Maht 9 lehekülgi
1874 aasta
Литературная исповедь
Raamatust
«Я родился в С.-Петербурге в 1817 году, но уже шести недель от роду был увезен в Малороссию своей матерью и дядей с материнской стороны г-ном Алексеем Перовским, впоследствии попечителем Харьковского университета, известным в русской литературе под псевдонимом Антоний Погорельский. Он воспитал меня, первые годы мои прошли в его имении, поэтому я и считаю Малороссию своей настоящей родиной. Мое детство было очень счастливо и оставило во мне одни только светлые воспоминания…»
Žanrid ja sildid
Тяжело не упасть в такое время, когда все понятия извращаются, когда низость называется добродетелью, предательство входит в закон, а самая честь и человеческое достоинство почитаются преступным нарушением долга!
Роман о благородном князе Никите Романовиче Серебряном захватил меня. Во времена Ивана Грозного и его опричнины Серебряный возвращается из Литвы на родину и не узнает ее. Царь сделался жестким параноиком и фанатиком, который в каждой тени видит предателя. Русских людей Иоанн отдал на потеху своим псам-опричникам, которым дозволил творить любой беспредел. Царя окружают его любимцы: Вяземский, Басманов и Малюта Скуратов, каждый из которых стремиться получить царскую милость и избавиться от соперников.
Для честного Никиты Романовича такие дворцовые интриги в новинку, кое-где его честность и наивность кажется даже абсурдной. Он не может ни выступить против царя, но и с ним быть не может. Не может как Борис Годунов балансировать на грани, смотря как казнят невиновных и ждать, пока опричники перегрызутся между собой. Наверно, только он здесь и кажется наиболее адекватным и благоразумным человеком во всей свите безумного царя.
Конечно «Князь Серебряный» это в первую очередь художественное произведение, от которого нельзя требовать стопроцентной достоверности. Персонажи здесь так или иначе поделены на «хороших и плохих», акценты смещены, чтобы видеть яркий контраст между главным героем и остальными. Благородный Никита Романович, Дружина Андреевич и Максим Скуратов кажутся какими-то нереальными, ненастоящими в своей честности и чистоте души, которая поднимается против всех тех зверств, что чинит царь и его сподвижники. История любви здесь тоже весьма красивая и полная боли, страданий и драмы. Серебряный, вернувшись в Москву, узнает, что та, которую он любил, вышла замуж за другого, за друга его отца – старика Дружину Андреевича. Елена Дмитриевна – первая красавица, но оставшаяся сиротой, спасаясь от преследования царского любимца Афанасия Вяземского, выходит замуж за боярина Морозова, уже не веря, что ее любимый Никита Романович вернется с Ливонской войны. Сколько чувств и достоинства здесь! И какой не менее драматичный финал!
Очень звучный слог, просто великолепный язык, которым хочется наслаждаться, что в аудиоверсии, что в книге. Разговоры станичников, их шутки-прибаутки, девичьи песни или просто пословицы и поговорки. А уж коронная фраза Михеича так и вовсе запоминается и каждый раз вызывает улыбку:
Тётка твоя подкурятина!
Слобода покрылась мраком, месяц зарождался за лесом. Страшен казался темный дворец, с своими главами, теремками и гребнями. Он издали походил на чудовище, свернувшееся клубом и готовое вспрянуть. Одно незакрытое окно светилось, словно око чудовища. То была царская опочивальня. Там усердно молился царь. Молился он о тишине на святой Руси, молился о том, чтоб дал ему господь побороть измену и непокорство, чтобы благословил его окончить дело великого поту, сравнять сильных со слабыми, чтобы не было на Руси одного выше другого, чтобы все были в равенстве, а он бы стоял один надо всеми, аки дуб во чистом поле! Молится царь и кладет земные поклоны. Смотрят на него звезды в окно косящатое, смотрят светлые, притуманившись, – притуманившись, будто думая: «Ах ты гой еси, царь Иван Васильевич! Ты затеял дело не в добрый час, ты затеял, нас не спрошаючи: не расти двум колосьям в уровень, не сравнять крутых гор со пригорками, не бывать на земле безбоярщине!»
"Наружность князя соответствовала его нраву. Отличительными чертами более приятного, чем красивого лица его были простосердечие и откровенность. В его темно-серых глазах, осененных черными ресницами, наблюдатель прочел бы необыкновенную, бессознательную и как бы невольную решительность, не позволявшую ему ни на миг задуматься в минуту действия. Неровные взъерошенные брови и косая между ними складка указывали на некоторую беспорядочность и непоследовательность в мыслях. Но мягко и определительно изогнутый рот выражал честную, ничем не поколебимую твердость, а улыбка — беспритязательное, почти детское добродушие, так что иной, пожалуй, почел бы его ограниченным, если бы благородство, дышащее в каждой черте его, не ручалось, что он всегда постигнет сердцем, чего, может быть, и не сумеет объяснить себе умом. Общее впечатление было в его пользу и рождало убеждение, что можно смело ему довериться во всех случаях, требующих решимости и самоотвержения…".
"А тут рабское терпение и такое количество пролитой дома крови утомляет душу и сжимает ее печалью, я не стал бы просить у читателей в свое оправдание ничего другого, кроме позволения не ненавидеть людей, так равнодушно погибающих." Тацит. Летопись.
Не ведаем, за что он нас казнит и губит; ведаем только, что он послан от бога, и держим поклонную голову не пред Иваном Васильевичем, а перед волею пославшего его.
Эта книга не малая; сорока сажен долина ее, поперечина двадцати сажен; приподнять книгу, не поднять будет; на руцех держать, не сдержать будет; по строкам глядеть, все не выглядеть; по листам ходить, все не выходить, а читать книгу – ее некому, а писал книгу Богослов Иван, а читал книгу Исай-пророк, читал ее по три годы, прочел в книге только три листа; уж мне честь книгу – не прочесть, божию!
Еще в школьные годы принимался за Князя Серебряного, но тогда не осилил. Показался скучной. Сейчас прочитал, и Князь Серебряный понравился. Понравился своей сказочно-былинной атмосферой. Безусловно Князь Серебряный - исторический роман, но автору удалось передать какую-то былинность сюжета. Местами автор как бы убирает фокус с картинкой и показывает ее размытой, так как она сохранилась в памяти народа. Так же в плюс Толстому (как впрочем и многим другим авторам XIX века) стоит поставить отсутствие слащавого хэппи-энда. Но и вселенской трагедии нет, Русь жива и прирастает новым Сибирским ханством. Из недостатков - местами затянута и местами на мой взгляд слишком много архаизмов. Поэтому твердая четверка
Arvustused, 11 arvustust11