Loe raamatut: «Человек из шкафа»

Действующие лица

АЛЕКСЕЕВ Иван Сергеевич, врач.

СТАРИК – старик.

ТЕТЯ Алексеева, его тетя.

ТАНЯ, медперсонал.

УЧАСТКОВЫЙ МИЛИЦИОНЕР.

ДИАНА, девушка легких взглядов на жизнь.

БАНДИТЫ, 3 шт.

ГРУЗЧИКИ, 2 шт.

Действие первое

Картина первая

Однокомнатная квартира доктора Алексеева. Диван, несколько стульев, кресло, стол, комод. Входная дверь настежь открыта. Пятясь, сквозь нее входит Алексеев, втаскивая за собой угол шкафа. С другой стороны шкаф поддерживают два огромных грузчика.

АЛЕКСЕЕВ (командуя). Тихо-тихо! Осторожно! Угол, угол… Заноси направо. Ага, вот так. Давай, давай… Ать, готово!

Шкаф оказывается в комнате.

Вот сюда его, к этой стене. Ага, ага…

Ставят шкаф. Алексеев вытаскивает из кармана деньги, расплачивается с грузчиками, они уходят.

АЛЕКСЕЕВ (закрывая дверь, вслед им). Спасибо!

ГРУЗЧИК. Да не за что… Если еще чего надо будет, обращайтесь…

АЛЕКСЕЕВ. Да-да, понял. Обязательно. (Закрывает дверь, негромко). Денег девать будет некуда – непременно обращусь.

Проходит в комнату, падает на диван. Секунду сидит на нем, закрыв глаза. Внезапно с легким скрипом растворяется одна из дверок шкафа и тут же захлопывается сама собой.

АЛЕКСЕЕВ (открывая глаза). Что?

Встает, оглядывается. Легкий шороох.

Да что такое?

Проходит по комнате, недоуменно посматривая на стены, выглядывает в окно. Подходит к двери, открывает ее, выглядывает наружу. Дверь шкафа снова открывается, оттуда высовывается рука и тянется к стакану. Но тут Алексеев возвращается и рука исчезает.

Никого. Показалось.

Садится на диван, вытаскивает из-под стола бутылку с коньяком, рюмку, ставит на стол, наливает, пьет. Осушив рюмку, вертит пальцами и оглядывается по сторонам в поисках закуски, но ничего не находит и быстренько бежит на кухню. Спустя мгновение дверь шкафа открывается и оттуда выглядывает Старик. Осмотревшись по сторонам, он вылезает из шкафа полностью и, позвякивая медалями на буром пиджаке, пробегает на цыпочках по комнате, оглядывая все вокруг. Заглядывает в ящик комода и выхватывает оттуда деньги. Потом быстро подходит к бутылке, наливает в рюмку и одним махом ее осушает. Занюхивает собственной подмышкой. Потом снова наливает и снова пьет. Потом в нерешительности смотрит на бутылку и ногтем отмечает на ней воображаемую линию, дальше которой, очевидно, пить не собирается. После чего снова выпивает, глядит бутылку на свет и на цыпочках же бежит к двери. Но у двери вдруг хлопает себя по лбу и возвращается назад. Вытащив из кармана мятый носовой платок, тщательно начинает стирать со стакана отпечатки пальцев.

Щелчок выключателя на кухне и шаги возвращающегося хозяина застают его врасплох. Он бросается к шкафу и прячется в нем.

Алексеев, напевая что-то, входит в комнату. В руках у него открытая баночка шпрот, хлеб, масло, нож. Он садится на диван и, прервав пение, в недоумении глядит на ополовиненную бутылку.

АЛЕКСЕЕВ. Хрень какая-то… (Оглядывается по сторонам, пожимает плечами, начинает мазать хлеб маслом, пачкается). Черт! (Поднимается, снимает куртку, несет ее к шкафу, открывает шкаф и застывает на месте). Это еще что такое?

СТАРИК (из шкафа). Здравствуйте…

Алексеев резко захлопывает дверь.

СТАРИК (глухо). Эй! Вы это… Погодите! Я сейчас… Я вылезу. Все расскажу.

АЛЕКСЕЕВ. Нет, спасибо. Зачем же себя беспокоить… Посиди пока так, а там видно будет. (Идет к телефону).

СТАРИК (стучит из шкафа). Вы что там… Вы куда пошли?

АЛЕКСЕЕВ. Сейчас узнаешь. (Телефон не соединяет, он нажимает рычаг, набирает по новой).

СТАРИК. Куда звонишь? В милицию, что ли? Не надо в милицию!

АЛЕКСЕЕВ. Не надо? А куда надо? В Организацию Объединенных наций? (Слушает трубку). Да что за черт!

СТАРИК. А зачем ты звонишь?

АЛЕКСЕЕВ (набирая номер). Как – зачем? Тут в шкафу такая моль завелась…

СТАРИК. Я не моль…

АЛЕКСЕЕВ. Что ты!? Не моль? А кто? Памятник мировому пролетариату?

