Loe raamatut: «Абдул Аль-Хазред или скиталец пустошей Багдада»
Абдул Аль-Хазред или
скиталец пустошей Багдада
ужасы в стихах
От автора
Посвящается Говарду Лавкрафту и его вымышленному персонажу Аль Хазреду – арабу написавшему Некрономикон.
Перед вами ужасы в стихах.
Я написал данную поэму в 2010 – 2012 году, отредактировал в конце 2022 – начале 2023 года
Данное произведение есть моя собственная интерпретация личности и деятельности безумного араба переработанная в поэме, отличающейся от оригинальных рассказов.
"Приятного чтения. С наилучшими пожеланиями", – автор.
Алексей Гутора 2022 г
Оглавление:
Предисловие.
Глава 1. Узник
Глава 2. Воспоминания
Глава 3. Дитя
Глава 4. Багдад
Глава 5. Родное село
Глава 6. Странник. Сон
Глава 7. Луга
Глава 8. Туман
Глава 9. Раненый
Глава 10. Дорожка
Глава 11. Нищий
Глава 12. Зара
Глава 13. Кони
Глава 14. Хищное
Глава 15. В мечети. Разговор с имамом
Глава 16. Закат померк
Глава 17. Чумной город
Глава 18. Отчем
Глава 19. Степь
Глава 20. Спор с пророком
Глава 21. Дамаск
Глава 22. Алая тропа
Глава 23. Опий
Глава 24. Некто в сером
Глава 25. Похвала неба
Глава 26. Рахиль
Глава 27. Разговор по душам
Глава 28. Встреча с мельником
Глава 29. На болоте. Лампа Аль-Хазреда
Глава 30. Адель. Цветок оазиса
Глава 31. Злой Саит
Глава 32. Абдул Аль-Хазред. Нэкрономикон
Глава 33. Покаяние
Абдул Аль-Хазред или cкиталец пустошей Багдада
Предисловие.
Если небо встретит громом
Твой печальный взор немой,
Значит ты грехами скован,
Нет добра в тебе, ты – злой.
Если небо улыбнется
Алой тихою зарей,
Предзакатным светом солнца,
Засияв во тьме свечой,
Это потому что знает -
Ты хороший – недурной.
Если встретит небо грустью
В бесконечности светил:
Это значит ты лукавил,
Правды мало говорил.
Небосвод святой все видит,
Знает тайны всего мира,
Он поведает о жизни
И не скроет ее смыслы,
По которым путь далекий
Преданных сынов ведет.
Так что, сын степи жестокий,
Слышишь? Стих тебя зовет!.
Глава 1. Узник
Какая может быть любовь?
Давно убито это чувство.
Я в мир живых прийти готов,
Но связи с ним нещадно рвутся!
Как жалко признавать себя
Отсталым от людского рода.
Но нет в глазах моих стыда,
И ни обиды, ни позора.
Я сам себя сюда загнал:
На край большой кровавой дюны!
Заранее я это знал!
Теперь терзаю нервов струны!
Мне жалость вовсе не в почете.
С прищуром даже приглядись -
Вы милосердия не найдете…
Такою устала моя жизнь…
Я человеком был когда – то,
Со светлой, ясной головой.
Но вот однажды меч разврата
Срубил ее с меня долой!
И если даже сердца стук
Покой смиренный нарушает,
Восстанет прошлых память мук,
Душе смиренной угрожая,
Когда я о годах былых
В ночных видениях вспоминаю,
То все проходит в тот же миг,
Лишь веки утром открываю;
Густая темнота извне
Опять собою поглощает.
Я так устал блуждать во сне…
Мечтая воздуха глотнуть…
Без сил хожу один, в огне, -
Такой судьба дала мне путь.
А мальчик маленький во сне
Все реже снится стал ночами,
Его размытый силуэт
Уже я плохо различаю,
Его встречаю иногда,
Но вот лица не разглядеть…
Я был мальчишкой тем тогда,
Однако, не могу я стать им впредь.
***
О, люди, вы попали в сеть,
Превознося мирские страсти.
Не церковь больше, не мечеть
Теперь для вас не храмы власти!
Забылось напрочь Неба Царство,
Всякая забылась святость,
Сейчас в почете наглость, хамство,
Которые считают благом. Странность,
Которой вы все понапрасну
Готовы поделиться с ближним братом.
И пусть по жизни он идет
С животным бешеным оскалом.
Бежит, а может быть плывет…
Уподобляясь псам – шакалам
Попав под их тяжелый гнет!
Зачем же быть в греховном мире?
Зачем тут жить не зная правды?
За что страдать, скажи отныне,
Ведь я умру, как все однажды?..
Бороться , падать и вставать.
Веровать, любить, страдать.
