Loe raamatut: «Это не моя жизнь»

Font:

Часть первая
Свет прошлого

За день до катастрофы

Что такое безотцовщина – дети никогда не узнают. Достаточно, что сама нахлебалась этого по самые ноздри. Даже если иссякнет любовь, как высыхают родники в засушливое лето, она приложит все силы, будет грызть землю, но семью постарается сохранить. О самолюбии и гордости феминистки всякие пусть треплются со страниц жёлтой прессы и с телеэкранов. У ребёнка должен быть отец. У мальчика, у девочки – не важно, семья должна быть полной.

Выдавив на влажную мочалку янтарную каплю геля, Женя вспенила его и начала растирать по телу.

Вот мать её, к примеру…

Поймав себя на том, что других примеров нет в принципе, девушка какое-то время стояла неподвижно по колено в пенистой ванне. Вообще-то ей не хотелось тревожить в памяти «пермский» период их жизни. Зачем, ведь московский «стартовал» так удачно! К тому же для матери Пермь была городом, где прошла мятежная, как она сама любила выражаться, юность. Перебираться в столицу она не собиралась: банковский бизнес у неё, видите ли… Носилась со своим АВАКС-банком, как с писаной торбой.

Гордости у родительницы хватило бы на пятерых. Но что и кому она доказала этой гордостью? Дочь прекрасно помнила, как просыпалась среди ночи от сдавленных всхлипов матери, как вертелась потом до утра, так и не сомкнув глаз. Выревевшись, мать засыпала мертвецким сном, а Женя после тщетно боролась с зевотой на уроках.

Как-то раз, вернувшись за полночь глубоко «подшофе» после очередного «корпоратива», мать разоткровенничалась. Оказывается, все мужики трусы, предатели и невежды, не способные понять женскую тоскующую душу. Им никому нельзя доверять, а тем более – связывать с ними дальнейшую судьбу.

На следующее утро, правда, мать попросила забыть, что было сказано «в пьяном угаре». Женька помнила выражение её лица при этом, – словно та собственноручно только что себе «выкорчевала» коренной зуб без обезболивающего. Потому, ускользнув к себе в комнату, прошептала: «Нет, мамочка, у тебя не всё так однозначно и прямолинейно. Ты совсем не такая, какой хочешь казаться!»

А сама она… теперь счастливая! У всех новобрачных обычно бывает медовый месяц, а у них с Костиком – медовый год. Засыпает и просыпается с ощущением чего-то нового и светлого. Порой кажется, что с мужем установлена телепатическая связь. Чувствует его приближение, знает, когда он позвонит. Константин устаёт на работе, хирургическая косметология – это ответственно. Достаточно конфликтов, жалоб. И пациентки сплошь женщины, куда от этого денешься?

Евгения взглянула в зеркало и залюбовалась собой: русалка в мыльной пене. Ни добавить, ни отнять: природа щедро одарила.

Она медленно погрузилась в пену по горло, в тот же миг ощутив на теле десятки подводных струй. Иметь джакузи дома – суперская вещь! Женя зажмурилась от удовольствия.

А наплевать на них, на пациенток этих… Она тоже женщина. Но в отличие от клиенток Костика – фотомодель, совершенно не нуждающаяся в его услугах. Рекламное агентство, куда её устроила мать, – одно из самых престижных в столице. Теперь личико постоянно появляется на обложках глянцевых журналов. Контракты с европейскими агентствами – не за горами.

Завтра вечером Константин улетает в Пермь на конференцию, у него получасовой доклад. Это основа будущей докторской диссертации по мнению столичной профессуры. Евгения гордится мужем, но предстоящие четыре дня разлуки отнюдь не радуют. Поэтому сегодняшняя ночь должна быть сказочной, фантастической. Пусть запомнится, чтобы в городе детства и юности глаз молодого хирурга не прилипал ко всяким интриганкам. Уж она постарается…

Евгения не торопилась: пусть «Ромео» в предвкушении блаженства слегка истомится под одеялом, пусть в его голове родятся фантазии… И когда Костик будет готов, когда начнёт «бить копытом», она появится, словно нимфа… Она выплывет, впорхнёт…

Женя собиралась потянуться за полотенцем, как в ванной погас свет. Темно стало во всей квартире – она поняла по отсутствию света под дверью.

