Loe raamatut: «Блатной Император Человечества (БИЧ)»

Спасибо моим друзьям Ване и Кириллу за то, что своими рецензиями и ценными комментариями помогли мне сделать из черновиков роман. И да, Ваня: киберпанк – это антиутопия, а не инструкция, как жить. Ну так, вдруг ты забыл.

И, конечно, спасибо Толе – за множество ценных деталей.

Написать мне можно сюда: akv721165231810@proton.me

Вместо предисловия и аннотации

Вести человечество может только тот, кто на практике знает разницу между грабежом и разбоем – другие не смогут пожертвовать даже своим комфортом. Сытый голодного не разумеет – и безупречно моральный не сможет стать символом всего человечества.

Витька с позывным “Император” – заключенный, которому выпал шанс “искупить” свои “грехи” на поле боя. Но действительно ли он виновен во всем?

Сколько вариантов есть у каждого из нас? Где находится ручей мужества, бьющий водопадом? Как командир властвует над энтропией? Почему быть человеком значит быть уже избранным и сколько ангелов на кончике иглы? И почему этих ангелов больше, чем крыс?

Возможно ли прекратить конвейер ненависти? И если да, то как?

И что же вечно на нашей родине, мороз или иррационализм?

Ante Scriptum: Данное произведение, хоть и является пародийным, но не преследует цели оскорбить или посмеяться над каким-либо из описываемых явлений или персонажей. Даже более того, я отношусь к главному герою и многим другим описанным персонажам с огромным сочувствием и состраданием. Такие люди многократно наказаны самими условиями, которые их сформировали и привели к той точке, в которой они оказались и они точно не заслужили такой судьбы. Для одних они – орки, для других – ресурс. Но никто не смотрел таким людям в глаза и тем более не видел в них свое отражение.

Как там было у Мольера про истинно праведных?

“Питают ненависть они, замечу вам,

Не к бедным грешникам, но лишь к самим грехам”.

ДИСКЛЕЙМЕР: Данное произведение формально представляет собой фанатскую пародию на одну известную вселенную и не имеет цели нарушить авторские права третьих лиц и интеллектуальную собственность компаний. Некоторые места, названия и технологии, упомянутые в данном произведении использованы в пародийном ключе. Все совпадения иного рода являются случайными.

ГЛАВА 1: Не каждая винтовка – праздник

Ощущение единства.

Огромный зал, больше некоторых площадей старых городов, освещался множеством горящих свечей, отражающихся от гладких стен, которые были облицованы разноцветными плитками и переливающимся металлом. Лишь иногда эти отблески света терялись в нишах барельефов по стенам. Барельефы изображали славные битвы прошлого: на одном красовалось войско в белых массивных доспехах, против него же стояли какие-то варвары и оборванцы с примитивными автоганами. Барельеф на противоположная стена изображал разбитые механизмы и расколотые экраны, похожие на разбитые зеркала. По центру же барельефа – изображение планеты, а уже на ней стоял гипертрофированно большой трон. На троне сидел величественно громадный человек в искусно украшенных доспехах с длинными волосами (хотя, человек ли это?). Он словно всем своим видом выражал космические амбиции и притязания всего человечества. Он словно символизировал собой все человечество.

Зал был полон людей, склонившихся перед алтарем, только вот этот алтарь производил впечатление не совсем обычного, словно они все преклонялись не какому-то богу, а…

А ему самому. Тому, кто стоял у алтаря. Огромному человеку с длинными волосами с барельефов. Он сидел в зале “во плоти”. Он сидел уже без брони, зато на нём красовалась римская тога и лавровый венец. Не обладая никаким визуальным “нимбом”, при взгляде на себя он создавал стойкое ощущение, что он у него есть.

По правую руку от него стояла сгорбленная фигура в длинной мантии. Капюшон скрывал его лицо – он предпочитал оставаться в тени по своей воле – но от него так же веяло силой.

Собравшиеся стояли почти недвижимо, словно боясь лишний раз даже вздохнуть при виде такого величия. Толпа была разношерстной – от оборванцев у дверей, которых вообще непонятно как сюда пустили, до худощавых жрецов в глубоких капюшонах. Перед самым же алтарем, склонившись, стояли в несколько рядов суровые воители, каждый из которых даже в почтительном полуприседе перед этими воплощенными амбициями человечества был не меньше роста среднего человека. Их толстую броню оттеняли огромные наплечники, на которых сверкали черепа и изображения орлов с распростертыми крыльями. На поясах у воинов висели огромные штурмовые пушки.