И сожалеть безумно сердцем,
Что жить не стал, как большинство,
Грустить в лице, когда ты весел,
Заплакать, если всем смешно.
Тебя осудят просто так,
Сопротивляйся же, дурак,
Ты не такой, как прочий сброд -
Погрязший во грехах народ.
Взамен родного духа получаем
Мы от родителей законный идеал,
И мы его покорно принимаем
И принял он… И ты принял!
Мне горестно смотреть на мир,
На неумелые картины,
Которые чудак чертил
Рукой своею очень криво.
Мне больно замечать людей,
Забывших напрочь о таланте,
Которых мог бы казначей
Представить к золотой награде.
Глазами я смотрю на мир,
Чистыми от злоключения:
Никто мой дух не изменил, -
Я сохранил его с рождения.
Ведь непослушный мальчуган,
Увидев общества капкан,
Когда-то отказался стать
Таким же, как и большинство
И от народа принялся бежать
Возненавидев зло его…
Он убежал в далекий край,
Который видится во снах.
Он и сейчас бежит в ту даль,
Не чувствуя ни боль, ни страх.
Где вечные растут цветы,
На солнечной поляне грез,
Где день всегда, и нет ночи,
Хоть в небе много видно звезд.
В том мире царствует покой.
А руку лишь протянешь вверх,
Забудешь сразу же про боль,
Тебя наполнит детский смех.
Ты небо чистое затронешь,
Откинешь облаков вуаль,
И упадешь, как будто в море,
Где растворяется печаль.
Затем ты поплывешь в лучах
И поцелуешь нежно солнце.
Тебя покинет сразу страх
И сердце юностью нальется.
Цветы предстанут птицами цветными,
Поляна станет существом живым
И стая бабочек взлетит в полыни,
По ветру полетев! Я с ним
Тогда помчался к небесам
Купаясь в теплой синеве,
Да Ангела заметил там.
Он был во всей своей красе.
Наивный сказочный бездельник
С рождения предан облакам.
Он юный, молодой затейник;
При этом был душой упрям.
Меня совсем не замечая,
Тот Ангел канул вдалеке.
И точкой мерно в море тая
В закатном скрылся он цветке.
Я возлюбил просторов шири,
Не зная есть ли они в мире.
Быть может только лишь во сне
Я те края родные видел…
Но все равно надежда мне
Сомнений будет всех милее,
Я верю… Я преодолею…
Дойти когда – нибудь сумею…
До тех прекрасных райских мест.
Сменю свою былую веру
И поцелую святый крест.
***
Заветный сад я представлял
Рисуя красками фантазий:
Цветы, поляну, небеса,
Лазурь из многочисленных сияний;
Я с головою уходил
И погружался в те мечты,
Которые благословил
Мой Ангел с самой высоты.
Эдема солнце нежно грело.
Ко мне вновь возвращались силы,
Они вливались в мое тело,
Как будто из другого мира были;
Поэтому я смог тогда
Шесть долгих лет прожить в гробу,
Их в заточении проведя.
Но на судьбу я не ропщу.
Ведь стал умнее и сильнее,
Преодолев лишения, – пусть
Такая жизнь дана мне свыше,
Я выношу и страх и грусть
Пока дыхание мое дышит.
Являлись грезы, как услада
Вдали от дома, от Багдада,
Под деревом ночуя, иль скалой,
Когда я видел сон ночной,
Цветы себе в уме писал,
Поляны кистью выводил,
И даже скромную деталь
Я четко в мысли привносил.
Рисуя ясно силуэты
До совершенства доводя
Живые светлые портреты,
Того, иного бытия.
Хотелось очень, чтоб приснился
Заветный мир, где грусти нет,
Как и однажды он явился
В спутанный ночи момент…
И зачастую все же мнимо
Я ощущал тепло и свет,
Слепящие невыносимо,
Мои мечты – куда то плыли.
Но жизнь – один сплошной обман.
Из грязи сложенный и пыли,
Ты знаешь это верно сам?
Сердца свои зачем же ранить
В дороге, что во тьму ведет?
Не лучше ли добро оставить,
Освободившись от невзгод?
Уйти от прочего дурного,
Не покориться суете.
И жить уединенно, скромно,
В иной, чем общество среде?
Я был мальчишкой, романтично
Мечтал о многом и вздыхал…
Переживал, но знал отлично
По жизни, что дрянной нахал.
Прошло с тех пор лет пять, быть может,
И я вознесся до небес.
Теперь нас в мире было трое:
Багдадский вор, Шакал и Бес.
Я был мальчишкой тем когда – то,
Я был ребенком! Что за годы!
Пока не скрылся безвозвратно
За зла запретные высоты.
О, молодость, куда ты унеслась?!
Куда ушла в потоке лет?!