– Костик, это ты выключил? – громко спросила. Ответа не последовало. – Костик, в чём дело? Ты решил пошутить? Разыграть? Включи немедленно, не пугай меня!

Нащупав полотенце, встала, но в следующую секунду – вновь присела. От страха. Комната осветилась ярким неоновым светом. Таким ярким, словно врубили тысячи неоновых ламп, – свет пробивался под дверь и освещал ванную практически так же, как светильник, в ней висящий. Даже намного ярче.

Обуял ужас. Что могло так вспыхнуть в комнате?! Буквально выпрыгнув из ванны, она поскользнулась на кафельном полу и упала, больно ударившись копчиком.

– Костя, что с тобой? Что происходит, Костя?

В этот момент в комнате возник нарастающий неприятный звук, словно ударник на концерте дрожащей палочкой касался «тарелок» – истошный, противный звон, своеобразное тремоло на кастаньетах. Становилось страшней. Складывалось впечатление, что в комнату влетела шаровая молния, вырубила электричество и плавает там под потолком, шевеля тенями.

Или вообще – инопланетяне пожаловали с визитом. Заберут сейчас Костика с собой, вот будет кадр!

Когда, наспех обтеревшись и накинув махровый халат, она выскочила из ванной, свет вспыхнул по всей квартире. Первое, что бросилось в глаза, – постель, в которой полчаса назад лежал и мурлыкал в предвкушении секса Константин, была аккуратно застелена. Мужа нашла в прихожей у зеркала: сильно покрасневший, с немного ошалевшими, бегающими туда-сюда глазами, он застёгивал новую, недавно купленную в бутике сорочку. Уже обутый, туфли матово поблёскивали, начищенные кремом. У ног стоял сложенный ноутбук.

– Я должен лететь в Пермь сейчас, – коротко сообщил муж, поглядывая на кухню. – Иначе не успею подготовиться.

– Что за фокусы?! – чуть не заплакала супруга. – Сейчас полночь, Костя, ты сошёл с ума!

– Я должен, понимаешь? Это даже не обсуждается. Меня завтра ночью будут ждать на железнодорожном полотне за гаражами… ещё двое. Даже не ночью, а утром, ранним утром. Необходимо успеть. От этой встречи всё зависит!

Она отодвинула мужа от зеркала, схватив влажными руками за ремень, удивившись неестественному выражению его голубых глаз. В них не было того блеска, который присутствовал раньше.

– Какие гаражи, какое полотно?! Что произошло сейчас здесь? Пока я принимала ванну! Признавайся! Кто вырубал свет во всей квартире?

– Не понимаю, о чём ты, – стараясь не смотреть жене в глаза, он с силой отодвинул её в сторону, схватил с вешалки пиджак. Когда за Константином захлопнулась дверь, Евгения опустилась на банкетку и начала всхлипывать. Губы скривились, как в детстве, когда в пермском дворе кто-нибудь отбирал новую куклу.

Август как предчувствие

– Девушка, будьте добры, гелевую авторучку, пожалуйста, на минутку, только курсовую подписать. Представляете, подписать как раз забыл… Я тут же отдам, честное слово.

Юное безусое лицо в окне киоска вызывало доверие, располагало. Тонкие пальцы нервно барабанили по стеклу. Девушка, которой меньше тридцати дать было невозможно, тем не менее, насторожилась:

– Так купи, парень! Всего ничего, червонец… Какие наши годы! Пригодится в учёбе-то! – и, как бы про себя, заметила: – Надо же, такой молодой, и уже курсовую пишет!

– Зачем? Есть у меня авторучка, – недоумевающе протянул «студент». – Я на пару минут всего прошу-то!

– А где ж курсовая-то? – продавщица придирчиво оглядывала парня с ног до головы. – Ни дипломата, ни портфеля, ни сумки… Из-за пазухи, что ли, достанешь?

