, была традиция начинать так диалог.

– Похоже, сегодня две пары по социальной психологии и высшая математика, тоже две…

Я нахмурился, потому что ненавидел математику всем сердцем, даже сильнее… Помню, как сейчас, слипающиеся, будто от клея, глаза, свинцом наливающиеся от усталости и желания спать веки, страх, леденящий страх перед авторитетом отца, который строго повторял: «Читаем условие задачи»…

– Высшая? Серьезно? Черт! Может, прогулять?

– Ну, как знаешь, братан, лично я пойду, хотя и сам от нее не тащусь.

Макс был из тех, кто вечно рисует эскизы и картины. Он был художником, эстетом. Я уже тогда понимал, что этот парень далеко пойдет. Да и все, кто учился на нашей специальности, были интересными личностями. Каждый – со своей историей и моралью, с собственной картой. Настоящие универсалы по жизни, люди-бренды, неповторимые и яркие.

Чуть дальше жил Серега Колуб. Бородатый, крупноватый, чуток с излишком массы на животе. Эдакий мужичок нашего времени. Вечно крутил самокрутки из купленного табака: медленно рассыпал табак по листочку, как мудрец шести путей, слюнявым языком проводил по краям бумажки и затягивался полной грудью.

Серега выглядел на тридцать в свои девятнадцать и ему шел экстравагантный стиль. Он надевал пиджак на рубашку, которую обязательно застегивал на все пуговицы, а на ногах носил ботинки под модные в то время джинсы в обтяжку. Впрочем, и я ходил в таких. Парфюм с древесными нотками и, конечно, с нотками табака, словно не хватало того шлейфа, что оставлял дым от его сигареты.

Сереге нравились люди рассудительные, добрые. Интеллигенты, одним словом. Забавно: мои соседи были большими противоположностями, но при этом идеально уживались друг с другом.

– Серега, а ты? Идешь на пары?

– Нуу даа, – протянул Серега, словно зевая.

– Черт, тогда и я пойду.

Собрал сумку и вышел, заодно проверяя соцсеть, ведь нужно было занять себя чем-то по пути на учебу. В телефоне я вел вечный поиск новых и новых девушек. Их всегда было мало. Соцсети открыли врата ада для таких, как я. Можно было не ходить на свидания, не чувствовать себя неловко и не сильно париться, чтобы узнать, светит что-то или нет.

Переписка в соцсетях все максимально упрощает да и девушки ведут себя здесь свободно от норм и моралей. Отсутствие наблюдателей дает чувство защищенности от порицания и осуждения. Здесь каждый владеет собственным видом оружия.

* * *

Не успел выйти, как на пороге встретил ту самую подругу. Мы поговорили и я решил написать Ханне:

– Привет. Только что Кристинка зашла. Говорит, у тебя очень красивое тело.

– Ну, Кристи как всегда!

– Была удивлена, что мы познакомились. Говорю: «Ханна сказала, что приедет в конце апреля». Она: «О… Как?» А потом: «Точно, у нее же каникулы». Как и я, заметила, что беленькой тебе лучше. И понеслось: какая у нее фигура… Я начал затыкать… Говорю: «Хватит, а то слюни пускать начну».

– Ха-ха, Кристина… А слюней не нужно.

– Я не могу их контролировать!

– У Кристины тоже хорошее тело и губы отличные.

– По-моему, Кристина вообще – секс-бомба ходячая.

– Конечно! Люблю обнимать ее.

Кристина была рада, что мне понравилась ее подруга, и в красках рассказала о ее достоинствах. Я уже тогда был неплохим психологом и понимал, как общаться и грамотно манипулировать симпатиями. Да и поступил на факультет психологии как раз для того, чтобы лучше понимать людей и точнее доносить до них свои мысли.

Женщины любят не только красивых, но и умных. А еще они любят ушами, а уж говорить я умел… Указал на губы и фигуру Кристины не просто так, а чтобы вызвать конкуренцию и ревность. Знал, как играть на чувствах, и вовсю пользовался уловками в своих корыстных целях.

– Вот ее Женьке повезло! – продолжила разговор Ханна.