СТАРИК (глухо). Я мертвый…

АЛЕКСЕЕВ (отнимая трубку от уха). Что?

СТАРИК. Мертвый…

АЛЕКСЕЕВ (вешая трубку на рычаг, подходит к шкафу, наклоняется к его дверцам, говорит тихим голосом). Значит, мертвый?

Резко распахивает дверцы. Из шкафа вываливается на пол перепуганный старик.

Кто такой?! Почему в шкафу? Что надо? Отвечать, быстро!

СТАРИК. Я… Я объясню. Я мертвый… С ног до головы.

АЛЕКСЕЕВ. Тебе что, справка нужна?

СТАРИК. Какая… справка?

АЛЕКСЕЕВ. О том, что ты мертвый. Для предоставления в собес.

СТАРИК (ошарашенно). Нет, справка – нет. Не требовали пока что.

АЛЕКСЕЕВ. Тогда чего тебе? Я с мертвецами не работаю. Я терапевт, а не патологоанатом… Если ты мертвый, давай в морг, там тебя примут с распростертыми объятиями. Или, еще лучше – в сумасшедший дом.

СТАРИК. Что это вы распоряжаетесь? У меня горе, умер я. Можно сказать, раз в жизни с человеком случается…

АЛЕКСЕЕВ. Знаю я твое горе! Пить надо меньше.

СТАРИК (с обидой). Куду уж меньше… Вам легко говорить! Я же не по своей воле умер… Заставили меня.

АЛЕКСЕЕВ. Заставили? В твоем возрасте можно было и самому справиться… Что за медали у тебя?

СТАРИК. Трофейные. Я тут толпу изображал. Ветеранов войны. Для кино. А потом медали забыл сдать. С ними подают больше.

АЛЕКСЕЕВ. Н-да, с медалями у нас подают больше… Страна чтит своих героев. Ну, расскажи, как это тебя угораздило – умереть.

СТАРИК (присаживаясь на диван). Старик я, сами видите, одинокий, слабосильный. И тут вдруг появляются трое…

АЛЕКСЕЕВ (садясь на стол). Пардон, не улавливаю… Какие еще трое?

СТАРИК. В штатском. Одеты хорошо, вежливые, внимательные, разговаривают интеллигентно, харизма у всех – во, в три дня не обгадишь! Я им: чего надо? А они и говорят: вы, говорят, бессемейный, одинокий, как черт. А ну как старость придет, спина, болезни, а рядом – никого. Лежишь, говорят, один на постели и некому даже горшок тебе подать… (Быстро наливает себе из бутылки и пьет). И так, главное, они меня этим горшком разжалобили… Прямо в сердце… Не выдержал я и заплакал. Плачу и плачу, и остановиться не могу и хоть бы мне что…

АЛЕКСЕЕВ. Да. Болезненная история.

СТАРИК (дергаясь губами). Не то слово. Короче, написал я завещание.

АЛЕКСЕЕВ. Какое завещание?

СТАРИК. Ну, чтобы, когда умру, квартира моя им досталась бы по закону. А они мне за это бы навещали старика, и до конца жизни помогали материально… Я ведь думал попросту, по-стариковски: они молодые, здоровые, а у меня квартира – три комнаты. Вот каждому после смерти по комнате и достанется.

АЛЕКСЕЕВ (внезапно, с каким-то даже восхищением). Да ты Исав!

СТАРИК (ошарашенно). К-кого?

АЛЕКСЕЕВ. Исав.

СТАРИК. Это что такое?

АЛЕКСЕЕВ. Был такой библейский персонаж.

СТАРИК. Еврей, что ли?

АЛЕКСЕЕВ. Типа того.

СТАРИК. Тогда не я.

АЛЕКСЕЕВ. Этот Исав был первым сыном в семье. Но продал свое первородство за чечевичную похлебку! И ты – то же самое. На денежки позарился. Да ты знаешь, что такое квартира?! Это предел мечтаний.

СТАРИК. Ну да…

АЛЕКСЕЕВ. Что – да? Жилплощадь – это святыня. Да будь у меня трехкомнатная квартира – я бы не знаю, что сделал. Я, может, лекарство бы изобрел от рака. Нобелевскую премию бы заработал. Человечество осчастливил. Я до последнего года мыкался по коммуналкам, да по общежитиям. А ты? Предал всех честных людей, мечтающих о радостях отдельной квартиры. Позарился на деньги, глупый и ленивый старец!

СТАРИК. Позвольте! Я не на деньги… Не в деньгах счастье. А просто – один я. Один на всем белом свете. Мне не деньги дороги – участие человеческое, любовь дорога, внимание. А деньги – нет. Деньги на втором месте. Сначала – человеческое отношение. Я ведь как рассуждаю: хочешь помочь материально – значит хороший человек.

АЛЕКСЕЕВ. А если не хочешь – нехороший?