Зачем от жизни отреклась
Отвергнув радостный рассвет?!
Я не смогу назад вернуться,
Исправить всю судьбу свою.
Унять порочащие чувства,
Мне подложившие свинью;
Теперь, возможно глядя прямо
В бездонный тартар вековой,
Постигнуть огненной геенны пламя…
И вспоминать те дни,
Когда был молодой.
***
"Много праведных мужей
Обман ковров соткали.
Но однородна грань путей:
Придет смерть и за вами.
Воздай мольбу, прими намаз,
Очистись, как другие;
Омойся, грешный, от проказ…
Смейтесь же, святые!"
Абдул, как горестный старик,
Укрывшийся от света,
В тенях букашек слушал крик,
Дух разбудивших лета.,
Он там осмысливал судьбу,
Перебирая четки дней.
Но не желал воздавать мольбу
И мысль отверг о ней…
Там Сирия уже была,
Персидский край земель, -
Далее пустыня шла, -
Арабский мир за ней.
Багдадский вор ждал одного:
Увидеть ясную обитель.
Он верил, что придет его
Немого Ангела хранитель.
В тени укрывшийся от жара
Абдул пытался в сон уйти,
Однако, время все бежало,
А вор не мог свой сад найти.
***
Устал ходить я, если честно,
Слоняться жалким существом
И не иметь родного места.
О, где же ты, мой отчий дом?
Когда увидимся с тобой?
Приди ко мне, не оставляй
Всех увещаний на потом…
Прошу, хотя бы знак подай,
Что не потеряна душа
И не забыт тобою я…
Судьба моя тебе нужна,
Как свет зори сиянию дня;
Поклявшийся мне дать спасенье ,
По – прежнему все так – я раб,
Творю одно твое веление,
Хоть телом и душой ослаб!
Но умереть я не могу…
Устал, но сон наверное
Не хочет быть в моем саду…
Лишаюсь слуха, зрения…
В тумане я блуждаю,
Там мертвых видя часто,
Как только засыпаю.
На мир свой обветшалый,
Больной чумой заразной,
Бегу, от всех отсталый,
Хоть знаю – то напрасно…
Мне видятся одни гробы:
Когтистая дрянная кисть
Через туманные клубы
Стремится крышку сбить.
А в месте странном, не святом,
Засилье туч. Как быть?..
Ушли покой и дух святой,
Что здесь когда – то жили.
И дождь теперь сменяет гной,
А гром гремит до пыли
Твердь сотрясая предо мной
И дуют ветры злые.
Я сжился с вечной тишиной
В душе нетленной ниши;
Когда – то солнца свет живой
Ее теплом грел свыше.
Что изменилось в этот срок?
Ты подскажи, прости?!
Как будто встали поперек
В глотке три кости:
Одна – сомненье – это так
Мне то не отвести.
Вторая – жуткий волчий страх,
Он грезится в пути…
И то так очевидно.
Бояться мертвых стыдно!
А третья кость – моя обида
На всех людей живых!
Дверь в сад души у них открыта,
А мой же сад поник.
***
Сияя ярко солнце
Мне режет больно взгляд,
Оно свирепо жжется,
Я пламенем объят!
Текут из глаз не слезы,
А крови – красный град…
И мучает удушье,
И жалит жажды яд,
Боли рвут подбрюшье,
Душит горький смрад…
Глотка извергает
Желтой желчи сгусток,
Голод дух глодает…
И стонущий желудок
В трепет повергает
Измученный рассудок.
Я сломлен, обессилен,
В упадке нахожусь,
Как будто бы в могиле
Лежу, в гробу ючусь.
Мне сад во снах не снится,
Он проклят навсегда;
Мольбы мои презрели
Святые небеса…
Мне не попасть туда -
Разрушен прежний мир;
Сколько бы теперь я их
И как бы не молил.
Словно что – то сбилось,
Сломался механизм;
Лопнула веревка
И полетел я вниз
К Харибде отощавшей,
Туда, в водоворот,
Водой меня объявший,
В открытый прямо рот…
Мне видится лишь это,
Я не лишен рассудка,
Не нужно представлять меня
Безумнейшим ублюдком…
Но я лишаюсь сна
И ломит мои нервы…
А в голове поют свирепые гиены…
***
Желчь глодает чрево;
И нестерпима боль.
Зачем же злится небо?
Я, что плохой на столь?
***
На землю сумерки спустились,
Загрохотал в долине гром,
И тучи в зареве сгустились
Явившись мне вчерашним днем.
Стаи саранчи скрипели,
Запела музыка в ночи,
Ее в тиши услышав трели
Подпели сразу же сверчки.
Над головою где – то птица
Взлетела ввысь и унеслась;
Быть может, – то была синица,
Нельзя наверняка сказать.