– Вам чего, жалко, да? – взмолился парень, явно теряя терпение. – Вот уж никогда бы не подумал.

– Ладно уж, подписывай свою курсовую, – словно устыдившись своего недоверия, она сдалась и протянула авторучку. – Так уж и быть.

Паренёк быстро перебежал через дорогу и нырнул в проходной двор. Через минуту он стоял в телефонной будке и трясущимися пальцами старательно разворачивал бумажный пакетик. Вскоре из пакетика на заранее приготовленный листок бумаги просыпался белый порошок. Вынув из кармана только что купленную ручку, быстро её раскрутил. Стержень выбросил в урну, а стеклянную трубочку вставил себе в ноздрю. Аккуратно «всосав» порошок, он какое-то время стоял с закрытыми глазами, потом не спеша вышел из будки и побрёл в сторону шумного проспекта. Ненужная стеклянная трубка покатилась по асфальту.

Через пару минут парень полулежал с закрытыми глазами на скамейке, на подрагивающих губах гарцевала чуть заметная улыбка. Он не заметил, как рядом опустился средних лет коренастый мужчина с седеющими висками, одетый в серый плащ.

– Что, опять на подсосе? – поинтересовался у паренька. – Не слишком часто в последнее время? И где только деньги берёшь?!

– Ты, что ль, подкатил, попс, блин? – нараспев протянул парень, открывая глаза. – Тихонько причалил, как крыса. Шёл бы мимо – нет, надо обязательно кайф обломать! У меня каникулы, неужели непонятно! Я в вашу с матерью пургу не встреваю, так и вы оставьте меня в покое. Сам уплывёшь или мне вставать?

– Ты бы мать пожалел, Савёл! Если на меня и себя наплевать, – озираясь по сторонам, чтобы никто не слышал, начал выговаривать мужчина. – Деньги, небось, у неё выклянчил?

– Ну, понеслась бодяга! – парень медленно поднялся и побрёл вдоль аллеи. Повернулся, крикнул издалека: – Ночевать не приду, попс… Из-за тебя! Так маман и передай. Это чтоб не искали понапрасну.

Отец какое-то время смотрел ему вслед, потом достал из кармана пустую пачку «Мальборо», скомкал и начал вертеть в руках. Глаза при этом блестели.

Запылённая листва тополей почти не шевелилась. Он стал часто замечать в последние дни эти паузы без ветра, и почему-то становилось в такие минуты не по себе. Странный в этом году выдался август, словно что-то должно случиться в ближайшее время. Не только в природе, но и в отдельно взятой человеческой жизни…

Звали мужчину Аркадий Изместьев. В тысячный раз он задавал себе вопрос, когда мог «проворонить» сына. Полтора года назад их с Ольгой словно обухом по голове саданула новость: их пятнадцатилетний Савелий – законченный наркоман. Лечение в престижных клиниках, в которые пристраивали парня, сколько-нибудь ощутимого результата не приносило. Савелий держался потом не больше месяца. И – срывался, словно демонстрируя родителям, насколько ничтожны их попытки что-либо изменить.

Не «садить» же на «заместительную терапию» такого молодого! Хотя, что скрывать, данный вопрос не раз и не два поднимался в разговорах с врачами. Доктора при этом всегда занимали резко отрицательную позицию.

Аркадий перестал ходить на родительские собрания, взвалив это на хрупкие плечи супруги. Звонки из милиции, вызовы токсикологической бригады, поиски по притонам – сколько всего случилось за это время, невозможно себе представить. В конце бесконечного туннеля света не просматривалось. Деньги в семье Изместьевых, если они и были какие-то, перестали водиться окончательно.

* * *

От грустных мыслей отвлёк остановившийся неподалёку чёрный «лексус». Вернее – ступившая на асфальт из проёма задней дверцы ножка в лакированной туфельке. Она застыла на секунду, как бы давая себя получше рассмотреть. И Аркадий беззастенчиво на неё уставился, совершенно не заботясь о том, как это выглядит со стороны.