– Теперь вся Терра – единая империя! – произнес он, словно в полусне, не понимая, почему он вообще это говорит, и под поднявшийся гул собравшихся продолжил – Очередь за Сегментум Солар, а за ним – и всей галактикой!

***

– Витя, не спи, замерзнешь! – насмешливо произнёс Санёк с позывным “Дядя”, потрепав его за плечо, и его тень почти сразу скрылась дальше в проходе. Лишь сверкнула белым отблеском нашивка на его груди: “ГРУЗ 200 МЫ ВМЕСТЕ”. – Уснул, что ли, в этом окопе? – бросил он вдогонку, уходя.

Тот, к кому он обращался, открыл глаза, которые уже почти залепили снежинки. Мда уж. Витя поднялся и высунул голову наружу. К этим видам сложно привыкнуть, тем более за эти трое суток, что они провели “на передке” после трёх недель на полигоне.

“Дяде”-то что, он уже и Сирию прошёл (Дейр Эз-Зор штурмовал, в водах Евфрата ноги мочил), и, хоть и тоже сидел когда-то, конечно – но он-то совсем не чета им, ещё вчера хлебавшим баланду. Хоть на “передке” (да и вообще в “компании”) никто и не делал больших различий между зэками и “вольными”.

Безрадостные голые степи с редкими руинами городков. И самые большие руины лежали как раз впереди. Впрочем, если дать больше времени, то к этим видам можно привыкнуть? Или нет? Лунный пейзаж воронок иногда прерывался “разорванными проводами” труб от детских площадок и дворовых турников, лежащими на искореженном снарядами асфальте разбитыми магазинными вывесками среди того, что в обычной жизни называлось бы “строительным мусором”.

Однако тут далеко не обычная жизнь.

Перед глазами Витьки на несколько километров вперед простирался Бахмут.

Витька потрогал своё плечо, словно чтобы прийти в себя. Нет, это не сон. Витя повернул голову и посмотрел на эту часть своей формы. На плече – всё тот же круглый шеврон с черепом. А позиция и “блинчик” за ней иронично назывался “Париж”.

Вот уж действительно, увидеть “Париж” и умереть…

Тут, наверное, стоило бы, как в заезженном сюжете, разрушить пятую стену и взглянуть ему в камеру, а после со вздохом произнести: “Наверное, вам интересно, как я оказался в такой ситуации?”, однако тут всё было очевидно. Они все делили одну судьбу. Все, кто оказался тут. Кого-то вели сюда непомерные грехи, кого-то – непомерные амбиции. Пока ещё нет, не всего человечества, а лишь малой пассионарной его кучки, совокупности.

Витя получил позывной “Император”, в честь одного из своих “художеств”, которое стало причиной одной из его ходок – после пьяных выяснений отношений на лестничной клетке с соседом, он поджёг его гараж во дворе, за чем радостно следил с балкона, и не думая скрываться. Прямо как император Нерон за собственноручно устроенным пожаром в Риме, разве что стихи не декламировал…

Витька хорошо помнил свой родной городок на Севере, который и без всяких пришлых пассионариев выглядел немногим лучше пейзажа, что лежал перед ним. Помнил все: и происхождение каждого своего шрама: от банально искусанных собаками в детстве ладоней до длинной полосы справа от виска до нижней челюсти, где по касательной рассекло кожу верхним уголком лезвия топора в драке.

Помнил и довольно радостное детство, полное юмора висельников, который в те бездуховные годы считался вполне допустимым – и как прилетело по челюсти качелями до технического нокаута в 10 лет, и как воровали коктейли в зеленых банках через отгибающийся лист фанеры в стене ларька. И скелеты собак в подлеске, обглоданные воронами, и пугающе-тёмный подвал заброшки…

И первая ночь в ментовке. Потом – как первый раз в зале суда стукнул молоток судьи, отправив в этот раз куда-то дальше обезьянника. Вонючие поезда с клетками. Сколько этого всего было. Так, что, наверное, это и объяснимо, что он оказался тут – столько путешествий, и как мало из них не в кандалах…

А ведь по-немецки Bach – это ручей. Ну а mut – мужество. Ручей мужества, значит… а, как известно, мужество ведёт на небеса. Вот только мужество ли ведёт из ИК-17 на этот ёбаный “передок”?