Приятный ветер обдувал
Согретую теплом поляну.
Тем временем Абдул страдал
Прошлого терзая рану.
***
Воля – как это слово грозно:
Оно полно душевных ласк,
Мне видятся леса и сосны,
Но слышится металла лязг.
Свободу молча представляю
И мысли те покой вселяют…
Я не хочу делиться ими понапрасну,
Иначе попросту в душе угасну…
В тюрьме тянул я руки через клеть,
Чтоб дотянуться до весеннего дождя.
С надеждой я устал наверх смотреть, -
Желая выбраться оттуда навсегда
И в облака нырнуть, закутаться младенцем;
Но вышло так… И то судьба…
За все грехи мне нет там места.
Я одинок, – ну да. На ком вина?
На ком она? На мне, конечно.
И где – то там по – прежнему живет моя надежда!
В одном из сказочных миров,
Не лишена прекрасных снов,
Не знает боли стоны,
Что я познал уже давно
Забыв людей законы.
Преступник сын: итог – клеймо
Нести я буду дальше,
Ступая по осколкам разбившейся удачи.
Но повод помнить о былом нисколько не утрачен!
Я не забыл, я помню всех:
Мои друзья – Шакал и Бес…
Пока не кончен этот век
И не ушел я с этих мест
В сиянии заспанного дня
Вы в моем сердце, братья.
И встреча будет – знаю я:
Свои оденем платья,
Родных отвергнем звания,
Покой желанный обретем
И сбросим все страдания
Казавшиеся страшным сном.
Уйдем туда, где сад цветет.
Его мой Ангел стережет.
К чему лишь вспоминать утраты?
Идем вперед, ведь мы – солдаты.
Небес хвала всегда манила.
Их светлая рука меня
Из пропасти достать решила.
И светом воскресила дня!
И мое сердце жизнью одарила!
Во гневе я ругался и со страстью,
Язык мой был зубастой пастью,
Он превращался будто бы в змею,
Я сам не знал, что говорю.
И оскорблял родных, друзей.
Мне виделись они толпой чертей .
И все казалось: прав лишь – я,
Простят меня пусть небеса.
Но ум мой был горазд на мысль,
Душа летела словно ввысь,
Когда я знания получал,
И потому наверно все ж
Удавки смерти избежал.
"Ты волей не своей живешь" -
Я слышал часто от людей,
Что помнили меня мальчишкой , -
"Становишься ты все дурней.
Плохого, как бы вот не вышло".
Но я умен не по годам -
И фору всем в познаниях дам.
Ведь ничего советы те
Совсем не трогали во мне.
Я счел себя умнее всех,
Творя лихое без помех:
Воруя, грабя с пылким гневом.
В сознании отнюдь нетрезвом
Творил никчемные дела:
Пьянила кража, как игра.
Однажды слышал я – зовет
Крутого вора – весь народ -
Багдадский вор, степной урод.
Тем прозвищем я очень горд!
***
Меня в подвале задержали,
Когда я ночью видел сны.
Побили сильно и прижали.
Бока отбили от души.
***
Прошу, отсюда забери,
Устал я, мам, совсем без сил.
Вдали, вдали унеси,
Чтобы боль на век забыл,
Ни горести не знал, ни беды,
И не упал бы на пути,
Когда через невзгоды эти
Захочу в покои пройти
Большого замка на краю
Крутой скалы. Я с верой жду,
Исправив грешную судьбу,
Что кары страшной избегу…
***
Печальны отблески заката -
Они влекут благую грусть,
Душа моя тем чувством рада.
Я снова устремляюсь в путь.
Хоть нет щита, да и меча,
И нет доспехов у меня.
Не рыцарь я и без коня
Иду в заветные края
По доброй воле существа,
Что мне являет чудеса, -
Не силой злобной колдовства
Творит оно свои дела;
И святы скажут небеса,
То Ангела была рука.
Спроси же их на склоне дня.
В багряных отблесках заката
Летает будто бы душа
Меня неся в пути куда – то.
Так велика моя утрата -
О, мама, милая, родная!
Жизнь печалями объята,
Не смог себя я оправдать.
И чувствами порой играя
В твоих глазах я смог лишь стать
Дурным исчадием, тварью, гадом.
И называют все меня
Абдул безумный вор Багдада!
То не смогу я изменить…
Случилось что… давным – давно.
Родных прошу меня простить,
Хотя вам верно все равно…
***
Мне яблоко дала старуха
Рукою тощею, как кнут.
Немного улыбнулась сука:
"Держи скитающийся плут…!"
В толпе толкались люди беспощадно,
Бежать пытаясь по своим делам.
Абдул взял плод, а бабка странно
Будто растворилась, как туман.