СТАРИК. Выходит так.

АЛЕКСЕЕВ. Святая простота! Сколько же тебе лет, старый младенец?

СТАРИК (потупясь). Шестьдесят пять мне. И три месяца…

АЛЕКСЕЕВ. Три месяца! Дожил до седых волос, а любовь хочешь квартирой купить?

СТАРИК. Да я ведь думал как – я старый, а они молодые, здоровые, им не трудно будет. А после смерти каждому по комнате достанется. А вышло…

АЛЕКСЕЕВ. Что вышло?

СТАРИК. Написал я завещание. А потом прочитал в газете, как один старичок тоже квартиру свою завещал и вскорости сгинул. И другой тоже. И третий. Раньше я газет не читал – у меня очки треснули. А тут починил – и лучше бы не читал. Заболел от испуга. Лежу как в лихорадке, дрожу и ничего не соображаю. Перед глазами видения. И тут появляется один из этих, садится на кровать и говорит: "Ты, старик, теперь умрешь неизвестным науке способом за свою квартиру, поскольку по завещанию она нам принадлежит, и мы не можем ждать, пока ты помрешь самостоятельно." Сказал – и ушел. Тут у меня от страху вся болезнь отступила, я вылез из кровати – и давай Бог ноги. Страшно умирать-то. Так вот я и оказался в мертвецах. И, главное, лучше все равно не стало. Каждую ночь он мне теперь снится. Вот, кажется, подкрадется – и в горло вцепится.

АЛЕКСЕЕВ. Галлюцинации у тебя, старик.

СТАРИК. Сам ты… галлюцинация! Я как рожу его вспомню, так меня кровавый пот пробивает.

АЛЕКСЕЕВ. Кровавый?

СТАРИК. Кровавый.

АЛЕКСЕЕВ. Лечиться тебе надо. Электричеством.

СТАРИК. Лечились. Водочкой. Не помогает.

АЛЕКСЕЕВ. Тяжелый случай.

СТАРИК. И не говори. Я ведь потом возвращался. Так они уже дверь поменяли. Так что бежал я – от греха подальше.

АЛЕКСЕЕВ. Ну, дверь еще ничего не доказывает. Может, они попугать тебя хотели. А ты уж решил, что убьют.

СТАРИК. А ты бы не решил? Ты бы на их месте не захотел бы убить одинокого, больного старика?

АЛЕКСЕЕВ. Я?! Нет. Я врач, я людей не убиваю.

СТАРИК. Потому что ты дурак! И жизни не знаешь. А они люди опытные. У них голова на плечах есть…

АЛЕКСЕЕВ. Ну, хватит рассуждать. Тоже, Диоген, глас вопиющего в пустыне. Почему ты сразу такой умный не был?

СТАРИК. Опыт приходит с годами.

АЛЕКСЕЕВ. Вот как? А к тебе почему же он не пришел?

СТАРИК. А какие наши годы?

АЛЕКСЕЕВ (поморщившись). Дальше что было?

СТАРИК. Что дальше? А ничего. Ушел я из дому. А все водка проклятая, все она! Брошу я ее, уже и бросил почти. (Вздыхает). Пробовал я бомжем жить и чувствую – не могу. Легко ли милостыню в позе лотоса выпрашивать? Здоровье нужно железное. В молодости надо было привыкать. Теперь-то стар я свой профиль менять. И, главное, кто же знал?! Обещали ведь уход, обеспеченную старость…

АЛЕКСЕЕВ (насмешливо). Ну вот и получил, что хотел. Каждому да воздастся по вере его. На кой черт она тебе нужна, эта обеспеченная старость?

СТАРИК. Ты еще молодой человек, тебе не понять идей старости…

АЛЕКСЕЕВ. А в милицию пробовал?

СТАРИК (усмехнувшись хитро). Милиция для нас дело незнакомое, карательное. Она правых и виноватых не разбирает, мочит всех.

АЛЕКСЕЕВ. Это все хорошо, все замечательно. Жалостная история: злые бандиты, несчастный старик… А в шкафу ты как оказался?

СТАРИК. "Как оказался"? Как в шкафу оказываются?

АЛЕКСЕЕВ. Вот именно – как?

СТАРИК. Ночевал я там.

АЛЕКСЕЕВ. В шкафу?!

СТАРИК. Мы, бомжи, люди простые. Нам некогда о высоких материях думать. Нам выбирать не приходится. Спим где попало – на такси у нас денег нету.

АЛЕКСЕЕВ. Ты мне голову не морочь…

СТАРИК. Нужна мне твоя голова. Тоже – не морочь! Да ты знаешь, кто я теперь? Да я за это время такого натерпелся – другим на всю жизнь хватит. Ты думаешь, приятно это – кошкой прикидываться и по помойкам – мяу-мяу! – лазить. (С внезапным остервенением) Иди, спробуй, сукин сын. Посмотрим, что запоешь!