Из глубокой задумчивости его вывел крик командира отряда с позывным “Кент”, глухо раскатившийся посреди окопной возни. Наверное, именно такие крики и привносят структуру в эту военную возню, преобразуя эту энтропию в осознанные действия. Организованное создание энтропии вокруг… везде, куда заходят строем, всякий порядок исчезает. Поэтому наша задача – чтобы на той стороне энтропии стало больше, чем на нашей.

– Готовимся!

Значит, через час идём в штурма. Ладно.

Поджав замершими руками автомат к груди, Витька ждал дальнейших указаний. Он не чувствовал ни страха, ни особого воодушевления, только смертельная усталость от всего происходящего. Будто он видел все это уже двадцать тысяч раз. Или даже больше.

Бойцы судорожно проверяли боезапас и готовились к штурму. Вот в эти моменты тот ефрейтор и думал о Шопенгауэре? “Странно. Почему я вообще об этом подумал?” – одернул себя Витька.

Музыкой навеяло, – усмехнувшись, тихо произнес он вслух себе под нос.

Час пролетел незаметно. Витя только и смотрел в стену окопа, пытаясь абстрагироваться от всего.

В углу его старые-новые сослуживцы делали по паре глотков и передавали дальше металлическую кружку – “кругаль”. Чифирят. Будто и не выходили “на воля”.

Или как лучше сказать? “С воля́ иль не воля, да поедешь на моля́”?

Витёк ухмыльнулся. Забавный получился фельетон.

Выходим через пять минут! Всем готовиться! – вновь прозвучал сдерживающий энтропию выкрик и дальше тот же глухой голос продолжил вещать о целях вылазки. Надо продвинуться вглубь улицы и…

“Ага, и проверить, где пулемет и огневые точки. Собой.” – подумал “Император”.

Глубокий вздох. Да уж, что там надо, проверить боезапас? Да, точно. Звуки снаружи будто погружали Витю в транс, либо же он просто неосознанно пытался абстрагироваться от происходящего.

Что делал Иисус до 30 лет, когда начал проповедовать? Почему об этом никто не писал? И почему он висел на крестах с разбойниками?

“И всё-таки,” – подумал Витька. “Они что, ёбнутые, гнать на позиции с пристрелянными подходами?”.

И сам же себе ответил: “Да нет, конечно. Все они понимают. Просто мы не вернёмся”.

– Выходим!

Они группами по два человека выбежали на открытую местность перед своими позициями. Впереди простиралась одна из улочек между двухэтажными бараками.

Пока все тихо. Пригнувшись, короткими перебежками добрались до угла ближайшего здания. Дальше возвышался чуть выше человеческого роста синий железный забор.

Вдалеке раздался свист, длинный и визжащий, как ноющая боль в канале зуба. “Императору” от этого противного звука захотелось сжать посильнее челюсти.

– Арта е**шит! В подъезд! – крикнул командир отделения, “Кент”.

Через всю стену, заканчиваясь на самой двери подъезда под козырьком из бетонной плиты (как она вообще осталась на месте?), красовалась кривое граффити “дальше бога нет”. Да его и снаружи нет. Ни бога, ни чертей, ни господ. Есть лишь мы и наши враги. Которые, собственно, от нас почти ничем не отличаются. Таких АК много, но этот – мой. Он такой же как все, но мой праздник – этот. “Дядя” вышиб дверь, висевшую почти без опоры, и забежал внутрь. Все последовали за ним. Едва забежал последний из группы, в землю у подъезда с грохотом вгрызся минометный снаряд. Через выбитую дверь в подъезд попали клочья разрыхленной земли.

Поднявшись с пола, “Кент” крикнул:

– Бегом отсюда, а то следующим накроет! До соседней улицы, там разделяемся!

Витя мрачно посмотрел на него. Не очень хотелось думать, а что дальше.

Не дожидаясь следующего снаряда уже в здание, они всей группой выскочили и побежали вдоль здания дальше. Когда ударят следующий раз – было лишь вопросом времени, так что следовало торопиться.

И желательно не думать, что будет после той улицы.