– Он, бедный, так ревнует, ха-ха-ха! Уверен, что и твоему парню повезло не меньше. Шикарна.

– Я свободна.

– И далека… Я бы испытал судьбу.

– Это так мило.

– Стихи писать умею даже.

Понимая, что Ханна свободна, я прямо высказал ей симпатию, которая, конечно же, и без того была для нее очевидна. Вспомнил о стихах! Сопливый козырь в рукаве. Стихи… Женщины любят их не только за романтику и красоту, но и потому, что стихи делают женщину исключительной, музой. Они только для нее и про нее. Стихи лучше цветов, сильнее обычных слов, которые применимы и к другим женщинам. Стихи возвышают ее над всеми и ласкают ее эго.

– Ты романтик? Я тоже когда-то писала, но сейчас уже нет.

– Я сам уже полгода не писал, но стихи остались. Да, вроде латентный романтик, так скажем.

– Песни не думаешь писать?

Скинул ей ссылку на свои стихи. Знаю, что стихи, посвященные другой, могут немного расстроить девушку. Мол, зачем их читать, если написаны не мне? Но это одна из уловок, чтобы вызвать легкую обиду и ревность. Не ревнуют лишь тех, кто безразличен. А значит, задевая чувства девушки, можно скорее ее завоевать…

– Спасибо, почитаю.

– Первое написал в тринадцать. Безответность. Девушка не оценила и не поверила, что это мои… Обидно было!

– Я представляю…

– Странно, но после тринадцати лет я больше не испытывал влюбленности… Максимум – симпатию.

Не врал: первые стихи были написаны для первой любви. Именно чувства к той девочке открыли во мне дар, которого некоторое время я даже стыдился. Был дворовым парнем и в школе сидел за задней партой. Тот самый красавчик и бэд бой, а тут стихи… И все же писал и отправлял.

Та история очень напоминала историю этой переписки, ведь первая любовь была на расстоянии, я писал ей письма от руки и смс. В то время это стоило мне карманных денег и я не понимал, конечно, не понимал, что это начало сюжета, который еще повторится в моей жизни.

– Я так понимаю, что ты влюбился, а девушка не ответила тебе взаимностью?

– Нет. Была взаимность. Год вместе, потом расстались, а я продолжал ее любить, но уже безответно… Она не верила, что стихи мои! Хотя я написал их кучу для нее. Она думала, что в тринадцать я не могу сочинять так…

– Мне интересен не тот факт, что она не верила, а тот, что ты не влюблялся ни в кого с тринадцати лет.

– Да, это звучит странно, но факт. Из-за этого многие считают меня самовлюбленным эгоистом. Возможно, так и есть, но любить себя не заставишь, любовь или есть, или нет, а остальное – фальшь.

– Хорошо пишешь.

Я говорил правду, всегда как есть. И да, с тринадцати и до семнадцати любил ту девочку и никто после нее не цеплял меня так же. Не закрылся в себе, нет. Но и не открывался, а просто всю любовь вкладывал в себя. Меня можно было назвать нарциссом, эгоистом, но я просто романтик, который был отвергнут.

Я был верен своей маленькой незрелой любви, уже тогда познал страдания из-за расставания и неоправданных ожиданий. В свои тринадцать прошел все то, что проходят взрослые, и это закалило, а вместе с тем сделало меня более черствым к другим. Именно поэтому, взрослея, я притягивал девушек, как магнит. Каждая видела во мне и безразличие, и манящую натуру. Все любят плохих парней, все об этом знают. Девушки хотят стать самой-самой для плохиша, думают, что именно с ними он познает любовь.

Они росли на «мыльных операх», которые смотрели их мамы на кухне и в зале, сопереживая Хуану и Изабелле в их нелегкой любви. А ведь я и внешне похож на тех героев и сам стал таким, хотя и не по своей воле. Каждая пыталась залатать мою рану, стать той самой Изабеллой, но тщетно. Я лишь собирал в копилку разбитые сердца, как монеты.

– Да… Интересный ты человечек. Мои стихи не сохранились, но помню, что ни одного стиха у меня не было о любви. О чем только не было, целая тетрадь исписана, а вот слов, чтобы написать о любви, не находилось.