Да, ему под сорок. Ну так что, он перестал от этого быть мужчиной? В той беспросветности, что выпала ему в последние месяцы, подобные чудесные миги готов ухватывать, как глотки живительного воздуха во время заплыва кролем на двести метров.

Обладательница прекрасной ножки тем временем явилась перед взором целиком. Кольнув при этом в самое сердце: там шевельнулось нечто совсем забытое. В груди становилось теплее с каждым шагом женщины.

Наконец, от обрушившейся на него догадки Аркадий выронил скомканную пачку и привстал. Не может быть! Стройная фигурка элегантно проплыла мимо, не удостоив Изместьева взглядом.

Модный бордовый пиджак с юбкой, косынка в тон костюма, сотовый телефон прижат к уху, солнцезащитные очки. Бизнесвумен, кажется – так их называют.

От Жанки Аленевской, бывшей одноклассницы, пожалуй, ничего и не осталось. Но это она, нельзя ошибиться! Следом за ней, как водится, зеркально выбритый браток в костюме за пятьсот евро. Вопросов нет…

Обрывок разговора долетел до ушей, подтвердив догадку. Её голос он не может спутать:

– С кредитами поосторожней там, Климушка. Они наших процентов не знают, прикинь по обстоятельствам. Сразу не шокируй. С активами сама разберусь…

– Жанна! – не ожидал, что получится так громко. Она застыла, обернулась, бросив в трубку короткое: «Я перезвоню». Браток в костюме взглянул на Изместьева так, будто тот смог на ринге против него «достоять» до второго раунда.

– Мы знакомы? – она подошла к Аркадию на расстояние вытянутой руки, ближе браток не позволил. – Или мне показалось?

– Жанна, это я… Изместьев… Арка, – затараторил, проглатывая по полслова. – Одноклассник твой. Не помнишь?

В карих глазах появилась искорка.

– Да, да, что-то припоминаю, – она улыбнулась, жестом показывая братку, что волноваться не стоит. – Подходи завтра к банку… часикам к пяти. Я как раз освобожусь. У нас будет… пара минут на болтовню.

Резко развернулась, давая понять, что на сегодня разговор закончен. В кармане Аркадия внезапно «проснулся» сотовый. Он автоматически поднёс трубку к уху. Ах, чёрт, как не вовремя!

С ним поздоровался мужской голос, странно представился: то ли Карлом, то ли Шлоссером. Аркадий пробормотал:

– Потом, земляк, сейчас не могу. Всё – потом, потом.

Отключившись от собеседника, спрятал трубку в карман, и не мог оторвать глаз от удаляющейся фигурки. Внезапно чья-то рука легла на плечо:

– Не грузись, попса, телуха явно не для твоего стойла. – Савелий стоял рядом и мутно улыбался. Отец отбросил руку сына, резко отвернулся и пошёл прочь. Вслед ему неслось: – Вот кабы ты на такой же тачке подкатил, тогда тебе… респект и уважуха, а так…

Чайник браги

Как корабли возвращаются в гавань, самолёты – на аэродром, так и бригады «скорой помощи» – на родную подстанцию. После нескольких тяжёлых вызовов, когда больные развезены по клиникам, можно расслабиться, потравить анекдоты, в том числе и сальные…

На самом въезде в город, перед постом ГИБДД, «газель» с красным крестом на борту упёрлась в пробку. Тут же заморосил дождь. Пахомыч, водитель, включив дворники, в сердцах ударил по рулю:

– Вот не могут у нас без накладок! Не могут! Что за канитель опять? Кому в задницу кран вставили? Купят права, ездить толком не умеют. А туда же!

Медсестра Леночка, колдуя над своим мобильником, откликнулась тотчас:

– Ты прям как вчера родился, дядь Паш… Не бери близко к сердцу, береги нервную систему.

– У тебя она, конечно, в полном ажуре, – огрызнулся водитель. – В розовом и голубом! Всем хахалям своим СМСки расфасовала? Или остался кто? Не охваченный твоим… гм… роумингом?

