Утро сегодня замечательное. Солнечный свет потоком льётся в комнату. Алла стоит возле раковины, моет тарелку.
– Ты помнишь, нас сегодня Орловичи в театр пригласили?
Начало фразы грубое: "Ты помнишь?" Подразумевается, что он может забыть. Она втягивает голову в плечи, инстинктивно приготавливаясь к суровой отповеди, он молчит.
"Он молчит… молчит… а кто он?" – думает Алла. И удивляется, однако удивляется не тому, что забыла его имя, но что удивилась своей забывчивости.
"Виктор?.. Анатолий?.. Зиновий?.. не всё ли равно?" После тридцати пяти лет совместной жизни немудрено, упустить некоторые несущественные детали.
Опять возникает Ощущение. За неимением медицинского диагноза (и даже латинского наименования), Алла называет волну беспокойства "Мироощущением". Или просто Ощущением с заглавной буквы, или Самоощущением (чтобы хоть как-то вклинить в процесс себя).
"Меня посадили в стеклянную баночку. Мир движется мимо… я смотрю, вижу, скребу коготками по стеклу и… и не забыть поправить маникюр". Глянцевый "cover" на указательном пальце претерпел частичное поражение от действительности.
Сосед сверху – восьмидесятилетний старик – пересёк помещение по диагонали (прошаркал), пустил воду, наполнил чайник. Сейчас десять двадцать пять – на часы можно было не смотреть. Изо дня в день, из года в год, до могильной бесконечности. Какой-то умник высказался, что движение есть признак жизни – чушь.
"…Мир движется мимо меня. МИМО! – Нравилось развивать мысль, парцеллируя её бытовыми событиями. – Киноплёнку склеили в кольцо, и прокручивают вокруг моей баночки".
– Омлет на плите. Я обжарила бекон. Как твой желудок?
Ещё одна глупость: зачем задавать вопросы, ответы на которые известны? Сейчас он поворчит на плохой сон, скажет, что есть жареное утром – паскудство (его фирменное словечко, означающее, что спал он, действительно, плохо). "А как могло быть иначе, если вчера выпил виски и до двух ночи смотрел телевизор?" Потом он поставит сковородку на стол – "Хоть бы �