– А у меня, если заметишь, все о ней. Странно, когда пишешь о любви, как о боли. Наверное, поэтому писатели были так несчастны, но так талантливы.

– Да, заметила.

И скинула мне песню Muse «Feeling good».

– Сейчас слушаю…

Я скинул ей Calvertron «Shitted on Em».

– От этой прусь.

– Услада для ушей. Класс!

– Рад, что тебе по нраву.

– Ладно, пока, приятно было.

– И мне. Пока.

* * *

Маршрут до университета был изучен быстро. Мы напоминали стадо: выходили из общежития и шли к троллейбусам и автобусам, после садились в метро, а дальше еще парочка автобусов и мы на месте.

Все дружно поднимались и приступали к учебе и лекциям. Прежде чем переступить порог заведения, нужно было пройти визуальный контроль – контроль глаз, которые вечно смотрят оценивающе. Я всегда замечал, что люди рассматривают, сканируют тебя, а их глаза кричат либо о симпатии, либо о безразличии. Каждый хочет первого, это борьба за самооценку и признание. Она витает тонким шлейфом везде, где молодые души.

Я менял маски в зависимости от того, кого видел перед собой. Вот проходят мои однокурсники, я улыбаюсь и говорю: «Привет! Как день?» – «Привет! – улыбаясь, отвечают. – Все хорошо, спасибо».

Секундой позже вижу, как девочка с параллели в такой же маске впопыхах улыбается своим, но вдруг ее лицо меняет выражение. Увидела меня. Подбородок поднимается выше, грудь вперед, безэмоциональна и даже высокомерна, вот-вот поднимется на сцену, чтобы принимать миллионы алых.

На моем лице появляется еле заметная ухмылка. Смотрю прямо на нее, сверлю взглядом, а она притворяется, что не видит. Наша жизнь – многозадачная игра с десятками ролей. Только в отличие от профессиональных актеров мы не получаем за это ни деньги, ни славу.

Мою фальшивую игру легко распознать, но мне повезло: я искусно скрываю ее за декорациями, дорогим костюмом, внешней привлекательностью и присущим моему образу безразличием. Люди рады обманываться, не вдаваясь в подробности. Я так полюбил эту роль, что вжился в нее и, кажется, потерял себя настоящего. Да и какая разница? Главное, чтобы все были рады. Не хочу расстраивать окружающих, ведь мы одна большая семья.

Начался монотонный учебный процесс.

* * *

Мы не общались ровно сутки и я написал Ханне, хотя мне это и не свойственно, ведь я из тех, кто ждет, что напишут мне. Можно подумать, что это неверно и парни должны писать первыми, но только не в моем случае. Самоуверенность толкала девушек на преступление и они осознанно шли на него, отправляли письма сами, а я, потирая влажные, словно от жирной еды, руки, ждал, как затаившийся паук, когда жертва задергается, чтобы броситься на нее и сожрать.

В этот раз что-то пошло не так. Я был абсолютно уверен в том, что сообщение вот-вот всплывет, но его не было. Медленно из хищника я превратился в жертву, сам того не осознавая. Хотя желание написать было не столь большим, все же сделал это. Молчание Ханны нервировало меня, стимулировало борьбу и внушало уважение к ней, как к сильному оппоненту. Моя симпатия росла, как снежный ком, катящийся с альпийской горы.

– Добрый день, Ханна, как вы, милая?

Я часто обращался к людям на «вы» в переписках. Это всегда вызывало много вопросов, но было своеобразной фишкой, мне нравилось. Своего рода дань уважения к тем временам, когда любая светская беседа начиналась с поклона и реверанса. Мне нравилось ощущать на себе некий налет тех лет и себя я видел как человека благородного и воспитанного, во всяком случае, хотел так думать.

– Привет. Андрей, у меня три экзамена сейчас… Уже выходить надо, спишемся потом, ок? Только не желай удачи.

– Конечно-конечно. Буду рад твоему письму.

Я решил, что не так уж интересен и забил, а переписка канула в лету, как и сотни других. Мы часто знакомимся и часто забываем друг друга, это нормально.