– Вдруг действительно авария? – предположил фельдшер Олег, прокручивая на айпаде одну за другой страницы захватывающего боевика. – Или, не дай бог, катастрофа! Темнеет рано, в сумерках всякое случиться может.

«Кажется, это называется скроллинг», – подумал Изместьев, глядя, как ловко бегают пальцы фельдшера по планшету. – Можно и тебе, доктор, научиться так же, но не хочется». В полемике он участия не принимал, своими проблемами делиться не привык.

Ему скоро сорок, а он всё носится по городу, как подмастерье. Хотелось бы остепениться. Годам к тридцати пяти понял, что его дело – хирургическая косметология. Была некогда мысль – подавать на хирургический поток. Сейчас бы сертифицировался без проблем, но он – терапевт. Здесь специализации другие. Никуда от этого не деться. Поле деятельности отфлажковано, не выпрыгнешь.

Однокурсники давно в клиниках, диссертации пишут… А он словно не повзрослеет никак. Суетится, суетится.

Предаваться ностальгии помешал звонок сотового.

– Аркаш, вы сейчас должны быть неподалёку от парка Горького, – прошепелявила в трубку Натали, диспетчер подстанции. – Я правильно вас там вычислила?

– Сразу видно, с математикой у тебя было о'кей. Мы в пробке, вообще-то, – уточнил он. – Но Парк нам по пути будет. Так что, продолжай, Лобачевская ты наша.

– Кома там диабетическая, – без предисловий выпалила Натали. – Вы ближе всех, поэтому загляни обязательно. Кома – твоя! Записал, док?

– Гм, записать-то записал. А что я за это буду иметь? – поинтересовался Аркадий, уловив, что в салоне стоит полная тишина: все прислушиваются к его разговору. Ещё бы: конец дежурства всё-таки. И «подцепить под занавес» тяжёлого больного никому не «улыбалось».

– Как всегда, – вздохнула трубка, – чайник браги и пирожок.

– Умеешь ты обрадовать. Лады.

Оглядевшись, он понял, что пробка давно позади, а Парк культуры будет минут через пять. И энтузиазма туда заезжать у его бригады не предвидится. Но – работа есть работа.

– Так что там было обещано? – уточнил фельдшер. – Колись, Аркадий Ильич, тут все свои. Поцелуй, небось?

– Чайник браги, – заземлил он Олега. – Могу поделиться, кстати. Более того, могу весь отдать. Да и мало мне одного поцелуя, посущественней бы что-нибудь. Поворачивай, Пахомыч, в Парк культуры. Едем выводить из комы одного паренька. Сахарный диабет, классика, можно сказать.

Сколько пареньков, дедушек и бабушек ему довелось «выводить» из ком за прошедшие годы… Упомнить невозможно. Пространство города невозмутимо бороздили несколько десятков «повторно рождённых» – тех, кому Изместьев «завёл» остановившееся сердце. Кто-то даже поздравляет открытками в День медицинского работника и в Новый год. Последний праздник – особенно символичен. Можно сказать, роковой день для Изместьева. Признаться честно, побаивается доктор этого дня… Вернее – ночи, боя курантов.

Дело в том, что его самого однажды «завели» фактически под бой курантов, в одну из новогодних ночей. Когда-то с восемьдесят четвёртого на восемьдесят пятый он открывал бутылку шампанского, и она выстрелила раньше времени. Пробка угодила в открытый глаз… Такие вот встречались бутылки в застойные годы.

Рефлекторно случилась остановка сердца. На его счастье среди гостей оказался доктор, и «скорая» примчалась на редкость быстро. Доктора звали Стефан, он приходился Изместьеву дядей. Именно в ту новогоднюю ночь Аркадий решил стать врачом. Что было, то было, из жизни не вычеркнуть.

Поворот, проходной двор, клиника

На крыльце женской консультации Ольга вдохнула полной грудью. На дворе август, а на душе – поздняя осень с заморозками и длинными ночами. Что ж, Ольга Матвеевна, проскочить критический вираж своей жизни «на ура» не удалось, это надо признать.