И сколько не пытался – он не видел
Ее многострадальный тощий стан.
Лишь яблоко в руках осталось
Переливаясь золотом сиять,
Огненно – кроваво малость
Пурпурным цветом красочно блистать.
Абдул перебирался через толпы
Минуя плотные базарные ряды,
В которых целый день торговцы
И менялы дела нечестные и правые вели.
Они задорно зазывали
Взглянуть на дивные товары,
Которые из дальних стран везли
И здесь продать дороже многократно,
Пытаясь сделать прибыль из пыли.
Свернув во мрак кромешный улиц
Увидев по дороге храм – мечеть,
Абдул в испуге встретить там Аллаха
И думая, что может умереть,
Не зная будет ли расплата
За столь коварные поступки,
Он заключил, что лучше надо
Войти в слепые переулки,
Где верный друг его всегда
Укроет от десятков глаз,
Где тьмы законная среда,
Где света угасает власть.
Прохладу встретив, ощутил
Абдул покой среди тени.
Он в одиночестве там был,
Его увидеть не могли.
Вор капюшона край спустил,
Вдыхая сыростью земли.
Во тьме он жил, а не гостил,
В тенях не тлеющей золы.
Сгущались тучи, вечерело.
Закат вот только не вставал…
За горизонтом солнце село,
Загоревал вдали шакал.
Накрапывал тихонько дождик.
Вот путник наш во двор заходит,
Куда не все ступают люди,
И даже мышка не заскочит,
Боясь попасть во мрака путы.
Здесь очень тихо. Тут все пусто.
Трава к земле склонилась в грусти,
Касаясь стеблями листвы,
Пожухшей и давно опавшей
Не чающей тепла весны,
Давно отжившей и угасшей.
В глуши заброшенной беседки
Царил бескрайний мрак глухой,
Иссушенные яблонь ветки
Руки словно под луной
В высь поднимаясь безответно
Молились будто бы душой…
Ограда ткущая забор
За век изрядно покосилась,
Изъеден ржавчиной узор
И пара звеньев обломилась;
Картины не заметна блажь, -
Она забыта всем народом…
Об этом думал странник наш,
Сливаясь с тьмою балахоном.
Он яблоко достал при лунном свете,
Хотел его умять за два укуса,
Но плод увял в халате смерти,
Налившись уксусного вкуса…
Оно из рук легко упало
И покатилось по земле
Во тьме печального квартала,
Который позабыли все.
***
Я на ночь расстелю постели,
Чтоб сладко погрузиться в сон.
Двор постоялый размыкает двери,
Меня гостиный принимает дом.
Ворота на ночь запирает
Преклонных лет седой хозяин
И сам спокойно засыпает,
На первом этаже под нами.
За окнами луна сияет,
Немного хмурый свет ее
В унылом мире освещает
Уродливое столь лицо.
Где ты, мечта благая?
Я – одинок впотьмах, аду;
Тебя мой разум представляет
В заветном сказочном саду,
Мой Ангел молодой, я жду,
Не покидай молю, прошу,
Давай же, навести меня.
Услышь мольбы. Приди за мной.
Убиты все мои друзья.
В душе осталась только боль.
Явись, чтоб унялась душа
И одиночество не так давило,
Как бесконечная петля,
Что многих очень задушила.
Да навести, молю тебя.
Я долго был вдали от мира.
Но глух мой Ангел…Тишина…
Лишь тишины ответы знаю…
Я вновь один… Иссяк до дна…
Один в постели засыпаю…
И жалко, что не навсегда…
***
Глубокой ночью вор проснулся,
Клубилась тьма во всей красе,
Ее заметив он очнулся…
И чернь затмила свет совсем,
Когда услышал нежный шепот
Идущий с первых этажей.
Абдул узнал дотошный ропот
И вышел в коридор за дверь.
"По лестнице, чужак, иди,
Найди в полу пустоты,
Где будут книжные листы,
Что тьма хранит тут годы.
Весь дом построен на костях" -
Узналась речь старухи…
"Не упокоен мой тут прах"…
На этом смолкли духи.
***
Абдул спустился в пустоту,
В тумана замкнутую тьму,
И никого впотьмах не встретив
Проверил пол он в лунном свете.
Есть проклятое место в доме,
Темнейший угол в дальнем лоне.
Там христиане – наши братья,
Молясь, кропят святой водой,
И прибивают накрепко распятья,
Чтобы отвести несчастья;
Оттуда слышен ночью вой.
И тени сходят четко с мест,
Там демон видится живой.
И в этом страх древнейший есть.
Быть может душу чью – то в лапах
Сжимает мерзкое создание.
Мы умираем в наших страхах…
Ведь это смерти созерцание.