И ещё лучше вообще не задумываться, зачем это всё. Как зачем? За свободу. Как минимум, свою. Плевать. Бег. Какие-то взрывы вдалеке. Витька вместе с товарищем забежали за угол, стараясь не думать о том, что за ним пулемет. За углом лежали двое парней с прошлой атаки. Один лежал на спине, на месте грудины – дыра, а через неё виден позвоночник. Амнистирован парень…

Снова перед глазами скелеты собак у заброшки ближе к шахте… Собака глодает собачий же череп. Тьфу. Нет. Нельзя такое вспоминать, нельзя, – Витька с усилием переключился на обстановку вокруг.

Чуть за ними лежала в горизонтальной плоскости поперек дороги бетонная балка и несколько мешков с песком, неизвестно кем тут оставленные. Наверное, врагами.

Теми, чей пулемет сейчас и ожидали тут встретить.

“Император” упал спиной к бетонной преграде, облокотившись головой на мешок с песком. Его товарищ с позывным “Крот” – тощий парень с постоянно потерянным взглядом – упал рядом.

На другой стороне улицы очередью из пулемета при попытке зайти в переулок скосило трех парней из тех, кто шел впереди.

У Витьки, хоть он и неотрывно смотрел за этим, уже не осталось особых эмоций. Он ничего не чувствовал. Кроме, разве что, холода. Холодно. Очень холодно стало.

Так вот где стоял тот пулемет…

“Крот” с ужасом посмотрел падающих товарищей, явно представляя себя на их месте, если бы он пошел на другую сторону улицы, перевел взгляд на лежащие в паре метров тела ребят из прошлой группы, и по нему словно пробежал электрический разряд от руки на земле.

Он сначала пытался закричать, но не смог, будто горло свело спазмом, и лишь невнятно захрипел.

Тем временем посреди улицы снова упал миномётный снаряд. “Император” и “Крот” прижались к земле, усеянной бетонной пылью и кусками гипсокартона.

– Ааааааа! – то ли простонал, то ли прокричал в панике “Крот”.

Витя вскочил на ноги и дёрнул паникующего бойца за шкирку.

– Поднимайся, блядь!

– Да по мне уже давайте! Сил уже нет терпеть!

– Что ты несёшь, еблан?! Встань!

Тот, трясясь, встал на ноги, и направился за “Императором” дальше по улице. Остальных уже не было видно. Кто-то прятался в ближайших подъездах, кто-то уже валялся без возможности когда-то (исключая, разве что, страшный суд) встать.

Почему, ёб твою мать, английский суд – высокий, а небесный – страшный?

Витя рывком запрыгнул в дверь первого подъезда за углом. Скулящий “Крот” последовал за ним.

“И ведь он непременно выживет, этот болван,” – подумал он, то ли с презрением, то ли с жалостью глядя на то, как его товарищ запрыгивает в помещение.

Времени перевести дух нет – особенно никого от группы не осталось – то пора отходить. Непонятно как, под таким-то фейерверком, но надо. Он достал рацию и крикнул:

– Император, император, Кенту. Кент! Кент!

Ответа нет. Тогда надо вызывать кого-то “выше”. Он снова нажал на кнопку рации и сказал:

– Император, Дарвину. Дарвин! Дарвин! – обратился он к командиру подразделения. – Мы забежали в жилой дом, е**шит арта и птички, выйти не можем.

Тишина. Только поскуливал в углу паникующий товарищ “Императора”. Вдруг тишина все же прервалось и сквозь шум помех прозвучал голос:

– Дарвин, Дарвин, Императору. Вы трехсотые?

– Нет, – тяжело дыша, ответил Витя.

– А сопли вам не вытереть, блядь? Выбирайтесь сами. Ждите темноты и выходите. Выходите по темноте.

“Тут бы, сука, дожить ещё, до этой темноты…” – подумал Витя, но промолчал.

– Уаааааа! – всхипнул в углу подъезда “Крот”. – Да давайте уже сюда ёбните, не томите! – заорал, повернувшись головой к двери.

Витька резким движением убрал рацию и в один быстрый рывок приблизившись к “Кроту”, ударил его под дых.

– Что же ты, сука, делаешь, оба из-за тебя тут сдохнем! – прошипел “Император”.

“Крот” сложился пополам и затих.

“Император” прислушался, хотя сквозь постоянные перестрелки и разрывы вокруг не особо что-то понятно. Нет ли движения вокруг?