Бывшая школьная подруга, а теперь гинеколог и кандидат наук Генриетта Зиганшина только что обнаружила у неё миому матки. Глупо сейчас округлять глаза, делая вид, что ничего подобного в жизни не слышала никогда. Может, и не слышала, но чувствовала интуитивно. На уровне подкорки, как любил иногда выражаться муж. Так сложилась жизнь. Сломать это «сложившееся» не у каждой мужества хватит. Большинство женщин предпочитают двигаться по линии наименьшего сопротивления.

Никаких Америк для Ольги одноклассница, в принципе, не открыла. Так, выплеснула то, что сама выучила «назубок», как опостылевшую роль. И – отправилась принимать следующую, возможно, такую же горемыку, как и Ольга, а может – ещё хуже… Неужто сама Генриетта такая суперправильная, неужто у самой график над кроватью висит?

Спокойно, ровесница, до тебя никому нет дела. Кто-то троллейбус ждёт, кто-то такси ловит. Бомжи сосредоточились над мусорным баком, словно шахматисты над доской. Утомлённо-упакованная мадам с двойным подбородком с покупками тащится вдоль витрины, своё мешковатое отражение разглядывая. Может, самое главное и не купила… Ей точно наплевать, насколько и у кого внутри что выросло. Это не на носу, дурёха! Миома, миома… Название подошло бы к майонезу. Гм, господа, разрешите вам предложить «высококалорийную миому». К мясу, к макаронным изделиям… Дошутишься, ровесница, не ровён час!

Поворот, проходной двор, клиника.

Совсем, как у Блока: «Ночь, улица, фонарь, аптека…»

Может, зря она со своими «тараканами» к Павлику? Вывалит сейчас, огорошит… Надо это ему? Небось, пациентов полный коридор. И все – к доктору Ворзонину. Для всех он – доктор Ворзонин, а для неё просто Павел. Хотя между ними ничего не было. Правда!

А могло бы. Ещё как! Стоит ей лишь глаза опустить в нужный момент.

Как странно. Есть любимый муж, но в своей проблеме Аркадию она не признается даже под страхом смерти. Другие бы – наверное, скорее всего, но не она. Пусть Аркадий отдалился от неё в последние дни, но она не теряет надежды, что у них образуется. Всё впереди, всё ещё будет…

Она пришла со своей болью к Павлу. К чужому человеку, с которым познакомилась больше года назад. Как ландшафтный дизайнер, Ольга что-то планировала для его психотерапевтического Центра… Проект был фактически готов, а они всё болтали, болтали. Ольга чувствовала лёгкость, почти девичью бесшабашность. То, что улетучилось тотчас, стоило выйти из кабинета. Может, Ворзонин тогда загипнотизировал её?

Потом, спустя какое-то время, она обратилась с просьбой пристроить Савелия. У парня была как раз ломка. И опять – лёгкость, решаемость любых проблем, даже таких сложных как эта. Сына достаточно эффективно пролечили. Хоть он вскоре сорвался. Всегда срывался, тут ничего не попишешь.

Сейчас кажется, что они с Павлом росли вместе, в одном дворе. Хотя доктор утверждает, что это было в предыдущей жизни. Может, несколько жизней назад. В иную историческую эпоху. Ольга с ним не спорит. Его правоту в подобных вопросах она признала давно. Кажется даже, он в неё влюблён, как мальчишка. Это немного забавляет. Только не сейчас.

Он чертовски мудр, этот доктор Ворзонин. Не зря женщины его обожают. Вон какой «малинник» у кабинета. Самый сок приёма! Она приблизилась к двери ровно настолько, чтобы посеять панику в стройных рядах пациенток, больше похожих на эстрадных фанаток, но к открытой конфронтации прибегать не стала. Сотовый телефон для чего создан?

– Павел, это я… в коридоре… у твоего кабинета. Надо бы поговорить.

Ни разу ещё он не требовал уточнения: кто именно у кабинета, всегда узнавал с первого раза.