Есть проклятое место в доме,
Там мыши прогрызают норы;
И оставляя беззакония
Свои показывают морды.
Найдя заветные пустоты,
Гнилые доски в раз сломал,
Абдул взглянул во тьмы красоты
И голос нежный вновь сказал:
"Они тебя давно тут ждут,
Согретые моим дыханием,
Здесь книги древней был приют…
Что заключала смерти знания…"
Блажа старуха говорила
Так зачарованно ехидно.
Но а потом ушла из мира…
И тьмы клубов не стало видно…
Глава 2. Воспоминания
"Убей его ,Абдул, убей!
Он -стая крыс! Он – дикий зверь!"
Ко мне взывала детвора,
Когда лежал я у холма.
И была – то не как игра
Они рыдали без конца.
"Убей его, Абдул, убей!
И силы даже не жалей!
Он как медведь! Он словно змей!"
Испуг и страх объял детей.
Не мешкал вовсе я тогда -
На что даны Аллахом руки?
Я не жалею кулака
И дрался часто я от скуки.
За детворой рванул в село,
Был ясный день. Светило жгло,
Оно с утра еще пекло
И разум мой в дурман несло.
Деревня старая моя,
Не помню я уж те места,
Но закоулок полный крови
Во сне увижу без труда.
Вот растворяются оковы,
Снова я вхожу туда:
Одежды рваные края
На брате умершем сестра,-
Быть может лет пяти – шести,-
Его безумно теребит.
Я силы смог в себе найти
Сделав очень злобный вид
Спросил ее кто сделал – то,
Кто совершил все это зло?
Но отвечали дети мне,-
Их крик избавил в миг от грез,-
Я не был более во сне:
"Его загрыз бродячий пес!"
Не видел более черней
Картины той, ты мне поверь!
Искусан голый мальчуган -
Не виделось его лицо,
А кровь багряную из ран
Уже на солнце запекло.
На холм обратно я пошел,
Чтоб там оружие достать,
Которое я приобрел,
И в тайную запрятал кладь:
То малый был стальной топор…
***
Дворы мелькали, переулки,
Пустые улицы одни…
Не думал в той своей прогулке
Такие страхи обрести, -
Но жизнь сравнима лишь с игрой:
Не знаешь будет дальше что -
Закончишь ли победой бой
Иль проиграешь к черту все.
Мохнатый пес из – за угла
Ко мне навстречу устремился…
Взъерошен, с пеною у рта…
И в двух шагах остановился.
Вблизи нашел я камень там
Он так пришелся кстати мне!
Я разглядел у псины шрам,
Что был у рта в густой слюне:
Он зубы только обнажив
Иссиня – желтые в ухмылке,-
И все на свете я забыв
В руке напряг тугие жилки,
И камень пальцами зажав
Момента ждал, как змей – удав.
В его глазах блестела кровь -
Напрягся весь угрюмый пес,
Задергалась нервозно бровь;
Он первый свой удар нанес.
"Ты – одичалая собака;
Ты, глупый пес, сигаешь в бой,
Хотя заведомо та драка
Уже проиграна тобой".
Но зверь визжал,
Являя силу,
Хотел испугом верх держать,
Но было мало что – то пылу:
Усталый пес не мог рычать.
Он ощетинился немного,
Нахмурил острые глаза
И прыгнув резво, невысоко
За край вцепился рукава.
Удар! Удар! Еще удар!
И кровь багряная из ран,
Удушливый дарила пар,
Мой окропила тощий стан;
Рыдая, дети вдалеке,
Ревели так, что дух горел,
Я был, как будто бы в огне,
Безумия приняв удел.
Удар! Удар! Еще удар!
Упали зубы, вытек глаз
У твари той. Пес не упал,-
Ведь битый был не первый раз.
Однако, все Абдул предрек:
Недолог смерти час и срок
Презренных мук глухих истек.
Затих из пасти крови ток.
Унылый бес лежал в грязи
Не изнывая, не рыдая,
Не испустив скупой слезы,
Когда прилег он умирая.
"Ты просто падаль, дикий пес,
И знай свое ты место, сука"-
Над трупом я уж произнес,
Прислушиваясь к трелям луга.
Не плачь сестра, не будет он -
Твой кровный брат, – тебя любить,
И петь не станет в унисон,
И чувство нежности дарить.
Не надо горевать, родная,
Не оживишь его трудом
И от бессилия изнывая
Сама получишь ты надлом.
Я знал его – он милым был,
Такая горькая стезя
Ему досталась от светил
И обойти ее нельзя,
Она в крови мерцает вся,
Соленый запах источая,
Но душу все – таки неся
Ведет до врат золотого рая.
И тлен становится, как раз
На тех бесчисленных лугах,
Что слепят множеством прикрас, -
Белесым облаком в лучах.