Или, может, сюда уже просто едет танк, чтобы снести к чертям всю улицу? Вроде не должен. Ещё и как назло, никого из ПТУРщиков нет рядом.

Сквозь звуки выстрелов начал отчетливо проступать звук вращающихся лопастей дрона. Жужжание приближалось. Витька ощутил себя то ли ребенком, прячущимся в шкафу от грабителей в какой-то комедии из 90х, то ли хоббитом, который прячется за пригорком от назгулов, и вот уже этот звук, отраженный от козырька подъезда, стал более различимым, чем фон выстрелов снаружи.

И даже более различимым, чем стук его колотящегося сердца.

В подъезд залетела граната и со звоном покатилась по полу, остановившись у ног “Крота”. Тот то ли устало, то ли уже смиренно сидел, облокотившись на стену.

Он рассеянно посмотрел на гранату, и почти расплылся в мазохистской улыбке, словно сообщая: “а я же говорил!”. “Крот” (в миру Костя) рад был выйти из владимирской колонии, где сидел по “народной” 228 (раскидывал мефедрон по подъездам в Мурино, за что и получил свои 8 лет, которые рассчитывал “скостить” здесь), но, как оказалось, не очень-то готов к бою. Никто не готов, пока в нем не окажется. А дальше, как в воде – либо поплыл, либо захлебнулся. Он знал что захлебнётся – но того и ожидал, отчего и чувствовал даже какую-то эсхатологически радость. Радость того, что его сценарий завершился. Отмучался, как говорят у нас. Возможно, сценарий завершился совсем не так, как он хотел, но кто его когда-то об этом спрашивал? Он никогда не был даже его со-автором.

Вот и все… Витька рванул было сначала вбок, но быстро понял, что все это не особо имеет смысл – он бы не успел ее поднять и выкинуть наружу, да даже отправить пинком в проём бы не успел, а потому просто упал на пол и захохотал. Имело ли все смысл “до”? Ха-ха. Как же всё это глупо.

Как же, блядь, глупо.

Вот и всё.

Храни вас всех бог, пацаны.

Почему они все меня так называют… Император.

***

Двери центрального зала крепости распахнулись в разные стороны и группа пехотинцев в массивной броне зашла внутрь. Передний в группе носил шлем в виде маски с черепом, в зубы которого причудливо были вписаны решетки вокс-динамиков. На магнитных панелях на поясах у воинов висели мечи с лезвиями-бензопилами.

По бокам от дверей висели черные знамена с золотым орлом. Чуть ниже орла с двумя головами и распростёртыми крыльями был выведен белым меч, скрещенный с костью.

– Мы прибыли по вашему приказу, магистр, – прозвучало из вокс-решетки шлема с черепом.

– Первый капитан Бертрам, – откинулся в кресле глава ордена. Такой же огромный, как и его бойцы, но вместо брони он сидел в простой военной форме – настолько “простой”, насколько это возможно для пост-человека. – Пришло время нам найти собственного примарха. Мы вылетаем и должны воссоединится со всем остальным войском уже на границе Сегментум Солар. Вылетаем всем легионом.

– Двадцатую роту новобранцев тоже забираем с собой, магистр? – спросил Бертрам.

– Да. Всем легионом без исключения, включая гражданский персонал и части снабжения. Полагаю, баз на Земле, Марсе или где-то в солнечной системе у нас больше не будет. Мы должны двигаться дальше. Так что поднимаем весь наш флот и уходим из Сегментум Солар. Собирай всех, в течение трёх стандартных суток вылетаем. Император ждёт от нас приведения к согласию новых миров. И мы не можем подвести его. Конкретные координаты для варп-прыжка передаст адъютант перед отправкой.

– Будет исполнено, магистр.

Воины во главе с первым капитаном поклонились магистру. Ещё раз лязгнув своими тяжелыми доспехами, они вышли из зала.

***

Бездонная пустота открыла глаза. В каждом глазу перетекали спирали фиолетовой космической субстанции, и в этих круговоротах иногда всплывали молочно-белые звёзды.

– Ну и что с тобой делать дальше?

– Ха-ха, – ответила она сама себе. – Посмотрим.

Глаза закрылись. Вместо этого пространство взорвалось мириадами светящихся огоньков, каждый из которых словно работал проектором, что-то транслирующим.

“Ах, да. Вот и я”, – подумал Витя. – “Но что это со мной?”.