Сегодня ей показалось… Только показалось, что в его глазах мелькнуло, пусть на долю секунды, но она прочитала. Разгадала, как ребус. Мужики, в принципе, все одинаковы, и этот психотерапевт с кучей регалий и научных званий – увы, в потоке не исключение.

Жутко примитивный народ! Нехитрый выбор между сексом и всем остальным. Если перед ними интересная женщина, то весь спектр взаимоотношений с ней тотчас раскалывается на «это» и остальное. А это что угодно: уборка квартиры, варка борща, совместное конспектирование, работа над презентацией, прыжки с парашютом. В зависимости от пристрастий, уровня или этапа взаимоотношений…

Но всё туго напичкано по одну сторону, по другую – только секс. Ну, там, прелюдия, апогей, «ахи-охи»… По другую сторону свобода, масса пространства – воображай, фантазируй, оттягивайся. Но – на уровне плоти, с подключением инстинктов, рефлексов и прочей запрограммированной мокроты, как любит выражаться муж. Другого днём с огнём не сыщешь.

Эх, Ворзонин, Ворзонин… И ты туда же. Запущена цепочка под кодовым названием «как использовать ситуацию». Как сыграть «в одни ворота». Конечно, Ольга пришла сама, на лице всё написано. А ты, кобелиное семя, пользуешься. Так пользуйся же, дрянь!

Она не смогла сдержаться, расплакалась. Разревелась по-коровьи. Всё, что сдерживало, словно растворилось, исчезло, кануло куда-то, и она дала волю слезам.

Ну почему это – именно ей?! Это наваждение, этот сноп, ворох, лавина?! Почему, почему? Нет чтобы мимо прошла, болезнь эта идиотская! Мало женщин на свете? Других женщин!

Слёзы лились рекой, водопадом. Рыдания душили, руки тряслись, как у матёрого алкоголика. Но ничего поделать она не могла.

А он-то как хлопотал! Павел Ворзонин, светило отечественной психотерапии, кандидат наук, без пяти минут доктор. И музыку включил, и валерианку накапал, и вентилятор направил, и на кушетку уложил.

Что это с ней? Климакс? Не рано? Она прислушалась, его речь звучала плавно и успокаивающе. Возможно, он говорил уже давно. Вечность? Или только что начал?

– …гинекологи, как всегда, упрощают. На самом деле сейчас открою жуткий секрет, – в этот момент Павел прислушался, словно выясняя, сколько жучков понатыкано в кабинете. Потом махнул рукой и продолжил: – Этого никто не знает. Я имею в виду, как на самом деле влияет интенсивность половой жизни и регулярность на матку, придатки, предстательную железу… Не знает, и всё! Им кажется, что они смоделировали ситуацию на макаках, получили, к примеру, гиперплазию, и смело переносят данные на людей. Однако сейчас даже сам факт нашего происхождения от обезьян подвергается сомнению. Им выгодно представлять всё в таком свете, не более того. На самом деле миома возникает как у замужних, так и у незамужних, аденома – как у женатых, так и у неженатых. Не стоит искать чёрную кошку в тёмной комнате, скорее всего – её там нет. Никто не сможет провести черту, сказав, что здесь получаешь удовольствие, и в данном случае ничего не завяжется (хоть ты и эгоист чистой воды, так как «работаешь» исключительно на себя), а здесь – заботишься о продолжении рода. Этого никому не дано, понимаешь? Гинекологам – тем более. У них это скорее шоу, как на первом канале.

Он продолжал говорить. Ни разу не выказав беспокойства о том, что за дверью – легионы страждущих. Ольга не заметила, как тревога прошла, уступила место уверенности. Желанию продолжать жить, заниматься текущими делами…

Да, да, у неё почти закончен проект фасада нескольких корпусов местного курорта. Оплату проведут взаимозачётом, обещали три путёвки на сентябрь, в самый бархатный сезон. Ни Аркадий, ни Савелий ещё не знают об этом. Они тысячу лет не отдыхали нигде всей семьёй. Говорят, там просто рай осенью: настоящее буйство красок. Только бы всё получилось.