И трепетно сиянье то,
И словно блик росы летит
Надо той поляною цветов
Пречистым облаком на вид.
Тугая нить судьбы устав
Разорвалась на два конца
И смерти серединой став
Жизнь убогого мальца
Туда несет сейчас в волне.
И грезит братец твой во сне!
Так что не нужно слезы лить,
Моя унылая сестра,
Ведь ты осталась в мире жить
И не печалься что одна…
Твой крик, как гимны неудач,
Так если хочешь, то поплачь…
***
И образ тот собаки злой
Навек желание пленил,
Хотя засыпал и землей,
Где жизни миг на днище гнил.
Но не унял свою вражду,
Не погасил огонь войны,
Народу я отмщения жду,
Ведь люди мерзкий и дурны.
***
На грани бреда видя сон
Я презираю мир земной,
Его причуд – хмельной закон,
Его картавый рот гнилой,
Его надменное лукавство,
Что представляется игрой…
Порок безмерный, блуд и хамство…
Я презираю без конца.
Веков прошедших канитель,
Порог домашнего крыльца,
Убогую свою постель!
Как долог путь, но до рассвета
Забуду я наверняка
Порывы колющего бреда
И все прошедшие века;
Передо мною же былое
И настоящее соврут,
Как полотно цветов рябое,
Которое чертята ткут.
И окунут меня туда,
Где нету совести уже,
А только грязная вода
Струей стекает по меже.
Да не томи же, друг полночный,
Мои желания войны!
Ведь призван я и призван срочно!
Слова мои поверь – честны!
Я – одинок, и не хочу
Опять один по жизни быть.
Устал уже! Да, я грущу
И песню эту не забыть,
Не утаить, не погасить
И пламя горя не унять, -
Безмерно растянулась нить,
Решился кто б ее порвать…
И вот тогда бы я обрел
Забытый некогда покой,
Что мальчуган – драчун, позер,
Который был конечно мной, -
Хранил заветно без конца
Его любя и чтя смирение,
Продал с намерением купца
И гордое принял презрение.
В опалу дикую попал,
Упал на дно и неизвестно,
Когда навеки потерял
Наполненное светом место
И создал новый идеал…
Вставай, проклятье шепчут зори…
Вставай же, дух, вставай, шакал!
Сломались все уже запоры.
Замок упал, что дверь держал!
Отныне волен ты, гуляй,
Но бесконечности клянись
Не покидать родимых стай,
Не покидать уже ни в жизнь.
***
Я помню детвору.
Веселый двор села,
Как нежна по утру
Хмельная блажь была.
Я помню дома тень
Приютившую меня.
И день, веселый день
Печали все тесня,
Желающий помочь,
Разум осветить
Сном зеленых рощ,
Дуновением быть…
То уже уходит,
Небо, о, помилуй!
Солнышко заходит,
Луч не дарит миру.
Гонит тучи, гонит
Резвый ветерок
И скрипит, и стонет
Совестный пророк,
Словом увещает,
Что минует боль,
Раб всесильным станет
Крепкий, если коль.
Дух его воспрянет,
Спину не согнет…
Или дно познает
У песчаных вод.
Я забыл о прошлом,
Все уже забыл,
О презренном, пошлом,
Тем, каким я был.
Не гадаю больше:
Жить или не жить.
В полумраке ночи
Вынужден я гнить.
Глава 3. Дитя
Он очнулся горе – видя:
На обугленных телах,
На угасшей жизни прыти,
На кострах и на костях;
Как успел, увы не знает,
Избежать судьбы такой:
И не мертвый понимает,
Что остался он живой.
Но печаль – не есть награда
Нужно дальше продолжать
Через дальний путь заката
Устали не зная гнать
И нести на пиках чести
Душу резвую свою,
Воздавая, не без лести,
Небосводу похвалу.
***
Братья вы, о, неживые,
Помяните этот миг,
Как один из тех, что были
Будто солнца ясный блик.
Взял Абдул накидку где – то
Обгоревшую и в саже -
"Все равно не станет это
Мне вменяться больше кражей.
Все забыто, все убито
За спиною позади,
Темной мантией накрыто
И утрачено в пути.
Я теперь не вор Багдада, -
Ангелочек мне помог,
Запретив пучине ада
Дух забрать в ужасный лог.
Я очищен, я спокоен,
И от ночи отлучен.
Телом я не упокоен,
Что теперь мне вечный сон?!"
Угли таяли краснея,
Поднимался яркий дым,
Ветерок печально вея
Слился с облаком густым.
Роща высится на горке:
Все – травинки да кусты,
Что иссушены и колки
И страдают без воды.
Весь Багдад – ужасный рок,
Тьма к нему ведет дорог.