В одном из светящихся огоньков, будто в новогоднем шарике с домиком, где обычно кружится поролоновый снег, он увидел (скорее даже не так, не увидел, а прожил) странную другую жизнь.

Вот он, в том же возрасте, но без шрамов, гладко выбритый, с аккуратной прической, в голубой рубашке с черным галстуком, жмёт руку мужчине с бородой. Вокруг них – автосалон из блестящего стекла.

– Поедете за рулём сами?

– Да, не откажу себе в этом удовольствии, – с искренней улыбкой ответил мужчина в пиджаке с бородой.

Мужчина вышел за дверь, у Виктора-менеджера зазвонил лежащий на столе телефон.

– Да, Наташа, привет!

– Привет, заяц. Ты сегодня пораньше?

– Нет, это не то, – звучит то ли прокуренный голос самого “оригинального” Витьки, то ли хриплый голос Пустоты из вечности. Эти голоса то ли прозвучали хором, то ли слились воедино.

Огонёк гаснет, словно по их совместному желанию, и картинка снова зажигается другой сценой.

Набрана ванна, он лежит в ней – небритый, с волосами до плеч. Вокруг пар. Пустой взгляд на запотевшее от пара зеркало над раковиной. Ну, больше нечего и мечтать.

Ему на ум приходят строки, что-то про то человека, который “ничем не запомнился выпилился в ванне”, чья “жизнь – дыра от сигареты в диване”, и рассмеялся.

Длинноволосый Витя в ванне взял с края ванны лезвие. Тьфу, ты, ёбаный Сенека!

– Не то! Дальше! – хором гаркнули прокуренные голоса Витьки и пустоты.

Сцена детского театра где-то в провинции. По сцене, на которой декорации опушки леса, скачет девушка в костюме зайца. За кулисами Витька в костюме волка, тушит сигарету, едва не задевая занавеску, а затем выбегает на сцену с криком:

– Ууууу, косой, вот здесь то ты и попался!

– Не ешь меня, серый волк!

– Буду, буду! Ух буду! – гаркнул Витька-актер провинциального детского театра.

Дети в зале захохотали.

– Уже лучше! – кричит Витька.

– Но снова не то! Дальше! – кричит пустота и картинка снова слезает и трансляцию продолжает уже другой огонёк среди мириадов других.

Казалось, прошли уже многие сотни вариантов, каких только вариантов себя Витька не увидел, и популярного политика-правдоруба, не вылезающего из ток-шоу, и охранника в гипермаркете, и рабочего на шахте в вечной мерзлоте, шамана посреди тундры, или врача в больнице где-то в городке у Ладожского озера…

– Нет, ад и ледяную Вальхаллу я уже видел. Давайте что-то ещё.

– С чего ты взял, что Вальгалла ледяная? – спросил вдруг из пустоты холодный голос. – и вообще, кто тебе вообще дал право это выбирать? – продолжал он безапелляционно заявлять. – То, что ты согласился со мной – ещё не значит, что ты это выбрал. И сейчас я покажу тебе, почему. И будем решать, что с тобой будет дальше.

Реальность снова перевернулась, как шахматная доска после неудачной партии, и снова привычные ориентиры погасли, осветив совсем другую картину.

В пустоте висели весы.

На одной чаше весов пульсировало сердце. С каждым толчком из него все еще сочилась кровь.

– Это… моё? – спросил Витька.

– Ага. Чье же еще. Тебя же судим. На нашем партсобрании ангелов.

А на другой чаше весов лежала… та самая граната, из Бахмутского подъезда.

“А что ж не сразу со всем дроном, что ее нес?” – со смехом подумал Витя. Только вот он не учел, что тут “подумать” означало “сказать”.

Вокруг зашумел гул толпы, будто этот судебный процесс обсуждал полный зал.

– А чего ты ещё не учел, Витя, так это то, что быть человеком значит быть избранным. Нас-то что, нас мириады на кончике иглы. Даже крыс по 2-3 на человека, а ангелов по миллиону на каждого, а то и больше. Мы-то тут разберемся на своём партсобрании… Вот ты когда-то задумывался, сколько чертей сидит на Луне?

– Только о том, что делал Иисус до тридцати.

– Ха-ха. Неужто ты думаешь, что мотал пять ходок, как ты? – раздался странный хриплый смех со всех сторон, словно закадровый смех давно мертвых людей из массовки, подставляемый в ситкомах. Ну, тут скорее – никогда не живших. – Ладно. Куда тебя определить? Надо подумать. Но ты вот одно скажи, ты буквально был избранным, просто потому, что родился. Почему же ты этого не ценил?

– Почему же мы тогда умираем? – проигнорировал вопрос Витька. Тут он понял, что не может понять, как и чем он говорит. Его сознание висело в пустоте, никакого тела он не чувствовал. Он словно испускал и принимал какие-то волны чистой информации, которая, казалось, не была даже облечена в форму языка.

– Да мы тоже умираем. Только для нас это ничего не значит, потому что мы не рождались. Мы просто стираемся как старые надписи… Ладно. Пошли дальше. А в предопределение ты верил?

– Предопределение… что у вас тут за слова такие? Я вам что, доктор богословия?

– Что все в мире заранее решено! Мол на роду написано, тому и быть.

– А, ну да. Правда.

– Ну так тогда и судить не за что. Что мы тут делаем? – прозвучал голос справа. – От скуки, что ли, собрались?

– Подожди, а кто он? Он обычный человек? – спросил тихий шёпот слева.

– Ну уж точно не самый умный, – ответил центральный голос, который с ним говорил изначально. Это и есть судья?

– Да это-то ладно. Он умеет сострадать?

– По крайней мере, его не сжирает ненависть.

– Так пусть будет тем самым воплощением. Амбициями человечества. Он же был пассионарным? Вот пусть и будет абсолютно пассионарным.

– А потянет ли?

– А кто ещё потянет, если не он? Кто ещё будет праздновать победу похоронной процессией? – прошелестел голос слева.

– Не мир принес я вам, но меч горящий… – тихо сказал Витька, сам не понимая, почему. Впрочем, “тихо” здесь ничего не значило. Они слышали всё.

– Ты был избранным? – снова обратился к нему центральный. – Теперь ты перестанешь им быть. Теперь ты поймёшь смысл ангелического бытия. Вести человечество и воплощать его амбиции сможет только тот, кто понимает разницу между грабежом и разбоем. Иные не способны ничем жертвовать и не могут рассчитывать даже на сочувствие, – прошелестел голос справа.

– Теперь твой меч – это твой крест. – прозвучал вердикт, конец которого потонул в белом шуме.

Пульсирующее сердце на другой чаше после этих слов вдавило чашу весов, в которой лежало. Граната соскользнула с противоположной чаши и со звоном покатилась куда-то вниз, как игрушка, упавшая с ёлки, пока с ней играл кот. Не хватило ее тяжести… Внизу послышалось клацанье челюстей крокодила, проглотившего гранату, а затем – его разочарованное рычание. Мгновение спустя прозвучал взрыв в его бездонной пасти, глухой, как на дне колодца.

***

Вспышка.

Хрустя ноябрьским снегом и корочкой льда на лужах разлитого машинного масла, Витька пробрался по темной территории промзоны вперёд, и, преодолев парковку перед ангаром, увидел нужную ему дверь.

Осторожно подойдя к ней ближе, он провел рукой по металлической поверхности двери ангара, чуть выступавшей из такой же металлической его стены. Пар от его дыхания создавал кристаллическую дымку перед ним. В сваренном из железных листов строении, находившемся на окраине Красноярска, располагался склад стройматериалов, прочих аппетитных аппаратов и ценных деталей, навроде огромных бобин с кабелем и дорогого инструмента.

Снаружи за парковкой его сигнала ждали Тоха и его брат Руслан – сейчас они, еле справляясь с мандражом, высовывались из окон “Газели” и курили вонючие сигареты – словно пытаясь создать вокруг себя дымовую завесу. Хотя, скорее всего, своим судорожно-затянувшимся перекуром они лишь зазря демаскировали себя. Кто тут ещё будет нервно ждать посреди промзоны, кроме очевидных злоумышленников? Впрочем, ребята рассчитывали больше на элемент неожиданности. Вскрыть, вытащить несколько бобин, ещё какое-то дорогое оборудование из того, что будет в “быстром доступе”, быстро погрузить и уехать прочь из Краса.

В Ачинске их ждала тетка братьев Тохи и Руслана – она трудилась бухгалтером – она и обещала помочь с документами на груз, чтобы “толкнуть” его где-то дальше. Только вот доехать бы ещё до этого Ачинска…