Хочешь ты или не хочет,
Но пройди его, сынок!
***
Запахнувшись и покрепче
Прижимая руки к телу,
Вор, забыв молитвы речи,
Потерял былую веру.
"Где она, о, где она -
Неземная красота?
Та далекая страна,
Где судьбы моей врата?"
Где зарею небо пишет
Удивительно узоры,
Синева тихонько дышит
Взор бросая через горы
На луга и на поля,
Бесконечные долины,
Где красуется земля
Всею зеленью равнины,
Где цветы и соловьи -
Вечные друзья рассвета, -
Танцы пестрые свои
Совершают в зное лета.
Где покой и нет тоски,
Где кузнечики звенят;
Множа грозные полки
Тучей вечером летят.
***
Он идет по горькой жиже
Ноги плавают в грязи,
Все теснее… Ближе, ближе
Сонный путник до красы
Добирается Багдада,
Чуя мрачную тревогу:
Перед зноем будто ада
Он стоит, отдавшись року.
Заподозрят ли его,
Что сбежавший – он преступник
Или купятся легко,
Что уставший мирный путник?
И Абдул от мыслей тех
Опустивши капюшон
Побежал и без помех
Хлипкий одолел заслон
Да преграду, что к Багдаду
Заслоняла брешь – проход,
Выводивший сразу к саду
Не ходил, где уж народ.
"Я убить поклялся многих -
Я их право и убью!
Все уже давно жестоки:
Стал народ под стать зверью -
Нету помощи делами,
Нету даже на словах -
И с такими – то долгами
Их прощает все ж Аллах.
Но всевидящее Небо
Не капризно и не слепо, -
За грехи осудит вас:
Будет день и грянет час -
Принесет, шагами меря
Громогласные потери,
На себе и на горбе
Ишака – степи ублюдка,
По извилистой тропе.
Станет судьбам вашим жутко."
Через ветви и кустарник
Пробирался наглый вор,
Он когда – то был "начальник"
Этих давящих простор.
Тут его деньки хмельные
Проносились в суете,
Да и горести больные
Тоже в этой шли среде.
Непокорный он когда – то
Наблюдал за блудом тут,
Как в чащобу для разврата
Люди разные идут.
Ненавидел вор богатых,
Не любил и презирал,
Ведь за спинами у знатных
Припасен большой кинжал.
Это помнил он и чтил,
Как обычай воровской.
С этой горечью он жил
И таскал ее с собой.
Утомленный той дорогой,
Что вела от места гнили
До дыры в стене высокой,
Вор глотнул немало пыли.
Забинтованный калека
Приодевшись, но босой,
Стал похож на человека,
Хоть и был слегка хромой.
Он отчаянно пытался
Добрести за тот денек
До ночлега, но остался,
Где – то в зарослях прилег.
Как гудели ноги больно!
Как ломало сильно руку!
Вор – кошмары беспокойно
Наблюдал во сне. Испугу
Дух его предался снова.
И Абдул во тьме листвы
Грезил: будто бы оковы
Тело тянут до крови,
Надрывая и пугая
Той реальностью – другой,
Что иссякнет кровь густая,
Ставшая рябой слюдой.
Унесенный серой дымкой,
Видел вор окно темницы,
Три решетки, люк железный,
Стен чернеющих границы,
То сжимающих просторы,
То дающих волю им.
А от стонущей запоры -
Шум летел не выносим.
И метался, и пугался
Будто псина на цепи,
Вор багдадский утомлялся,
Чая муки впереди.
Но не знал и не заметил,
Что во сне былые дни
Проносились… Только бредил
Вор поджав свои ступни…
Цепи лязгая летели,
Разнося на щебень стены
И ревели, что – то пели
В уголках темницы тени.
Сон ли это, сон ли вовсе?
Все колотится, дрожит,
Говоря – давай, готовься,
К жизни след уже забыт.
Рано утро наступает,
Поднимаются лучи,
В зареве они играют
Освещая лик ночи.
Мира здешние красоты -
Пустоши услада лишь,
Неподвластные высоты
Зря ненужными ты мнишь.
Те смиряют угнетение,
Привлекая яркий свет,
Он, как будто озарение
Затмевает хвост комет.
То небесное сиянье
Растекается рекой,
И, как будто состраданье
Нависает над землей.
***
Ласково сиянье блещет,
Яркие его лучи
Ожидают с миром встречи
Ненавидя дрем ночи.
Я лежал не поднимаясь,
Любовался синевой,
Что высоко растекаясь
Светлой, чистою волной,
Облака с собой носила,
Белоснежные холмы.
Как же это чудно было,
Словно я увидел сны.
А затем сиянье солнца
Озарило зрение мне
И услышав незнакомца
За оградой на коне,